Я возьму и девять
Однажды Насреддин во сне увидел, как он считывает выдаваемые ему кем-то монеты. Когда в его руке оказалось девять серебряных монет, невидимый жертвователь прекратил выдачу.
– У меня должно быть десять! – закричал во сне Насреддин, да так громко, что проснулся.
Увидев, что деньги исчезли, он снова закрыл глаза и пробормотал:
– Ну, хорошо, хорошо, давай их обратно – я возьму и девять. [68]
Нищий
Нищий постучал в дверь и попросил милостыню.
– Сожалею, но сейчас дома никого нет, – ответил голос из-за двери.
– А мне никого и не надо, – сказал нищий, – я прошу только хлеба.
Куда делся конь
Молодой император купил чистокровного скакуна и, чтобы уберечь его от воров, поместил в конюшне из совершенного кирпича и поставил охранять вооруженного сторожа.
Однако ночью император не мог заснуть и решил прогуляться. Проходя мимо конюшни, он обратил внимание на сторожа, который был чем-то обеспокоен.
– Что с тобой? – спросил его император.
– Меня тревожит один вопрос. Когда вбивается в стену гвоздь, куда девается известка? – ответил сторож.
Когда вы едите бублик, что происходит с дыркой?
– Вопрос интересный, – заметил император. – Хорошо, что ты думаешь об этом.
Он вернулся во дворец, но час спустя, не сумев заснуть, снова отправился на прогулку. Сторож сидел у конюшни, погруженный в раздумье, на этот раз обхватив голову руками.
– А теперь о чем ты так серьезно думаешь? – спросил его император.
– Ну понимаете, это похоже на мой первый вопрос. Когда вы едите бублик, что происходит с дыркой?
– Это сложный вопрос, – задумчиво ответил император. – Любопытно, что ты интересуешься этим.
Страдающий бессонницей, он в третий раз пришел к конюшне и снова застал сторожа в затруднительном положении.
– Еще вопрос? – спросил император.
– Да, и вот о чем. Я говорю самому себе, что конюшня – здесь, стены крепкие, замок на месте. Но конь, куда же делся конь? [32]
Средство от тигров
Насреддин пригоршнями разбрасывал хлеб вокруг своего дома.
– Что ты делаешь? – спросили его.
– Разбрасываю средство, отгоняющее тигров, – ответил Насреддин.
– Но вокруг нет никаких тигров!
– Эффективно, не правда ли?! [72]
История в бане
Насреддин пришел искупаться в турецких банях. Но так как он был одет в лохмотья, банщики дали ему лишь старый таз и огрызок мыла. Однако, уходя, Насреддин вручил банщикам золотую монету, приведя их в изумление.
На следующей неделе Насреддин снова появился в бане, и ему оказали самый лучший прием, но после купания он дал банщикам самую мелкую монету.
Насреддин вручил банщикам золотую монету, приведя их в изумление.
– Как так, – возмутились банщики, – ведь в прошлый раз вы заплатили золотую монету, а сегодня даете мелочь.
– Сегодня я заплатил за прошлый раз, – ответил Насреддин. – А за сегодня я расплатился тогда! [74]
Спор из-за оленя
Чжэнец-дровосек, собирая хворост в отдаленном месте, повстречал испуганного оленя, ударил его и убил. Он спрятал оленя во рву, прикрыл хворостом и продолжил собирать хворост. Но после он забыл, где спрятал добычу, и после долгих поисков вообще решил, что, вероятно, олень ему только приснился.
По дороге домой дровосек пел о том, что с ним случилось. Песню подслушал прохожий и благодаря этому нашел оленя. Придя домой, он сказал своей жене:
– Дровосек пел песню, как он во сне добыл оленя, но не знал, где он находится. Теперь же я его нашел. Дровосек воистину видел вещий сон.
Жена возразила:
– Не приснилось ли тебе, что дровосек добыл оленя? Откуда взялся дровосек? Поистине ты добыл оленя, значит, твой сон и был вещим.
Муж ответил:
– Зачем разбираться, кому приснилось: ему или мне? Я же добыл оленя!
Дровосек вернулся домой, но не мог примириться с потерей оленя. Той же ночью в вещем сне увидел он место, где спрятал добычу, и человека, который нашел ее. На следующее утро дровосек отыскал приснившегося ему человека, а затем пошел в суд спорить из-за оленя. Его послали к Наставнику мужей.
Наставник мужей сказал:
– Если ты сначала действительно добыл оленя, то напрасно называешь это сном. Если же на самом деле ты добыл оленя во сне, то напрасно называешь это действительным. Если прохожий действительно взял твоего оленя, то ты можешь спорить с ним из-за оленя. Если же его жена правильно говорит, что он узнал о чужом олене во сне, тогда никто не добыл оленя. Однако вот доказательство – олень. Прошу разделить его на две части, и пусть услышит об этом царь Чжэн.
Царь Чжэн сказал:
– Увы! Не видел ли и сам судья во сне, что разделил чужого оленя?
Царь спросил совета у помощника. Помощник же сказал:
– Ваш слуга не может разобраться, сон это был или не сон. Отличить сон от яви могли лишь Желтый Предок и Конфуций. Кто же их различит, если ныне нет ни Желтого Предка, ни Конфуция. Значит, можно довериться решению Наставника мужей.
Смысл головоломок
Один человек, проведший много лет в попытках разгадывать смысл различных символов, головоломок и кроссвордов, пришел повидать суфия и рассказал ему о своих поисках. Суфий сказал:
– Идите и размышляйте вот над чем – ИХМН.
Человек ушел. Когда он вернулся назад, суфий был уже мертв.
– Ну вот, теперь я уж никогда не узнаю истины! – простонал любитель головоломок.
В этот момент появился старший ученик суфия. Он сказал:
– Если вас мучает вопрос о тайном смысле слова «ИХМН», то я раскрою его вам. Это первые буквы персидской фразы «Ин хуруф маани надаранд». (Что переводится как: «Эти буквы ничего не означают».)
– Но почему же мне дали такое задание?! – вскричал озадаченный человек.
– Но почему же мне дали такое задание?! – вскричал озадаченный человек.
– Потому что, когда к вам приходит осел, вы даете ему капусту. Это его питание вне зависимости от того, как он ее называет. Ослы, вероятно, тоже считают, что делают нечто намного более значительное, чем просто поедают капусту.
Звание философа
Однажды старый монах сделал вызов человеку, похвалявшемуся званием философа, сказав, что признают его таковым, если тот сможет спокойно и терпеливо перенести наносимые ему оскорбления.
«Философ» выслушал брань и, наконец, с насмешкой спросил:
– Теперь-то вы верите, что я действительно философ?
– Я бы поверил, если бы ты промолчал, – ответил монах.
Кому горе
Однажды Сократ вместе с одним богачом находился в пути. И до них дошли слухи, что в этой местности орудует шайка разбойников.
– О горе мне, если они меня узнают! – воскликнул богач.
– О горе им, если они меня не узнают, – сказал Сократ.
Бык и корова
К Насреддину пришел деревенский мужик и сказал:
– Твой бык забодал мою корову, причитается ли мне что-нибудь за это?
– Нет, – сразу же сказал Насреддин, – потому что бык не может отвечать за свои действия.
– Извини, – сказал хитрый мужик, – я все перепутал. Я хотел сказать, что это мой бык забодал твою корову, но в сущности-то ведь это то же самое.
– Нет, – сказал Насреддин, – я думаю, что лучше будет еще раз просмотреть свод законов, может быть, я встречу что-нибудь подходящее. [68]
Учение молчать
Четверо учеников школы Тэндай, которые были очень близкими друзьями, учились медитации. Чтобы ничто не отвлекало их от этого священного действия, они пообещали друг другу хранить обет молчания на протяжении суток.
Их медитация началась благоприятно, и они промолчали весь день. Когда пришла ночь, они зажгли керосиновую лампу, но через некоторое время лампа стала все больше и больше тускнеть. Вскоре один из учеников не выдержал и крикнул слуге: «Поправь эту лампу!»
– Один я молчу! – заключил четвертый.
Второй ученик удивился, услышав, что первый заговорил.
– Мы договорились не говорить ни слова, – заметил он.
– Вы, болваны, чего вы разговариваете? – спросил третий.
– Один я молчу! – заключил четвертый. [55]
Не хватило времени
Мулла купил осла. Кто-то сказал ему, что ослу нужно давать определенное количество корма каждый день. Он подсчитал, что такое количество слишком велико.
Нужно провести эксперимент, решил Насреддин, и приучить осла к меньшему количеству пищи.
Каждый день он уменьшал рацион осла. В конце концов, когда рацион был снижен до почти полного отсутствия пищи, осел свалился и подох.
– Жалко, – сказал мулла. – Если бы у меня было еще немного времени до того, как он умер, я смог бы приучить его жить, не питаясь вообще ничем. [71]
Мухи-женщины
Однажды мулла Насреддин бил мух и сказал жене: – Я убил двух мух-женщин, а двух – мужчин.
– Как ты узнал, какие из них женщины, а какие мужчины? – спросила удивленная жена.
– Две из них сидели на зеркале, – ответил Насреддин. [31]
Утки
Один путешественник подошел к Насреддину, сидевшему на берегу речки, и спросил, можно ли перейти ее вброд. Тот заверил его, что можно. Однако, не дойдя и до середины, путешественник понял, что его голова вот-вот окажется под водой, и ему пришлось выбираться обратно на берег.
– Ты же сказал, что здесь достаточно мелко, дурень! – закричал он.
– Знаешь, сам разобрать не могу, – ответил Насреддин, – уткам-то вода даже до половины не доходит.
Виновный точно будет наказан
Будучи судьей, мулла Насреддин никак не мог установить, кто виноват: ответчик или истец. После долгих размышлений он вынес вердикт – наказать обоих палочными ударами.
– Почему вы так поступили? – спросили его.
– Теперь моя совесть чиста, ибо виновный точно будет наказан, – с облегчением ответил Насреддин.
Лучше погибнуть невиновным
Некая женщина увидела Сократа, когда его тащили к месту казни. Заплакав, она воскликнула:
– О горе мне! Они собираются убить тебя, хотя ты не совершил никакого преступления!
Сократ ей ответил:
– О глупая! Неужели ты хотела бы, чтобы я совершил преступление, заслужил казнь и умер преступником?
Цена быстрой лошади
Мулла прогуливался по рынку и обратился к торговцу лошадьми:
– Почему у тебя одна лошадь стоит в десять раз дороже другой? – спросил мулла.
– Потому что она скачет в десять раз быстрее! – ответил торговец.
– Но ведь если она поскачет в неверном направлении, то будет в десять раз быстрее удаляться от нужной цели…
Торговец задумался – и сбавил цену. [73]
Ответ по существу
Как-то мулла работал в саду. К нему подошел юноша и спросил:
– Скажите, где дом муллы Насреддина?
– Вон тот, слева, – сказал мулла.
– Так ведь ты искал мой дом, а не меня, – ответил Насреддин.
Вскоре юноша вернулся и сказал:
– Оказывается, вы и есть мулла Насреддин!..
– Да, это так.
– Но почему же вы мне не сказали об этом, когда я вас спрашивал?
– Так ведь ты искал мой дом, а не меня, – ответил Насреддин. [31]
Плохая погода
Незнакомец вошел в магазин муллы Насреддина и увидел на стене надпись: «Этот магазин будет закрыт двадцать восьмого августа по причине плохой погоды». Поскольку до двадцать восьмого было еще почти месяц, то человек удивился, откуда мулла может знать, какая будет погода за столько дней.
– Очень просто, – сказал Насреддин, – если будет солнечная погода, то я пойду на рыбалку, а если будет дождь – займусь ремонтом. В любом случае в этот день я не намерен работать из-за погоды! [57]
Ты не заметил, что ручей стал шире
Однажды весной Насреддин пришел в монастырь мокрым и грязным.
– Это все из-за ручья в километре отсюда, да и я, наверное, уже старею, – сказал он. – Раньше я легко перепрыгивал этот ручей, а сейчас постоянно приземляюсь где-то посредине.
– Ты просто не заметил, что ручей стал шире, – ответил пастырь.
Чтение мыслей
Мулла Насреддин начал обманывать всех, уверяя, что умеет угадывать чужие мысли. Его схватили и привели к судье.
– Рассказывают, будто ты можешь угадывать мысли, а ну-ка скажи, о чем я сейчас думаю?
– Ты думаешь, – ответил мулла, – что перед тобой лжец.
Скряга и муха
Скряга сидел за столом и ел суп. В это время к нему зашел приятель.
Обращаясь к мухе, которая села на край стола, хозяин сказал:
– Пошла прочь, не в моей привычке сажать кого-либо за стол…
Отец ишака
В небольшом городке произошла автомобильная авария. Жертву окружила плотная толпа зевак, и одному любопытному репортеру никак не удавалось через нее протиснуться.
Вдруг его осенила идея:
– Пропустите, я отец пострадавшего! – завопил он. – Пустите меня к нему немедленно!
Толпа покорно расступилась, и «отец» приблизился к месту происшествия. К своему стыду, он обнаружил, что жертвой был ишак. [14]
Подкова
Идя по дороге, мулла нашел ослиную подкову. Обрадовался ей и сказал: «Теперь найти бы еще три подковы и одного осла – и я не буду больше ходить пешком».
Упрямый осел
– Почему ты так упрям? – спросили осла.
– Это я-то упрям? – удивился осел.
– Это я-то упрям? – удивился осел. – Это человек упрям. Сколько я упираюсь, столько он меня и бьет. На его месте я давно бы отстал.
Виноград
Однажды мулле сказали:
– Никогда не ешьте пищи, посланной вам в дар, если не знаете пославшего.
– Ну в таком случае она пропадет, – возразил мулла.
– Тогда, прежде чем есть, надо проверить пищу, например дайте ее попробовать коту. Если кот сдохнет или откажется есть, знайте, что еда отравлена.
Такая логика и практичность нового знания произвели на муллу большое впечатление.
Как-то раз он обнаружил корзину с виноградом, оставленную кем-то у его двери. Он позвал своего друга Вали понаблюдать за экспериментом.
Кот обнюхал виноград и пошел прочь.
Какой же кот станет есть виноград?!
– Есть можно, – сказал мулла.
– Так ведь кот не стал его есть, – возразил Вали.
– Ну и что, какой же кот станет есть виноград?!
Рост и вес
Однажды Насреддин прогуливался по рынку и, откликнувшись на призывы человека узнать свой вес, встал на весы. Эти весы показывали не только вес, но и «нормальный», т. е. соответствующий для этого веса рост.
– О! – воскликнул Насреддин. – Если верить этой измерительной таблице, то в этой жизни я должен быть на десять сантиметров выше!
Падение вовремя
Мулла ехал на осле, и внезапно осел пустился вскачь. Мулла, естественно, упал. Вся окружающая его ребятня засмеялась и закричала: «Мулла упал с осла! Мулла упал с осла!»
Мулла в обиде побежал за ними. Но дети через некоторое время свернули с дороги и побежали через огороды.
– Да, осел бы здесь не прошел, – подумал мулла, резво перескакивая через ограды. – Поэтому если бы я не упал, то мне все равно пришлось бы с него слезть, чтобы их догнать.
Встретимся на кладбище
Когда мулла шел по улице, какой-то человек сорвал с него шапку и убежал. Мулла побежал за ним, но в какой-то момент понял, что вора ему не догнать. Недолго думая, он побежал на кладбище, присел на камень и стал ждать.
– Мулла, тот, кто схватил у тебя шапку, побежал в сторону базара, зачем же ты пришел сюда? – спросил его один из очевидцев.
– Не беспокойся, – ответил мулла. – Куда бы он ни пошел сейчас, в конце концов он окажется здесь.
Дрессировка осла
Жил однажды человек, у которого был замечательный осел. Хозяин очень любил своего осла и пытался его воспитывать, но тот совершенно не слушался. Человек пробовал использовать в качестве поощрения все виды овса, но все безрезультатно. Тогда он пришел к знаменитому дрессировщику и спросил, можно ли сделать его скотину послушнее.
– Иногда просто нет другого способа привлечь их внимание, – со знанием дела ответил дрессировщик.
– Конечно, – ответил дрессировщик, – оставьте его на несколько дней у меня, а когда вернетесь, то просто не узнаете своего осла.
Хозяин привел непокорное животное, а уходя обернулся, чтобы попрощаться с дрессировщиком. К своему удивлению, он увидел, как тот несильно бьет животное по голове.
– Эй! Я же просил тебя обучить осла, а не убить! – сердито сказал хозяин.
– Иногда просто нет другого способа привлечь их внимание, – со знанием дела ответил дрессировщик.
Ускорение осла
Однажды Насреддин попал на верфь. Работа кипела, строились корабли. И все же мулла заметил там нечто, по его понятиям, не сочетающееся со стихией воды, а именно – горящий огонь и кипящую смолу.
– Мы смолим днища кораблей для предохранения их от течи и гниения, – ответил на его вопрос корабел. – К тому же с таким днищем корабль идет быстрее.
Вернувшись домой, мулла решил проверить, так ли это на самом деле. Он зашел в хлев и вывел во двор своего осла. Затем развел огонь под котелком со смолой. После взял кисть и мазнул расплавленной смолой по животу осла.
Осел дико взревел и молнией вылетел со двора Насреддина.
– Здорово работает! – в восторге подумал мулла. [20]
Последняя надежда
Как-то мулла Насреддин ехал в автобусе, и вдруг появился контролер. Мулла стал искать свой билет. Он открыл чемодан, затем сумку, стал с усердием проверять все свои карманы – в брюках, в рубашке, в пиджаке.
– Не волнуйтесь, вы известный человек, – глядя на него, сказал контролер. – Не может быть, чтобы вы ехали без билета. У вас столько багажа. Должно быть, он где-то у вас лежит. Я дойду до конца автобуса и вернусь обратно. К тому времени вы наверняка найдете его.
Контролер ушел, а мулла все потел в поисках своего билета.
Рядом стоящий пассажир заметил, что мулла обшарил все карманы за исключением одного – нагрудного в пиджаке.
– Мулла, я вижу: ты ищешь повсюду, но не заглядываешь только в один карман, – сказал он в попытке помочь Насреддину.
– Даже не поднимай этот вопрос, ведь я и так уже в такой беде, – ответил Насреддин.
– А какое отношение к беде имеет этот карман? – с удивлением спросил человек.
– Он имеет к ней самое прямое отношение, – ответил Насреддин. – Это единственное место, в котором, как я надеюсь, может быть мой билет. И я не хочу потерять эту надежду. Я совершенно сознательно пропускаю именно этот карман, потому что если там билета нет, то его нет нигде!
И так каждый раз
Деревенский почтальон пересекал луг на велосипеде. На полпути его заметил бык и погнался за ним. Бедняга еле успел добраться до забора и скрылся за калиткой.
– Еще немного, и он догнал бы тебя, – сказал старый монах, наблюдавший за сценой.
– Да, – запыхавшись, ответил почтальон, – и так каждый раз! [15]
Молитва и туфли
Набожный человек стоял на коленях в мечети, поглощенный молитвой. А другому верующему бросились в глаза его великолепные, искусно сотканные туфли с загнутыми носами. Он уже представил себе, как было бы прекрасно, если бы у него тоже были такие туфли. Он подошел сзади к молящемуся и прошептал ему на ухо:
– Ты же знаешь, что молитва не достигает слуха Господа, если ты молишься в туфлях.
Верующий прервал свою молитву и так же тихо прошептал в ответ:
– Если моя молитва и не будет услышана, то мне, по крайней мере, останутся мои туфли!
В чью пользу каркает ворона
Три путника шли по дороге мимо кладбища. И в это время над их головами каркнула ворона. Первый путник воскликнул:
– Ворона каркнула в мою пользу!
– Нет! В мою! – выкрикнул второй.
– А я думаю, что в мою пользу! – возразил третий.
Чтобы окончательно не поссориться, они решили пойти к деревенскому судье. Тот выслушал их и говорит:
– Приходите через неделю. Я посмотрю старинные книги и решу, в чью пользу каркнула ворона.
Спорщики разошлись, но каждый из них решил подкупить судью. Первый путник поджарил дома двух гусей и отнес их судье. Второй путник отнес судье двух жареных уток. А третий путник стоял около своего дома недалеко от конторы судьи и все видел.
– А я уже знаю, в чью пользу каркала ворона! – отвечает он.
Вечером, когда судья шел домой с гусями и утками в руках, он увидел третьего спорщика и спросил его:
– А ты почему не зайдешь ко мне?
– А я уже знаю, в чью пользу каркала ворона! – отвечает он.
– Да? И в чью же? – с любопытством спросил судья.
– В вашу, господин судья! [15]
Греться или мерзнуть
Однажды в очень холодный день раввин и его ученики грелись у костра.
Один из учеников, повторяя учение своего Мастера, воскликнул:
– Я точно знаю, что нужно делать в такой холодный день!
– Что? – спросили остальные.
– Греться! Но я также знаю, что нужно делать, если это невозможно.
– Что?
– Мерзнуть.
Кому ты веришь?
К Насреддину пришел сосед и попросил одолжить ему осла.
– Я уже одолжил его другому, – сказал мулла.
В это время из стойла послышался ослиный рев.
– Но я же слышу, как он ревет там, – сказал сосед.
– Кому ты веришь больше, мне, прожившему столько лет, или ослу? – спросил Насреддин. [20]
Тухлая рыба, или Польза последовательности
Хозяин послал Насреддина на базар купить рыбу. Купленная рыба оказалась тухлой. За это хозяин предложил Насреддину одно из трех наказаний: либо съесть рыбу, либо получить сто ударов, либо заплатить сто монет.
– Съем рыбу, – выбрал Насреддин.
Принялся есть, но не успел окончить, как ему сделалось дурно.
– Нет, – заявил он, – лучше я получу сто ударов. На шестидесятом ударе он почувствовал, что больше ему не выдержать.
– Остановитесь! – закричал он. – Я плачу сто монет!
Камень и цветок
Ранней весной выглянул из черной земли цветок.
– Как тут хорошо! – сказал цветок. – Какой сладкий воздух!
– Одно и то же миллионы лет, – тяжело вздохнул камень. – Треснуть можно со скуки. [57]
Слепое стремление
– Ради истины я готов отправиться в любой путь, – пылко сказал ученик.
Учитель был приятно удивлен.
– Когда выступаешь? – спросил он.
– Как только ты скажешь мне, куда идти.
– Думаю, тебе нужно идти туда, куда указывает твой нос.
– Хм. А где остановиться?
– Где хочешь.
– И что, я найду там истину?!
– Ну да. Она будет стоять прямо перед твоим носом и заглядывать в твои невидящие глаза. [15]
Помни, где ты находишься
Когда Насреддину уже было далеко за восемьдесят, он был настолько популярен, что, несмотря на возраст, он охотно принимал приглашения на десятки вечеринок. Как-то на очередном приеме его спросили, сколько еще встреч он запланировал на этот вечер.
– Шесть, – ответил Насреддин, не отрывая глаз от маленькой записной книжки.
– Что вы там ищете? – спросили у него. – Хотите знать, куда направиться дальше?
– Нет, – ответил неутомимый старик. – Хочу вспомнить, где я сейчас.
Больше старания
Некий ученик несколько лет посещал лекции одного учителя, не предпринимая при этом никаких попыток учиться. Наконец учитель пригласил его на личную беседу.
– На протяжении многих лет я давал вам упражнения и наставления, но не вижу, чтобы вы сколько-нибудь изменились, и это начинает меня беспокоить.
– Рад, что вы наконец это заметили, – сказал ученик, – потому что и сам я вот уже несколько месяцев чувствую, что вы плохо стараетесь! [20]
Знание из любого источника
– Как ты опустился! Ты готов учиться у первого встречного! – упрекали одного философа.
– Знание – столь драгоценная вещь, что его не зазорно добывать из любого источника, – ответил философ.
– Знание – столь драгоценная вещь, что его не зазорно добывать из любого источника.
Первая стрела
Мастер дзен обучал ученика стрельбе из лука. Ученик взял лук, две стрелы и приготовился к выполнению упражнения. Однако Мастер подошел, забрал у него одну из стрел и бросил ее в сторону.
– Почему ты отобрал у меня вторую стрелу? – спросил ученик.
– Я отобрал у тебя не вторую стрелу, а первую, так как она все равно пошла бы мимо цели.
– Но почему? – удивленно спросил ученик.
– Потому что, стреляя, ты бы знал, что у тебя в запасе есть еще одна попытка, – ответил Мастер.
Тройной фильтр
Однажды к Сократу пришел человек и сказал:
– Я могу рассказать тебе что-то, что я услышал об одном из твоих друзей.
– Подожди минутку, – ответил Сократ. – Прежде чем говорить мне о моем друге, сначала ты должен профильтровать эту информацию. Для этого существует три важных фильтра. Первый фильтр – правда. Скажи, ты абсолютно уверен в том, что это правда?
– Нет, не уверен, – ответил человек, – я сам услышал об этом от других.
– Значит, ты не уверен, что это правда. Теперь второй фильтр – добро. Новость, которую ты собираешься рассказать о моем друге, добрая или злая?
– Скорее это что-то очень плохое, – ответил человек.
– Итак, ты хочешь сказать мне нечто, что может оказаться неправдой, да еще и что-то плохое. Третий же фильтр – полезность. Смогу ли я лично извлечь какую-либо пользу из сказанного тобой?
– В общем-то, нет, – ответил человек.
– Что ж, если информация, которую ты хочешь мне рассказать, не является ни правдивой, ни хорошей, ни полезной, тогда мне незачем это знать.
Скрытая мудрость
Однажды у Учителя спросили:
– В чем польза скрытой мудрости?
– Скрытая мудрость поддерживает человека, в то время как внешнее проявление мудрости само нуждается в поддержке, – ответил Учитель.
Небольшая разница
Один восточный властелин увидел страшный сон, будто у него выпали один за другим все зубы. В сильном волнении он позвал к себе мудреца – толкователя снов. Тот выслушал его озабоченно и сказал:
– Повелитель, я должен сообщить тебе печальную весть. Ты потеряешь одного за другим всех своих близких.
Эти слова вызвали гнев властелина. Он велел бросить в тюрьму несчастного и позвать другого толкователя, который, выслушав сон, сказал:
– Я рад сообщить тебе радостную весть – ты переживешь всех своих родных.
Все зависит не только от того, что сказать, но в неменьшей степени и от того, как сказать.
Властелин был обрадован и наградил его за это предсказание. Придворные очень удивились.
– Ведь ты сказал ему то же самое, что и твой бедный предшественник, так почему же он был наказан, а ты вознагражден? – спрашивали они.
– Мы оба одинаково истолковали сон, – ответил мудрец, – но все зависит не только от того, что сказать, но в неменьшей степени и от того, как сказать.
Помни дорогу обратно
У одного крестьянина пропал баран. Чтобы его найти, крестьянин поднял на ноги всю общину и попросил у Учителя – наставника местного монастыря – дать в помощь всех учеников.
– Зачем так много людей для поисков одного барана? – спросил Учитель.
– На дороге много развилок, – ответил сосед.
– Вот уж действительно, – сказал учитель, – если баран пропал оттого, что на дороге много развилок, то как много людей теряют в жизни себя оттого, что жизнь многогранна.
Когда ученики вернулись, учитель спросил у них:
– Ну как, отыскали барана?
– Нет, он пропал!
– Почему же пропал?
– После каждой развилки на дорогах еще развилки. Мы не знаем, по которой баран ушел, поэтому и вернулись.
– Вот уж действительно, – сказал Учитель, – если баран пропал оттого, что на дороге много развилок, то как много людей теряют в жизни себя оттого, что жизнь многогранна.
Четыре слуги
Ученик спросил у Учителя:
– Что за человек Йен-ю?
– По доброте своей он лучше меня, – ответил Учитель.
– А Цзы-кун?
– По красноречию он лучше меня.
– А Цзы-лу?
– По смелости он лучше меня.
– А Цзы-чан?
– По достоинству он лучше меня.
– Тогда почему эти четверо служат вам? – спросил ученик, поднявшись со своего коврика.
– Садись, и я скажу тебе, – сказал Учитель. – Йен-ю добр, но он не может сдерживать побуждение, когда оно ведет не к добру. Цзы-кун красноречив, но не может удержать свой язык. Цзы-лу храбр, но не может быть осторожным. Цзы-чан держит себя с достоинством, но не может отбросить чопорность в компании. Поэтому я бы не хотел поменять достоинства этих четырех людей в отдельности на свои собственные. Вот почему они и служат мне с чистым сердцем.
Мудрость Обезьяньего царя
В царстве Сун жил Обезьяний царь. Его так звали потому, что он любил обезьян, кормил их ежедневно и настолько понимал желания обезьян, что мог ими повелевать. Но однажды случился неурожайный год и возникла необходимость уменьшить количество корма обезьянам. Зная, что они будут недовольны, а недовольная стая может выйти из повиновения, царь пришел к обезьянам утром и сказал следующее:
– А что, если стану давать вам утром по три банана, а вечером по четыре?
Все обезьяны поднялись в гневе.
– А что, если я стану давать вам утром по четыре банана, а вечером по три? – сразу же переспросил он. Все обезьяны миролюбиво легли на землю. [52]
Пусть теперь волнуется Абдулла
Однажды Насреддин никак не мог уснуть и ворочался в кровати.
– В чем дело? – спросила его жена.
– У меня нет десяти серебряных монет, чтобы вернуть долг соседу Абдулле, – признался мулла. – А долг нужно вернуть уже утром.
Жена встала с постели, обвернула плечи шалью, перешла на другую сторону улицы к дому Абдуллы и стала кричать: «Абдулла! Абдулла!»
Платить нужно. Но стоит ли беспокоиться?!
– Ну чего тебе? Что случилось? – спросил Абдулла, подойдя к окну и протирая заспанные глаза.
– Слушай, Абдулла, никаких денег ты завтра не получишь, потому что у моего мужа сегодня их просто нет.
Она вернулась домой и сказала:
– Спи, Насреддин. Пусть теперь волнуется Абдулла. [15]
Платить нужно. Но стоит ли беспокоиться?!
Крайности
Старец упрекал молодого монаха:
– В твоем возрасте я работал по десять часов в день, а еще десять проводил в молитве.
Молодой монах отвечал:
– Я восхищаюсь твоим юношеским рвением, отче, но еще больше меня восхищает твоя зрелость, благодаря которой ты оставил эти крайности.
Судьба
Кто-то спросил Учителя, что такое судьба.
То, что случается в действительности, это и называется «судьбой».
Учитель ответил: «То, что ты часто называешь «судьбой», в действительности является предположением. Ты просто предполагаешь, что должно произойти что-то плохое или хорошее. А вот то, что случается в действительности, это и называется «судьбой».
Прямая линия
Однажды царь Акбар начертил прямую линию и спросил своих министров: «Как сделать эту линию короче, не прикасаясь к ней?»
Бирбал, считавшийся самым мудрым человеком в государстве, подошел и начертил рядом с ней другую линию, но более длинную, тем самым умалив достоинство первой.
Не зря говорят, лучшее – враг хорошего. Человек, всегда стремящийся к результату все лучше и лучше, каждый раз принижает уже имеющиеся собственные достижения.
Совет мудреца
К одному Учителю приходило много людей с книгами, которые они прочли и желали получить комментарий относительно них, или с книгами, которые они написали и хотели бы услышать мнение о них, или с книгами, принесенными еще по какому-либо поводу. В конце концов его остроумие иссякло.
«Время, которое вы тратите, читая это предложение, могло бы быть употреблено с большей пользой почти любым другим способом».
Тогда он пошел к мудрецу и попросил: «Дай мне какой-нибудь совет, помогающий при этом затруднении».
Мудрец дал учителю еще одну книгу с советом показывать ее всем обращающимся к нему читателям книг. Внутри книги была только одна фраза: «Время, которое вы тратите, читая это предложение, могло бы быть употреблено с большей пользой почти любым другим способом».
Поиск иголки
Однажды вечером старая женщина что-то искала на улице напротив своего дома. Вокруг нее собрались люди и спросили, что она ищет.
– Я потеряла иголку, – ответила женщина.
Все начали ей помогать искать иголку.
– Улица такая большая, а иголка такая маленькая, да и ночь надвигается, скоро будет совсем темно. Не можешь ли точно вспомнить, в каком месте она упала? – спросили помощники после долгих поисков.
– Иголка упала в доме, – ответила женщина.
– Так почему же ты ее ищешь на улице? – спросили изумленные помощники.
– Потому что здесь светлее, – ответила женщина. [39]
Ищите там, где есть, а не там, где удобнее.
Не в деньгах счастье
Ученик спросил Мастера: «Насколько верны слова, что не в деньгах счастье?»
– Они полностью верны, – ответил он. – И доказать это просто. Ибо за деньги можно купить постель, но не сон; еду, но не аппетит; лекарства, но не здоровье; слуг, но не друзей; женщин, но не любовь; жилище, но не домашний очаг; развлечения, но не радость жизни; учителей, но не ум. И то, что названо, не исчерпывает списка.
Пчелы и мухи
Однажды у мудрого старца спросили:
– Почему одни люди добрые и благочестивые, а другие злые и аморальные?
Мудрец ответил:
– Я познал из опыта, что в этой жизни существуют две крайние категории людей.
Одна категория подобна мухе. Муха имеет обыкновение искать в жизни нечистоты. Если даже в саду много благоухающих цветов, но в углу сада животное сделало нечистоту, муха обязательно спустится и сядет именно на нее. И если вы спросите у мухи, где растут розы, она не сможет вам ответить, потому что не знает, что это такое. Но она сможет рассказать, где есть помойки, туалеты и навозные кучи.
Так и некоторые люди похожи на мух. Они в этой жизни научились искать и замечать только грязное и злое и во всем могут подобное обнаружить.
И если бы вы могли спросить пчелу, где есть навозные кучи и помойки, то она не сможет вам ответить, потому что они ее не интересуют.
Другая категория людей похожа на пчел. Особенность пчелы – находить красивое и сладкое. И даже если в полном нечистот помещении поставить лишь один цветок, то залетевшая в него пчела будет летать и нигде не сядет до тех пор, пока не найдет этот цветок, и только там остановится. И если бы вы могли спросить пчелу, где есть навозные кучи и помойки, то она не сможет вам ответить, потому что они ее не интересуют. Но зато она сможет рассказать, где есть розы, а где фиалки; где мед, а где сахар.
Люди с добрыми помыслами думают о хорошем и видят хорошее.
Люди грязные внутри замечают только грязь и всегда ее находят.
Вам выбирать, к какому типу относиться.
Секрет успеха
Один торговец отправил своего сына узнать секрет успеха у самого мудрого из всех людей, жившего в замке на вершине горы. Юноша сорок дней шел через пустыню и горы и наконец подошел к прекрасному замку. Войдя в замок, он попал в залу, где все бурлило: торговцы входили и выходили, в углу разговаривали люди, небольшой оркестр играл сладкие мелодии, и стоял стол, уставленный самыми изысканными кушаньями этой местности. Мудрец беседовал с разными людьми, и юноше пришлось около двух часов дожидаться своей очереди.
Мудрец внимательно выслушал объяснения юноши о цели его визита, но сказал в ответ, что у него нет времени, чтобы раскрыть ему секрет успеха. И предложил ему прогуляться по дворцу и прийти снова через два часа.
– Однако я хочу попросить об одном одолжении, – добавил мудрец, протягивая юноше маленькую ложечку, в которую он капнул две капли масла. – Сохрани, пожалуйста, это масло для меня, держи ложечку во время прогулки в руке так, чтобы масло не вылилось.
Юноша начал подниматься и спускаться по дворцовым лестницам, не спуская глаз с ложечки. Через два часа он вернулся к мудрецу.
– Ну как, – спросил тот, – ты видел персидские ковры, которые находятся в моей столовой? Ты видел парк, который главный садовник создавал в течение десяти лет? Ты заметил прекрасные пергаменты в моей библиотеке?
Юноша в смущении сознался, что он ничего не заметил, так как его единственной заботой было не пролить капли масла, которые доверил ему мудрец.
– И все же это важно, – сказал ему мудрец. – Тебе нужно попробовать еще раз. Возвращайся и ознакомься с чудесами моей вселенной. Нельзя доверять человеку, если ты не знаком с домом, в котором он живет.
Нужно уметь замечать все чудеса света, но при этом не забывать и про капельки масла в своей ложечке.
Успокоенный, юноша взял ложечку и снова пошел на прогулку по дворцу, на этот раз обращая внимание на все произведения искусства, развешанные на стенах и потолках дворца. Он увидел сады, окруженные горами, нежнейшие цветы, утонченность, с которой каждое из произведений искусства было помещено именно там, где нужно.
Вернувшись к мудрецу, он подробно описал все, что видел.
– А где те две капли масла, которые я тебе доверил? – спросил мудрец.
И юноша, взглянув на ложечку, обнаружил, что все масло вылилось.
– В этом и заключается секрет успеха в жизни, – сказал мудрец. – Нужно уметь замечать все чудеса света, но при этом не забывать и про капельки масла в своей ложечке. [25]
Не сообщай секрет двоим
Аристотель наказал Александру Македонскому:
– Свои секреты никогда не сообщай двоим. Ибо, если тайна будет разглашена, ты не сможешь потом установить, по чьей вине это произошло. Если ты накажешь обоих, то нанесешь обиду тому, кто умеет хранить секрет. Если же простишь обоих – снова оскорбишь невиновного, ибо он не нуждается в твоем прощении.
Обучаться или постигать
Однажды новый ученик спросил учителя:
– Учитель, я у тебя только неделю, но был удивлен, узнав, что многие учатся в школе уже более десятка лет. Скажи, неужели для того, чтобы чему-то обучиться, действительно необходимо столько времени?
– Они не просто обучаются, – улыбнувшись, ответил учитель. – Они постигают путь обучения.
– А разве это не одно и то же?
– Ты ведь уже научился включать свет в комнате? – спросил учитель.
– Да! – ответил ученик.
– И выключать тоже умеешь?
– Да, но при чем здесь это? – удивленно спросил ученик.
– И именно от тебя зависит, светло в комнате или темно?
– Конечно, – согласился ученик.
Тогда учитель подошел к окну и раздвинул шторы. Была середина дня, и яркий свет солнца осветил комнату.
– Пощелкай выключателем, попробуй выключить… – с улыбкой предложил он ученику.
Три способа оскорбления
На Востоке жил мудрец, который так учил своих учеников:
– Люди оскорбляют тремя способами. Они могут сказать, что ты глуп, могут назвать тебя рабом, могут назвать тебя бездарным. Если такое случилось с вами, вспомните простую истину: только дурак назовет дураком другого, потому что он знает, что значит быть дураком.
Никогда ни на кого не обижайтесь и не оскорбляйте сами, чтобы не прослыть глупыми бездарными рабами.
Только раб ищет раба в другом. Это ему нужно для того, чтобы его жизнь в рабстве была не такой несчастной.
Только бездарь чужим безумием оправдывает то, что он не понимает сам. Поэтому никогда ни на кого не обижайтесь и не оскорбляйте сами, чтобы не прослыть глупыми бездарными рабами.
Спор трех мудрецов
Три мудреца спорили о том, что важнее для человека – прошлое, настоящее или будущее.
– Мое прошлое делает меня тем, кто я есть. Я умею лишь то, чему я научился в прошлом. Мне нравятся люди, с которыми мне прежде было хорошо, или похожие на них, – сказал один из них.
– С этим невозможно согласиться, – сказал другой, – человека делает его будущее. Не важно, что я знаю и что умею сейчас, я буду учиться тому, что потребуется мне в будущем. Мои действия сейчас зависят от того, к чему я стремлюсь и каким я собираюсь стать. Мне интересны люди, которые могут быть полезны в будущем.
– Вы совсем упустили из виду, – вмешался третий, – что прошлое и будущее существуют только в наших мыслях. Прошлого уже нет. А будущего еще нет. И независимо от того, вспоминаете вы о прошлом или мечтаете о будущем, действуете вы только в настоящем.
Долго еще спорили мудрецы, наслаждаясь неспешной беседой.
Кривое зеркало
Однажды одна женщина сказала Сократу:
– О, как уродливо лицо твое, Сократ!
– Твои слова огорчили бы меня, если бы ты отражала все предметы, как чистое зеркало. Но кривое зеркало все искажает, – ответил ей Сократ.
Искусство не спорить
В одном горном селении жил человек, известный тем, что он никогда и ни с кем не спорил. Однажды к нему приехал корреспондент, чтобы взять у него интервью и написать статью в газету. Между ними состоялся такой разговор:
– Скажите, а это правда, что вы за всю свою жизнь ни разу ни с кем не спорили?
– Да, это правда.
– Ну что, вообще ни с кем, ни с кем?
– Вообще ни с кем, ни с кем!
– И что, даже с собственной женой?
– Даже с женой.
– Даже со своими детьми?
– Даже с детьми.
– И что, за 90 лет ни единого разочка?
– Ни разу.
– Никогда-никогда ни с кем, ни с кем? – уже накаляясь, продолжал корреспондент.
– Ну да, – спокойно отвечал старик.
Корреспондент (краснея и раздражаясь):
– Да не может этого быть, чтобы вы за всю жизнь ни разу ни с кем не спорили!
– Спорил, спорил, спорил… – примирительно ответил старик.
Будь по-вашему
– Не могли бы вы сказать, который час?
– Сейчас три часа.
– Но сейчас не может быть больше половины третьего!
– Ну что ж, будь по-вашему!
Разница в пользе курицы и свиньи
Старый монах собирал благотворительность для бедных. Он пришел к одному богачу, но тот захотел отделаться лишь маленьким пожертвованием.
– Другие, которые гораздо беднее вас, дали значительно больше, – намекнул монах.
– Может быть, это и верно, но я завещал большую сумму бедным, – ответил богач.
На это монах сказал:
– Крестьяне выращивают кур и свиней. При этом курица несет по маленькому яйцу в день, а свинья дает много сала и мяса. Несмотря на это, все любят кур, даже разрешают им прыгать и перелетать по комнатам, а свинье отводят место подальше от дома.
Как вы думаете, что такого в свинье, что от нее все стараются быть подальше, несмотря на всю выгоду, которую она приносит? – спросил монах.
Богач задумался, но не ответил.
– Тогда я скажу вам: курица дает то, что у нее есть – хоть это и небольшое богатство, но сразу и каждый день. А свинья дает много, но только после смерти, – ответил монах.
Путь и камни
Однажды пассажир, путешествующий на корабле, заметил под водой бесчисленное множество больших и небольших подводных скал, которыми было усеяно все дно. Он спросил у рулевого:
– Нет, – ответил рулевой, – подводных камней я не знаю, но я знаю самые глубокие места, где можно безопасно провести корабль.
– Скажите, как вам удается пройти среди множества подводных скал? Вы, наверное, знаете здесь каждый камешек, чтобы миновать его.
– Нет, – ответил рулевой, – подводных камней я не знаю, но я знаю самые глубокие места, где можно безопасно провести корабль.
Глаза и веки
Когда один из учеников нарушил правила поведения, все думали, что в назидание остальным мастер накажет его.
Но поскольку в течение целого месяца наказания так и не последовало, возмущенные ученики пришли к мастеру:
– Мы не можем просто так забыть о его проступке. В конце концов, Бог дал нам глаза.
– Правильно, но Он дал вам и веки, – ответил мастер. [15]
Продавец петухов
Продавец бойцовых петухов расхваливал на рынке свой товар, уверяя, что его петухи бьются до смерти.
– Продай мне лучше таких, – обратился к нему старый монах, – которые бьются до победы!
Роль командующего
Войско одного императора под командованием известного полководца три месяца осаждало вражескую крепость и никак не могло взять ее.
Армия баранов под командованием льва лучше, чем армия львов под командованием барана.
– Отправьте домой письмо с моим приказом, чтобы на подмогу прислали еще две сотни самых отчаянных самураев, – велел император своему советнику.
– Может быть, лучше, чтобы они прислали другого командующего, – заметил советник.
Армия баранов под командованием льва лучше, чем армия львов под командованием барана.
На всех не угодишь
Как-то раз отец со своим сыном и осликом в полуденную жару путешествовал по пыльным улицам города. Отец сидел верхом на осле, а сын вел его за уздечку.
– Бедный мальчик, – сказал прохожий, – его маленькие ножки едва поспевают за ослом. Как ты можешь лениво восседать на осле, когда видишь, что мальчишка совсем выбился из сил?
Отец принял его слова близко к сердцу. Когда они завернули за угол, он слез с осла и велел сыну сесть на него.
Очень скоро повстречался им другой человек. Громким голосом он сказал:
– Как не стыдно! Малый сидит верхом на ослике, как султан, а его бедный старый отец бежит следом.
Мальчик очень огорчился от этих слов и попросил отца сесть на ослика позади него.
– Люди добрые, видали вы где-либо подобное? – заголосила женщина под чадрой. – Так мучить животное! У бедного ослика уже провис хребет, а старый и молодой бездельники восседают на нем, будто он диван, о несчастное существо!
Не говоря ни слова, отец и сын слезли с осла. Едва они сделали несколько шагов, как встретившийся им человек стал насмехаться над ними:
– Чего это ваш осел ничего не делает, не приносит никакой пользы и даже не везет кого-нибудь из вас на себе?
Отец сунул ослику полную пригоршню соломы и, положив руку на плечо сына, сказал:
– Что бы мы ни делали, обязательно найдется кто-то, кто с нами будет не согласен. Я думаю, мы сами должны решать, как нам поступать. [46]
Ждать или идти
Однажды ученик спросил Учителя:
– Скажи, Учитель, как не ошибиться, отличая истинные знания от ложных?
– Когда ты в пустыне видишь впереди прекрасный город, что ты делаешь, чтобы узнать, не мираж ли перед тобой?
Немного подумав, ученик ответил:
– Есть только два способа проверить это: либо идти к этому городу, либо подождать, не рассеется ли мираж.
– Если это все-таки мираж, разве он не рассеется со временем и в том, и в другом случае? – спросил Учитель.
– Конечно, рассеется! – ответил ученик.
– Тогда нужно ли к нему идти? – спросил Учитель.
– Наверное, нет, – неуверенно ответил ученик.
– А если это настоящий город, исчезнет ли он, если идти к нему или просто сидеть на месте?
– Нет, не исчезнет… Получается, всегда лучше просто подождать! – воскликнул ученик.
– Или все-таки идти?! – спросил Учитель.
Отбрось ненужное
Учитель часто говорил своему ученику, что для достижения цели нужно научиться отбрасывать все, что не является необходимым. Ученик хорошо запомнил слова Учителя, но никак не мог понять, как отличить, что является, а что не является необходимым. А наставник никак не объяснял ему этого, ссылаясь на то, что жизнь сама научит.
Однажды, когда Учитель и ученик гуляли в горах, из кустов неожиданно выскочил тигр и бросился на них. Учитель спокойно сошел с тропы, и тигр погнался за учеником. Спасаясь от зверя, ученик бросил свой меч и священные амулеты, разорвал в клочья одежду, продираясь сквозь кусты, и кое-как сумел спастись, забравшись на высокое дерево.
А тебе еще следует научиться правильно выбирать свою цель, а лишь потом отбрасывать все мешающее ее достижению!
Через некоторое время тигр ушел, но молодой человек не спускался вниз, настолько он был перепуган. Вскоре к дереву подошел Учитель, посмотрел на расцарапанного и испуганного ученика, рассмеялся и сказал:
– Вот ты и научился отбрасывать все, что не является необходимым для достижения цели, и это спасло тебе жизнь!
– Но, Учитель, как так, – возразил ученик, – ведь ты не потерял ни меча, ни одежды и даже не попытался убежать, а тигр тебя не тронул. Почему так случилось?
– Я отбросил свой страх, и тигр просто не заметил меня, – ответил Учитель. – Это и было моей целью. А тебе еще следует научиться правильно выбирать свою цель, а лишь потом отбрасывать все мешающее ее достижению! [34]
Опыт сына императора
У императора был единственный сын. Он рос неглупым мальчиком, но был очень неусидчивым. И чему бы мальчик ни обучался, во всем он проявлял свое усердие недолго, поэтому его знания были лишь поверхностны.
Отец был очень обеспокоен таким положением и решил отдать сына в ученики известному мастеру в надежде на то, что древние знания и практика сделают дух сына твердым. Однако юноше вскоре надоело повторять однообразные техники и движения. Он обратился к мастеру со словами:
– Учитель! Сколько можно повторять одни и те же движения? Не пора ли мне начать изучать настоящее боевое искусство, коим так славится ваша школа?
Мастер ничего не ответил, но позволил ему повторять движения и удары за старшими учениками. Вскоре юноша уже знал, как выполнять множество приемов, но в то же время он не стремился тренировать каждый из них и окончательно перестал заниматься духовными практиками.
Однажды Мастер подозвал юношу и передал ему свиток с письмом.
– Отнеси это письмо своему отцу, – попросил он.
Юноша взял письмо и пошел в город. Дорога из монастыря огибала большой луг, посередине которого он увидел старого монаха, усердно тренировавшего удар рукой об дерево толстого бамбука. И пока юноша обходил по дороге луг, монах без устали отрабатывал один и тот же удар.
– Эй, старик! – крикнул юноша. – Будет тебе молотить бамбук! Ты все равно не сможешь побить даже ребенка!
«Один прием, доведенный до совершенства, лучше, чем сто недоученных».
– А ты покажи, на что ты способен, – предложил монах.
Юноша принял вызов.
Десять раз он пробовал напасть на старика, и десять раз старик сбивал его с ног одним и тем же ударом. После десятого раза юноша уже не мог продолжать бой.
– Я мог бы убить тебя и с первого удара, – сказал старый монах. – Но ты еще молод и глуп. Ступай своей дорогой.
Пристыженный, юноша добрался до дома отца и передал ему письмо. Развернув свиток, отец вернул его сыну:
– Это тебе.
Каллиграфическим почерком Учителя на нем было начертано: «Один прием, доведенный до совершенства, лучше, чем сто недоученных».
Немногое, но качественное лучше, чем некачественное многое.
Кто должен измениться?
Ученику, который постоянно всех критиковал, мастер сказал:
– Если ищешь совершенства, стремись изменить себя, а не других. Проще самому надеть сандалии, чем покрывать ковром всю землю.
– Если ищешь совершенства, стремись изменить себя, а не других.
Золото в саду
Один скряга спрятал золото под деревом в саду. Каждую неделю он вытаскивал свой клад и часами любовался им. Вскоре золото украли. Когда хозяин не нашел золота, он стал громко вопить. Сбежались соседи. Когда они узнали, в чем дело, то кто-то спросил:
– Удалось ли тебе воспользоваться хоть частью своего золота?
– Нет, я просто смотрел на него, – ответил скряга.
– Ну, тогда ничего не потеряно, – ответили ему. – С таким же успехом ты можешь каждую неделю приходить и смотреть на дыру в земле! [57]
Книги сивилл
Согласно легенде, в Древнем Риме группа прорицательниц, известных как сивиллы, написала девять книг, которые предсказывали будущее Римской империи. Они принесли книги императору Тиберию и предложили их купить.
– Сколько стоят ваши предсказывающие книги? – спросил император.
– Сто золотых монет, – ответили сивиллы.
Тиберий рассердился такой наглости, ведь сто золотых монет – это целое состояние, и приказал прогнать прорицательниц. Сивиллы вышли во двор и на глазах у всех сожгли три книги.
Через некоторое время любопытство императора взяло верх над гордыней и скупостью. Он снова пригласил сивилл и спросил цену.
Не торгуйтесь с жизнью, когда вам представляется возможность.
– Они все еще стоят сто золотых монет, – ответили сивиллы Тиберию.
– Как так! – воскликнул император. – Вчера девять книг стоили сто золотых монет, а сегодня эти же деньги вы просите за шесть из них!
Он отказался платить за шесть книг стоимостью девяти. Сивиллы вышли во двор и демонстративно сожгли еще три книги. Увидев это, странное чувство потери испытал император, и он велел пригласить сивилл вновь.
– Цена все еще сто золотых монет за три оставшиеся книги, – сказали они.
Тиберий решил заплатить. Однако из оставшихся книг теперь он был способен прочитать только часть будущего своей империи.
Не торгуйтесь с жизнью, когда вам представляется возможность.
Всегда побеждает волк, которого ты кормишь
Старый индеец рассказывал своему внуку:
– Внутри каждого человека идет борьба, очень похожая на борьбу двух волков. Один волк представляет собой зло, а именно: зависть, ревность, сожаление, эгоизм, амбиции, ложь… Другой волк представляет добро: любовь, надежду, верность.
– Всегда побеждает тот волк, которого ты больше кормишь.
Маленький индеец, тронутый до глубины души словами деда, на несколько мгновений задумался, а потом спросил:
– А какой волк в конце побеждает?
Лицо старого индейца тронула едва заметная улыбка, и он ответил:
– Всегда побеждает тот волк, которого ты больше кормишь. [57]
Гнев и гвозди
У одного императора был очень вспыльчивый и несдержанный сын. Беспокоясь о том, как в дальнейшем такой наследник сможет управлять его владениями, он обратился за помощью к учителю дзен.
Учитель взял на обучение молодого человека и после того, как однажды юноша в пылу гнева накричал на одного из учеников, учитель взял его за руку, привел к дереву и дал мешочек с гвоздями.
– Теперь каждый раз, когда ты не сдержишь своего гнева, вбивай один гвоздь в это дерево, – сказал он.
В первый день в дерево было вбито несколько десятков гвоздей. На второй день почти столько же. Но через некоторое время молодой человек научился сдерживать свой гнев, и с каждым днем число забиваемых гвоздей стало уменьшаться. Наконец пришел день, когда он ни разу не потерял самообладания.
Сын императора подошел к учителю и сказал:
– Я научился сдерживать себя! Вот уже несколько дней мне не приходится вбивать гвозди в дерево.
– Теперь каждый раз, когда тебе удастся сдержаться, ты должен вытаскивать из дерева по одному гвоздю, – сказал учитель.
Шло время, и пришел день, когда сын императора сообщил учителю о том, что в дереве не осталось ни одного гвоздя. Учитель взял молодого человека за руку, подвел к дереву и сказал:
– Ты неплохо справился. Но ты видишь, сколько дыр в дереве? Оно уже никогда не будет таким, как прежде. Следы от этих дыр останутся в нем навсегда. Запомни это.
Когда мы говорим человеку что-нибудь злое, у него остается такой же шрам, как в дереве от гвоздей. И не важно, сколько раз после этого мы извинимся – шрам останется.
Имя обязывает
Однажды Александр Македонский заметил среди своих воинов человека по имени Александр, который во время сражений постоянно обращался в бегство. И он сказал ему:
– Прошу тебя, либо преодолей трусость, либо измени свое имя, дабы сходство наших имен никого не вводило в заблуждение.
Двадцать шесть способов прихода денег
Ребе Нуси к утру надо было заплатить аренду за помещение, а денег не было.
Ученики заволновались, как будет выплачена аренда, но ребе был спокоен. Он взял лист бумаги и написал двадцать пять способов, которыми могут «прийти» деньги, и положил под сукно. А на отдельной записке написал еще один способ – двадцать шестой.
Наутро деньги принес в качестве пожертвования один магнат. Тогда ученики решили прочитать весь список написанных способов. В двадцати пяти из них не оказалось того случая, благодаря которому появились деньги. А в отдельной записке было написано: «Бог, ты же не нуждаешься в советах ребе».
Мы притягиваем то будущее, в которое верим.
Мы притягиваем то будущее, в которое верим.
Я обуздал бы себя
Разбойник, уверенный, что весь мир – это отражение его самого, решил испытать старого монаха и спросил:
– Если бы сейчас пришла сюда самая красивая из всех блудниц, сумел бы ты не думать о том, как она хороша и обольстительна?
– Нет. Но я сумел бы обуздать себя, – ответил монах.
– А если бы я предложил тебе много золотых монет за то, чтобы ты сошел с горы, покинул свой монастырь и примкнул к нам, сумел бы ты смотреть на это золото как на простые камни?
– Нет. Но я сумел бы обуздать себя.
– А если бы к тебе пришли два брата, один из которых поносил бы и презирал тебя, а другой – почитал тебя как святого, сумел бы ты счесть их обоих равными? – спросил разбойник.
– Я страдал бы, но и страдая, сумел бы обуздать себя и не делал бы различия между ними, – уверенно ответил монах.
Путь всегда меняется
Однажды в город, где жил тогда Учитель и работала Школа Пути, приехал известный во многих странах автор книг по теории и практике обучения.
Ученики спросили Учителя, собирается ли он встретиться с этим автором. На это Учитель ответил:
– Для чего? У нас слишком разные Пути. Он пишет сегодня книги о том, что постиг вчера. Все, что я знаю сегодня, это то, что постигаю Путь, в котором неизменно единственное – Путь всегда меняется. [78]
Просто наблюдай
Однажды ученик сказал Учителю:
– Я истратил большую часть дня, думая о вещах, о которых я не должен думать, желая вещи, которые я не должен желать, и строя планы, которые я не должен строить. Я очень беспокоюсь о том, могу ли я с такими помыслами встать на путь истины.
Учитель пригласил ученика на прогулку через лес за его домом. По дороге он указал на растение и спросил ученика, знает ли он его название.
Отрицательные желания не могут вызвать никакого зла, если ты не позволишь им соблазнить тебя.
– Это белладонна, – уверенно ответил ученик.
– А знаешь ли ты о свойствах этого растения? – спросил Учитель.
– Да, конечно, оно может убить каждого, кто съест его листы, – уверенно ответил ученик.
– Но оно не может убить того, кто просто наблюдает за ним, – сказал Учитель. – Подобно этому, отрицательные желания не могут вызвать никакого зла, если ты не позволишь им соблазнить тебя. Ты просто наблюдай за ними.
Не все сразу
Мулла Насреддин приехал с проповедью в одну деревню. Но когда он пришел в зал, чтобы обратиться к верующим, то с удивлением обнаружил, что зал был пуст. И только один юноша сидел в первом ряду в ожидании Насреддина.
Мулла был растерян и подумал про себя: «Должен ли я говорить или нет?» И он решился спросить у мальчика:
– Кроме тебя, здесь никого нет, как ты думаешь, должен я говорить или нет?
Юноша ответил:
– Господин, я простой человек, сын конюха, я еще мало что знаю и еще меньше понимаю. Но когда я прихожу в конюшню и вижу, что все лошади разбежались, а осталась только одна, я все равно дам ей поесть.
Мулла принял близко к сердцу эти слова и начал свою проповедь. Он с воодушевлением говорил больше двух часов и, закончив речь, почувствовал на душе облегчение. Ему захотелось услышать подтверждение, насколько хороша была его проповедь.
– Как тебе понравилась моя проповедь? – спросил он у мальчика.
– Я уже сказал, господин, что я простой человек, сын конюха, и не очень-то понимаю все это. Но если я прихожу в конюшню и вижу, что все лошади разбежались, а осталась только одна, я все равно ее накормлю.
Но я не отдам ей весь корм, предназначенный для всех лошадей! [20]
Помощь насильнику
Женщина обратилась в полицию с заявлением об изнасиловании.
– Опишите насильника, – попросил ее следователь.
– Ну, прежде всего, он – идиот!
– Вы считаете, что он идиот? Почему, мадам?
– Конечно, идиот! Он ничего не умеет, мне пришлось помогать ему!
Каждый раз, когда вы на кого-то обижаетесь, вспомните, чем вы сами помогли вашему обидчику!
Не судите
У одного бедного монаха, живущего в деревне, был прекрасный белый конь. Никто никогда не видел подобного коня; он был настолько красив, статен и силен, что император завидовал монаху. Он предлагал хозяину за коня большую плату, но старик говорил: «Этот конь для меня не просто конь, а друг. А как можно продать друга?» И хотя бедность его не знала пределов, а соблазнов продать коня было множество, он не делал этого.
Однажды утром, зайдя в стойло, монах не обнаружил коня. Узнав об этом, собрались все жители деревни и стали его ругать.
– Ты глупец, старик, – говорили они. – Всем было известно, что в один прекрасный день этого коня украдут. При твоей-то бедности хранить такую драгоценность. Лучше бы ты продал его и получил любые деньги. А где теперь твой конь? Какое несчастье!
– Нельзя сказать, что счастье, а что несчастье, пока не пройдет время, – отвечал старый монах. – Сейчас можно только сказать, что коня нет в стойле. Это факт, все же остальное лишь суждения. Как вы можете судить?
– Не обманывай себя, – отвечали люди. – Мы, конечно, не философы, но и не настолько дураки, чтобы не видеть очевидного. Конь твой украден, так что это, конечно же, несчастье!
– Вы вправе думать так, а я буду придерживаться такого факта, что раз стойло пусто, то коня там нет, – отвечал монах. – Счастье это или несчастье, я не узнаю, пока не пройдет какое-то время, а это всего лишь маленький эпизод. Никто не знает, что будет потом.
Через пятнадцать дней конь неожиданно вернулся, и не один, а привел с собой дюжину диких лошадей. И снова собрались люди.
– Нельзя сказать, что счастье, а что несчастье, пока не пройдет время, – отвечал старый монах.
– Старик, ты был прав! – говорили они.
– Вы снова судите, не зная всей истории, – ответил монах. – Вы прочли лишь одну страницу книги, разве можно судить по ней обо всей книге жизни?
Люди не стали перечить старому монаху, хотя в глубине души считали, что не может не быть счастьем обретение двенадцати лошадей.
У старика был единственный молодой сын. Он начал объезжать диких лошадей. Не прошло и недели, как он упал с лошади и сломал себе ногу. И снова собрались люди и снова начали судить.
– Да, старик, ты снова прав оказался, – говорили они. – Это несчастье. Единственный сын и сломал ногу! Хоть одна была бы опора тебе в старости, а теперь?..
– Это опять суждения, – ответил старик. – Не торопитесь в жизни с выводами. Я отношусь к этому событию как к данности: мой сын сломал ногу.
Спустя несколько дней на страну напал враг, началась война, и все молодые люди деревни были призваны в армию. Только сын старика был оставлен, так как был калекой.
И снова собрались люди, они причитали и плакали: из каждого дома ушел сын или несколько сыновей, и надежды на то, что они вернутся, было не много. Вся деревня пришла к монаху попросить прощения за старые упреки и просили благословить их детей.
– Не судите, – сказал старец, – суждение – это застывшее состояние ума.
– Не судите, – сказал старец, – суждение – это застывшее состояние ума. И никто не узнает, что является благословением, а что несчастьем, пока не пройдет весь путь до конца. Одна дорога заканчивается, другая начинается; одна дверь закрывается, другая открывается. Вы достигаете вершины, но появляется перспектива, в которой можно увидеть и другие вершины, более высокие. Шагая вместе с мирозданием, вы сможете поддержать своих сыновей гораздо больше, чем я. [49]
Не спешите с выводами. Мы не знаем, что хорошо, а что плохо, не представляя картину жизни в целом.
Гость как член семьи
Один человек гостил как-то раз у своего приятеля в течение трех дней. Приятель очень старался сделать все, чтобы гостю было удобно и приятно. Когда же гость собрался уходить, хозяин дома попросил извинить его, если что-то было не так, как ему хотелось бы.
– Очень хорошо, – сказал гость, – когда ты придешь ко мне, я тебя приму еще лучше.
Вскоре действительно ему представился случай приехать в гости. К своему удивлению, гость не увидел в доме никаких особых приготовлений. Хозяин почувствовал недоумение гостя и сказал:
– Я ведь обещал тебе, что приму тебя еще лучше, чем ты принимал меня. Ты обращался со мной, как с чужим: тщательно готовился к моему приходу, а я тебя принял как члена своей семьи. Устраивайся и будь как все, будь как дома!
Иголки в стоге сена
Однажды одного суфия спросили, в чем секрет его мудрости, в чем он видит основное различие между собственным разумом и разумом других людей. Он ненадолго задумался, а затем ответил:
– Если люди ищут иголку в стоге сена, то большинство из них останавливаются, как только найдут ее. А я продолжаю поиски, обнаруживая вторую, третью и, возможно, если мне очень повезет, даже четвертую и пятую иголки.
Падать и подниматься
Ученик спросил своего наставника-суфия:
– Учитель, что бы ты сказал, если бы узнал о моем падении?
– Вставай!
– И сколько это может продолжаться – все падать и подниматься?
– Пока живешь!
– А на следующий раз?
– Снова вставай!
– И сколько это может продолжаться – все падать и подниматься?
– Пока живешь!
В этом разделе собраны различные житейские притчи, разделенные на следующие тематические подразделы:
«Любовь, семейные отношения и воспитание» – описаны истории, раскрывающие сложные семейные взаимоотношения, а также проблемы «родителей и детей» и воспитания;
«Современные истории» – в этих историях используются современные персонажи, события этих историй приближены к настоящей реальности и легко воспринимаются;
«Истории со сказочными персонажами». Раскрытие человеческого опыта в метафоричной форме через сказочные персонажи и сюжеты придает особый смысл историям. Понимание смысла сказочных историй передается как за счет прямого интуитивного переноса читателем качеств, свойственных персонажам историй, так и через несвойственность персонажам определенных качеств или поведения.
Дальновидность философа
У одного философа была дочь. За нее сватались двое: бедный и богатый. Философ выдал дочь замуж за бедняка.
– Почему ты так поступил, ведь у богатого больше денег и возможностей? – с удивлением спросили его друзья.
– Богатый жених глуп, и я опасаюсь, что он вскоре обеднеет. Бедный жених умен, и я надеюсь, что со временем он разбогатеет, – ответил философ.
У нее нет семьи
Семья собралась на обед. Старший сын заявил, что собирается жениться на девушке, живущей через дорогу.
– Но семья не оставила ей ни гроша, – возразил отец.
– И сама она тоже не скопила ни цента, – добавила мать.
– Она совсем не разбирается в футболе, – сказал брат.
– Никогда не видела девушку с такими странными волосами, – сказала сестра.
– Она читает одни романы, – сказал дядя.
– У нее очень плохой вкус, – сказала тетя.
– Верно, – ответил парень. – Но у нее есть огромное преимущество перед всеми нами.
– Какое это? – спросили все.
– У нее нет семьи!
Ей нужен только я
– Вы уверены, что сможете дать моей дочери все, что ей нужно? – спросил отец у поклонника своей дочери.
– Вне всяких сомнений, сэр. Она говорит, что ей нужен только я.
Подходящее время для еды
Однажды Сократа спросили:
– Какое время является самым подходящим для принятия пищи?
Тот, кто не имеет пиши, пусть ест, когда раздобудет ее.
– Тот, у кого она имеется, пусть ест, когда испытывает голод. Тот же, кто не имеет пищи, пусть ест, когда раздобудет ее, – ответил философ.
Сила привычки
Человек имел привычку в течение двадцати лет ежедневно захаживать по вечерам к своей любовнице и проводить там время в беседах, играх и др. И вот, когда скончалась его законная жена, знакомые и родственники посоветовали ему:
– Мы все знаем тебя. Было бы лучше, если бы ты женился на ней, привел бы ее к себе в дом.
– Нет-нет, этому не бывать, – не соглашался человек со своими родственниками и знакомыми. – Как же я расстанусь с моей двадцатилетней привычкой? Если я приведу ее к себе в дом, куда же мне ходить по вечерам, где проводить время, с кем беседовать, кому рассказывать о своих проблемах?!
Потому что ты спрашиваешь
Молодая привлекательная девушка обратилась к учителю:
– Мой приятель предложил мне выйти за него замуж. Он хороший человек, но я не уверена, стоит ли мне делать это сейчас. Что вы мне посоветуете?
– Ни в коем случае не выходи, – ответил учитель.
– Почему?
– Да потому что ты об этом спрашиваешь!
Письма юного тайваньца
Юный тайванец очень любил девушку, живущую в соседнем доме, и отчаянно жаждал ее руки. В течение двух лет он писал ей письма, по письму каждый день, где изливал свои любовные чувства.
В течение двух лет каждый день почтальон приносил письма девушке. Если бы молодой человек не предпринимал подобных усилий, юная леди вряд ли вышла бы замуж за того, за кого она в конце концов вышла, – за почтальона, приносившего ей все эти письма.
Стоит ли жениться?
Некто обратился к Сократу:
– Я надумал жениться. Что ты мне посоветуешь?
– Не уподобься рыбам, которые, находясь на воле, устремляются к неводу, а попав в невод, стремятся вырваться на волю, – ответил Сократ.
– Не уподобься рыбам, которые, находясь на воле, устремляются к неводу, а попав в невод, стремятся вырваться на волю, – ответил Сократ.
Легкое замужество
Молодая дама встретила свою давнюю подругу, недавно вышедшую замуж, и с любопытством ее расспрашивает:
– Он красив?
– Как сказать… ничем особенным он не выделяется.
– Богат?
– Может, и богат, но достаточно бережлив.
– У него есть плохие привычки?
– Да. Он чрезмерно курит и пьет.
– Ничего не понимаю. Если у него нет никаких достоинств, и к тому же он имеет дурные привычки, тогда зачем ты вышла за него замуж?
– Он все время в разъездах; его практически не бывает дома. Вот и получается – я замужем, но меня это совсем не тяготит.
Колючка на дороге
В первый день супружеской жизни молодой человек был целиком занят заботой о жене. Они шли рядом, и он увидел на дороге колючку. Боясь, как бы жена не наступила на нее, он вовремя увлек ее в сторону.
Прошло шесть месяцев. Во время прогулки муж увидел колючку на пути и небрежно бросил жене: «Постарайся не наступить на колючку».
Прошел год. Они снова гуляли, и он снова увидел колючку. Жена ее не заметила, и он в раздражении стал ее упрекать: «Ты что – слепая? Не видишь, на что наступаешь?»
Какие же перемены претерпевает любовь мужа к жене в течение жизни, если столь разительные изменения происходят всего лишь за один год!
Все равно виноват
Ревнивая жена ежедневно осматривает пиджак своего мужа и за каждый найденный волосок устраивает ему сцену ревности.
– Вот до чего ты дошел, сукин сын! Не брезгуешь даже лысыми женщинами!
Однажды она не обнаружила ни одного волоска и в гневе закричала:
– Вот до чего ты дошел, сукин сын! Не брезгуешь даже лысыми женщинами! [57]
Климат в семье
Летней ночью в саду, расположенном на крыше дома, спали все члены семьи. Мать увидела, что ее сын и невестка, которую она вынуждена была терпеть против своей воли, спали, тесно прижавшись друг к другу. Смотреть на это было свыше ее сил. Она разбудила спящих и закричала: «Как это можно в такую жару так тесно прижиматься друг к другу. Это вредно для здоровья».
В другом углу сада спала ее дочь с любимым зятем. Они лежали на расстоянии не менее шага друг от друга. Мать заботливо разбудила обоих и прошептала: «Мои дорогие, почему в такой холод вы лежите врозь, вместо того чтобы согревать друг друга?»
Эти слова услышала невестка. Она встала и громко, как молитву, произнесла: «Сколь всемогущ Бог. На крыше один сад, а какой разный в нем климат».
Подарок для матери
Одна восьмилетняя девочка потратила все свои карманные деньги на подарок для матери. Мать была очень рада подарку, ведь она столько трудится по дому, а добрые слова и внимание получает не так часто, как хотелось бы.
– Ты так много работаешь, мама, и никто тебя не похвалит, – произнесла девочка, вручая маме подарок.
– Твой отец тоже много трудится, – ответила женщина, принимая подарок.
– Да, но он не поднимает вокруг этого столько шума!
Крестьянин и лиса
Лиса влюбилась в крестьянина. После долгих мучений она пришла к нему и стала объясняться в любви. Крестьянин выслушал ее и коротко ответил:
– Я не могу тебя любить, у меня есть жена.
– Дурак ты, – говорит лисица. – Жена у тебя злая и сварливая, неряшливая и некрасивая. К тому же она не любит тебя и давно извести хочет!
– Что ж, – ответил крестьянин, – видно, такая моя судьба.
Лисица решила, что она будет бороться за свое счастье. Она стащила большой котел, наполнила его водой, поставила на перекрестке дорог на огонь и стала ждать.
– Что ты тут варишь, лисица? – спрашивает у нее жена крестьянина, возвращаясь с поля.
– Я собрала со всех сторон света счастье, удачу и богатство, – отвечает лисица, – положила их в котел и варю колдовское зелье. Кто искупается в нем, тот станет всех краше, богаче и счастливее!
– А если я в котле искупаюсь, стану ли я всех красивее, богаче и счастливее? – спрашивает женщина.
– Конечно, станешь! – отвечает лиса. – Но только я готовлю это варево для себя.
– А готово ли варево? – спрашивает ее женщина.
– Уже готово, – говорит лисица. – Вот сейчас сниму с себя шкуру и влезу в котел.
Не успела лиса эти слова договорить, как женщина прыгнула в котел и сварилась. Лисица, долго не мешкая, сняла с нее кожу и надела на себя. Потом повернулась на восток и стала читать заклинания. Не успело солнце скрыться за верхушками деревьев, как превратилась она в прекрасную девушку, похожую на жену крестьянина в молодости.
Крестьянин вернулся домой, а у порога его с поклоном встречает «помолодевшая жена». Удивился крестьянин, обрадовался, но виду не подал. Сытно поужинал и лег спать с молодой женой. Так в довольстве прожили они несколько лет.
Однажды, дождливой осенней ночью, постучался в их жилище странствующий монах и попросился на ночлег. Крестьянин приютил монаха, а утром вышел проводить его до ворот.
– Знаешь ли ты, с кем делишь кров, пищу и постель? – спросил у него напоследок монах.
– А станет ли мне от этого знания лучше жить? – спросил с улыбкой крестьянин.
– А станет ли мне от этого знания лучше жить? – спросил с улыбкой крестьянин.
Монах задумался, покачал головой и, ничего не сказав, пошел своей дорогой.
Счастье с двумя женами
Однажды Саид заглянул на обед в кафе и встретил там старого приятеля. Разговорившись за чашечкой кофе и с наслаждением покуривая кальян, старый приятель стал рассказывать о своей жизни.
– Какое это счастье – иметь двух жен! – говорил он и очень красноречиво описывал свои необыкновенные переживания, не переставая восхищаться тем, что у «двух цветков» такой разный аромат.
Глаза Саида блестели от восхищения. «Моему другу живется, как в раю, почему бы и мне тоже не испытать эту радость обладания двумя женщинами?» – думал он с вожделением.
Вскоре и у него появилась вторая жена. Но когда в брачную ночь он захотел разделить с ней ложе, она гневно отвергла его со словами:
– Не мешай мне спать, иди к своей первой жене. Я не хочу быть пятым колесом в телеге. Или я, или она.
Чтобы найти утешение, он отправился к первой жене.
– Тебе здесь больше нет места, – сказала она. – Если ты взял себе вторую жену, а я тебе уже не мила, ну так и иди к ней.
После очередной попытки ему ничего не оставалось, кроме как пойти в ближайшее кафе, чтобы найти утешение хоть там. В кафе Саид снова встретил своего приятеля, сидящего за тем же столиком и курящего кальян.
– Чем ты так расстроен? – спросил приятель, увидев печаль в глазах Саида.
– Мои жены не подпускают меня к себе.
– Я рад тебя видеть, друг мой Саид, – удовлетворенно сказал приятель. – Теперь мне не придется коротать здесь время по ночам одному!
Он безумно влюблен в меня
Две подруги разговаривают, отдыхая на излюбленном пляже.
– Конечно, все эти молодые и почти обнаженные девицы являются постоянным соблазном для наших мужей, – говорит одна.
– Может быть, – отвечает другая, – но я доверяю своему абсолютно. Он безумно влюблен в меня.
– О, – восклицает первая. – И что, у него никогда не бывает моментов, когда он в здравом уме?
Счастье курицы
Вор залез в чужой курятник и украл курицу. Когда он убегал, то опрокинул лампу, и курятник загорелся. Курица смотрела назад и, видя огонь пожара, понимала – он спас ей жизнь.
Когда вор откармливал курицу пшеном и хлебом, курица понимала – он о ней заботится.
Она выскочила из его рук, прыгнула на нож и прикрыла любимого своим телом. И умерла счастливой!
Когда вор скитался из города в город, пряча в холод курицу за пазухой, она понимала – он ее любит.
Когда пришло время, и курица увидела, как вор замахнулся ножом, она поняла – от трудной жизни он хочет покончить жизнь самоубийством. Она выскочила из его рук, прыгнула на нож и прикрыла любимого своим телом.
И умерла счастливой!
Так вы не приедете?
Бабушка звонит своей замужней дочери и спрашивает ее, как идут дела.
– Все ужасно, – стонет дочь. – У меня раскалывается голова, болят спина и ноги, в доме беспорядок, а дети сводят меня с ума.
– Послушай, не расстраивайся, – успокаивает ее бабушка. – Сейчас все устроим. Ты пойди приляг, а я сейчас приеду, приготовлю обед, приберусь и потом погуляю с детьми. А ты немного отдохнешь и приготовишь ужин для Зигмунда.
– Для Зигмунда? – удивилась женщина. – Для какого Зигмунда?
– Как для какого, для твоего мужа! – отвечает бабушка.
– Моего мужа зовут не Зигмунд, – отрезала женщина.
– О боже! – восклицает бабушка. – Я, должно быть, не туда попала!
– О боже! – воскликнула женщина. – Так вы не приедете?! [5]
Блаженство тещи
Однажды теща приехала в гости на неделю, но осталась жить на целый месяц.
– Мне у вас нравится! – говорила она.
Молодые люди долго думали, как от нее избавиться, и наконец придумали план.
– Я сегодня подам суп, – сказала жена мужу, – и мы начнем ссориться. Ты скажешь, что я его пересолила, а я буду настаивать, что соли даже не хватает. Если мать согласится с тобой, я взорвусь и попрошу ее уйти. Если она согласится со мной, то ты впадешь в ярость и прикажешь ей убираться.
Подали суп. Начался скандал, но теща на него никак не реагировала. Наконец жена с нетерпением спросила:
– Мама, ну скажи – суп пересолен или недосолен?
Старушка опустила ложку в тарелку, поднесла ее ко рту, попробовала суп, немного помедлила и сказала:
– Нормальный!
Три желания от феи
Седовласая старая дева Элис сидит на веранде в кресле-качалке и поглаживает кота, лежащего рядом. Неожиданно появляется прекрасная фея и предлагает исполнить три ее желания.
– Неужели? – недоверчиво говорит старая дева. – Если уж вы исполняете желания, для начала превратите мое кресло-качалку в золотой трон.
Фея взмахивает волшебной палочкой, и старая леди оказывается сидящей на золотом троне. Ее лицо преображается в улыбке!
– Я ведь могу загадать еще два желания?! – со сверкающими глазами уточняет она.
– Все, что вашей душе угодно, – отвечает фея.
– Тогда сделайте меня молодой и красивой! – просит Элис.
Фея взмахивает волшебной палочкой, и желание Элис исполняется.
– Ну что, хоть теперь-то ты жалеешь, что когда-то сводила меня к ветеринару?
– А теперь превратите и моего кота в красивого молодого принца, – говорит леди.
Добрая фея взмахивает палочкой и, исполнив третье желание, исчезает.
Теперь перед взором уже юной Элис вместо кота стоит красавец принц. Молодой человек подходит к ней, обнимает и нежно шепчет ей на ухо:
– Ну что, хоть теперь-то ты жалеешь, что когда-то сводила меня к ветеринару? [15]
Глупая коза
Женатый сорокалетний бизнесмен сидит в купе вагона. Он читает экономический раздел газеты и время от времени поглядывает в окно на проносящийся мимо пейзаж. На очередной остановке дверь открывается, и в купе входит молодая дама. У нее довольно большой чемодан, который она пытается положить в багажный отсек. Бизнесмен отбрасывает газету, вскакивает и после галантного «Позвольте я вам помогу» укладывает багаж.
Внешность молодой женщины сразу очаровывает его, когда же он видит ее сидящей перед ним, элегантно положив ногу на ногу, наш герой приходит в восхищение от своей спутницы. Он чувствует, что помолодел на несколько лет. От ее очаровательной улыбки, которой она вознаградила его за помощь, тепло разливается по всему его телу. Экономический раздел вдруг больше не привлекает нашего бизнесмена. То и дело он опускает газету и поглядывает на свою визави, отмечая красоту ее волос, цвет глаз; он старается не смотреть на декольте и снова судорожно хватает газету, пытаясь углубиться в чтение. Он чувствует, что попался и что за ним наблюдают. Самые различные мысли вихрем проносятся в его голове. Он не в силах их остановить: «Эта женщина мне очень нравится. Если сравнить ее с моей женой…»
Слова «моя жена» на короткое время возвращают его к суровой действительности: «Раньше я был очень влюблен в нее. Но потом стали возникать проблемы за проблемами». Невольно он вспоминает о том, что прошлой ночью жена не дала ему никакого повода проявить нежность. После привычных упреков, что он почти потерял интерес к ней, что у него никогда нет времени для нее, она просто повернулась к нему спиной и притворилась спящей. Ему становится жаль самого себя, и он опять украдкой смотрит на свою спутницу.
Приятный запах духов щекочет нос, и ему начинает казаться, будто она флиртует с ним. «Я должен обязательно познакомиться с этой женщиной. И если я не буду дураком, моя жена ничего не узнает. И вообще, что было бы, если бы я ушел от жены к другой женщине?»
Однако эта мысль вызывает у него мучительные сомнения: «Смог ли бы я это вынести? Разве я мог бы позволить себе поступить так по отношению к своим детям? Что сказали бы родственники? Коллеги, конечно, позавидовали бы мне, если бы у меня появилась такая очаровательная подруга. Они все не прочь поступить так же, но не могут».
Приятный запах духов щекочет нос, и ему начинает казаться, будто она флиртует с ним.
Вдруг перед его глазами всплывает картина из детства: мать плачет – отец ушел к другой. Вспомнив об этом, он чувствует какое-то смущение, однако быстро прогоняет печальные мысли: «Я многого достиг в жизни и, думаю, заслужил право на награду. Что за напасть это вечное чувство долга: вставать рано утром, изображать на лице радостную улыбку (а то жена сразу начинает дуться), безупречно, добросовестно, без единой ошибки выполнять свои служебные обязанности, быть любезным и приветливым с сослуживцами, которым с удовольствием дал бы пинка под зад. Ежедневная досада из-за тысячи мелочей».
В ушах раздается укоризненный голос жены: «У тебя вечно нет времени для меня. Ты мною пренебрегаешь. Даже по отношению к детям ты невнимателен и жесток».
«Эти обвинения я слышу каждый вечер, – подумал мужчина. – Разве это не достаточная причина, чтобы завязать знакомство с восхитительной женщиной? Разве я не заслужил этого при такой собачьей жизни? Если бы только не эти дурацкие сомнения».
Он опускает газету на колени, обаятельно улыбается, откашливается и… не произнеся ни слова, обреченно отворачивается к окну.
Поезд замедляет ход. Молодая дама встает, и не успевает он опомниться, как она достает свой чемодан и вежливо прощается. Тем временем поезд подъезжает к вокзалу. Наш бизнесмен видит, как его спутница бежит по перрону навстречу молодому человеку и сердечно обнимает его.
Бизнесмен вновь берется за газету, делает над собой усилие, чтобы дальше изучать курс на бирже, и ругается про себя: «Глупая коза!» [47]
Исчезнувший муж
Крупного и значительного вида женщина вошла в офис мэра, шумно хлопнув за собой дверью.
– Это вы выдали мне свидетельство о браке с мистером Джекобсоном? – спросила она, шлепая документ на стол.
Инспектор внимательно изучила документ и ответила:
– Да, мадам, похоже, что я. А что случилось?
– Да он исчез! Понимаете?! И что же вы теперь намереваетесь делать?
«Не возвращайся обратно, и я все прощу!»
Я все прощу
Жена покинула дом в пятый раз, и муж в очередной раз стремительно бросился помещать объявление в газете.
На этот раз оно гласило: «Не возвращайся обратно, и я все прощу!»
Я не мог в это поверить
– Моя жена исчезла! – кричит мужчина, вбегая в полицейский участок.
– Когда она исчезла? – спрашивает полицейский.
– Пять или шесть лет назад, – отвечает муж.
– Пять или шесть лет назад! – изумленно восклицает полицейский. – Почему же вы не пришли раньше?
– Ну, видите ли, – говорит мужчина, – я просто не мог в это поверить!
Цена любви
Однажды у старого монаха спросили: «Что такое дружба?»
– To, что многие называют дружбой, на самом деле это просто сделка, – ответил монах. – Она строится на принципе: если ты соответствуешь моим ожиданиям, даешь мне то, что я хочу, то я люблю тебя. Как только ты отказываешь мне, моя любовь превращается в возмущение и равнодушие.
Для примера он рассказал о человеке, который после трудного рабочего дня пришел домой к своей жене и трехлетней дочке.
– Поцелуй папочку, – сказал он дочурке.
– Нет! – игриво ответила она.
– Как не стыдно! Твой папочка целый день трудится, чтобы принести домой немного денег, а ты так себя ведешь! – с шуткой и укором сказал он. – Ну, иди же, поцелуй меня!
– А где деньги? – спросила малышка, невозмутимо глядя ему прямо в глаза.
На это один из учеников заявил:
– Я не продаю свою любовь за деньги.
– А разве это не то же самое – если не хуже – продавать свою любовь за любовь? – спросил монах. [16]
Замыслы родителей
Однажды учителя попросили прокомментировать слова Иисуса о том, что когда-то приходится «отречься» от своих родителей.
– Иногда родители становятся врагами нашей самостоятельности, – ответил учитель и для примера рассказал, как однажды у супермаркета он заговорил с женщиной, катившей в коляске двух малышей.
– Какие милые у вас мальчики. Сколько им лет?
– Врачу – три, а юристу – пять, – ответила дама. [14]
Она думает, что я настоящий
Семья пришла в ресторан пообедать. Официантка приняла заказ у взрослых и затем повернулась к их семилетнему сыну:
– Что вы будете заказывать?
Мальчик робко посмотрел на взрослых и произнес:
– Я бы хотел хот-дог.
Не успела официантка записать заказ, как вмешалась мать:
– Никаких хот-догов! Принесите ему бифштекс с картофельным пюре и морковью.
Официантка проигнорировала ее слова.
– Вы будете хот-дог с горчицей или с кетчупом? – спросила она мальчика.
– С кетчупом, – ответил мальчик.
– Я буду через минуту, – сказала официантка и отправилась на кухню.
За столом воцарилась оглушительная тишина. Наконец мальчик посмотрел на родителей и сказал:
– Знаете, похоже, она думает, что я настоящий!
Проблемы детей
– Как поживает твоя дочь? – спросили у женщины.
– Моя любимая доченька! Она так счастлива! У нее такой замечательный муж! Он подарил ей автомобиль, купил ей драгоценности, о которых она мечтала, нанял для нее слуг. Он подает ей завтрак в постель, и она встает не раньше полудня. Не муж, а настоящий принц!
– А как дела у сына?
– Ох, мой бедный мальчик! Ну и брюзгу взял он себе в жены! Он предоставил ей все, что она хотела: автомобиль, драгоценности, армию слуг. А она валяется в постели до полудня! И даже не встанет, чтобы приготовить мужу завтрак! [13]
– Не ограничивайте детей рамками своих собственных знаний, ведь они родились в другое время.
Как воспитывать детей
Супружеская пара спросила у Мастера, как правильно воспитывать детей. В ответ они услышали древнееврейское высказывание:
– Не ограничивайте детей рамками своих собственных знаний, ведь они родились в другое время. [16]
Переливание крови
Маленькой девочке срочно нужно было сделать переливание крови.
– Только переливание твоей крови спасет жизнь твоей сестре. Готов ли ты дать ей свою кровь? – спросил врач у ее восьмилетнего брата.
Глаза мальчика расширились от страха. Он подумал немного и произнес:
– Да, я готов.
В процессе переливания крови мальчик спросил:
– Скажите, сколько мне еще осталось жить?
Замыслы родителей-2
Когда у Учителя родился первенец, он не мог оторвать от малыша глаз.
– Кем ты хотел бы видеть его, когда он вырастет? – спросили его.
– Невероятно счастливым человеком! [15]
Время для воспитания
Одна мать спросила у старого Учителя, когда ей лучше начинать воспитание дочери.
– Сколько ей лет? – спросил Учитель.
– Пять, – ответила женщина.
– Пять лет! Беги скорей домой! Ты уже на пять лет опоздала!
Стратегия гения
Томас Эдисон потратил огромное количество времени на изобретение первой лампочки. По слухам, он провел более двух тысяч экспериментов, прежде чем ее создать. На пресс-конференции, посвященной его новому изобретению, один журналист спросил:
– Скажите, мистер Эдисон, каково это – терпеть неудачу две тысячи раз подряд, пытаясь создать одну лампочку?
– Молодой человек, – ответил Эдисон, – я отнюдь не ошибался две тысячи раз, создавая эту лампочку. Я обнаружил одну тысячу девятьсот девяносто девять способов, как не сделать лампочку.
Оно будет давать свет
Маленький мальчик спрашивает электрика:
– Дядя, а что такое электричество?
– Понятия не имею, сынок. Но я могу сделать так, чтобы оно давало тебе свет.
Стремительность ума
Однажды у легкого одномоторного самолета отказал двигатель. На его борту было только три пассажира – умник, бойскаут и священник. Пилот крикнул, что нужно прыгать, взял себе один из трех имевшихся на борту парашютов и выпрыгнул. Остальные должны были решить между собой – кому достанутся два оставшихся парашюта.
– Молодой человек, – ответил Эдисон, – я отнюдь не ошибался две тысячи раз, создавая эту лампочку. Я обнаружил одну тысячу девятьсот девяносто девять способов, как не сделать лампочку.
Умник решил, что в этой ситуации промедление смерти подобно, и с криком: «Я умный и нужен своей стране!» быстро схватил первый попавшийся парашют и выпрыгнул из самолета.
Священник посмотрел на бойскаута и сказал:
– Сын мой, я уже достаточно пожил на свете и уже готов встретиться с Господом. Я думаю, что будет справедливо, если спасешься ты.
– В этом нет необходимости, святой отец, – отвечает бойскаут. – У нас два парашюта. Умник выпрыгнул с моим рюкзаком!
Экономия
Человек не дождался еле движущегося в автомобильной пробке автобуса и решил пойти пешком. По пути он встретил друга.
– Я решил сэкономить пятьдесят центов, пойдя пешком, вместо того чтобы ехать вон в том душном автобусе, – сказал он другу, показав на автобус сзади.
– Ты весьма расточителен! – заметил друг.
– Это еще почему?
– Открыв такой замечательный способ экономии, тебе надо было идти впереди вон того такси, и ты сэкономил бы в десять раз больше!
Поезд в Фордэме не останавливается
Пассажир вскочил на поезд до Нью-Йорка и сообщил кондуктору, что направляется в Фордэм.
– По субботам поезд там не останавливается, но вы можете выскочить из него, когда он притормозит на вокзале. Только вам нужно будет некоторое время бежать рядом с поездом, чтобы не упасть.
В Фордэме, когда поезд замедлил ход, пассажир выскочил на платформу и побежал рядом с поездом. Увидев это, кондуктор другого вагона открыл дверь и затащил пассажира в тамбур. Поезд набрал скорость.
– Повезло тебе, приятель, – улыбнувшись, сказал кондуктор. – По субботам поезд в Фордэме не останавливается. [13]
Случай на железнодорожной платформе
На железнодорожной платформе три уважаемых профессора университета стояли и увлеченно спорили по какой-то научной проблеме. Поезд должен был вот-вот отойти, а профессора настолько были увлечены спором, что не заметили, как поезд тронулся. Когда они обратили внимание на набирающий скорость состав, он уже почти отошел от платформы.
Все трое бросились догонять поезд. Двоим, особо резвым, это удалось, а третьему нет. И вдруг тот, кому не удалось догнать поезд, начал хохотать. Он смеялся так сильно, что вокруг собралась толпа.
– В чем дело? – спрашивали они.
Но он так сильно смеялся, что не мог даже вразумительно ответить.
– Я опоздал на поезд! – наконец сказал он, едва отдышавшись от смеха.
– Но это же не повод для смеха, – с удивлением заметили они.
– Подождите, вы не знаете всю историю, – продолжил он. – Те двое, которые догнали поезд, пришли меня провожать…
Стоимость знания
Один судовладелец приобрел новый корабль с паровым двигателем. Но через некоторое время паровая машина перестала запускаться. Его специалисты – механики и инженеры, вооруженные чувствительными приборами, пытались найти поломку и починить машину, но все их попытки оказались безуспешны.
– Делать нечего, – сказали специалисты судовладельцу. – Придется пригласить мастера.
– Приглашайте! – согласился судовладелец.
Вскоре явился невозмутимый мастер с молотком в руках.
Задав несколько вопросов и выслушав ответы, он отправился к котлам. Там он осмотрел машину, ощупал различные трубы, послушал шум бойлера и выходящего пара. Затем резко и сильно ударил молотком. Машина заработала.
– Сколько я вам должен за услугу? – спросил обрадованный судовладелец.
– Тысячу и один доллар, – сообщил мастер.
– Как? – удивился хозяин. – Тысячу долларов за один удар молотком?
– Удар молотком стоит один доллар, – ответил мастер. – А тысячу долларов стоит знание того, куда и как нужно ударить.
– Удар молотком стоит один доллар, – ответил мастер. – А тысячу долларов стоит знание того, куда и как нужно ударить.
Непогрешимость священника
Два землекопа-католика работали неподалеку от публичного дома, когда увидели, что в дом терпимости незаметно юркнул раввин.
– А чего от него еще можно ожидать! – переглянувшись, сказали рабочие.
Некоторое время спустя туда крадучись вошел и пастор. Это их тоже не удивило.
– А чего еще от него можно ожидать! – сказали и в этот раз рабочие.
Чуть позже, высоко подняв воротник, в дом прошмыгнул католический священник.
– Какой ужас! Должно быть, одной из девочек стало плохо. [15]
Лекарство от бессонницы
Один человек, страдающий от бессонницы, пришел за советом к набожному доктору.
– Заучите молитвы и повторяйте их всю ночь, – посоветовал доктор.
– И что, я засну? – удивленно спросил пациент.
– Если не заснете, то, по крайней мере, вас перестанет раздражать ваша бессонница, – ответил доктор.
Мне нравится вспоминать
Женщина на исповеди рассказывает священнику:
– Как-то я поленилась пойти на проповедь в воскресенье. И еще я когда-то поругалась с садовником. А однажды я выпроводила свою свекровь из дому на целую неделю.
– Да, исповедовалась. Но я делаю это опять потому, что мне нравится снова и снова вспоминать об этих событиях!
– Но ведь вы исповедовались об этом на прошлой неделе, и вам отпустили эти грехи, зачем вы говорите об этом снова? – с недоумением спрашивает священник.
– Да, исповедовалась. Но я делаю это опять потому, что мне нравится снова и снова вспоминать об этих событиях! [15]
Огромный секрет
Космонавт возвратился с орбиты. Его принимает Брежнев и по окончании официальной встречи тихо спрашивает:
– А теперь скажи мне, товарищ, правду, ты встречал там Бога?
– Если честно, да, я обнаружил Его! – с восторгом ответил космонавт.
– Я так и думал, – с грустью отвечает Брежнев. – Но обещай мне никогда и никому не открывать этот секрет.
Через несколько месяцев этого же самого космонавта принимает Папа Римский. Когда они остались одни, папа шепчет ему:
– Теперь, сын мой, скажи мне, пожалуйста, ты встречал там Бога?
– Нет, к сожалению, не встречал, – ответил космонавт, верный своему обещанию.
– Я так и думал, – с горечью отвечает Папа. – Послушай, обещай мне никому и никогда об этом не говорить. [5]
Вопрос на уроке анатомии
На уроке анатомии преподаватель спрашивает ученицу:
– Какой орган человеческого тела при определенном воздействии может изменять свои размеры в тридцать раз?
– Я не буду отвечать на такие вопросы! – возмущенно восклицает девушка и, покраснев, выбегает из аудитории.
Тогда учитель задает этот же вопрос другой девушке, которая спокойно отвечает: «Зрачок глаза».
– Очень хорошо, – говорит учитель. – Можете идти. И скажите своей подружке, что, во-первых, она не выучила домашнее задание и, во-вторых, ей лучше избавиться от своих иллюзий, иначе ее ждут серьезные разочарования в будущем!
Вопросы и ответы
Однажды некий мужчина двадцать лет спустя после окончания университета приехал в город, в котором провел студенческие годы. Он с радостью узнал, что его ближайший друг студенческих времен ныне преподает в этом университете. Конечно же, он не упустил возможности навестить своего старого приятеля прямо на рабочем месте. Тот как раз готовился принимать экзамены у студентов и раскладывал на столе билеты. Бывший сокурсник взял наугад несколько билетов и, прочтя их, воскликнул:
– Вопросы те же. Ответы другие… – ответил с улыбкой приятель.
– А вопросы все те же!
– Вопросы те же. Ответы другие… – ответил с улыбкой приятель.
Просто извиняйся
Один простой деревенский паренек впервые попал в город.
На станционной платформе кто-то наступил ему на ногу и сказал: «Простите». Затем он направился в гостиницу, но там кто-то снова толкнул его и сказал: «Простите!» Потом он пошел в театр, и кто-то почти сбил его с ног со словами: «Простите».
– Как это здорово жить в городе, – воскликнул парень из деревни. – А мы даже и не знали этой уловки: делай все, что тебе угодно и по отношению к кому угодно, а потом просто извиняйся!
Излечение пощечиной
Человек пришел в магазин, чтобы купить своей жене подарок. Взяв сверток и собравшись идти, он внезапно дал продавцу пощечину и тут же начал извиняться.
Продавец был ошарашен, но в искренности извинений не было никаких сомнений.
– Может быть, вам стоило бы сходить к психиатру, – сказал продавец сочувственно.
Через несколько месяцев этот же человек снова появился в магазине. Он сделал покупку, но уже не пытался причинить продавцу никакого вреда.
– Я принял ваш совет и сходил к психиатру, – сказал молодой человек.
– И как, он вас вылечил? – поинтересовался продавец.
– Да. Сразу же после того, как я заплатил ему за свой первый визит, я дал ему пощечину.
– И что произошло дальше?! – с интересом спросил продавец.
– Он тоже дал мне пощечину в ответ.
Завещание
Отец-миллиардер был при смерти, и, подозвав своего сына-наследника, он сказал ему:
– Теперь я должен открыть тебе свой главный секрет, ибо смерть моя уже близка. Всегда помни две вещи, благодаря которым я добился успеха. Во-первых, если ты что-то пообещал, сдержи данное слово. Чего бы это тебе ни стоило, будь честен и выполни свое обещание. Это было моим принципом, на этом я основывал все свои дела, и поэтому я добился успеха.
И второе – никогда никому ничего не обещай!
Исполнительность таксиста
Однажды один рассеянный профессор опаздывал на лекцию. Он вскочил в такси и крикнул:
– Быстрее! Полный вперед!
Такси мчалось на полной скорости, когда профессор вдруг вспомнил, что не сообщил водителю адрес. Он закричал водителю:
– А вы знаете, куда ехать?!
– Нет, сэр, но я еду на максимальной скорости! [15]
Боль в ноге и возраст
Человек пришел к доктору с жалобой на боль в ноге.
– Не делайте из меня идиота, доктор! Вторая нога не моложе первой!
– Боль в ноге вызвана вашим возрастом, – сказал доктор после непродолжительного осмотра.
– Не делайте из меня идиота, доктор! Вторая нога не моложе первой!
Озорство Миллы
В доме для престарелых дам жизнь была довольно скучной, поэтому одна из дам по имени Милла захотела внести в нее какое-то разнообразие. Немного подумав, она решила пробежать голышом через общую комнату. Так она и сделала.
Одна из старушек оторвалась от вязания и спросила рядом сидящую подружку:
– Ты не заметила, это вроде как мимо нас пронеслась Милла?
– Да, похоже, что это была она, – ответила соседка.
– А что на ней было надето, я не разобрала? – спросила первая.
– Я тоже точно не разглядела, но вроде что-то такое измятое и неглаженое…
Дом как для себя
Хозяину было жаль расставаться с работником, который прослужил у него много лет. И он попросил его об услуге – напоследок построить дом. Плотник согласился, но было видно, что во время работы он думал о чем-то другом, совсем не старался, брал какие попало материалы.
Когда плотник закончил работу и дом был готов, хозяин протянул плотнику ключи от входной двери.
– Этот дом – мой подарок для тебя! – сказал он.
Было заметно, как плотник расстроился.
«Если бы я знал, что строю дом для себя, я бы все сделал совсем по-другому», – подумал он. [56]
Удвоил цену
Один человек, одетый в дорогой костюм, принес на ремонт часовому мастеру старые сломанные часы. Мастер посмотрел на дорогую одежду клиента и решил, что если этот состоятельный человек хочет починить отжившие свой век часы, значит, они действительно ему очень дороги. Возможно, что они являются семейной реликвией или приносят ему счастье.
– Эти часы очень старые, и их ремонт будет стоить дорого, – сказал мастер. – Возможно, это будет стоить для вас вдвое больше той цены, за которую вы их когда-то приобрели.
– Я согласен, – ответил владелец часов.
Часовщик купил подобные часы и заменил старые внутренности новыми. Когда же он протянул их владельцу, то в ответ вместо денег получил две пощечины.
– Зачем вы это сделали? – обиженно спросил мастер.
– Вы сказали мне, что за починку часов я должен буду вам заплатить, вдвое большую их первоначальной стоимости, – отвечал человек. – Но я не покупал этих часов. Они мне достались за одну пощечину, которую я дал человеку, пожелавшему обмануть меня. Так что я честно удвоил цену!
Ты слишком близко подобрался к моей цене
Однажды один торговец наркотиками, опасаясь полицейских рейдов, обратился к монаху с просьбой спрятать контрабандный товар в монастыре. У монаха была безупречная репутация, и контрабандист рассчитывал на то, что полиция не будет делать обыск в монастыре.
Монах с негодованием отреагировал на такую просьбу и потребовал, чтобы человек немедленно покинул монастырь.
– Убирайся сию же минуту!
Ты слишком близко подобрался к моей цене!
– За твое милосердие я дам тебе сто тысяч долларов, – пообещал наркодилер.
Монах слегка помедлил, прежде чем отказать вновь.
– Двести тысяч!
Монах по-прежнему отказывался.
– Пятьсот тысяч!
Монах схватился за палку и завопил:
– Убирайся сию же минуту! Ты слишком близко подобрался к моей цене!
Канадский маяк
Армада флота Соединенных Штатов была на военно-морских учениях на побережье Канады, когда был записан следующий разговор по радио:
– Пожалуйста, измените свой курс на пятнадцать градусов к северу, чтобы избежать опасности столкновения.
– Нет. Это мы советуем вам изменить свой курс на пятнадцать градусов к югу, чтобы избежать опасности столкновения.
– Мы требуем! Развернитесь на север, чтобы избежать столкновения!
– Нет, мы настойчиво рекомендуем вам развернуться на юг, чтобы избежать столкновения.
– Это капитан военного судна Соединенных Штатов. Повторяю еще раз, немедленно измените курс!
– А мы говорим, поворачивайте на юг.
– Это истребитель, принадлежащий вооруженным силам Соединенных Штатов. Мы обеспечиваем воздушную поддержку флота США. Измените свой курс НЕМЕДЛЕННО!
– А мы – канадский маяк! Так что сворачивайте сами!
Власть сержанта
Генерал далеко опередил свое войско, пересекающее джунгли, и в какой-то момент совершенно заблудился. После долгих скитаний он очутился в крошечной деревушке. Жители тут же окружили генерала, а он начал отдавать им приказы.
– Принесите немедленно мне воду, еду, чистое белье и накормите мою лошадь, – требовал он.
Однако никто и с места не сдвинулся.
– Если вы сию же минуту не подчинитесь, – завопил генерал, – я поступлю с вами со всей строгостью!
– Не я буду делать, – закричал приведенный в бешенство генерал, – а цепь командования!
В ответ на это деревенский старейшина сказал:
– Ты не кажешься мне очень сильным. Каким образом ты можешь нам что-нибудь сделать? У тебя ничего не выйдет.
– Не я буду делать, – закричал приведенный в бешенство генерал, – а цепь командования!
– А что такое цепь командования?
– Я скажу полковнику, он – майору, тот – капитану, а капитан – лейтенанту. Лейтенант отдаст приказ сержанту, в чьем распоряжении взвод солдат. Они поставят вас к стенке и расстреляют.
– Ну вот, теперь ты наконец сказал что-то дельное, – произнес старейшина. – Этот сержант, видно, действительно обладает властью. Пока же мы видели только тебя. Вот если бы нам довелось иметь дело с твоим сержантом – вот это что-нибудь да значило бы.
Я знал, что ты придешь
Сэр, мой друг не вернулся с линии фронта. Прошу вас разрешить мне вытащить его оттуда.
– Запрещаю, – отрезал офицер, – я не буду рисковать твоей жизнью ради того, кого уже, скорее всего, нет в живых.
Ослушавшись приказа, солдат все-таки пробрался на передовую и час спустя, смертельно раненный, принес на себе мертвого друга.
Офицер был вне себя от ярости:
– Я же говорил тебе, что его нет в живых. Теперь я потеряю еще и тебя. Ну скажи, разве был смысл рисковать жизнью ради мертвого тела?
– Да, сэр, был, – ответил умирающий солдат. – Когда я добрался до него, он все еще был жив. Увидев меня, он улыбнулся мне и сказал: «Я знал, что ты придешь за мной, Джек». [14]
Расчетливость улитки
Улитка медленно, но целеустремленно взбиралась по вишневому дереву холодным, ветреным днем запоздалой весны.
Воробьи на соседнем дереве от души потешались, глядя на нее. Затем один из них подлетел к ней и спросил:
– Глупая, разве не видишь, что на этом дереве нет вишен?
Не прерывая своего пути, малютка ответила:
– Будут, когда я туда доберусь. [15]
Воробей и курица
Воробей сидел на деревянной ограде, а курица важно прохаживалась внизу.
– Послушай, тебе не надоело все ходить и клевать? – спросил воробей. – Ведь при такой жизни ты уже и летать-то разучилась!
– Неправда! – обиделась курица. И изо всех сил замахав крыльями, она тоже взгромоздилась на ограду.
– А тебе не надоело все летать и прыгать? – спросила курица. – Живи со мной в курятнике. Хозяйка будет подсыпать зерно в кормушку, а ты клюй себе, не зная забот.
Тут подул сильный ветер. Курица изо всех сил пыталась удержаться за ограду, но все-таки слетела вниз. А воробей расправил крылышки и воспарил вверх. Сделав круг, он снова сел на ограду.
– Ты большая и сильная, но надеешься в жизни только на кормушку, – сказал воробей. – Вот и в полете ты хотела опереться на деревянную ограду. А я опираюсь только на свои крылья и в жизни сам себе опора…
И воробей полетел дальше.
Вопрос белого медвежонка
Одной морозной ночью маленький белый медвежонок спрашивает маму:
– Мама, скажи, а мой папа тоже белый медведь?
– Конечно, сынок!
– А мой дедушка тоже белый медведь?
– И дедушка тоже! – отвечает медведица.
– А прадедушка?
– И прадедушка! А почему ты спрашиваешь?
– Почему же тогда мне так холодно?
Сила вежливости
Жил-был кролик, очень скромный и вежливый. Однажды, вдоволь наевшись капусты на крестьянском огороде, он собрался было домой, как вдруг заметил лисицу. Она возвращалась в лес. Ей не удалось стащить курицу с крестьянского двора, и она была очень сердита и голодна.
У кролика дрогнуло сердце. Бежать, но куда? И кролик бросился в находящуюся рядом пещеру. Он не знал, что там поджидала его другая грозная опасность – живущая в пещере змея.
Кролик, однако, был хорошо воспитан и знал, что без разрешения в чужой дом входить не полагается. «Нужно поздороваться, – подумал он, – но с кем? С пещерой?»
– Здравствуйте, добрая пещера! – вежливо сказал кролик. – Разрешите мне войти.
Змея очень обрадовалась, услышав голос кролика. Она очень любила кроликов, в особенности их нежное мясо, но не думала, что они еще и так вежливы!
Змея очень обрадовалась, услышав голос кролика. Она очень любила кроликов, в особенности их нежное мясо, но не думала, что они еще и так вежливы!
– Входите, входите, пожалуйста! – ответила она.
Но кролик по голосу понял, с кем имеет дело.
– Простите, что я побеспокоил вас, – сказал он. – Я совсем забыл, что меня ждет крольчиха! До свидания! – и бросился бежать прочь со всех ног. Прибежав домой и немного успокоившись, кролик подумал: «Да, вежливость еще никому не повредила!»
– Лучше бы я ему не отвечала! – проворчала змея, снова сворачиваясь в клубок. – Ох уж эти вежливые кролики! И нужно же было ему спросить разрешения войти!
Знание курицы
Вдоль всего плетня, окружавшего птичий двор, расселись ласточки, беспокойно щебеча друг с другом, говоря о многом, но думая только о лете и юге, потому что осень стояла уже у порога – ожидался северный ветер.
Однажды они улетели, и все заговорили о ласточках и о юге.
– Пожалуй, на следующий год я сама слетаю на юг, – важно объявила всем курица.
Минул год, ласточки вернулись и снова расселись на плетне, а весь птичник обсуждал предстоящее отбытие курицы на юг.
Пришло время, и ранним утром подул северный ветер, ласточки разом взлетели и, паря в небе, почувствовали, как ветер наполняет их крылья. К ним пришли сила и странное древнее знание, направляющее их к нужной цели на юге планеты.
– Ветер, пожалуй, подходящий, – самодовольно известила курица, расправила крылья и выбежала из птичника. Хлопая крыльями, она выскочила на дорогу, сбежала вниз с насыпи и попала в сад.
К вечеру, тяжело дыша, она вернулась обратно и рассказала обитателям птичника, как она летала на юг до самого шоссе и видела величайший в мире поток машин, мчащихся мимо. Она была в землях, где растет картофель и кукуруза. И видела сад, в котором росли прекрасные розы, и там даже был сам садовник.
– Потрясающе, – восхищался весь птичий двор. – И как живописно рассказано! Не то что эти неразговорчивые ласточки.
Пришла весна, и ласточки вернулись снова. Но птичий двор ни за что не соглашался с ними, что на юге – море.
– Послушайте нашу курицу! – говорили они.
Она лучше знает, где юг.
А ласточки и не настаивали. Пришло время, и они улетели вновь. [50]
Простота
Мышь сказала:
– Я хочу найти крошки. Собака сказала:
– Я пришла сюда за корками.
– Общим знаменателем их желаний является хлеб, а не пища. Вы чересчур все усложняете.
Простак сказал:
– Вы дураки, вам нужен хлеб!
Мудрец сказал:
– Но им можно было бы предложить и другой род пищи.
Простак пришел в ярость:
– Общим знаменателем их желаний является хлеб, а не пища. Вы чересчур все усложняете. [64]
Доказательства для кролика
Лиса встретила кролика в лесу.
– Кто ты такой? – спросил кролик.
– Я лиса, – ответила удивленная лиса. – И я хочу тебя съесть.
– Как ты можешь доказать, что ты лиса? – спросил кролик.
Лиса не знала, что ответить, потому что раньше кролики убегали от нее без лишних вопросов.
– Если ты можешь показать мне письменное доказательство того, что ты лиса, то я поверю тебе, – сказал кролик.
Обеспокоенная лиса побежала ко льву, чтобы он дал ей удостоверение, что она действительно лиса. Выданное львом удостоверение вызывало у лисы такой интерес, что она задерживалась на каждом параграфе, чтобы продлить удовольствие. Но когда она вернулась на место, где оставила кролика, его там уже не было.
– Если ты можешь показать мне письменное доказательство того, что ты лиса, то я поверю тебе, – сказал кролик.
Лиса побежала обратно ко льву и увидела оленя, разговаривающего со львом.
– Я хочу видеть письменные доказательства того, что ты лев, – говорил олень.
– Когда я не голоден, мне нет нужды беспокоить тебя, когда же я голоден, то ты не нуждаешься ни в каких документах, – ответил лев.
Удивленная лиса спросила:
– Почему ты не сказал мне, чтобы я так поступила, когда я просила удостоверение для кролика?
– Друг мой, – сказал лев, – тебе следовало сказать, что удостоверение требовал кролик. Я думал, что оно нужно для тех глупых людишек, от которых кое-кто из этих умных животных научился подобному различению.
Любовь мыши и слона
Мышь и слон полюбили друг друга.
В брачную ночь слон подвернул ногу, упал, ударился и остался лежать бездыханным.
– О судьба! – заголосила мышь. – Я купила миг удовольствия и тонны воображения за цену – выкапывание могилы всю свою оставшуюся жизнь!
Лошадь и осел
Лошадь и осел шли с базара. Осел был навьючен выше головы, а лошадь бежала налегке.
– Будь другом, – попросил осел на половине пути, – помоги мне! Возьми часть груза!
Но лошадь делала вид, что не слышит.
– Мне уже невмоготу! Помоги! – взмолился осел немного погодя.
Но лошадь только ушами повела. Когда дорога пошла в гору, осел прошел еще десяток шагов и, обессиленный, упал.
– Вставай, вставай, милый! – умолял его хозяин, но осел с такой поклажей не мог подняться.
Тогда хозяин разгрузил осла и всю поклажу взвалил на лошадь. Теперь осел бежал налегке, а лошадь кряхтела и за двоих отдувалась всю оставшуюся часть пути.
Мудрая свинья
Мудрую свинью спросили:
– Почему во время еды ты становишься в пищу ногами?
– Я люблю ощущать пищу не только ртом, но и телом, – ответила мудрая свинья. – Когда я чувствую прикосновение пищи еще и к моим ногам, то получаю от этого двойное удовольствие.
– А как же быть с манерами, присущими достойному воспитанию? – спросили ее.
– Манеры предназначены для окружающих, а удовольствие для себя. Если основа удовольствия исходит от моей природы, то само удовольствие приносит пользу, – объяснила мудрая свинья.
– Но ведь и манеры приносят пользу!
– Когда манеры приносят мне больше пользы, чем удовольствие от еды, тогда я не ставлю ноги в еду, – гордо ответила свинья и ушла по своим делам. [34]
Что делать с бабочкой
Однажды к мудрой свинье, плача, прибежал сын пастуха.
– Я нечаянно убил бабочку, – всхлипывая, причитал ребенок, – а моя мама говорила, что отнимать чужую жизнь – большой грех.
– Это действительно так, – важно ответила свинья, – но грех засчитывается лишь тогда, когда ты убиваешь без надобности и получаешь от этого удовольствие. Тысячи тысяч бабочек на нашей земле гибнут каждый день от непогоды и в клювах прожорливых птиц, но мало кому приходит в голову пожалеть о них, ибо это естественный ход вещей.
– Но голос моей матери как бы живет во мне и все время корит меня за мой поступок, – отвечал мальчик.
– Ну что ж, объясни ему все и скажи, что он не прав, – посоветовала мудрая свинья.
Озадаченный, мальчик что-то прошептал себе под нос, лицо его озарилось улыбкой, и он тут же убежал куда-то по своим делам.
– Ох уж эти люди, они поистине мастера создавать себе трудности, – проворчала свинья, – зато сколько радости им приносит освобождение от этих надуманных ими же проблем!
Немного задумавшись, свинья добавила:
– А все же жаль бабочку, ведь она тоже была чьим-то другом… [34]
Глупая рыбка
– Извините, – спросила как-то маленькая рыбка у большой, – а вы не знаете, где найти океан?
– Океан там, где ты сейчас находишься, – ответила большая рыба.
– Прямо здесь? Но ведь это просто вода. А я хочу найти именно океан! – с укором возразила рыбка и уплыла искать где-нибудь еще.
Лис и цыплята
Лис гордился собой и был убежден, что все его суждения – это истинные факты. А мнения – это то, что есть у других, более мелких существ.
Однажды, когда лис обдумывал эту мысль, несколько цыплят, поклевывая, шли своей дорогой мимо него. Увидев лиса, они с кудахтаньем бросились наутек.
Лис кинулся за ними, и, когда они, переводя дух, сгрудились вместе, спросил их, в чем дело.
– Мы убегаем, потому что боимся тебя, ведь ты можешь нас съесть! – ответили цыплята.
– Это всего лишь ваше мнение. Уверен, что фактически во мне нет агрессии, я не стал бы вас есть, – ответил лис, – но, чтобы научить вас, а не себя, проверить, продемонстрирую это вам. Ну – ка, попробуйте разгневать меня, можете использовать все средства.
Цыплята, а их любопытство стало разгораться, начали швырять лапками в него камешки. Но лис никак не реагировал на их действия. Тогда они, смеясь все громче и громче, стали клевать его. Когда это стало невыносимо больно, лис зарычал, и цыплята с криком бросились от него.
– Теперь я знаю, почему лисы охотятся за цыплятами, – воскликнул лис. – Если бы они не охотились, то жизнь лис стала бы невыносимой. [20]
Кошка и кролик
Кошка сказала:
– Кролики недостойны того, чтобы их учить! Я предлагаю им дешевые уроки ловли мышей – и хоть бы один кролик заинтересовался!
Тогда стань мышью
Сороконожка пришла к мудрой сове и пожаловалась на то, что у нее сорок ног и что от усталости они все болят.
– Что мне делать? – спросила она совет у совы.
– А ты стань мышью, – серьезно подумав над проблемой, сказала сова.
– А почему именно мышью? – спросила сороконожка.
– Имея всего четыре ноги, ты сможешь избавиться от девяноста процентов боли, – обосновала мудрая сова.
– Прекрасная идея! Скажи только, как мне стать мышью? – спросила сороконожка.
– Такими мелочами я не занимаюсь, – возмущенно ответила сова. – Я разрабатываю стратегию!
Глаза и горы
Однажды глаза сказали:
– Какие прекрасные горы виднеются там впереди. Они высокие, даже выше колонн во дворце шейха.
– О каких горах вы говорите? Мы ничего не слышим, – сказали уши, усердно напрягая свой слух.
– Да горой тут и не пахнет! – возмущенно заметил нос, присоединившись к разговору.
– Мы пытаемся дотронуться до горы, но ничего похожего не можем нащупать, – добавили руки.
Тут глаза перевели свой взгляд на что-то другое. А все остальные начали говорить, что глаза сошли с ума, раз им такое мерещится. Неладно это, дескать, неладно. [20]
Притча о двух ведрах
У человека было два ведра, одно из которых было с небольшой трещиной. В течение долгих лет он носил воду из горного родника в свой дом. Но по приходе домой одно ведро было всегда полным, а другое наполовину пустым, так как по дороге часть воды просачивалась через трещину.
Целое ведро гордилось своей целостностью и задавалось перед треснутым ведром. А ведро с трещиной очень стыдилось того, что не может удержать всю воду и теряет добрую ее половину по дороге. Вскоре, не выдержав стыда, оно заговорило с человеком.
– Я неудачник, мое существование нелепо и бессмысленно. Из-за трещины я не могу удержать воду. Почему ты не выбросишь меня, покончив, наконец, с этим позором?
– Глупое, ты не знаешь всей своей пользы! – отвечал человек дырявому ведру. – Ты видело цветы у обочины дороги, по которой я ношу воду? Они растут только с той стороны, где проливается вода, и радуют всех! А с другой стороны – только пыль…
Крокодил будет разочарован
Большеротая лягушка сидит на пруду, в джунглях Гоа, как вдруг появляется лиса и говорит:
– Привет, старушка, ты слышала новость? Сегодня на пляже будет праздничная вечеринка в честь полнолуния.
Лягушка открывает свой большой рот и отвечает:
– Ква-кват-лично!
– И еще, – продолжает лиса, – там будет много симпатичных парней и девушек.
– Ква-кват-лично! – отвечает лягушка.
– Там будет много всякой вкусной еды, – продолжает лиса.
– Ква-кват-лично! – отвечает лягушка.
– Но нужно знать единственное условие, – продолжает лиса, – большеротых туда не пустят.
Лягушка стремительно захлопывает рот и кокетливо отвечает:
– Бедняга крокодил, он будет так разочарован.
Тигр отомстит за нас
В стеблях травы жили крошечные букашки. Старшие из них учили младших:
– Посмотрите на того тигра, лежащего неподалеку. Это добрейшее существо, которое никогда не делает нам ничего плохого. А вот баран – злейший хищник, потому что если бы он пришел сюда, то сожрал бы нас вместе с травой, на которой мы живем.
Но тигр не только добр, но и справедлив – он отомстил бы за нас.
Открытие цыпленка
Цыпленок пожелал превратиться в лисицу – и его желание волшебным образом исполнилось.
Через некоторое время он с удивлением обнаружил, что его желудок не переваривает такое количество съеденного зерна. [65]
Счастье в хвосте
Щенок гонялся за своим хвостом. И делал это так долго и с таким усердием, что вскоре устал и упал, глубоко дыша.
– Глупый, зачем ты так гоняешься за хвостом? – спросил старый пес, наблюдая эту картину.
– Я изучил философию, – отвечал, запыхавшись, щенок, – и я решил проблемы мироздания, которые не решила ни одна собака до меня. Я узнал, что счастье собаки в ее хвосте. Поэтому я гоняюсь за ним, а когда поймаю, оно будет моим.
Я узнал, что счастье собаки в ее хвосте. Поэтому я гоняюсь за ним, а когда поймаю, оно будет моим.
– Сынок, – сказал старый пес, – я тоже интересовался мировыми проблемами и составил свое мнение об этом. Я тоже понял, что счастье собаки в ее хвосте. Но также я заметил, что куда бы я ни пошел и что бы ни делал в этой жизни, мой хвост всегда следует за мной и мне не нужно за ним гоняться.
Рефлекс Павлова
В лаборатории знаменитого физиолога И. П. Павлова появилась новая собака. К ней подошел старожил, лохматый пес Рекс, и спросил:
– Ну, ты как?
– Да не знаю пока… Как-то все странно вокруг! Решетки, проводки, лампочки, педали какие-то.
– А, лампочки, педали. Это здесь условные рефлексы изучают.
– А что это такое, условные рефлексы?
– Да все просто! Смотри. Я сейчас нажму на эту педаль, загорится вон та лампочка, и вон тот человек в белом халате принесет нам кусок мяса. Это и называется условный рефлекс!
Вовремя остановиться
В лаборатории в клетке жил очень красивый и любимый всеми попугай. После полуночи, когда все уходили отдыхать и все кругом затихало, ему позволялось свободно полетать по комнате.
В одну из таких ночей, когда попугая выпустили из клетки, он подлетел к спящему псу Рексу и прямо над его ухом прокричал: «Рекс!» Пес проснулся и вскочил, обошел всю комнату, заглянул в каждый угол, но ничего не найдя, снова улегся спать.
Шутка удалась! Здорово! Удалось одурачить пса! Попугай подождал немного, а затем снова подлетел поближе и гаркнул: «Рекс!» И снова пес открыл глаза, встрепенулся, обошел весь дом и вернулся очень расстроенный.
Пес лег и притворился спящим, прищурив один глаз. Попугай тихонько подлетел и попробовал ту же шутку в третий раз. Пес прыгнул…
Позднее слышали, как попугай жаловался: «Вечно так со мной: никогда не умею вовремя остановиться».
В этом разделе приведены наиболее представительные даосские, буддистские, индуистские (ведические), дзенские, хасидские и христианские притчи, в которых отражены некоторые положения соответствующих религиозно-философских учений, а также затрагиваются сложные взаимоотношения человека и Бога.
Для лучшего понимания притч в начале каждой главы приводится краткая справка относительно религиозно-философского учения, в рамках которого были рождены соответствующие притчи и истории. Более полная справочно-описательная информация с примерами интерпретации притч приведена в «Приложении».
Даосизм – одно из древних религиозно-философских учений, возникшее в Чжойском Китае в VI–V вв. до н. э. Основоположником даосизма принято считать китайского мудреца Лао-цзы, старшего современника Конфуция. Однако о Лао-цзы в отличие от Конфуция в источниках нет достоверных сведений ни исторического, ни биографического характера. Поэтому многими современными исследователями фигура Лао-цзы считается легендарной. Согласно легендам, мать вынашивала его несколько десятков лет и родила седым, откуда и имя его – «Престарелый младенец». Хотя тот же знак «цзы» означает одновременно и понятие «философ», так что имя Лао-цзы часто переводится как «Старый философ».
Главная категория даосизма – понятие «Дао». Первоначально это слово означало «Путь», затем – порядок Вселенной вместе с тождественным ему правильным поведением человека. Буквально слово «Дао» переводится как «Разум», «Логос», «Бог», «Смысл», «правильный Путь» и т. д. Лао-цзы придал этому слову новый смысл, называя Дао основой бытия, хотя эта основа сама по себе безымянна.
Трактат «Дао-дэ-цзин», авторство которого приписывается Лао-цзы, состоит из 5000 иероглифов, составляющих разные по объему высказывания, разделенные на 81 небольшую главу. Это произведение считается одним из наиболее значительных исторических философских трудов. Все главное в нем с самого начала сразу же высказывается и затем вновь остроумно развертывается. Перед читателем предстает грандиозное единство целого. Повторение в различных модификациях сходного выкристаллизовывает заложенные смыслы.
кр оме «Дао-дэ-цзина» воззрения даосизма изложены в трактате «Чжуан-цзы», отражающем взгляды философа Чжуан Чжоу (IV–III вв. до н. э.). Как целостная философская система даосизм восходит к трудам «Лец-зы» (ок. III в. до н. э.) и «Хуайнань-цзы» (II в. до н. э.).
Согласно даосизму, все во Вселенной порождено Дао, являющимся источником гармонии и равновесия. Поэтому все в мире – от растений и животных до людей – прекрасно в своем естественном состоянии и должно оставаться таким. При этом даосизм рассматривает все сущее во Вселенной как единое целое, стремящееся к гармонизации противоречий. Каждое существо и каждая вещь являются частью этого бесконечного потока, который течет неостановимо и в котором уравновешиваются противоположные силы. Так, в Дао отмечается равновесие и взаимодействие противоположностей Инь и Ян (женского и мужского начал, Земли и Неба), символизирующих две полярности, которые существуют в каждой вещи, противореча и одновременно дополняя друг друга. Нет ничего «чисто Инь» или «чисто Ян»; один из этих принципов может преобладать, но не уничтожая другого.
Согласно даосизму, эгоистические устремления и отступления от Дао порождают заблуждения в умах людей: люди начинают членить мир на отдельные вещи, понимаемые как самосущные единичности. Этому во многом способствует язык, так как возникает иллюзия, что каждому слову-ярлыку соответствует самостоятельная сущность. Однако Дао само по себе не имеет никаких границ и разделений: в нем все взаимосвязано, уравнено и объединено в неразделенное целое. А видимые различия не имеют сущностного характера и не принадлежат объектам самим по себе. Невозможно схематизировать иллюзорный мир, в котором все непрерывно взаимопроникает. Умонастроения не имеют ценности, а реальность свидетельствует о запутанной, неявной взаимосвязи каждой вещи со своей противоположностью.
Еще одно важное понятие даосизма – «недеяние», выступающее как особый вид деятельности, идущей вразрез с социальным миропорядком, но приводящей к гармонизации с Дао. Понятие «недеяние» из-за своей противоположности «деянию» может привести к ложному представлению о том, что оно связывается с отсутствием любой деятельности. Но это представление будет относиться не к сути, а к словесному выражению. В даосизме отвергается возможность существования чего-то одного, исключающего противоположность, иначе оно вновь было бы втянуто в сферу целенаправленной активности, за рамки которой выходит. Более подробная информация о даосизме приведена в Приложении.
Здесь представлены наиболее характерные даосские притчи, отражающие некоторые положения даосизма. Как уже было отмечено ранее, многие притчи получили известность среди отечественных читателей благодаря переводным изданиям трактатов «Чжуан-цзы», «Хай Фэй-цзы», произведений Шень Бухая и других древнекитайских источников, опубликованных в переводе известного китаеведа, профессора В. В. Малявина. Также еще раз отметим книгу Марка Форстейтера «Даосские притчи», в которой автор представил свои интерпретации притч, написанных Чжуан-цзы.
Полезное и бесполезное
Творящий Благо спросил Чжуан-цзы:
– Почему ты так часто говоришь о бесполезном?
– С тем, кто познал бесполезное, можно говорить и о полезном.
– С тем, кто познал бесполезное, можно говорить и о полезном, – ответил Чжуан-цзы. – Земля велика и широка, но человек пользуется ею в каждый момент времени лишь на величину своей стопы. Нужно ли ему знать, что за этой стопой? [33]
Опыт дерева
Однажды Чжуан-цзы с учениками прогуливался и увидел огромное дерево. Это дерево уже издали выделялось среди всех прочих своими размерами и строением.
– Обратите внимание на это большое и цветущее дерево, – сказал Учитель. – По нему видно, что оно не такое, как другие. Его ствол и ветви такие кривые, что из них нельзя сделать ни столбов, ни стропил. Его могучий корень так извилист, что из него не выдолбить даже гроб. Лизнешь его листок, и рот сводит от горечи. Оно не может быть использовано другими, поэтому до сих пор не срублено. Так же и самые светлые люди в мире сделаны из материала, в котором никто не нуждается!
Жертвенная черепаха
Чжуан-цзы ловил рыбу в реке своей бамбуковой удочкой. Владетель царства Чу послал двух своих сановников с официальным документом: «Мы предлагаем вам должность премьер-министра».
Чжуан-цзы даже удочки из рук не выпустил и головы не повернул, а только сказал в ответ:
– Мне рассказывали, будто есть жертвенная черепаха, принесенная в жертву и канонизированная три тысячи лет назад, которую чтит князь. Убранная в шелка, она находится в драгоценной гробнице на алтаре храма. Как вы думаете, лучше ли отдать жизнь и предоставить жертвенный панцирь в качестве объекта культа, в облаках ладана, на три тысячи лет или лучше жить обычной черепахой, волоча свой хвост по грязи?
– Конечно, лучше жить и волочить свой хвост по грязи! – ответили оба сановника.
– Возвращайтесь назад, – сказал Чжуан-цзы. – Предоставьте и мне волочить мой хвост по грязи.
Внимание к внутреннему
Янь Хой обратился к Конфуцию с вопросом:
– Однажды я переправлялся через глубокий поток Шаншэнь и наблюдал, как перевозчик вел лодку. Он делал это столь искусно, что мне показалось, будто он не человек, а всемогущий Бог. Я спросил, разве можно так научиться управлять лодкой, а он ответил: «Можно. Если ты хорошо плаваешь или ныряешь, ты сразу постигнешь это искусство». Ты не мог бы объяснить, что значат его слова?
Тот же, кто внимателен к внешнему, неискусен во внутреннем.
Конфуций ответил:
– Хорошие пловцы быстро учатся управлять лодкой, потому что не боятся воды. Для них море – все равно что суша, и перевернуться в лодке – это то же самое, что крестьянину упасть с повозки и вскочить обратно. Вода поднимает и опускает их, они послушны волнам, не боятся их и знают: что бы ни случилось, они всегда выплывут на поверхность без усилий.
Представь, что идет состязание лучников. Каждый хочет показать лучшее, на что он способен. Но если награда – серебряный кубок, то лучник может стрелять вполсилы, а если – золотая статуя, то он может потерять голову и станет стрелять, словно слепой. Отчего один и тот же человек ведет себя по-разному? Когда он думает о дорогой награде, руки не слушаются его. Искусство во всех случаях будет одно и то же, а вот внимание перейдет на внешние вещи. Тот же, кто внимателен к внешнему, неискусен во внутреннем.
Ввериться потоку
Конфуций у моста разглядывал, как водопад ниспадал с высоты и бурлил водоворот. Через некоторое время он заметил, как старый монах решил перейти этот бурлящий поток вброд. Конфуций послал к нему учеников, чтобы те удержали старика. Но человек их не послушался, спокойно перешел через поток и выбрался на другой берег.
– До чего же вы ловки! – воскликнул Конфуций. – Как это вам удалось войти в такой водоворот и выбраться оттуда невредимым? Вероятно, у вас есть свой секрет?
Монах ответил:
– Как только я вступаю в поток, то весь отдаюсь ему и вверяюсь течению воды. Отдавшись и вверившись ему, я располагаю свое тело в волнах и течениях и не смею своевольничать. Вот почему могу войти в любой поток и снова выйти.
– Запомните это! – сказал Конфуций ученикам. – Воистину, даже с водой, отдавшись ей и вверившись ей, можно сродниться. А уж тем более с людьми.
Сушеная рыба
Хуан-цзы родился в бедной семье, и нередко в доме не хватало еды. Как-то раз родители послали его занять немного риса у богача.
– Разумеется, я могу помочь, – ответил богач. – Скоро я соберу подати с моей деревни и тогда смогу одолжить тебе хоть пятьдесят монет серебром.
Хуан-цзы с негодованием посмотрел на него и сказал:
– Вчера я шел по дороге и вдруг окликнул меня кто-то. Я оглянулся и увидел в придорожной канаве пескаря. «Я повелитель вод Восточного океана, – сказал пескарь. – Но сейчас я попал в трудную ситуацию. Не найдется ли у тебя немного воды для меня? Ты спас бы мне жизнь».
– Конечно! – ответил я пескарю. – Я как раз направляюсь к правителю нашей провинции и попрошу его прорыть для тебя канал от Янцзы. Я уверен, что правитель не откажет повелителю вод Восточного океана.
Но пескарь посмотрел на меня гневно и сказал:
– Неужели ты не видишь? Я не могу жить без воды. И хотя я повелитель вод, здесь, на суше, я бессилен. Несколько пригоршен воды спасли бы меня от смерти. Но если ты вместе с правителем начнешь рыть канал, то завтра вы найдете меня в рыбной лавке среди других сушеных рыб.
Истинные странствия
Вначале Ле-Цзы любил странствовать.
– Ты любишь странствия. Что же в них хорошего? – спросил однажды у него учитель с Чаши-горы.
– Радость странствий в том, – ответил Ле-Цзы, – что наслаждаешься отсутствием старого. Другие в странствиях наблюдают за тем, что видят. Я же в странствиях наблюдаю за тем, что изменяется. Есть странствия и Странствия! Еще никто не сумел определить различия в этих странствиях!
При истинных странствиях можно постичь Вселенную и не выходя из дома.
– Ты странствуешь, как и другие, а говоришь, что иначе, чем другие, – ответил учитель с Чаши-горы и продолжил: – Во всем, на что ты смотришь, ты всегда видишь изменения, наслаждаешься отсутствием старого в других вещах, но не ведаешь, что в тебе самом также отсутствует старое. Странствуя во внешнем мире, ты не ведаешь, как наблюдать за внутренним миром. Кто странствует во внешнем мире, ищет полноты в других вещах. А кто наблюдает за внутренним, находит удовлетворение в самом себе. Находить удовлетворение в самом себе – вот истинное в странствиях, искать полноты в других вещах – вот неистинное в странствиях. При истинных странствиях не ведают, куда направляются; при истинном наблюдении не ведают, на что смотрят. При истинных странствиях можно постичь Вселенную и не выходя из дома.
Ле-Цзы понял, что он не постигает смысла странствий, и до конца жизни больше не уходил. Он попросился в ученики к учителю с Чаши-горы.
Урок собственной тени
Ле-Цзы учился у Учителя с Чаши-горы, и Учитель сказал:
– Если постигнешь, как держаться позади, можно будет говорить и о том, как оказаться впереди.
– Хочу услышать о том, как держаться позади, – ответил Ле-Цзы.
– Обернись, взгляни на свою тень и поймешь, – ответил Учитель.
Ле-Цзы обернулся и стал наблюдать за тенью: его тело сгибалось, и тень сгибалась; тело выпрямлялось, и тень выпрямлялась.
– Я понял, – сказал Ле-цзы, – изгибы и стройность исходят от тела, а не от тени.
– Сгибаться и выпрямляться зависит от других вещей, а не от тела, – ответил Учитель, – тень не знает о них, но никогда не опаздывает. Вот это и называется: держись позади – встанешь впереди.
Смотрящий внутрь
Циньский царь спросил своего мастера Радующегося Мастерству:
– Нет ли в твоем роду кого-нибудь столь же искусного, кого можно было бы послать на поиски коня для меня? Ведь твои годы уже немалые, и ты сам не сможешь отправиться на поиски!
– У сыновей моих, вашего слуги, способности небольшие, – отвечал мастер. – Они сумеют найти хорошего коня, но не смогут найти чудесного коня. Ведь хорошего коня узнают по его стати, по костяку и мускулам. У чудесного же коня все это скрыто. Такой конь мчится, не поднимая пыли, не оставляя следов. Прошу принять того, кто знает коней лучше вашего слуги. Было время, когда я носил с ним коромысла с хворостом и овощами. Это – Высящийся во Вселенной.
Царь принял Высящегося во Вселенной и отправил его на поиски коня.
Через три месяца тот вернулся и доложил:
– Я нашел его в Песчаных холмах.
– Какой конь? – спросил царь.
– Кобыла, каурая.
Послали за кобылой, а это оказался вороной жеребец.
Опечалился царь, призвал мастера и сказал:
– Вот неудача! Тот, кого ты прислал для поиска коня, не способен разобраться даже в масти, не отличает кобылы от жеребца. Разве же это знаток коней?
– Вот чего достиг! – воскликнул Радующийся Мастерству. – Вот почему он в тысячу раз превзошел и меня, и других!
То, что видит Высящийся, это мельчайшие семена природы. Он овладел сущностью и не замечает поверхностного. Он весь во внутреннем и предал забвению внешнее. Поэтому он видит то, что ему нужно видеть, и не замечает того, что ему не нужно замечать; наблюдает за тем, за чем следует наблюдать, и опускает то, что для него не важно. Не сомневайтесь, конь, которого нашел Высящийся, будет действительно ценным конем.
Жеребца привели, и это оказался поистине лучший конь всей Поднебесной!
Пустая лодка
Лин-чи рассказывал:
– Когда я был молодым, мне нравилось плавать в лодке. В одиночестве я отправлялся плавать по озеру и мог часами оставаться там.
С тех пор, если кто-то пытался меня обидеть или во мне поднимался гнев, я смеялся и говорил себе: «Эта лодка тоже пуста».
Однажды я сидел в лодке с закрытыми глазами и медитировал. Была прекрасная ночь. Но какая-то лодка плыла по течению и ударилась о мою. Удар был такой силы, что я выпал за борт. Во мне поднялся гнев! Я подплыл к незнакомой лодке, намереваясь обругать рулевого, но когда я подтянулся за ее борт, то увидел, что лодка пуста. Моему гневу некуда было двигаться. На кого мне было его выплескивать? Мне ничего не оставалось, как вновь забраться в свою лодку, закрыть глаза и начать присматриваться к своему гневу.
В эту тихую ночь я подошел к центру внутри себя. Пустая лодка стала моим учителем. С тех пор, если кто-то пытался меня обидеть или во мне поднимался гнев, я смеялся и говорил себе: «Эта лодка тоже пуста». С этими словами я закрывал глаза и направлялся внутрь себя.
Недеяние монаха
Монах-даос стоял на вершине холма рано утром в одиночестве. Он стоял, не двигаясь, одинокий, как холм. Мимо прогуливались трое молодых крестьян, которые решили предположить, что он делает.
– Я знаю этого монаха. Недавно у них в монастыре потерялась корова. Возможно, что он высматривает ее с высоты холма, – предположил один из них.
– Но судя по тому, как он стоит, он вообще никуда не смотрит, – возразил второй. – Он не движется, его глаза почти закрыты. Я думаю, что он совершал утреннюю прогулку с приятелем, но тот отстал. И монах ждет, пока приятель его догонит.
Третий сказал:
– Похоже, что причина не в этом, так как если кто-нибудь кого-то ждет, то он оглядывается хоть иногда, чтобы посмотреть, идет ли приятель. Но этот человек совсем не двигается. Он не ожидает, это не поза ожидающего человека. Я думаю, он молится или медитирует.
Их настолько возбудило любопытство, что они решили подойти и спросить самого монаха.
– Ты ищешь корову? – спросил первый. – Ведь у вас когда-то потерялась корова, и теперь, наверное, ты пытаешься ее найти?
Человек открыл глаза и сказал:
– Я ничем не обладаю, поэтому и ничего не может быть мною утеряно. Я не ищу ни корову и ни что-либо еще.
– Тогда, должно быть, прав я, и ты ждешь друга, который отстал, – сказал второй из них.
Человек ответил:
– У меня нет ни друзей, ни врагов, как я могу ждать кого-нибудь?
– Значит, прав я, потому что других возможностей нет, – сказал третий. – Я думаю, ты молишься или медитируешь.
Монах слегка улыбнулся и сказал:
– Я не знаю никого, кому мог бы я молиться, и у меня нет никакого объекта достижения. Как я могу медитировать?
– Что же ты тогда делаешь? – одновременно спросили все трое.
– Я просто стою и ничего не делаю, – ответил даос.
Сила легкого и мягкого
Лао-цзы учил:
Хочешь быть твердым, сохраняй твердость с помощью мягкости.
Хочешь быть сильным, береги силу с помощью слабости.
Кто собирает мягкое, станет твердым.
Чтобы узнать, к чему готовится соперник, наблюдай за тем, что им собирается.
Кто собирает слабое, станет сильным.
Мягкое и слабое – спутники жизни.
Твердое и сильное – спутники смерти.
Чтобы узнать, к чему готовится соперник, наблюдай за тем, что им собирается.
Качества для ученика
Однажды Ле-цзы сказал:
– Полный красоты – горд, а полный сил – необуздан. Поэтому пока не поседеют, с ними не стоит и говорить об учении.
– Почему? – спросили ученики.
Трудность управления царством не в том, чтобы самому быть умным и способным, а в том, чтобы находить умных и способных.
– Гордому люди не могут советовать. Если же люди не могут ему советовать, то он остается одинок. А полный сил необуздан, так как он опирается только на свои силы и в результате остается без помощников.
Умный полагается на людей, поэтому и в старости не дряхлеет, знания у него исчерпывающие, и беспорядков не возникает. Поэтому и говорят, что трудность управления царством не в том, чтобы самому быть умным и способным, а в том, чтобы находить умных и способных.
Встреча Конфуция и Лао-цзы
Лао-цзы жил в пещере в горах. О его странностях ходили легенды.
Конфуций пришел к нему и спросил о чем-то, но Лао-цзы ответил:
– Я ничего не знаю.
Тогда Конфуций спросил:
– Что случается после смерти?
Лао-цзы сказал:
– Вы живете, но разве вы можете сказать, что такое жизнь?
Конфуций смутился, а Лао-цзы продолжил:
– Вы не знаете этой жизни, а беспокоитесь о той, запредельной.
На следующий день император спросил Конфуция:
– Ты был у Лао-цзы. Как прошла встреча?
Конфуций ответил:
– Случилось то, чего я больше всего опасался. Он выставил меня таким глупым, что даже день спустя я все еще дрожу. Одно я могу вам сказать: не думайте встречаться с этим человеком. Он – дракон, а не человек.
Спустя годы император Китая все же встретился с Лао-цзы и был настолько очарован им, что назначил его верховным судьей.
Верховный судья
Император Китая встретился с Лао-цзы и был настолько очарован им, что назначил его верховным судьей. Лао-цзы пытался отказываться от назначения, но тщетно. Тогда он согласился и сказал:
– Вы будете сожалеть об этом назначении, так как мои пути понимания и видения полностью отличаются от ваших.
Император настаивал, поскольку был уверен в необыкновенной мудрости этого человека.
Лао-цзы занял место верховного судьи, и первое дело, которое он рассматривал, было о человеке, которого схватили на месте преступления за воровство в доме самого богатого человека. Фактически дело не рассматривалось, поскольку вора поймали на месте преступления, и он сам признался в содеянном.
Лао-цзы вынес ему настолько уникальный приговор, который позже пересказывался из поколения в поколение. Он гласил, что вора и богача нужно отправить в тюрьму на шесть месяцев.
– Не могу поверить своим ушам! – вскричал богач. – Мои деньги украдены, и меня же в тюрьму на тот же срок, что и вора! Как так?
Лао-цзы сказал:
– Ты и есть первый вор, а он уже второй. Поэтому тебе следовало бы вынести более суровое наказание. Ты собрал все ценности столицы в свои закрома и сделал тысячи людей голодными. Вы эксплуатируете этих людей.
Весь зал хранил молчание. Богач же сказал:
– Возможно, ты и прав, но перед тем, как ты отправишь меня в тюрьму, я хочу видеть императора.
Встретившись с императором, он сказал:
– Вы поставили верховным судьей человека, который осудил меня. Но помните, если я вор, то вы – гораздо больший вор. Вы эксплуатируете всю страну. Отстраните этого человека, иначе он и вас объявит вором.
– Признаю, – сказал император, – это мое упущение, он предупреждал меня о том, что его понимание совершенно отлично от нашего. Мы поправим это дело.
Лао-цзы освободили от его обязанностей.
– Ты был прав, прости меня, у нас действительно разные способы мышления, – сказал ему напоследок император.
Управление мудрого царя
Ян-Чжу встретился с Лао-цзы и спросил:
– Можно ли сопоставить с мудрым царем человека сообразительного и решительного, проницательного и дальновидного, который без устали изучает Великий Путь?
Лао-цзы ответил:
– При сопоставлении с мудрым такой человек выглядел бы как суетливый мелкий слуга, который трепещет в душе и напрасно утруждает тело. Ведь говорят: «Красота тигра и барса – приманка для охотников; обезьяну держат на привязи за ее ловкость, а собаку – за умение загнать яка». Разве можно такого сопоставить с мудрым царем?
– Дозвольте тогда спросить, а как управлял мудрый царь? – задал вопрос Ян-Чжу, изменившись в лице.
– Когда правил мудрый царь, успехи распространялись на всю Поднебесную, а не уподоблялись его личным достижениям; преобразования доходили до каждого, и народ не опирался на царя; никто не называл его имени, и каждый радовался по-своему. Сам же царь стоял в неизмеримом и странствовал в небытии.
Мудрость как болезнь
Однажды к Вэнь-Чжи пришел старый монах и спросил:
– Тебе доступно тонкое искусство. Я болен. Можешь ли меня вылечить?
– Сначала расскажи о признаках твоей болезни, – ответил Вэнь-Чжи.
– Хвалу в своей общине я не считаю славой; хулу в царстве не считаю позором; приобретая, я не радуюсь, а теряя, не печалюсь. Смотрю на жизнь, как и на смерть; смотрю на богатство, как и на бедность; смотрю на человека, как и на свинью; смотрю на себя, как и на другого; живу в своем доме, будто на постоялом дворе. Меня не прельстить чином и наградой, не испугать наказанием и выкупом, не изменить ни процветанием, ни упадком, ни выгодой, ни убытком, не поколебать ни печалью, ни радостью. Из-за этой тьмы болезней не могу служить государю, общаться с родными, с друзьями, распоряжаться женой и сыновьями, повелевать слугами и рабами. Что это за болезнь? Какое средство может от нее излечить?
Вэнь-Чжи велел больному встать спиной к свету и стал его рассматривать.
– Хвалу в своей общине я не считаю славой; хулу в царстве не считаю позором; приобретая, я не радуюсь, а теряя, не печалюсь.
– Ах! – воскликнул он. – Я вижу твое сердце. Его место, вселенная, пусто, почти как у мудреца! В твоем сердце открыты шесть отверстий, седьмое же закупорено. Возможно, поэтому ты и считаешь мудрость болезнью? Но этого моим ничтожным искусством не излечить!
Болезнь без веры
Гуань-Чжун правил колесницей, когда царь Хуань-Гун охотился на болоте и увидел духа. Царь дотронулся до руки Гуань-Чжуна и спросил:
– Видел ли ты что-нибудь, отец Чжун?
– Я, ваш слуга, ничего не видел, – ответил Гуань-Чжун.
Вернувшись, царь лишился сознания, заболел и несколько дней не выходил.
Среди цисских мужей был Хуан-Цзы Обвинитель Гордыни, который сказал:
– Как мог дух повредить царю? Это царь сам себе повредил! Ведь от гнева эфир рассеивается и не возвращается, поэтому его и не хватает. Если, поднявшись, эфир не спускается, то человек становится вспыльчивым. А если, опустившись, не поднимается, то человек становится забывчивым. Если же, не поднимаясь и не опускаясь, остается в середине, то человек заболевает в сердце.
– Но существуют ли тогда духи? – спросил царь.
– Существуют, – ответил Хуан-Цзы. – У озера есть Соломенный Башмак, у оврага – Высокая Прическа, в доме обитает Домовой, в реке есть Водяной; а на болотах – Извивающийся Змей.
– Разреши узнать, как выглядит Извивающийся Змей? – задал вопрос царь.
– Извивающийся Змей, – ответил Хуан-Цзы, – толщиной со ступицу, а длиной с оглоблю, одет в фиолетовое платье и пурпурную шапку. По природе он злой. Как заслышит грохот колесницы, встает стоймя, охватив голову.
– Вот его-то я и увидел, – сказал царь и засмеялся.
Тут он оправил на себе одежду и шапку и уселся рядом с Хуан-Цзы. День еще не кончился, а болезнь незаметно прошла.
Знание чаек
Один приморский житель любил чаек. Каждый раз, когда он плыл в лодке, чайки слетались к нему сотнями, садились на лодку, принимали еду из его рук.
Однажды князь сказал:
– Я слышал, что все чайки следуют за тобой. Поймай-ка мне нескольких на забаву.
На другое утро, когда любитель чаек отправился в море, чайки кружились над ним, но не спускались.
Поэтому и говорится: высшая речь – без речей. Высшее деяние – недеяние. То знание, которое доступно всем, – неглубоко. А глубокое знание чувствуют даже чайки.
То знание, которое доступно всем, – неглубоко. А глубокое знание чувствуют даже чайки.
Конфуций и «блоха»
Цзы-Юй представил великого китайского мыслителя Конфуция сунскому министру. Когда же Конфуций удалился, Цзы-Юй вошел к министру узнать его мнение о госте.
– После того как я увидел Конфуция, – сказал министр, – вы уже кажетесь мне крошечным, как вошь или блоха. Я сегодня же представлю его государю.
– Когда государь увидит Конфуция, вы тоже покажетесь ему вошью или блохой! – заметил Цзы-Юй, опасаясь, что государь слишком возвысит Конфуция.
Министр подумал и отказался от своего намерения.
Наставление от мальчика
Желтый Владыка Хуан-ди поехал навестить Тай-квея, который жил на горе Чжу. Но по дороге он сбился с пути, и не у кого было узнать дорогу. После долгих поисков наконец императору встретился мальчик, пасший коней.
– Не знаешь ли ты, как проехать к горе Чжу? – спросил император мальчика.
Мальчик ответил, что знает дорогу, а также знает, где живет Тай-квей.
«Что за чудесный мальчик! – подумал Хуан-ди. – Откуда он знает, что мы направляемся именно к Тай-квею? Может, он ответит и о том, как лучше устроить жизнь в Поднебесной?»
– Управлять миром не сложнее, чем пасти лошадей, – сказал тогда мальчик.
– Поднебесный мир нужно оставить таким, какой он есть, – ответил мальчик. – С ним не нужно ничего делать.
– И вправду, управлять Поднебесной не твоя забота, – сказал Хуан-ди. – Но все-таки ответь, как мне быть с ней?
– Управлять миром не сложнее, чем пасти лошадей, – сказал тогда мальчик. – Достаточно устранять все, что опасно для лошадей, и подводить их к тому, что нужно им. Так же следует управлять и Поднебесным миром.
– Спасибо тебе, «небесный наставник», – сказал император пастушку. Затем низко поклонился и удалился.
Два мастера
Цзи-Чан пришел обучаться стрельбе из лука к Стремительному Вэю.
– Сначала научись не моргать, – сказал ему Стремительный Вэй, – а затем поговорим и о стрельбе.
Цзи-Чан вернулся домой, лег под ткацкий станок своей жены и стал глядеть, как снует челнок. Через два года он научился смотреть не моргая и доложил об этом Стремительному Вэю.
– Этого еще недостаточно, – сказал Стремительный Вэй. – Теперь научись смотреть и видеть малое – точно большое, туманное – точно ясное, а затем доложишь.
Цзи-Чан подвесил к окну вошь на конском волосе и стал на нее глядеть, обернувшись лицом к югу. Через десять дней вошь стала расти в его глазах, а через три года уподобилась тележному колесу, все же остальные предметы казались ему величиной с холм или гору. Взял он лук из яньского рога, стрелу из цзинского бамбука, выстрелил и пронзил вошь, не порвав волоса.
Когда Цзи-Чан доложил об этом Стремительному Вэю, тот ударил себя в грудь и воскликнул:
– Ты овладел искусством!
Тогда Цзи-Чан понял, что во всей Поднебесной для него остался лишь один соперник, это Стремительный Вэй, и вызвал его на дуэль.
Они встретились на пустыре и стали стрелять друг в друга. Но их стрелы на полдороге сталкивались наконечниками и падали на землю, даже не поднимая пыли. Когда у Стремительного Вэя иссякли стрелы, а у Цзи-Чана осталась еще одна, он спустил и ее, но Стремительный Вэй точно отразил стрелу колючкой кустарника.
Мастера отбросили луки, поклонились друг другу до земли и попросили друг друга считаться отцом и сыном. Каждый кровью поклялся никому более не передавать своего мастерства.
Большой крючок
Сын правителя удела Жэнь сделал огромный крючок и толстую черную лесу, наживил для приманки пять десятков бычков, уселся на горе Куйцзи и забросил свою удочку в Восточное море. Так удил он день за днем, но за целый год не поймал ни одной рыбы. Наконец какая-то гигантская рыба заглотнула приманку, утащила крючок на самое дно, потом помчалась по морю, вздымая плавниками высокие, как горы, волны. Все море взволновалось, и на тысячу ли вокруг все твари были напуганы громом, словно исторгнутым божественными силами.
Тем, кто придумывает красивые истории ради благосклонности местного начальника, далеко до великих свершений.
Поймав эту рыбу, сын правителя разрезал ее, высушил и накормил всех, кто жил на восток от реки Чжэ и на север от гор Цаньу. И предание об этом событии восторженно передавали из поколения в поколение все рассказчики, даже самые неискусные.
Если же, взяв бамбуковую палку и тонкую леску, ходить на ловлю рыбы к придорожной канаве, то добудешь не гигантскую рыбу, а разве что пескарика. Так и тем, кто придумывает красивые истории ради благосклонности местного начальника, далеко до великих свершений. Тому, кто не слышал истории о сыне правителя Жэнь, далеко до управления миром.
Мечта Даоса
Сетью пользуются при рыбной ловле. Наловив же рыбы, забывают про сеть.
Ловушкой пользуются при ловле зайцев. Поймав же зайца, забывают про ловушку.
Словами пользуются для выражения мысли. Обретя же мысль, забывают про слова.
Где бы мне отыскать забывшего про слова человека, чтобы с ним поговорить!
Шелуха душ мудрецов
Император Хуань-гун сидел на помосте под навесом и читал книгу. Внизу колесник Бянь ремонтировал его карету. Император прервал свое чтение и стал наблюдать за действиями старого мастера, а потом спросил его:
– Ты уже старый, почему ты сам ремонтируешь карету? Неужели у тебя нет помощника?
– Твоя правда, государь, – ответил мастер. – Ремеслу-то я научил своих сыновей, а вот искусство свое передать им не могу. А работа здесь ответственная, требуется особое искусство. Если сделать колесо крепким, то оно будет тяжелым и некрасивым. Если постараться сделать его изящным, то оно будет ненадежным. Где та грань, та мера, которой я руководствуюсь? Она внутри меня, я постиг ее, но, к сожалению, не смогу передать ее ни словами, ни писанием. Это и есть искусство, но как его передать? В твоей карете колеса должны быть изящными и крепкими одновременно. Вот и приходится мне, старику, самому делать их.
Осмелюсь полюбопытствовать, а что читает государь?
– Слова мудрецов, – ответил император.
– А эти мудрецы еще живы? – спросил колесник.
– Нет, давно умерли.
– Значит, и эти древние люди, должно быть, умерли, не раскрыв своего секрета. Выходит, читаемое государем – это лишь шелуха душ древних мудрецов.
Император молча отложил книгу, встал и ушел.
Буддизм – учение, возникшее в Древней Индии в VI–V веках до н. э. и в ходе дальнейшего развития превратившееся в одну из трех мировых религий, наряду с христианством и исламом. В зависимости от точки зрения буддизм рассматривается как религия, как философия, идеология, как культурный комплекс и образ жизни.
В Индии буддизм процветал примерно до 500 г. н. э. Затем он постепенно пришел в упадок, к II в. н. э. был поглощен индуизмом и почти полностью исчез. К тому времени буддизм успел распространиться и приобрести влияние в других странах Центральной и Восточной Азии, где сохраняет жизнеспособность по сей день.
Как и в индуизме, в буддизме ярко представлена идея цикличности в перерождениях, кармы и нирваны. Буддисты верят в Колесо Перевоплощений. Они считают, что человек рождается на Земле, живет на Земле и, умерев, возвращается на Землю в другом теле. Хорошая либо плохая деятельность человека в прошлом определяет вид его рождения (его тело), его социальный статус, психологию и сознание. Человек опять начинает новую жизнь: вновь рождается, стареет, умирает, испытав все виды горя, страдания, тревоги, отчаяния. Он постоянно движется в кругу рождения и смерти, и это продолжается до тех пор, пока человек находится в оковах невежества. Этот бесконечный процесс перевоплощений называется колесом жизни, или сансарой.
При этом, согласно буддизму, во всех своих страданиях виноват сам человек. И ему суждено перерождаться, чтобы повторно выучивать уроки, пропущенные в прошлых жизнях. Поэтому следует смиренно сносить все мучения и стараться избегать их в будущем.
Важным понятием в буддизме является карма. При этом карма – это скорее философская, чем физическая категория. Образно говоря, если жизненный процесс сравнить с рекой, то ее русло и есть карма. Жизнь реки поддерживается тысячами ручейков (желаний), которые несут как чистые воды (добрые дела), так и нечистоты (плохие поступки). Отбрасывая нечистоты или, наоборот, вбирая их, река может изменить и свою будущую карму (но не настоящую) и в следующем существовании перевоплотиться в прозрачный горный ручей или зловонную реку, русла которых опять же будут предопределены новой кармой (это аллегория, ибо карма создается только сознательными действиями).
В основе буддизма лежит учение о
При этом
Таким образом, буддизм с самого начала своего существования мыслился как своеобразный проект преобразования человека из существа страдающего и несчастного в существо свободное и совершенное. Для этого предложен срединный, или Восьмеричный Путь достижения нирваны. Этот путь напрямую связан с тремя разновидностями взращивания добродетелей: нравственностью, сосредоточением и мудростью – праджней. Духовная практика прохождения по этим путям приводит к истинному прекращению страдания и находит свою наивысшую точку в нирване. Следствием правильного отношения к вещам в буддизме является состояние безгрешности, которое выступает как общая мягкость, непричинение вреда всему окружающему, терпимость, сопряженная с отсутствием представления о жесткой обязательности нравственных предписаний и норм.
Более подробная информация о буддизме приведена в Приложении. Буддистские притчи описывают эпизоды жизни Будды и некоторые элементы его учения. Они несут в себе любовь и принятие, спокойствие и умиротворенность.
Заветная звезда
Когда Гаутама Будда стал просветленным, была ночь полнолуния. Исчезли все его беспокойства, тревоги, как будто их никогда не существовало прежде, как будто он спал и теперь пробудился. Все вопросы, беспокоящие его прежде, отпали сами собой, он ощущал полноту Бытия и Единство. Первый вопрос, который возник в его уме, был: «Как же мне высказать это? Я должен объяснить это людям, показать им Реальность. Но как это сделать?»
К Будде потянулись люди со всех концов Земли. Ибо все живое тянется к Свету. Первая мысль, которую он изрек, звучала так: «Всякая высказанная мысль есть ложь». Сказав это, он замолчал. Это продолжалось семь дней. Когда ему задавали вопросы, он только поднимал руку и многозначительно показывал указательным пальцем вверх.
Предание гласит: «Боги на небесах забеспокоились. Наконец-то на Земле появился просветленный человек. Это такой редкий феномен! Ибо появилась возможность объединить мир людей с Высшим Миром, и вот человек, который мог бы быть мостом между Небом и землей, – молчит». Семь дней ожидали они и решили, что Гаутама Будда не собирается говорить… Поэтому боги спустились к нему. Прикоснувшись к его стопам, они попросили его не оставаться безмолвным.
Будда произнес:
– Я не в силах высказать всей Истины, но хотя бы я могу указать им на Заветную Звезду.
Гаутама Будда сказал им:
– Я обдумываю уже семь дней все «за» и «против» и пока не вижу смысла в разговоре. Во-первых, нет слов, с помощью которых можно передать содержание моего опыта. Во-вторых, что
Боги посовещались и сказали ему:
– Наверное, рушится мир. Наверное, погибнет мир, если сердце Совершенного склоняется к тому, чтобы пребывать в покое. Пусть Великий Будда проповедует учение. Есть существа, чистые от земного тлена, но если проповедь учения не коснется их слуха, они погибнут. В них и найдет Великий своих последователей. Им нужен один толчок, одно верное слово. Ты мог бы помочь им сделать единственный верный шаг в Неведомое.
Будда закрыл глаза, и наступила тишина. Через некоторое время Будда открыл глаза и произнес:
– Ради тех немногих я буду говорить! О них я не подумал. Я не в силах высказать всей Истины, но хотя бы я могу указать им на Заветную Звезду. [4]
Существует ли Бог
Однажды рано утром Будда в сопровождении Ананды прогуливался по лесу. Их встретил человек и спросил Будду:
– Существует ли Бог?
Будда секунду посмотрел в глаза человека и сказал:
– Существует. Ищи и найдешь.
В середине того же дня пришел другой человек и спросил:
– Существует ли Бог?
– Нет, Бога не существует. Выкинь всю эту чепуху из головы, – ответил Будда.
Человек был шокирован и молча ушел.
Слушая эти разные ответы, Ананда пришел в сильное замешательство, но не посмел спросить у Будды в присутствии других людей.
Вечером пришел третий человек. Будда сидел под деревом, наблюдая закат солнца и прекрасные облака.
– Существует ли Бог? – спросил человек.
Будда просто сделал жест рукой, приглашая человека сесть, а сам закрыл глаза. Человек подчинился ему. Они сидели молча несколько минут, затем человек поднялся. Становилось темно, солнце уже село. Он коснулся ног Будды и сказал: «Благодарю тебя за ответ, я очень благодарен тебе». И ушел.
– Ты можешь спросить, – сказал Будда Ананде, когда они остались одни.
– Да, я не смогу уснуть сегодня ночью, если ты не ответишь мне, – сказал Ананда. – В один день на один и тот же вопрос ты даешь три разных ответа. Ты привел меня в сильное замешательство.
– Я отвечал не тебе, почему же ты пришел в замешательство? – спросил Будда и, не дожидаясь ответа, продолжил. – Первый человек верил в науку, а не в Бога, и был набит всевозможными идеями. Он хотел, чтобы я поддержал его веру в неверие. Я не стал поддерживать его веру.
Второй человек был противоположностью первого человека. Он был верующим, но его вера была навязана ему, поэтому не крепка. Он пришел с целью получить еще одно внешнее подтверждение своей веры. Для того чтобы он начал искать свою веру в Бога, ему нужен был шок, и я шокировал его.
Третий человек был подлинным искателем. Он не искал ответа, он хотел испытать. Он был человеком с большим доверием. Он хотел, чтобы я открыл ему нечто, поэтому я не стал отвечать, а просто показал ему.
Сначала помоги себе
Человек пришел к Будде и сказал:
– Я очень богат, у меня нет детей, моя жена умерла. Я хотел бы сделать какую-нибудь работу для заслуги. Что я могу сделать для бедных и униженных? Только скажите мне, что я должен делать?
– К сожалению, ты не сможешь никому помочь до тех пор, пока не поможешь себе, – сказал Будда.
Услышав это, Будда стал очень печален, и слеза скатилась по его щеке. Человек был озадачен такой реакцией и спросил:
– В твоих глазах слезы? Почему ты вдруг опечалился?
– К сожалению, ты не сможешь никому помочь до тех пор, пока не поможешь себе, – сказал Будда. – Твой основной «металл» еще не стал золотом, ты не можешь сделать ничего сострадательного, ибо твои энергии в самом низу. Ты хочешь помочь людям, но в тебе еще недостаточно осознанности. Ты не имеешь подлинного центра, откуда может струиться сострадание. Сначала поддержи себя. [41]
Я вижу свет
Будда критиковал браминов за кастовость. Но среди его учеников было много людей, относящихся к высшей касте. Одним из них был Сарипутта. Он пришел поспорить с Буддой. Была такая традиция. Ученые путешествовали по стране, побеждая в спорах друг друга. К тому времени Сарипутта победил всех ученых и имел огромное количество учеников. Будда спросил его:
– Вас интересует Истина или ваша победа? Вы познали Истину или вы пока еще просто ученый?
Сарипутта ответил:
– Я не могу утверждать, что познал Истину.
Тогда Будда сказал:
– Я готов спорить, но возможен ли спор? Я вижу Свет, вы – нет. Я не смогу объяснить вам, что такое Свет. Так что, если вы заинтересованы в Истине, а не в победе, оставайтесь здесь.
Сарипутта обратился к своим ученикам:
– Больше я вам не Учитель, я остаюсь у ног этого человека как ученик, если хотите, оставайтесь и вы. [4]
Каждому свое
Будда остановился в одной деревне, и люди привели к нему слепого. Один человек из толпы обратился к Будде:
– Мы привели к тебе этого слепого потому, что он не верит в существование света. Он доказывает всем, что свет не существует. У него острый интеллект и логический ум. Все мы знаем, что свет есть, но не можем убедить его в этом. Наоборот, его аргументы настолько сильны, что некоторые из нас уже начали сомневаться.
– Слепой прав, – ответил Будда. – Истина в том, что сейчас ему нужен врач, а не проповедник.
– Почему ты говоришь, что свет не существует? – спросил его Будда.
– Если свет существует, дайте мне потрогать его, или дайте мне попробовать его на вкус, или понюхать. По крайней мере, вы можете ударить по нему, как вы бьете в барабан, тогда я услышу, как он звучит, – ответил слепой.
– Слепой прав, – ответил Будда. – Для него свет не существует. Почему он должен верить в него? Истина в том, что сейчас ему нужен врач, а не проповедник. Вы должны были отвести его к врачу, а не убеждать.
Три типа слушателей
Однажды к Будде пришел культурный и очень образованный человек. Он задал Будде вопрос: «Что такое Истина?» Будда сказал:
– Извините, но прямо сейчас я не могу ответить на ваш вопрос.
Человек удивился:
– Почему вы не можете ответить? Вы заняты или есть какая-то другая причина?
– Нет, дело не в этом. У меня достаточно времени, но прямо сейчас вы будете не в состоянии воспринять ответ, – сказал Будда.
– Что вы имеете в виду? – спросил посетитель.
– Есть три типа слушателей, – сказал Будда. – Первый тип как горшок, повернутый вверх дном. Можно отвечать, но ничего не войдет в него. Он недоступен.
Второй тип слушателя подобен горшку с дыркой в дне. Поэтому кажется, что он наполняется, но это лишь на мгновение. Рано или поздно вода вытечет, и он снова станет пустым. Лишь на поверхности кажется, что что-то в него входит, на самом деле ничего не входит, поскольку ничего не может удержаться.
И, наконец, есть третий тип слушателя. Он не стоит вверх дном, поэтому всегда открыт входящему. У него нет дырки в дне, поэтому ничто из него не вытекает, а сохраняется в нем. Но он вмещает весь падающий в него мусор. Вода может входить в него, но как только она входит, она тут же загнивает.
В вас очень много мусора в виде не познанных и не осознанных вами знаний. Поэтому мне трудно ответить вам прямо сейчас.
Развяжите узлы
Однажды Будда пришел на встречу со своими учениками с очень ценным носовым платком. Возможно, какой-то царь подарил его, но всем было известно, что Будда не приемлет таких вещей. Поэтому все были удивлены, они смотрели и думали, зачем Он несет в руке платок. Да еще и держит его перед собой так, как бы говоря каждому: «Смотрите внимательно!» Но особо смотреть было не на что, это был всего лишь красивый шелковый носовой платок.
Затем Будда завязал на платке пять узлов и спросил учеников:
– Это тот же самый носовой платок, который я принес с собой, или это другой?
Сарипутта, один из его старых учеников, встал и сказал:
– Вы шутите с нами? Я думаю, что это тот же самый носовой платок.
Будда сказал:
– Сарипутта, подумай еще раз, так как у носового платка, который я принес, не было узлов, а у этого их пять. Как же он может быть тем же самым?
Сарипутта увидел смысл и сказал:
– Я все понял. Хотя это тот же носовой платок, но теперь он в узлах подобно страдающему человеку.
– Совершенно точно, – сказал Будда. – Человек, который терзается, мало чем отличается от просветленного человека. Просветленный – это лишь носовой платок без узлов. Терзающийся человек – носовой платок с пятью узлами (пять узлов: агрессивность, алчность, лживость, неосознанность и эгоизм).
Человек, который терзается, мало чем отличается от просветленного человека.
Затем Будда сказал:
– Я хотел бы спросить вас еще об одной вещи. Я пытаюсь развязать эти узлы. Взгляните на меня – это поможет развязать их?
Он потянул за оба конца носового платка, узлы сделались еще меньше, но туже. Кто-то сказал:
– Что вы делаете? Таким способом узлы никогда не развяжутся. Это очень качественный тонкий шелк, а вы так сильно тянете! В результате узлы становятся маленькими и их теперь почти невозможно развязать!
На что Будда сказал:
– Вы можете так ясно понять все относительно этого носового платка. Разве вы не можете понять самих себя? Разве вы не видите себя в такой же ситуации? Вы тянете свои «узлы», и они становятся все меньше и меньше. Возможно, что вас радует то, что они становятся меньше, и вы не замечаете, что они становятся туже и туже?
– Так как же развязать эти узлы? – спросил Будда.
Сарипутта подошел, взглянул на носовой платок и сказал:
– Для того чтобы развязать эти узлы, необходимо их расслабить. Это простые узлы, и если позволить им стать более свободными, они легко развяжутся.
Будда дал Сарипутте носовой платок, и тот развязал узлы один за другим.
Будда сказал:
– Запомните этот урок. Идите и медитируйте!
Возвращаю с благодарностью
Однажды Будда сидел в одиночестве, когда к Нему подошел человек и разразился тирадой очень грубых выражений в Его адрес. Но Будда сидел улыбаясь и спокойно слушал эту клевету без единого жеста неодобрения. Такая реакция еще более раскалила обиженного жизнью человека, и вскоре от злости у него на губах даже выступила пена. Когда запас ругательств истощился, Будда спросил человека с улыбкой:
– Брат, ты все сказал?
– У тебя нет даже чувства стыда, – продолжил человек, – ты даже не реагируешь, когда я оскорбляю тебя, ты толстокожий и бесчувственный, как бревно.
Тогда Будда спросил:
– Что случается с преподнесенными дарами, если человек не принимает их?
Немного задумавшись, человек ответил:
– Они остаются у дарящего.
– Спасибо тебе, брат, за то, что ты хотел подарить мне все эти бранные слова, – спокойно сказал Будда. – Но я не принимаю этот подарок. Поэтому ты тоже можешь оставить его себе.
Срединный путь
Царь Шраван жил в роскошном дворце. Он любил роскошь и красивые вещи. Свою столицу он постоянно перестраивал и постепенно превратил ее в один из самых красивых городов. Однако ему все наскучило и, прослышав, что в город пришел Будда, он отправился к нему и был так очарован, что немедленно попросил посвятить его в ученики.
Будда колебался, но посвятил его.
Все царство было поражено. Люди не могли поверить в это, никто не мог себе этого даже вообразить, потому что Шраван был чрезвычайно мирским человеком, потакавшим любым своим желаниям, даже самым крайним. Его обычными занятиями были вино и женщины.
Ученики Будды тоже были в недоумении, и они спросили:
– Что случилось? Это чудо! Шраван совсем не тот тип человека, к тому же он жил так роскошно. Как странно, что он захотел стать саньясином! Как это случилось? Ты сделал что-нибудь?
– Я ничего не делал, – ответил им Будда. – Ум может легко перемещаться из одной крайности в другую. Это обычный путь ума. Так что Шраван не делает ничего нового. Этого можно было ожидать. Вы так поражены, потому что не знаете законов, управляющих действиями ума. Человек, который сходил с ума, утопая в богатстве, теперь сходит с ума, отказываясь от богатства, но сумасшествие остается – и в этом весь ум.
Ум может легко перемешаться из одной крайности в другую. Это обычный путь ума.
Шраван стал монахом, и вскоре ученики стали наблюдать, что он движется из одной крайности в другую. Будда никогда не просил учеников ходить голыми, а Шраван перестал одеваться. Кроме того, он начал заниматься самоистязанием: все они принимали пищу один раз в день, но Шраван стал есть через день. Вскоре он стал совершенно истощенным. В то время как другие медитировали под деревьями в тени, он сидел под палящим солнцем. Раньше он был красивым человеком, у него было прекрасное тело, но прошло шесть месяцев, и его нельзя было узнать…
Как-то вечером Будда подошел к нему и сказал:
– Шраван, я слышал, что еще до посвящения ты был принцем и любил играть на ситаре[3]. Ты был хорошим музыкантом. Поэтому я пришел задать тебе вопрос. Скажи, что случится, если все струны ослабить?
– Если все струны ослабить, то никакой музыки не получится, – ответил Шраван.
– А если струны очень сильно натянуть?
– Тогда тоже невозможно извлечь музыку. Натяжение струн должно быть средним – не ослабленным, но и не перетянутым, а в точности посередине. На ситаре играть не сложно, но только мастер может правильно настроить струны. Тут нужна золотая середина.
– В человеке и жизни много струн, – сказал Будда. – А ты хороший мастер, но не забывай то, что ты говорил мне. Чрезмерное напряжение силы переходит в излишек, а чрезмерное расслабление – в слабость. Приведи же свою силу в равновесие и старайся привести в равновесие свои духовные возможности. Пусть это будет твоей целью! [30]
Не теряйте времени
Мулинкьяпутта однажды пришел к Учителю и высказал ему свое удивление по поводу того, что его проповедь оставляет неразрешенными целый ряд самых важных вопросов: вечен ли мир или ограничен временем? Продлится ли жизнь после смерти? И т. д.
– Мне не нравится это, – сказал Мулинкьяпутта. – Поэтому я пришел к тебе, чтобы ты разрешил мои сомнения.
Будда сказал:
– Жизнь коротка, а энергия – ограниченна, не стоит отвлекаться на вопросы, которые не ведут к просветлению.
Будда ответил ему в своей манере с легкой иронией:
– Что говорил я тебе прежде, Мулинкьяпутта? Говорил ли я тебе: «Приходи ко мне и будь моим учеником, я хочу научить тебя, вечен ли мир или не вечен, тождественна ли с телом жизненная сила или не тождественна и т. д.?»
– Ты этого не говорил, – ответил Мулинкьяпутта.
– Может быть, ты говорил мне: «Я желаю быть твоим учеником. Открой мне, вечен или же не вечен мир?»
Мулинкьяпутта вынужден был отрицать и это.
– Один человек, – продолжал Будда, – был поражен отравленной стрелой, тогда его друзья и родственники призвали сведущего врача. Что, если бы больной в этом случае сказал: «Я не позволю лечить рану, пока не узнаю, кто тот человек, как его имя, какого он роду-племени, из какого оружия была выпущена стрела?» Каков был бы конец всего этого?
Мулинкьяпутта ответил:
– Человек, скорее всего, умер бы.
Будда сказал:
– Жизнь коротка, а энергия – ограниченна, не стоит отвлекаться на вопросы, которые не ведут к просветлению.
Любовь и сострадание
Однажды человек пришел к Будде и плюнул ему в лицо. Будда вытер лицо и спросил:
– Это все, или ты хочешь чего-нибудь еще?
Ананда все видел и, естественно, пришел в ярость. Он вскочил и, кипя злостью, воскликнул:
– Учитель, только позволь мне, и я покажу ему! Его нужно наказать!
– Ананда, ты стал саньясином, но постоянно забываешь об этом, – ответил Будда. – Этот бедняга и так слишком много страдал. Ты только посмотри на его лицо, на его глаза, налитые кровью! Наверняка он не спал всю ночь и терзался, прежде чем решиться на такой поступок. И если бы ты или я прожили его жизнь, возможно, мы поступили бы так, как и он, а может, и еще хуже. Плевок в меня – это исход этого безумия и его жизни. Но может стать и освобождением. Будь сострадательным к нему. Ты можешь убить его и стать таким же, как и он!
Человек слышал этот диалог. Он был смущен и озадачен. Он хотел оскорбить и унизить Будду, но почему-то униженным почувствовал себя. Любовь и сострадание, проявленные Буддой, были для него полной неожиданностью.
– Пойди домой и отдохни, – сказал Будда. – Ты плохо выглядишь. Ты уже достаточно наказал себя. Забудь об этом происшествии и не беспокойся, оно не причинило мне вреда. Это тело состоит из пыли и рано или поздно вновь превратится в пыль, и по нему будут ходить люди.
Человек устало поднялся и ушел, скрывая слезы. Вечером он пришел обратно и припал к ногам Будды и сказал:
– Прости меня!
– Нет вопроса о том, чтобы я прощал тебя, потому что я не был рассержен, – ответил Будда. – Но я счастлив видеть, что ты пришел в себя и что для тебя прекратился тот ад, в котором ты пребывал. Иди с миром и никогда больше не погружайся в такое состояние!
Всматривайтесь в себя
Однажды Будда обратился к своим ученикам:
– В отношениях с мирскими людьми следует соблюдать величайшую осторожность. Как проходит по тернистому пути босой? Он осторожно ступает. Так же должен проходить по деревне и мудрый человек. Как пчела не уничтожает ни краски, ни запаха цветка, но только снимает нектар и улетает далее, точно так же должен проходить по деревне мудрый.
Блажен человек, приучивший свои помыслы к добру!
Проходя через деревню независимо от обращения к вам людей, необходимо пристально всматриваться в себя, как молодая женщина рассматривает свое лицо в чистом зеркале. Заметив на нем нечистоту или пятно, она старается устранить их, а если не видит никакой нечистоты и никакого пятна, то и радуется. Так и вы всматривайтесь в себя. И если от воспринятых вашими глазами образов внешнего мира вы заметите внутри у вас вожделение или ненависть, смущение или гнев, то необходимо позаботиться о том, чтобы стать свободным от них. Блажен человек, приучивший свои помыслы к добру!
Ожидание ответа в течение года
Однажды к Будде в качестве ученика присоединился молодой человек. У него был очень пытливый ум и постоянно возникало множество различных вопросов. Однажды, когда он пришел с очередным вопросом, Будда выслушал его и сказал:
– Я отвечу тебе, но ты должен подождать год. Это мои условие и обещание: через год я отвечу.
Но тут Ананда, который сидел рядом в тени дерева, расхохотался.
– В чем дело? – спросил молодой ученик. – Почему он смеется?
– Спроси его сам! – ответил Будда.
– Чему ты смеешься? – спросил юноша.
– Я смеюсь над тем, что год назад мне Будда сказал то же самое: «Подожди год в молчании, отбрось лишние мысли, а потом спрашивай». Если ты на самом деле хочешь спрашивать, спрашивай сейчас, иначе ты никогда уже не спросишь!
– Это мое условие, – повторил Будда. – Если ты спросишь через год, я отвечу. Если не спросишь, я не отвечу.
– Хорошо, – согласился юноша.
Через год Будда спросил этого человека:
– Ну, что скажешь? Остались еще у тебя вопросы?
– Нет, – ответил юноша. – Ты сказал, подожди год. Я подождал год в молчании и отбросил все мысли. Но когда мысли исчезли, то не осталось и вопросов. Теперь я понял, почему смеялся тогда Ананда! Он смеялся над тем, как я буду спрашивать, когда у меня не будет вопросов!
Я подождал год в молчании и отбросил все мысли. Но когда мысли исчезли, то не осталось и вопросов.
Любовь к мастеру
Манджушри был первым учеником Будды, который стал просветленным. Когда это случилось, он начал стремиться не попадаться на глаза Будде.
– Где Манджушри? – спрашивал Будда каждый день.
Но тот избегал встречи. Наконец, Будде удалось найти его. Это было ночью, когда Манджушри спал.
– Я знаю, что произошло, – сказал Будда. – Тебе не нужно скрывать от меня этот факт! Так почему ты избегаешь меня? Тебе бы следовало прийти за подтверждением.
Манджушри ответил:
– Я знаю, что Это случилось, но я не хочу подтверждения, потому что подтверждение означает, что ты скажешь: «Манджушри, уходи! Неси мое Слово людям». А я не хочу никуда идти. Я хочу остаться с тобой. Поэтому, пожалуйста, не считай меня просветленным. [4]
Горшки с галькой и маслом
Однажды к Будде пришел плачущий юноша. Он плакал и не мог успокоиться.
– Что с тобою, юноша? – спросил Будда.
– Господин, вчера умер мой старик отец.
– Что поделаешь? Если человек умер, значит, пришло его время, и от оплакивания он не воскреснет, – сказал Будда.
– Да, я это понимаю, господин, но я пришел к вам с особой просьбой. Пожалуйста, сделайте что-нибудь для моего покойного отца!
– Да? А что же я могу сделать для твоего покойного отца?
– Если человек всю жизнь совершал тяжелые дела, то он, как галька, непременно опустится на дно, и никто не сможет поднять его, – сказал Будда.
– Господин, вы так могущественны, что можете что-нибудь для него сделать. Ведь даже жрецы, живущие милостыней, выполняют любые обряды в помощь усопшим. Они говорят, что как только на земле выполнен такой обряд, раскрываются врата Царства Небесного и покойному дается пропуск войти туда. Вы, господин, так могущественны! Если вы выполните ритуал для моего отца, он не только получит пропуск, но ему будет даровано разрешение остаться там постоянно! Прошу вас, господин, сделайте же для него что-нибудь!
Бедный мальчик был настолько подавлен горем, что не слышал никаких разумных доводов. Тогда Будда сказал юноше:
– Ладно, ступай на базар и купи два глиняных горшка.
Молодой человек сбегал на рынок и вернулся с двумя горшками.
– Прекрасно, – сказал ему Будда, – один горшок наполни топленым маслом, а другой наполни галькой.
Юноша так и сделал.
– Теперь запечатай накрепко их отверстия.
Юноша послушался.
– Теперь опусти их в пруд.
Два горшка очутились под водой.
– Теперь принеси длинный шест, стукни по горшкам и разбей их! – сказал Будда.
Юноша так и сделал, в результате галька опустилась на дно, а масло поднялось на поверхность.
– Если человек всю жизнь совершал тяжелые дела, то он, как галька, непременно опустится на дно, и никто не сможет поднять его, – сказал Будда. – А если его поступки были легкими, как масло, он непременно поднимется вверх, и никто не сможет стащить его вниз. Чем раньше мы поймем этот закон природы и начнем жить в соответствии с ним, тем раньше выйдем из состояния своей печали. Я по тебе вижу, что твой отец был хорошим человеком. Поэтому он уже наверху, и для этого ему не нужна ничья помощь. Ступай с миром. [31]
Истинная любовь
Однажды, когда Будда со своими учениками отдыхал в тенистой прохладе деревьев, одна куртизанка подошла к нему. Как только она увидела его Божественное лицо, сияющее небесной красотой, она влюбилась в него и в экстазе, с распростертыми объятиями громко воскликнула:
– О прекрасный, сияющий, я люблю тебя!
– Я тоже люблю тебя, – сказал Будда. – Но, любимая моя, прошу, не притрагивайся ко мне сейчас.
Услышав то, что Будда сказал куртизанке, ученики, давшие обет безбрачия, были очень удивлены.
Куртизанка спросила:
– Вы называете меня любимой, и я люблю вас, почему же вы запрещаете мне прикасаться к вам?
На что Будда ответил:
– Любимая, сейчас не время, я приду к тебе позже. Я хочу проверить свою любовь!
Ученики подумали: «Неужели Учитель влюбился в куртизанку?»
Несколько лет спустя, когда Будда медитировал со своими учениками, он внезапно воскликнул:
– Мне нужно идти, любимая женщина зовет меня, теперь я действительно ей нужен.
Ученики побежали за Буддой. Все вместе они прибыли к тому дереву, где встретили куртизанку несколько лет назад. Она была там. Ее некогда прекрасное тело было покрыто язвами. Ученики остановились в растерянности, а Будда взял ее изможденное тело на руки и понес в больницу, говоря:
– Вот я и пришел к тебе, любимая. Я долго ждал возможности проявить свою подлинную любовь к тебе. И сейчас, когда всякий другой прекратил любить тебя, я обнимаю тебя! Когда все твои друзья не желают даже прикоснуться к тебе, я рядом с тобой! [4]
Листья в руке
Будда был уже очень старым и знал, что скоро ему предстоит уйти. Однажды, когда он сидел под деревом в осеннем лесу, к нему пришел Ананда и спросил:
– Скажи, много ли мы узнали из того, что знаешь ты?
Будда взял в руку несколько сухих листьев и спросил:
– Как ты считаешь, много ли листьев в моей руке по сравнению со всеми листьями в этом лесу?
А слова – это не более чем шелест и шум шуршащих листьев.
Ананда посмотрел на кружащиеся и шуршащие под ногами листья и сказал:
– Конечно, Учитель, листьев в лесу несравнимо больше, чем в твоей руке.
– То, что я успел возвестить вам, это лишь несколько листьев в моей руке, – сказал Будда. – Все остальное предстоит познать вам самим, дорогой мой!
– Почему же ты не сказал обо всем остальном? – грустно спросил Ананда.
– Потому что это не принесло бы вам никакой пользы, – ответил Будда. – Знание идет через проживание, через существование. Вы должны прожить жизнь. А слова – это не более чем шелест и шум шуршащих листьев.
Будьте сами светом для себя
Будда умирал. Сорок лет он шел, и тысячи людей следовали за ним. Теперь он умирал. Он сказал: «Это мой последний день. Если у вас есть что спросить, спрашивайте. Настал час, когда каждый должен идти своим путем».
Беспросветная тьма окутала учеников Будды. Ананда, его любимый ученик, заплакал, как дитя. У него из глаз катились слезы. Он ударял себя в грудь, почти помешавшись.
– Что ты делаешь, Ананда? – спросил Будда.
Чем дольше ты идешь в заимствованном свете, чем больше подражаешь, тем больше ты теряешь.
– Что нам теперь делать? – ответил Ананда. – Ты был здесь, мы шли в твоем свете. Все было безопасно и хорошо. Мы совершенно забыли, что есть тьма. В следовании за тобой все было светом. Теперь ты уходишь. Что нам делать?
И он снова принялся плакать.
– Послушай, – ответил Будда. – Сорок лет ты шел в моем свете и своего не смог достигнуть. Думаешь ли ты, что если бы я прожил еще сорок лет, ты бы достиг своего света? Чем дольше ты идешь в заимствованном свете, чем больше подражаешь, тем больше ты теряешь. Лучше мне уйти.
Будьте сами светом для себя.
Последние вопросы
Случилось так, что в тот день, когда прошла молва, что Будда умирает, к нему прибежал человек. За тридцать лет Будда восемь раз проходил через его город, а человек ни разу не удосужился подойти к Будде. Он все откладывал и откладывал, как это делают все на свете, из-за занятости. Этот человек держал небольшой магазин, и ему приходилось поддерживать свою маленькую семью. То приходил гость, то перед самым закрытием являлся неожиданный покупатель. И когда заканчивались дела, проповедь тоже заканчивалась. Так естественным образом продолжалось в течение тридцати лет много-много раз – то одно, то другое, то третье…
Но в этот день человек понял, что завтра будет уже поздно. Он закрыл свой магазин и побежал туда, где был Будда. Но Будда уже ушел, сказав последнее «простите!» людям. Перед тем как уйти, Будда трижды спрашивал: «Есть ли у кого что спросить?» Но люди только стенали и плакали, и спрашивать было просто некому. Задав свой вопрос трижды, Будда лег под деревом, закрыл глаза и приготовился к последнему путешествию.
Когда человек прибежал, он принялся плакать и просить: «Не останавливайте меня, дайте мне спросить у него! Дайте мне подойти к нему!»
Ананда, ученик Будды, сказал ему:
– Я узнал тебя. Мы восемь раз проходили через твой город. Будда говорил в твоем городе, что же ты не нашел тогда времени, чтобы прийти к Нему? Где ты тогда был?
– Что я мог поделать? – ответил человек. – У меня всегда были дела и заботы. Я тоже жил для других. То моя жена была беременна, то ребенок болел, то приходили гости, то покупатели, и я все не мог прийти. Но теперь, когда я пришел, не останавливайте меня!
– Теперь поздно, и мы уже не в силах попросить Его вернуться, ибо Он ушел, – ответил Ананда.
Но Будда все слышал и, вернувшись в свое тело, сказал Ананде:
– Не мешай ему, иначе останется на мне пятном, что, пока я еще был почти жив, человек постучался ко мне в дверь, а я не открыл и не захотел помочь ему.
– Что у тебя за вопрос? Чего ты ищешь? – спросил у человека Будда.
Человек задал много вопросов, и Будда ответил на них. Но никто больше не слышал об этом человеке. Он не стал просветленным. Он вернулся в свой городок – к своему магазину, своей жене и своим покупателям.
Просветление и ожидание
Будда предстал пред вратами рая. К достижению этой цели он шел всю свою жизнь. Но, оглянувшись, он увидел миллионы душ на Пути в борьбе и в муках, в страхе и в старании достичь врат рая и блаженства.
Привратники открыли врата, вышли навстречу:
– Входи, пожалуйста. Мы рады приветствовать тебя! Мы ждали тебя! – приглашали они Будду.
Но Будда выглядел грустным.
Говорят, что Будда все еще ожидает снаружи райских врат и освещает путь каждому, кто идет Его путем.
– Я не могу войти, – сказал он. – Пожалуйста, закройте врата. Я вижу миллионы грустных лиц, сердца, полные слез, людей, которые никогда не знали радости. Я буду ожидать, пока все люди не войдут в эти ворота. Возможно, потребуется вечность, но это не имеет значения. Закройте ворота, я войду последним.
Говорят, что Будда все еще ожидает снаружи райских врат и освещает путь каждому, кто идет Его путем. Он должен ждать. Человек не остров. Мы все составляем континент. Нет индивидуального просветления. Одни могут лишь немного опережать остальных, и не более.
Пастух и саньясин
Пастух увидел саньясина, одиноко сидящего под деревом в размышлении. Он сел рядом и тоже пытался задуматься, подражая этому человеку. Вскоре пастух начал в уме пересчитывать своих баранов и взвешивать выгоду от продажи руна. Когда и это ему надоело, он еще немного посидел молча и, наконец, спросил:
– Господин, о чем ты думаешь?
– О Боге, – сказал человек.
– А знаешь ли ты, о чем думал я? – спросил пастух.
– Тоже о Боге, – сказал человек.
– Ошибаешься, я думал о выгоде продажи руна! – восторженно заметил пастух.
– Истинно, и ты тоже думал о Боге, – сказал человек. – Только моему Богу нечего продавать, твой же Бог должен сначала сходить на базар. Но может быть, он на пути встретит разбойника, который поможет ему обратиться к этому дереву.
Индуизм – основная религия Индии и одна из мировых религий. Он возник на индийском субконтиненте, причем свыше 90 % из приблизительно 500 млн человек, исповедующих эту религию, живут в Индии. Индуистские общины существуют также в Бангладеш, Шри-Ланке, Кении, ЮАР, Тринидаде и Тобаго, Гайане.
Несмотря на противоречия между различными вариантами индуизма, в основе всех их лежат несколько фундаментальных положений. Вот некоторые из них.
За пределами вечно изменчивого физического мира существует единый универсальный, неизменный, извечный дух, который называется Брахман. Душа (атман) всякого существа во Вселенной, включая и богов, есть частица этого духа. Когда умирает плоть, душа не погибает, а переходит в другое тело, где продолжает новую жизнь.
Судьба души в каждой новой жизни зависит от ее поведения в прежних воплощениях. Закон кармы гласит: никакой грех не остается без наказания, никакая добродетель – без награды; если человек не получил заслуженной кары или награды в этой жизни, он получит их в одной из последующих.
Каждый индуист принадлежит от рождения к определенной касте и не может поменять свою кастовую принадлежность. Жену он должен взять из своей же касты; род его занятий также будет традиционным для этой касты. Все касты занимают определенное место в кастовой иерархии. Верхнюю ступень этой лестницы обычно занимают касты священнослужителей, брахманов, ниже располагаются касты торговцев, земледельцев, ремесленников и слуг. При этом поведение человека определяет более высокий или низкий статус его последующего воплощения и от него самого зависит, родится ли он в дальнейшем человеком, богом или, допустим, ничтожным насекомым.
Для большинства индуистов важным элементом религиозных верований является сонм богов. В индуизме насчитываются сотни божеств, от мелких божков местного значения до великих богов, чьи деяния знают в каждой индийской семье. Наиболее известны Вишну, Рама и Кришна, две формы, или инкарнации, Вишну, Сива (Шива) и бог-творец Брахма.
Для индуизма характерно представление об универсальности и всеобщности верховного божества, которое проявляется во всем, что нас окружает. В качестве священных почитаются животные (корова, змея), реки (Ганг), растения (лотос) и др.
Большую роль во всех разновидностях индуизма играют священные книги. При этом «философский индуизм» придает особое значение таким классическим санскритским текстам, как Веды и Упанишады. Слово «веда» переводится с санскрита как «знание», «учение». В индуизме традиционно под словом «веды» понимается сборник не сотворенных человеком древнейших священных писаний на санскрите, которые были даны человечеству через святых мудрецов. Согласно преданию, на протяжении многих веков Веды передавались устно, часто в стихотворной форме и позднее были записаны.
Согласно индуистской традиции все ведическое знание закончено, непогрешимо и совершенно, ибо оно находится выше сомнений и ошибок. Оно представляется как «кодекс человеческой деятельности». Зная эти законы, можно получить ответ на любой вопрос, можно знать обо всем и в прошлом, и в будущем. И человек должен принять это знание, которое передается по цепи ученической преемственности. Все же, что совершается помимо ведических указаний, называется «викарма», или не разрешенное авторитетом, греховное действие.
Для лучшего понимания индуистских притч следует отметить ряд отличий индуизма и буддизма.
Индуизм, как и буддизм, говорит о карме, но сама идея кармы здесь несколько иная. В классическом индуизме идея кармы ближе к идее долга. Согласно индуизму люди рождаются в различных жизненных и социальных условиях вследствие принадлежности к разным кастам (к касте воинов, правителей, слуг) или рождаются женщинами. Их карма, или долг, – в специфических жизненных ситуациях следовать классическим образцам поведения, описанным в Махабхарате и Рамаяне, великих эпических произведениях индуистской Индии. Если кто-либо действует, например, как совершенная жена или совершенный слуга, тогда в будущих жизнях его положение, вероятно, будет лучше.
Также в индуизме хоть и содержится идея перерождения, как и в буддизме, но понимается она несколько иначе. В индуизме говорится об «атмане», или «я», перманентном, неизменном, отдельном от тела и ума и переходящем из жизни в жизнь, в одном и том же состоянии. Здесь может быть приемлема аналогия «я» со статуей, перемещающейся, как на конвейере, из одной жизни в другую. В буддизме «я» можно уподобить изображению на киноленте, где существует непрерывность кадров, но в каждом последующем кадре изображение несколько изменяется, хотя в основном и соответствует тому, что было в предыдущем кадре.
Еще одно отличие состоит в том, что в индуизме, как и в буддизме, особое значение придается разным видам деятельности, ведущим к освобождению. При этом в индуизме большое внимание уделяется внешним физическим аспектам и техникам: различные асаны в хатха-йоге, очищение путем омовения в Ганге, режим питания и т. п. Тогда как в буддизме большое значение придается техникам, в большей степени воздействующим на ум и «сердце». Это видно на примере таких выражений, как «развитие доброго сердца», «развитие мудрости для видения реальности» и т. д. Различие проявляется также в подходе к произнесению мантр – особых санскритских слогов и фраз. В индуистском подходе акцент делается на воспроизведение звука. Со времени Вед считалось, что звук вечен и обладает своей собственной огромной силой. В противоположность этому в буддийском подходе к медитации, включающей мантры, особое внимание уделяется развитию способности к концентрации с помощью мантр, а не звуку как таковому. Эти и другие отличия придают особые смысловые оттенки индуистским притчам в сравнении с буддистскими.
В эту главу вошли притчи индуистской традиции, многие из которых описаны в книгах: Провозвестие Рамакришны. – Рига: Угнус, 1992; Бхагаван Шри Сатья Саи Баба. Чинна катха: истории и притчи. – СПб.: СаиВеда, 2002; а также в произведениях Бхагван Шри Раджниша (Ошо Раджниша).
Защита
Как-то раз Кришна спокойно обедал у себя дома. Царица Ракмини, его жена, сама подавала ему еду. Вдруг Кришна вскочил из-за стола и побежал через сад на улицу. Взволнованная и недоумевающая Ракмини выбежала вслед за ним. На полпути она встретила мужа, он возвращался домой. Войдя в дом, он спокойно сел за стол и как ни в чем не бывало продолжил трапезу. Ракмини спросила его:
– Что произошло? Почему ты так неожиданно прервал обед и побежал на улицу?
Кришна ответил:
– Я почувствовал, что один из моих учеников нуждается в помощи, все его существо притягивало меня. Жители деревни бросали в него камни и оскорбляли его. Он же стоял беззащитный и молился.
– Так почему же ты вернулся? – спросила удивленно Ракмини.
– Сначала, когда он стоял беззащитный перед людьми, которые ему угрожали, все Бытие стало на его защиту. Но когда он не выдержал и поднял в ответ камень, я понял, что он решил полагаться только на свои силы. [6]
Где Бог?
Однажды старый отшельник в оранжевом одеянии пришел как-то в деревню, где было много неверующих. Старика окружила молодежь, призывавшая его показать, где же обитает Бог, столь глубоко им чтимый. Он сказал, что может это сделать, но сначала пусть дадут ему чашку молока.
Когда молоко поставили перед ним, он не стал его пить, а долго и молча глядел на него со все возрастающим любопытством. Молодые люди проявляли нетерпение, и когда их требования стали очень настойчивыми, старец сказал им:
– Подождите минутку; говорят, в молоке содержится масло, но в этой чашке, как я ни старался, его не увидел.
– Ах так! – сказал аскет. – Теперь мне гораздо легче объяснить вам, где обитает Бог. Он повсюду, в каждом существе, в каждом атоме Вселенной.
Молодежь стала смеяться над его наивностью.
– Глупый ты человек, если делаешь такие нелепые заключения! – говорили они. – В каждой капле молока содержится масло, но чтобы увидеть или получить его, нужно вскипятить молоко, остудить его, добавить простокваши, подождать несколько часов, чтобы оно свернулось, потом сбить и извлечь кусок масла, который появится на поверхности.
– Ах так! – сказал аскет. – Теперь мне гораздо легче объяснить вам, где обитает Бог. Он повсюду, в каждом существе, в каждом атоме Вселенной. Но чтобы увидеть Его как реальную сущность, вам нужно строго, ревностно и искренне следовать предписанным правилам. Тогда, в конце этого процесса, вы ощутите Его милость и Его могущество.
Прозрение
В южной Индии, в Гомтешваре есть величайшая статуя в мире – статуя саньясина Бахубали («человек с сильными руками»). Согласно легенде, Бахубали был младшим сыном царя. Царь отрекся от власти и мирской жизни, и его царство должен был унаследовать старший сын – Бхарат. Но тот, поговорив с отцом, ушел в горы и погрузился в мир медитации.
Младший сын Бахубали был великим воином и могучим человеком. Он должен был унаследовать царство и готов был сделать это. Но проблема заключалась в том, что отец, отрекшись от царства, не сделал на этот счет никаких распоряжений. Отец рассуждал так: «Как я могу провозгласить одного из моих сыновей наследником того, от чего я отрекся сам? Я ушел, но не забираю власть с собой. Если же они хотят царствовать, то теперь это их дело, но, возможно, кто-то из них пойдет и по моим стопам».
Ситуация была сложной. В государстве стало накапливаться много проблем, а Бахубали не мог принимать решения и издавать указы. Он был очень практичным человеком и был готов решать проблемы царства, но для этого нужно было или распоряжение отца, или формальное отречение старшего брата, который по закону являлся наследником. А старший брат разделил взгляды своего отца и тоже ушел в горы.
Вскоре терпение Бахубали закончилось, он пошел в горы, туда, где медитировал старший брат Бхарат. Когда он нашел брата, тот сидел на скале и медитировал. Гнев взыграл в Бахубали, он схватил брата своими сильными руками, поднял, и уже хотел было бросить в пропасть, но тут у него возникла мысль: «Что я делаю? Ради чего все это? Ради царства, от которого отрекся мой отец? После того, как прожил всю свою жизнь, он нашел его ничего не стоящим. Мой брат также отрекся от этой власти и любит меня так сильно, что, если я попрошу, то он с радостью уступит мне право наследства. Вот и сейчас, когда я поднял его, собираясь бросить в пропасть, он даже не сопротивляется, как будто мы играем».
В детстве он часто поднимал брата своими сильными руками. Слезы навернулись на его глаза: «Что же я собирался сделать? Что подумают обо мне люди?» И, опустив брата на землю, он погрузился в глубокую медитацию, которая изменила всю его жизнь.
– Ты видишь, Бахубали стал просветленным, как это могло случиться? Почему я не достиг этого, потратив столько времени?
Он и сейчас стоит там, высеченный в белом мраморе. Это очень красивая статуя высотой 52 фута, мизинец ее ноги – в человеческий рост. Вокруг нее располагаются высеченные из мрамора ступени, по которым можно подниматься и осматривать статую со всех сторон. На скале высечена притча, повествующая о том, как Бахубали стал просветленным. В ней говорится, что он простоял в медитации несколько месяцев; вьющиеся растения обвили его ноги, и расцвели цветы; птицы стали вить в его ушах гнезда.
А что же произошло с Бхаратом, который был почти просветленным? Он был на грани просветления, и он все еще там. Что помешало ему?
Когда Бхарат открыл глаза и увидел своего брата стоящим в глубоком безмолвии и от его облика исходил свет, он очень удивился, потому что его брат никогда не отличался святостью, и вдруг он стал просветленным, а он, отрекшийся от царства и приложивший столько усилий, чтобы достичь просветления, все еще на пути.
Отец нашел обоих сыновей медитирующими и тоже был удивлен, обнаружив младшего сына просветленным. Когда Бхарат открыл глаза и увидел своего отца сидящим перед ним, он спросил:
– Ты видишь, Бахубали стал просветленным, как это могло случиться? Почему я не достиг этого, потратив столько времени? Что помешало мне?
Отец сказал:
– Тебе мешает нечто очень тонкое. Были цари, которые отрекались от царства, были цари, которые не отрекались от царства. Ты – единственный, кто даже не принял царство, поэтому вопрос об отречении не возникал. Ты в своем роде уникален, и возможно, что эта маленькая идея – очень тонкий эгоизм – и есть причина, которая мешает тебе.
У твоего брата, хоть он и грубый и не искушенный в писаниях, не было таких мыслей. Он пришел, чтобы убить тебя, но в последний момент осознал и преодолел в себе низменное. А так как он все делал страстно, со всем пылом своего сердца, он рванулся и стал просветленным. А ты, двигаясь шаг за шагом, все еще на пути. Я верю, придет и твое время.
Гордость лодочника
Пандит нанял лодку, чтобы переправиться через полноводную Годавари. Едва они отплыли от берега, как он завел оживленный разговор с лодочником.
Пандит спросил, имеет ли лодочник какое-либо образование, и, услышав в ответ, что тот ничему не учился, печально произнес: «Увы, четверть твоей жизни прошла впустую, ты просто утопил эти годы в волнах Годавари».
Далее он спросил у лодочника, сколько сейчас времени, но тот признался, что у него нет часов и они ему совсем не нужны. Пандит с сожалением сказал: «Половина твоей жизни ушла в воды Годавари».
Следующий его вопрос был о том, какие лодочник читает газеты и какая из них его любимая. Тот ответил, что не читает газет и новости его не интересуют. Ему и так хватает забот. Пандит решительно подтвердил, что три четверти своей жизни лодочник прожил зря.
В это время небо покрылось грозовыми тучами, и разразился сильный ливень. Как лодочник ни старался, вода все прибывала и прибывала.
– Не я спас тебя, дитя, а спасла тебя змея, – сказал он. – Ибо не укуси она меня, я бы не побежал к реке и не помог бы тебе выбраться.
– Ты умеешь плавать? – спросил лодочник у Пандита.
– Нет, – ответил перепуганный пассажир.
– В таком случае ты всю свою жизнь прожил зря, – сказал лодочник. – Сейчас тебя поглотит Годавари. [6]
Змея-спаситель
Одного человека ужалила змея. Он побежал к реке и бросился в воду. Недалеко он увидел тонущего ребенка и спас его. Ребенок начал благодарить своего спасителя.
– Не я спас тебя, дитя, а спасла тебя змея, – сказал он. – Ибо не укуси она меня, я бы не побежал к реке и не помог бы тебе выбраться.
Священная корова
Рамана Махарши жил в южной Индии на горе Арианахал. Он был не очень образованным. В семнадцать лет он ушел в горы в поисках Истины и медитировал там несколько лет, постоянно задавая себе вопрос: «Кто я?» Когда он познал Истину, люди потянулись к нему отовсюду. Он был очень немногословным, тихим человеком. Люди приходили к нему для того, чтобы вкусить его тишины, просто посидеть в его присутствии.
Все приходившие наблюдали одно поистине чудесное явление; всякий раз, когда он выходил на веранду в ожидании людей, кроме них к нему приходила и корова. Она всегда приходила без малейшего опоздания, точно вовремя и присутствовала до тех пор, пока все не расходились. А когда Рамана Махарши возвращался в свою комнату, корова часто подходила к его окну и заглядывала внутрь, чтобы попрощаться. Рамана Махарши гладил ее морду, хлопал ее по шее и говорил:
– Ну все уже! Иди.
И она уходила.
Это случалось каждый день, без перерывов, четыре года подряд. Люди очень этому удивлялись: «Что это за корова такая?»
И вот однажды она не пришла. Рамана сказал:
– Она, наверное, попала в беду. Я должен пойти поискать ее.
На улице было холодно: сильные порывы ветра с дождем. Люди пытались удерживать его, но он пошел и действительно нашел корову недалеко от своего дома. Поскольку корова была старая, она поскользнулась и упала в канаву.
Рамана Махарши спустился к ней и сел рядом. На глазах у коровы появились слезы. Она положила голову на колени Рамане, он гладил ее морду… Он просидел так, пока она не умерла.
В память о ней индусы построили храм на этом месте со статуей священной коровы внутри. [30]
Кающаяся собака
Когда Шри Рама принял решение закончить миссию аватара и вошел в бурные воды реки Сарайю, за Ним и Его спутниками последовала собака. На вопрос, почему она к ним присоединяется, она ответила:
– Я хочу попасть на Небеса вместе с вами. В своей прошлой жизни я была настоящим йоги, но я оступилась и сошла с праведного пути самоконтроля, став рабом тщеславия. Я толковала Веды, как подсказывала мне моя фантазия, – произвольно, но привлекательно для слушателей, вот я и стала таким животным, которому доставляет удовольствие лаять, кусать и травить жертву. Люди, поощрявшие меня тогда похвалами, теперь – блохи и мухи, что гнездятся на моей шкуре, мучая меня. Помоги мне, Господи, уйти от этого бесчестья. Я уже отработала свою
– Таковы последствия неуважения к Ведам, – сказал Шри Рама, обратившись к своим спутникам, – изучайте их с почитанием и проводите в жизнь то, чему они учат. Отказ от практики – уже есть неуважение.
Первая ступенька к Богу
Один человек пришел к святому Раманудже и сказал:
– Я хотел бы найти путь к Богу. Помоги мне.
Рамануджа ответил:
– Скажи мне сначала, любил ли ты кого-нибудь?
– Я не интересуюсь мирскими делами, любовью и прочим. Я хочу прийти к Богу, – ответил человек.
Тогда Рамануджа сказал:
– Подумай еще раз, пожалуйста, любил ли ты в своей жизни женщину, ребенка или хотя бы кого-нибудь?
– Я ведь уже сказал тебе, что я человек религиозный, я не обычный мирянин, – ответил человек. – Я никого не любил.
Сначала ты должен кого-нибудь полюбить. Это будет первая ступенька к Богу.
Раманужда стал грустным, слезы появились на его глазах, и он сказал:
– Тогда это невозможно. Сначала ты должен кого-нибудь полюбить. Это будет первая ступенька к Богу. Ты спрашиваешь про последнюю ступеньку, а сам еще не ступил на первую. Иди и полюби кого-нибудь! [30]
Жена мудрее
Супруги, совершая паломничество к труднодоступной святыне, пробирались сквозь глухие джунгли. Муж увидел под ногами драгоценный камень, ярко блеснувший, когда лучи солнца упали на него сквозь листву. Обеспокоенный тем, что у жены может возникнуть искушение поднять его и стать рабой мишуры, он быстрым движением ноги засыпал драгоценный камень песком.
Жена заметила его жест и сказала:
– Жаль, что ты еще сохраняешь различие между песком и алмазом. Для меня же эти понятия уже ничем друг от друга не отличаются.
Вчерашняя пища
Нищий подошел как-то к дому богача и попросил что-нибудь поесть. Хозяин, который сидел, развалившись в кресле, прогнал его грубой бранью. Но нищий не ушел и попросил дать ему хотя бы несвежей еды. Тогда хозяин приказал слугам вывести человека прочь. Когда нищего выводили, к нему подошла невестка хозяина и сказала:
– Дорогой мой! Прости его, ведь он сам ест только вчерашнюю пищу, а сегодняшняя еще только готовится на кухне.
Нищий улыбнулся, так как понял, что имела в виду молодая женщина. Она хотела сказать, что ее свекор из-за своего высокомерия и жестокости готовит себя к жалкому будущему, в то время как его нынешнее благополучие стало возможно лишь благодаря заслугам, накопленным в прошлых жизнях, которые вскоре исчерпаются. [6]
Язык и глаз
Один отшельник принял два обета как первые шаги в аскетической практике. Первый – не причинять вреда ни одному живому существу, и второй – не говорить неправду.
Однажды, когда он занимался медитацией в густом лесу под деревом, прося Бога помочь ему твердо следовать этим двум клятвам, он увидел прекрасного оленя, в страхе убегавшего от охотников. Через несколько секунд появились охотники. Они спросили отшельника, не видел ли он, куда побежал олень.
Бедный садху был в затруднении. Если он скажет, что видел оленя, затаившегося в кустах, охотники его поймают и убьют. И это будет несоблюдением его первого обета. А если он скажет, что не знает, где олень, то он нарушит свою вторую клятву.
Глаз, который видит, не может говорить. Язык, который говорит, не может видеть.
Немного подумав, садху сказал:
– Глаз, который видит, не может говорить. Язык, который говорит, не может видеть. Я не могу принудить глаз говорить, а язык видеть.
Охотники, поняв, что не добьются от него толку, побежали дальше.
Благодарность
В один ветреный вечер сухой лист, на котором сидел муравей, был оторван и упал в реку. Крошечное сердце муравья воззвало к Богу о помощи. Бог побудил коршуна, летящего над рекой, спуститься к воде и клювом подхватить лист, внушив ему, что это рыба или лягушка. И хотя птица была сильно разочарована, но муравей несказанно обрадовался, что оказался на твердой земле.
«Бог обернулся птицей и спас меня», – подумал он и решил, что должен отблагодарить этого коршуна и всех других птиц.
Однажды, во время своей утренней пробежки, он увидел, как охотник нацелил стрелу в птицу. Помня о том, как однажды птица спасла ему жизнь, муравей укусил охотника за пятку. Рука у лучника дрогнула, и стрела полетела мимо цели.
Все в мире взаимосвязано. И даже муравей готов отплатить свой долг.
Все в мире взаимосвязано. И даже муравей готов отплатить свой долг.
Страх убивает
Саньясин однажды повстречался на дороге с богиней холеры, возвращавшейся из деревни, население которой она изрядно уменьшила.
– Сколько же ты «скосила» людей? – спросил ее саньясин.
– Только десятерых, – сказала она.
– Как же так, – удивился саньясин, – я слышал, что в деревне умерло сто человек.
– Я забрала только десятерых, остальные умерли от страха, – ответила холера. [6]
За что держаться?
Паломника на пути в лесную обитель застала ночь, и он, не видя дороги, соскользнул в старый колодец и едва-едва не свалился на дно. К счастью, при падении ему удалось уцепиться за торчащий из стенки корень дерева. Рано утром недалеко от колодца проходил садху (подвижник), распевая песни во славу Господа. Паломник позвал его на помощь, и тот, заглянув вниз и увидев отчаянное положение бедняги, спустил в колодец крепкую веревку, чтобы вытащить его. А на паломника нашло помрачение: он не мог решиться отпустить корень, чтобы ухватиться за веревку.
Человек должен держаться за корень только до тех пор, пока сверху не появится веревка. Когда Бог постигнут, вся карма будет отброшена.
Рана на спине
На берегу священного Ганга жил один бедный брахман, ревностный почитатель Бхагават-гиты. Он читал ее каждый день, преклонялся перед этой книгой и старался жить согласно ее учению. Но его вера подвергалась тяжелому испытанию, поскольку его настигла отчаянная нужда. Его чаша для подаяния была почти всегда пуста, и они с женой жили впроголодь.
Как-то раз, когда он мучился мыслями о своей нищете, его взгляд упал на 22-ю шлоку 9-й главы, где Бог заверяет, что возьмет на Себя бремя тех, кто только в Нем ищет прибежища. Брахман почувствовал, что в его случае эти заверения были обманом, он взял ручку, обмакнул ее в красные чернила и вычеркнул эту раздражающую его строку. Немного успокоившись, он встал и вышел на улицу со своей посудиной для милостыни.
Верьте в заверения Господа. Если Он говорит: «Не бойся, ведь Я здесь», – значит, так оно и есть.
Вскоре после этого у дверей его дома появился мальчик, который принес мешок риса и корзину всякой другой снеди. Жена брахмана очень удивилась, узнав, что все это – для нее и ее мужа! Она заметила кровоточащий порез на спине у мальчика и спросила, кто нанес ему эту рану.
– Твой муж! – ответил мальчик и убежал.
Жена была поражена, как мог ее муж настолько потерять самообладание, что нанес удар в спину этому очаровательному ребенку. Однако муж клялся в своей невиновности и недоумевал, кто мог послать им помощь. Он был в смятении и, как всегда, обратился к Гите за утешением. Книга сама открылась на 22-й строке 9-й главы! В глаза бросилась красная черта – рана, которую он в гневе нанес этой странице, этому стиху!
Верьте в заверения Господа. Если Он говорит: «Не бойся, ведь Я здесь», – значит, так оно и есть. Если Он говорит: «Когда ты смотришь на Меня, и Я смотрю на тебя», – значит, так оно и есть. [6]
Жизнь вечна
Перед смертью Рамакришна не мог ни есть, ни пить. Видя эти страдания, Вивекананда упал к его ногам и сказал:
– Почему ты не попросишь Бога, чтобы он забрал твою болезнь? По крайней мере ты можешь сказать Ему: «Позволь мне хотя бы есть и пить!» Бог любит тебя, и, если ты попросишь Его, произойдет чудо! Бог освободит тебя.
Остальные ученики тоже стали умолять его. Рамакришна сказал:
– Хорошо, я попробую.
Он закрыл глаза. Его лицо наполнилось светом, и слезы потекли по его щекам. Вся мука и боль внезапно исчезли. Через некоторое время он открыл глаза и посмотрел в счастливые лица своих учеников. Они думали, что случилось что-то чудесное, наблюдая за Рамакришной. Они решили, что Бог освободил его от болезни. Но в действительности чудо было в другом.
Рамакришна открыл глаза. Некоторое время он помолчал, и затем он сказал:
– Вивекананда, ты дурак! Ты предлагаешь мне делать глупости, а я простой человек и все принимаю. Я сказал Богу: «Я не могу есть, я не могу пить. Почему Ты не позволишь мне делать хотя бы это?» И Он ответил: «Почему ты цепляешься за это тело? У тебя много учеников. Ты живешь в них: ешь и пьешь». И это освободило меня от тела. Ощутив эту свободу, я заплакал.
Перед смертью его жена Шарда спросила:
– Что мне делать? Должна ли я ходить в белом и не носить украшения, когда тебя не станет?
– Но я никуда не ухожу, – ответил Рамакришна. – Я буду здесь во всем, что тебя окружает. Ты сможешь видеть меня в глазах тех, кто любит меня. Ты почувствуешь меня в ветре, в дожде. Взлетит птица – и, возможно, ты тоже вспомнишь меня. Я буду здесь.
Шарда никогда не плакала и не носила траурных одежд. Окруженная любовью учеников, она не почувствовала пустоты и продолжала жить так, как будто Рамакришна был жив.
Последний акт сострадания
Всю свою жизнь Кабир прожил в Бенаресе. Индусы верят, что если умереть в Бенаресе, то обязательно вознесешься на небеса. Поэтому люди специально приезжали умирать в этот город.
Когда Кабир стал старым и больным, он попросил своих учеников перевезти его в Магахар. Это небольшая бедная деревня на противоположном берегу Ганга. Существовало предубеждение, что все, кто умирает в этом месте, попадают прямо в ад. Наверное, потому что он противоположен Бенаресу.
– Я хочу перебраться в Магахар, – сказал Кабир.
Несчастные люди, жители Магахара, были освобождены от многовековой глупости. И теперь именно Магахар считается святым местом.
Его ученики заволновались и стали отговаривать Кабира, но он настаивал на своем выборе.
– Думайте, что хотите, – говорил он, – но я не хочу умирать в Бенаресе, так как, если я умру здесь и попаду в рай, то какое уважение достанется мне? Уважение достанется Бенаресу. Я же собираюсь умереть в Магахаре и хочу посмотреть, как меня сумеют направить в ад!
Кабир настоял на своем, и ученики перевезли его в лодке на противоположную сторону. Еще некоторое время он прожил со своими учениками в Магахаре и умер там. Он был единственным человеком, который специально приехал умирать в Магахар. После этого случая предубеждение о Магахаре перестало существовать. Это был последний акт сострадания Кабира к людям. Несчастные люди, жители Магахара, были освобождены от многовековой глупости. И теперь именно Магахар считается святым местом, и каждый год почти все население Бенареса переправляется туда на лодках, чтобы отдать дань уважения Кабиру.
На его могильной плите написаны такие слова:
«Я отправляюсь в рай прямо из Магахара».
Пренебрегая Богом
Царь искал Учителя, который помог бы ему попасть на Небо. Он пребывал в уверенности, что заслужил это, настолько он был самонадеян и упоен властью. Когда учителя приходили и предлагали свои услуги, он забрасывал их вопросами, наглость и нелепость которых их просто ошеломляли. Но царь этим не ограничивался: он бросал их в тюрьму.
Однажды пришел человек, пообещавший показать ему путь на Небеса. Его привели ко двору и посадили перед царем. Человек, однако, не обратил на царя никакого внимания и стал разговаривать с придворными, пажами и слугами, справляясь об их здоровье и желая им благополучия. Через некоторое время царь пришел в ярость от такого пренебрежения к своей персоне, высокому сану и приказал страже вывести наглеца и наказать его.
– До того как меня выведут и побьют, позволь мне поведать тебе вот что, – сказал человек. – Ты гневаешься на меня за то, что я не оказал тебе должного внимания и почтения. За то, что я обошел тебя и говорил лишь с твоими слугами. Но ты же пренебрегаешь самим Богом – Царем царей. Ты и сейчас не оказываешь Ему внимания и говоришь лишь с Его слугами. И если ты готов наказать меня за пренебрежение тобой, то подумай, какого наказания заслуживаешь ты за пренебрежение Богом!
Царь промолчал, развернулся и вышел.
Ты слишком часто оглядывался
Однажды некий человек пришел к просветленному Учителю и сказал:
– Из-за твоего учения моя жизнь разрушена. Помнишь, двадцать лет назад ты сказал мне: «Если не будешь просить и искать богатства – богатства сами придут к тебе. Если не возжелаешь красивой женщины, за тобой последует самая прекрасная из них». И что же! Двадцать лет потрачено впустую! Я по-прежнему беден, и нет у меня богатств. Ни одна даже самая уродливая женщина не пришла ко мне. Ты разрушил всю мою жизнь. Что ты на это скажешь?
К тебе все приходило, и богатства, и красивая женщина. Но ты слишком часто оглядывался, чтобы посмотреть, не следуют ли они за тобой. Поэтому и не заметил их впереди себя.
Учитель с грустью посмотрел на него и сказал:
– К тебе все приходило, и богатства, и красивая женщина. Но ты слишком часто оглядывался, чтобы посмотреть, не следуют ли они за тобой. Поэтому и не заметил их впереди себя.
Магия ума
Один странствующий монах не заметил, как попал в рай[4]. Человек устал и лег спать под такое дерево. Когда он проснулся, то почувствовал голод и сказал: «Я очень голоден и хотел бы чего-нибудь съесть». И немедленно из ничего появилась пища. Человек незамедлительно приступил к еде и насладился вкусом, как никогда ранее в жизни! Человек был удовлетворен. Но тут у него появилась еще одна мысль.
Человек испугался и подумал: «Теперь они меня убьют».
И был убит.
«Я хочу пить», – подумал человек. И немедленно появилось великолепное вино. С блаженством потягивая вино под тенью райского дерева, исполняющего желания, человек начал размышлять:
«А что же происходит? Неужели я сплю и вижу сон или вокруг меня злые духи, которые играют и шутят со мной?»
Духи появились немедленно. Они были ужасные, невыносимо страшные.
Человек испугался и подумал: «Теперь они меня убьют».
И был убит.
Почему красивые несчастны?
Однажды царица Шримала обратилась к просветленному Учителю и попросила его ответить на несколько вопросов:
– Почему красивые женщины часто несчастны? – был первый ее вопрос.
Учитель ответил:
– По внешности они красивы, знают это и много думают о своей красоте. Но часто они стремятся продать свою красоту подороже, как товар. Поэтому их сердца полны расчетливости и жадности, а в душе остается мало места для доброты и милосердия. Счастье же, оно как цветы и не прорастает в дурной земле!
– А почему богачи часто уродливы? – спросила царица.
– Уродливым присущи стремление, терпение и усердие, – ответил Учитель. – Естественно, что они идут путем достижений и богатства. Хотя и этим богатством затем не каждый из них способен правильно распорядиться.
А почему ты об этом думаешь? – спросил Учитель. – Думай о Боге, доброте и милосердии. И тогда у тебя будут и счастье, и богатство.
Думай о Боге, доброте и милосердии. И тогда у тебя будут и счастье, и богатство.
Дзен – японское название школы буддизма махаяны. Его корни были заложены в Китае Бодхидхармой, который пришел в Китай из Индии в VI веке. Согласно его биографии, записанной в 1004 году китайским учителем Догеном, после девяти лет, проведенных в Китае, Бодхидхарма захотел вернуться домой и собрал возле себя всех своих учеников, чтобы испытать, что они поняли, учась у него. Видоизменившись в Китае (с обретением даосских традиций), буддизм получил в Японии свое дальнейшее развитие.
Усовершенствование буддизма китайскими и японскими жрецами, его приспособление к изменяющимся условиям жизни и религиозным потребностям народа сделали различие между изначальным буддизмом и дзен-буддизмом очень большим. По этой причине существуют утверждения, что дзен-буддизм в действительности вовсе не является буддизмом в общепринятом смысле.
Дзен-буддизм не основан на логическом анализе, не учит, а только указывает путь духовного развития личности. Работа в системе дзен-буддизма означает прямое (т. е. без чего-либо неестественного и внешнего) вхождение в контакт со своим внутренним миром, духовное саморазвитие на основе активизации потенциала субъектной психической активности личности в процессе систематической тренировки ума.
Согласно дзен-буддизму, наиболее полно психические потенции человека раскрываются тогда, когда его мышление становится неконвенциональным, не связанным социальными нормами, а является природно-спонтанным, естественным. Правильность решения определяется не глубокой концентрацией на проблеме и озабоченностью ею, а во многом наитием (случаем), связанным с «периферийным зрением» сознания. Эти качества легче всего проявляются тогда, когда ими не пытаются сознательно управлять, а доверяют их спонтанности в состоянии покоя ума. Спонтанность мышления также достигается специальной тренировкой внимания, постоянным упражнением памяти и осознанием своих ощущений, чувств и мыслей без какой-либо цели или оценки. При этом не надо ни подавлять мысли, ни удерживать, ни вмешиваться в их ход. В дзен-буддизме считается, что совершенный человек пользуется своим умом, как зеркалом: он ничего не схватывает и ничего не отвергает, воспринимает, но не хранит.
В обучении дзен-буддизму много места занимают упражнения, когда ученика ставят перед дилеммой мгновенного, без обдумывания выбора, когда реакция должна следовать, как звук за хлопком (принцип Мо-чих-джу), без затора в мыслях и действиях.
Особое место в дзен-буддизме занимают коаны – короткие дзенские истории, наполненные неоднозначным смыслом. Коаны часто рассказывают об обстоятельствах просветления ученика и в какой-то степени способствуют просветлению или как минимум – озарению.
В Японии эстетика дзен заметна во всем. Она и в принципах самурайских состязаний по фехтованию, и в технике дзюдо, и в изысканной чайной церемонии (тяною). Мужество и верность, обостренное чувство достоинства и чести, культ самоубийства во имя чести и долга, философия фатализма в сочетании с фанатичной преданностью патрону, а также уверенность в том, что славное имя доблестно павшего будет светиться и почитаться поколениями в веках, – все это, вместе взятое, вошедшее в понятие «бусидо» и оказавшее огромное влияние на японский национальный характер, во многом было воспитано именно японским дзен-буддизмом[5].
В целом практика дзен-буддизма воспитывает типичный восточный ум с присущим ему спокойствием, тишиной и невозмутимостью, не имеющими, однако, ничего общего с праздностью и бездеятельностью. Это состояние ума называют тишиной «бездонной пропасти», «тишиной грома», в которой исчезают все контрасты и условности. Считается, что человек, следующий путем дзен-буддизма, достигает гармонии личности через раскрытие истины, заключенной в глубине человеческой природы. Более подробная информация о дзен-буддизме приведена в Приложении.
Многие дзенские истории обрели широкую популярность среди отечественных читателей благодаря переводным переизданиям книг Томаса Клири – писателя и переводчика буддийской, даосской и конфуцианской литературы, а также книг о военных традициях, стратегии и государственности в Китае. Он получил степень доктора философских наук по восточноазиатским языкам и цивилизациям в Гарвардском университете, но минимально участвовал в научном мире, что свойственно многим людям, постигающим восточную философию. Одна из его известных книг: «Мудрость дзен. Сто историй пробуждения».
Также отметим книгу Пола Репса «Плоть и кости дзен». В ней автор собрал воедино четыре книги по дзен-буддизму, одна из которых, «101 дзенская история», впервые опубликованная в 1939 году издательствами «Райдер энд К°» (Лондон) и «Дэвид Мак-Кей и К°» (Филадельфия). В свою очередь, в книгу «101 дзенская история» вошли притчи, переведенные на английский язык из книги «Собрание камней и песка», написанной еще в XIII веке японским учителем дзен Мудзю (что означает «Не-житель»), а также истории из сборников дзенских монахов, взятые из различных книг, выпущенных в Японии в настоящем столетии. Действительно, тернист путь притч из давних веков до нашего столетия!
Далее описаны наиболее представительные дзенские притчи, многие из которых излагают многовековые знания и опыт китайских и японских учителей дзен, несут в себе заряд мудрости, уверенности и независимости, силы и утонченного японского юмора.
Камни сознания
В одном маленьком храме на окраине деревни жил китайский мастер дзен по имени Хоген. Однажды четыре странствующих монаха попросили его разрешения разжечь недалеко от храма костер и переночевать возле него.
Когда они согрелись у огня и поужинали, то завели разговор о сущности бытия, утверждая, что мир – это лишь иллюзия человеческого сознания. Устав слушать их пустую болтовню, Хоген спросил:
– Как вы считаете, вон тот камень находится внутри или вне вашего сознания?
Один из монахов ответил:
– С буддистской точки зрения всякая вещь, которую воспринимает человек, находится внутри его сознания, так что, по-моему, тот камень тоже находится внутри сознания.
– Твоя голова, должно быть, очень тяжелая, – сказал Хоген, – если ты таскаешь в ней такие огромные камни. [55]
Два меча
Мастер Мурамаса делал самурайские мечи как разящее оружие. А мастер Масамунэ делал мечи как оружие, которым защищают свою жизнь.
Чтобы сравнить, какой из мечей лучше, их вонзили в дно ручья, по течению которого плыли опавшие листья.
Все листья, что прикасались к мечу Мурамаса, рассекались им на две части. А меч Масамунэ листья оплывали стороной, даже не касаясь его.
Ничто не существует
Ямаока Тесю, будучи молодым учеником, сменил много учителей дзен. Однажды он пришел к Учителю Докуону. Во время первой беседы, желая показать свои знания, он сказал:
– Разум и чувственное бытие – все это на самом деле не существует. Истинная природа явлений – пустота. Не существует ни воплощения, ни заблуждений, ни мудрости, ни посредственности. Ничто нельзя дать и ничего нельзя взять.
Докуон спокойно слушал Ямаоку и курил трубку. Внезапно, ничего не сказав, он сильно ударил юношу по голове. Ямаока очень разозлился.
– Если ничего не существует, – спросил Докуон, – откуда же эта злость?
– Если ничего не существует, – спросил Докуон, – откуда же эта злость?
Двери ада и рая
Однажды воин по имени Ногасен пришел к Хакуину и спросил его, что такое ад и рай.
– А ты кто? – спросил Хакуин.
– Самурай, – ответил воин.
– Это ты самурай? – воскликнул Хакуин. – Какой же правитель мог взять тебя в охрану? У тебя же рожа, как у нищего!
Взбешенный самурай схватился за меч.
– Надо же! У тебя даже и меч есть, – продолжил старый Учитель. – Вероятно, он такой же тупой, как и ты! Таким мечом ты никому голову не срубишь.
Разгневанный самурай шагнул к старику с обнаженным мечом, но тот лишь улыбнулся и спокойно произнес:
– Вот так открываются двери ада.
Эти слова ошеломили Ногасена. Он спрятал меч и с любовью поклонился Мастеру.
– А так открываются двери рая! – сказал Учитель. [55]
Три удара палкой
Юноша по имени Тодзан прибыл на обучение к Учителю Уммону. Уммон спросил его, откуда он пришел.
– Из деревни, – ответил Тодзан.
– А в каком монастыре ты был летом? – спросил Уммон.
– В монастыре Ходзи, что на южном берегу озера, – ответил Тодзан.
– Когда же ты его покинул? – спросил Уммон, удивляясь про себя, сколько же еще Тодзан сможет так отвечать на вопросы.
– Двадцать пятого августа, – ответил Тодзан.
– Мне следовало бы отвесить тебе три удара палкой за такие ответы, но я прощаю тебя, – сказал Уммон и ушел.
– Чем бить лошадь за неповиновение, почему бы не дисциплинировать себя самого и не заняться воспитанием своего ума? – строго сказал Банкэй.
На следующий день Тодзан поклонился Уммону и спросил:
– Вчера вы мне простили три удара палкой, но я не пойму – за что?
– За то, что твои ответы бездушны, – ответил с укором Тодзан. – И еще за то, что ты просто слоняешься из одного монастыря в другой, ища «подходящий» для тебя монастырь вместо того, чтобы искать себя.
Дзен в каждом мгновении
Ученики дзен проводят с учителем не меньше десяти лет, прежде чем они решаются учить других. Однажды
Тэнно, уже прошедший ученичество и ставший Учителем, пришел навестить Нан-Ина. День был дождливый, поэтому Тэнно взял с собой зонтик.
Ученики дзен проводят с учителем не меньше десяти лет, прежде чем они решаются учить других.
Поздоровавшись, Нан-Ин заметил:
– Ты, я полагаю, оставил башмаки в прихожей. Хотелось бы знать, где сейчас твой зонтик – справа или слева от башмаков?
Замешкавшись, Тэнно не смог ответить сразу. Он осознал, что не осознает действительность в целом, не воплощает дзен в каждом мгновении. Он стал учеником Нан-Ина и проучился еще шесть лет, чтобы достичь каждого мгновения дзен. [40]
Буйный нрав
Однажды к дзенскому наставнику Банкэю явился посетитель и признался, что у него от рождения – буйный нрав, который ему, несмотря на все усилия, не удается сдерживать.
Банкэй сказал:
– Какой интересный подарок ты получил при рождении. У тебя и сейчас буйный нрав? Если так, то покажи мне его.
– Сейчас его нет, – сказал гость. – Но он возникает неожиданно, когда что-то происходит.
– В таком случае твой буйный нрав обитает отнюдь не внутри тебя, он не является твоей природой от рождения, – сказал Банкэй. [24]
Сознание и оседланная лошадь
Как-то дзенский наставник Банкэй просидел всю ночь под крестом на площади казней, проверяя тем самым свое дзенское сознание. Под утро он прилег на насыпь, огораживавшую площадку.
В это время какой-то воин, находившийся внутри ограды, бил хлыстом свою лошадь. Увидев это, Банкэй крикнул:
«Эй! Что ты делаешь?»
Воин услышал слова, но, решив, что они сказаны каким-то крестьянином, он не придал им сколь-нибудь серьезного значения. Еще раз ударив лошадь хлыстом, воин пронесся мимо наставника.
Банкэй крикнул еще раз:
«Эй! Что ты делаешь?» Это повторилось и в третий раз, пока воин наконец не остановился и не спешился. Приблизившись к дзенскому наставнику, он увидел, что перед ним не обычный человек.
– Вы кричали на меня, – в испуге молвил воин. – Вы что-то хотите мне сказать?
– Чем бить лошадь за неповиновение, почему бы не дисциплинировать себя самого и не заняться воспитанием своего ума? – строго сказал Банкэй.
Время мытья миски
Некий монах обратился к Дзесю после обеда:
– Я сегодня поступил в монастырь. Дайте мне ваши наставления.
– Ты уже съел сегодня свою рисовую кашу? – спросил Дзесю.
– Да, – ответил монах.
– Тогда пойди и вымой свою миску!
Вытирать зад Будды
В общине дзенского наставника Хакуина был один безумный монах, вообразивший, что он постиг тождество себя и Будды. Он разорвал буддийские писания и использовал страницы в качестве туалетной бумаги.
Другие монахи укоряли его, но он не обращал на это никакого внимания и со смехом отвечал: «Что плохого в том, чтобы вытирать буддийскими сутрами зад Будды?»
Тогда об этом доложили Хакуину. Наставник спросил безумного монаха:
– Говорят, что ты используешь буддийские сутры как бумагу, с которой ходят в отхожее место. Это так?
– Да, – ответил безумец. – Я сам есть Будда. Что плохого в том, чтобы вытирать буддийскими сутрами зад Будды?
– Ты ошибаешься, – сказал Хакуин. – Если это зад Будды, зачем же использовать старую бумагу, да еще исписанную? Вытирай его чистой белой бумагой.
Монах устыдился и принес извинения.
Кулак Мокусена
Учитель Мокусен жил в храме в провинции Тамба. Однажды один из его приверженцев пожаловался на скупость своей жены и попросил помощи.
Мокусен навестил жену своего приверженца и спросил, в чем заключается причина ее столь трепетной бережливости. Жена, как могла, объяснила ему. На что Мокусен показал ей сжатую в кулак руку.
– Что ты хочешь этим сказать? – спросила удивленная женщина.
– Предположим, что моя рука все время сжата в кулак и я не могу ее разжать. Как ты назовешь это? – спросил Мокусен.
– Увечье, – ответила женщина.
Тогда он раскрыл руку и снова спросил:
– Теперь предположим, что моя рука всегда в таком положении. Что это тогда?
– Другая форма увечья, – сказала жена.
– Если ты хорошо это понимаешь, то ты хорошая жена, – сказал Мокусен и уехал.
После его визита жена стала помогать мужу как в накоплениях, так и в тратах.
Твое сознание двинулось первым
Один молодой господин, увлекавшийся боевыми искусствами, попросил Банкэя взять его в ученики для постижения дзен. Однажды, решив проверить силу духа своего наставника, юноша внезапно напал на Банкэя с копьем, когда тот сидел, ничего не подозревая.
– Твоя техника еще не совершенна, – сказал Банкэй молодому ученику, – твое сознание двинулось первым.
Дзенский наставник спокойно отразил удар своими четками.
– Твоя техника еще не совершенна, – сказал Банкэй молодому ученику, – твое сознание двинулось первым.
Природа Будды
Ученик спросил Нагасена:
– Буддийские писания утверждают, что все на свете наделено природой Будды. Имею ли я природу Будды?
– Нет, ты не имеешь! – ответил Нагасен.
– Как так?! – спросил ученик. – Деревья, реки и горы имеют природу Будды?
– Да, деревья, реки и горы, а также кошки и собаки, – все имеет природу Будды! А ты нет! – ответил с усмешкой Нагасен.
– Но почему?! – с возмущением спросил ученик.
– Потому что ты спрашиваешь! – ответил Нагасен.
Последний щелчок
Танген с детства учился у Сенгая. Когда ему исполнилось двадцать лет, он захотел оставить своего Учителя и посетить других Учителей, чтобы сравнить обучение. Но Сенгай не позволил ему сделать это. Каждый раз, когда Танген просил об этом, Сенгай щелкал его по лбу. Танген попросил своего старшего брата уговорить Сенгая дать разрешение. Брат выполнил просьбу и сказал Тангену:
– Все улажено. Я договорился, что ты отправляешься немедленно в паломничество.
Танген пошел к Сенгаю поблагодарить за разрешение. Мастер в ответ щелкнул его по лбу. Когда Танген рассказал об этом старшему брату, тот с удивлением сказал:
– Не понимаю, в чем же дело? Почему Сенгай сначала дает разрешение, а потом отменяет его?
И он отправился к Учителю с этим вопросом.
– Я вовсе не изменил решения, – сказал Сенгай. – Просто мне захотелось в последний раз щелкнуть его, потому что когда он вернется, то будет уже просветленным, и мне уже нельзя будет сделать это! [55]
Дзенский диспут за ночлег
Чтобы остановиться на ночь в храме дзен, странствующий монах обязан был выиграть диспут о буддизме у живущих в храме. Если же он проиграл, то ему приходилось уйти и идти дальше свои путем.
В одном храме на севере Японии жили два брата-монаха. Старший брат учился, а младший был слабоумным, да и к тому же еще и одноглазым. Однажды к ним зашел странствующий монах и попросился переночевать, в соответствии с обычаем предложив побеседовать о буддизме.
Старший брат, уставший от занятий за день, велел младшему выступить вместо себя.
– Пойди и потребуй разговора в молчании, – научил он его.
Младший брат и странник удалились в специальную комнату. Вскоре странствующий монах вернулся, подошел к старшему брату и с восторгом сказал:
– Твой младший брат удивительный парень! Он победил меня.
– Как?! – удивился старший брат. – Перескажи мне диалог, – попросил он.
– Сначала, – сказал странник, – я поднял один палец, представляя Будду. Он поднял два пальца, символизируя Будду и его учение. Тогда я поднял три пальца, символизируя и Будду, и его учение, и его последователей. Тогда он потряс сжатым кулаком у меня перед лицом, указывая, что все это происходит из одного и того же сознания. Я понял, что проиграл.
С этими словами странник ушел. Вскоре зашел младший брат явно в расстроенных чувствах.
– Где этот парень? – спросил он.
– Я понял от него, что ты победил в споре, – сказал старший брат. – Расскажи мне, как все произошло.
– Едва мы уселись друг против друга, как он поднял один палец, нагло намекая на то, что у меня один глаз – рассказывал младший брат. – Поскольку он человек посторонний, то я поднял два пальца, поздравляя его с тем, что у него два глаза. Тогда этот бесстыжий негодяй поднял три пальца, намекая на то, что у нас на двоих только три глаза. Тут я не выдержал и хотел ему врезать, но сдержался и только погрозил ему кулаком. На что он поклонился и вышел. [5]
Время умереть
Иккю, известный дзенский Мастер, был очень умен, даже когда был еще мальчиком. Однажды в молодости, будучи послушником в монастыре, случилось так, что Иккю разбил антикварную чайную чашку старого Учителя, которую тот очень ценил. Услышав шаги Учителя, он растерялся и спрятал осколки чашки за спину. Когда Учитель вошел, Иккю спросил:
– Скажите, почему люди умирают?
– Это естественно, – объяснил старик. – Все должно умереть, и особенно то, что уже долго жило.
– Похоже, что и вашей чашке, Учитель, тоже настало время умереть, – сказал Иккю, показывая разбитые осколки. [55]
Будь живым
Молодой человек очень желал стать учеником дзен-Мастера Лин-чи. Однажды утром, когда Мастер находился в храме, он тоже зашел в храм. Желая произвести на Мастера впечатление, юноша сел недалеко от Лин-чи в такой же застывшей позе и так же закрыл глаза.
Будь живым! Не претендуй и не усердствуй!
Неожиданно для молодого человека Лин-чи подошел и, стукнув его костяшками пальцев по голове, произнес:
– Вставай и уходи! В нашем храме и так достаточно статуй.
Огорченный молодой человек обернулся лишь на пороге, и Лин-чи сказал:
– Будь живым! Не претендуй и не усердствуй!
Что же это за самурай!
С раннего детства Сэйсэцу отличался выдающимися способностями. Еще будучи ребенком, он покинул отчий дом и стал монахом.
Как-то раз один дайме, направлявшийся в столицу, заехал по пути к настоятелю монастыря. Побеседовав немного с дайме, настоятель позвал маленького Сэйсэцу и попросил помять спину дайме, чтобы тот мог снять с себя усталость после долгого путешествия. В благодарность дайме пообещал мальчику, что на обратном пути он привезет ему официальное монашеское одеяние.
На обратном пути из города дайме вновь заехал к дзенскому наставнику. И на этот раз настоятель также велел Сэйсэцу растереть спину дайме.
– А где мое одеяние? – спросил об обещании мальчик, закончив свою работу.
– А я и думать про это забыл! – сказал дайме.
– Что же это за самурай, который не ценит данное им слово! – воскликнул мальчик, дал пощечину дайме и вышел.
Дайме сначала разгневался, но позже смягчился и велел дзенскому наставнику хорошенько заботиться о мальчике, так как он обладает необычайными способностями.
В последующем Сэйсэцу учился у Гэссэна и Гасана и стал одним из наиболее почитаемых наставников в стране.
Однажды, когда Сэйсэцу наблюдал за восстановлением части монастыря, в котором он проповедовал, явился какой-то богатый торговец и предложил в качестве пожертвования на восстановление сто унций золота. Ни слова не говоря, Сэйсэцу принял деньги и ушел.
На следующий день торговец прибыл вновь, чтобы встретиться с дзенским наставником.
– Возможно, сумма, которую я пожертвовал, и недостаточна для полного восстановления храма, – сказал он, – для меня она весьма значительна. Но несмотря на это, вы не высказали и слова признательности. Почему?
– Я засеиваю поле твоего счастья; за что же мне благодарить тебя? – спросил Сэйсэцу и добавил: – Благодарить должен дающий!
Торговец был очень смущен. Он извинился перед дзенским наставником и поклонился ему. [24]
Сегодня и завтра
Однажды ученик спросил Учителя:
– Так же, как лопнувший пузырь не может образоваться заново, так и человек, однажды умерший, никогда заново не родится, ибо от него ничего не остается. Так где же тогда будет находиться его природа?
– Пузыри состоят из воды, – сказал Учитель, – но когда пузыри лопаются, перестает ли существовать вода, образующая их? Человек происходит из нашей истинной природы. Когда мы умираем, почему ты говоришь, что нашей природы больше нет?
– Если вы утверждаете, что существует такая природа, создайте ее и покажите мне! – сказал ученик.
– Ты веришь в то, что наступит завтра? – спросил Учитель.
– Да, конечно.
Если ты не осознаешь собственную природу, то это не значит, что ее не существует.
– Тогда произведи его и покажи мне! – предложил Учитель.
– Завтра, конечно, наступит, но только не сейчас, – ответил ученик.
– Да, но то, что его нет прямо сейчас, не означает, что его не будет никогда. Если ты не осознаешь собственную природу, то это не значит, что ее не существует. Прямо сейчас перед тобой есть то, что носит одежды, принимает пищу и ходит, стоит, сидит или полулежит, но ты не знаешь, для чего это существует. Тебя можно вполне назвать глупым и заблуждающимся человеком. Если ты будешь делать различия между сегодня и завтра, то ты не почувствуешь свою собственную природу и ее исполнение даже спустя бесчисленное количество вечностей.
Визитная карточка
Дзенский Мастер Кейчу возглавлял главный храм в Киото. Однажды послушник принес ему визитную карточку и сказал, что этот человек хочет его видеть. На карточке было написано: «Китагаки, губернатор Киото».
Кейчу посмотрел на визитку и сказал:
– Скажи, что я не могу принять его.
Послушник отнес визитку обратно и, извинившись, передал слова Мастера.
– Это моя ошибка, – сказал губернатор и, зачеркнув слова «губернатор Киото», отдал визитку послушнику.
– Отнеси, пожалуйста, Учителю еще раз, – попросил он.
– А, так это Китагаки! – воскликнул Кейчу, снова увидев визитку. – Я хочу видеть этого человека, пригласи его скорей! [55]
Я оставил девушку на берегу реки
Как-то Тандзан и Экидо, неспешно беседуя, возвращались в храм. Они шли по грязной дороге, размытой после сильного ливня. Подойдя к берегу реки, они встретили девушку в шелковом кимоно с красным поясом. Девушка была очень красива и никак не решалась перейти разбушевавшуюся реку.
– Я оставил девушку там, на берегу, – ответил Тандзан, – а ты все еще несешь ее!
– Позвольте, я помогу вам! – сказал Тандзан, взял ее на руки и перенес через бурлящий поток.
– Спасибо! – поблагодарила девушка и далее продолжила свой путь.
Экидо не возобновлял беседы и молчал всю оставшуюся дорогу до самого храма. Там он уже не мог больше сдерживаться и сказал:
– Мы, монахи, не должны приближаться к женщинам, особенно к таким молодым и красивым. Почему ты так поступил? – спросил он Тадзана.
– Я оставил девушку там, на берегу, – ответил Тандзан, – а ты все еще несешь ее!
Ошибка Хакуина
Юноша по имени Тедо изучал дзен у наставника Когэцу. Он был очень прилежным и целеустремленным учеником, и вскоре ему удалось постичь «состояние ничто».
В то время процветала школа дзенского наставника Хакуина, и ученики со всей страны рекой стекались к великому Учителю. Тедо тоже хотел пойти и устроить диспут с Хакуином, но Учитель Когэцу советовал ему повременить с этим. Но Тедо продолжал настаивать, и вскоре Когэцу сдался, написав ему напоследок рекомендательное письмо.
С рекомендательным письмом Тедо прибыл в храм Хакуина. В этот момент Хакуин принимал ванну, но юноше не терпелось представить великому наставнику свое «понимание», и ему удалось прорваться к Учителю.
– Ну что ж, – сказал Хакуин, выслушав Тедо, – если так, то тебе незачем было сюда приходить. Иди и отдохни с дороги, а я скоро буду.
Тедо решил, что таким образом великий Учитель высказал свое подтверждение его «постижения», и, удалившись, с нетерпением стал ожидать Хакуина.
Когда Хакуин наконец закончил принимать ванну, Тедо пришел к нему на официальную встречу и передал рекомендательное письмо от Когэцу.
Распечатав письмо, Хакуин прочел лишь несколько строк: «Этот юнец не лишен некоторой проницательности, но человек он пока еще неглубокий. Прошу вас отнестись к нему соответствующим образом».
Хакуин немедленно обрушился на Тедо со словами:
– Способности твои невелики, а возможности незначительны. Что может быть хорошего в том, если считать это завершением Великого Пути?
От таких неожиданных слов великого Хакуина разум юноши помутился, он тут же сошел с ума и более не оправился. Вернувшись в свой родной город, он построил маленький зал для медитации и практиковал дзен самостоятельно.
Во время традиционных занятий «глубокой медитацией», проводимых в первую неделю последнего месяца года, Тедо приносил в свой маленький зал маленьких детей и кошек и рассаживал их. Когда кошки убегали, Тедо ловил их и бил, дабы впредь они не нарушали правила.
Позже Хакуин часто с горечью говорил:
– Я учил многих, но только в двух случаях я допустил ошибку: с Тедо и еще с одним учеником.
Монах в каменном одеянии
Неподалеку от храма Хакуина жил старый отшельник, который время от времени приходил к великому наставнику. Никто не знает настоящего имени этого отшельника, но все его называли «монахом в каменном одеянии». Этот человек был настолько беден, что почти ничего не имел, кроме старой хижины и кое-какой утвари. У него даже не было теплого одеяния. Когда ночи становились совсем холодными, он взваливал на плечи камень и ходил с ним вокруг своей хижины и так согревался. Вот почему местные жители звали его «монахом в каменном одеянии».
Потом он исчез. Никто не знает, где он умер, но камень, который он носил на плечах, по-прежнему лежит у развалин его хижины. [24]
Карта больше не нужна
Однажды дзенский наставник Банкэй демонстративно сжег буддийское Священное Писание. Когда он это делал, ученики спросили его:
– Потому что я пришел домой, – сказал Мастер. – Карта мне больше не нужна.
– Мастер, что вы делаете? Вы всегда учили нас по этим писаниям, комментировали их и размышляли над ними. Зачем же вы их сжигаете?
– Потому что я пришел домой, – сказал Мастер. – Карта мне больше не нужна.
Я следовал своему Учителю
Один человек пришел к Бокудзю и спросил:
– Вы действительно следовали своему Учителю?
– Да, я следовал ему, – ответил Бокудзю.
– Я следовал своему Учителю, потому что мой Учитель никогда никому не следовал, даже своему Учителю. Этому я научился у него!
Но всем было известно, что Бокудзю вовсе не следовал своему Учителю и имел свой Путь. Поэтому человек недоверчиво спросил:
– Вы хотите обмануть меня? Все знают, что вы не следовали своему Учителю, и все же вы утверждаете, что следовали ему. Что вы имеете в виду?
Бокудзю ответил:
– Я следовал своему Учителю, потому что мой Учитель никогда никому не следовал, даже своему Учителю. Этому я научился у него!
Бесполезное страдание и неверие
Однажды Банкэй сказал собравшимся: «Когда я только начал искать пробуждения, мне не удалось повстречать просветленного наставника, и я практиковал все виды аскетизма, понапрасну растрачивая силы.
Иногда я обрывал все нити, связывавшие меня с другими людьми, и жил в уединении.
Иногда я воздвигал бумажную конуру и замыкался в ней, а иногда – ставил ширмы и сидел сутками в темной комнате, скрестив ноги, от чего на бедрах моих навсегда остались шрамы.
Когда я слышал, что в такой-то провинции в таком-то храме появился Учитель, я сразу отправлялся туда, чтобы встретиться с ним. Так минуло несколько лет, и в Японии осталось немного мест, где бы не ступали мои ноги.
И все это происходило из-за того, что я не встретил просветленного наставника. После того как в один из дней сознание мое открылось, я впервые понял, насколько бесполезны были годы моих усилий и страданий, и обрел спокойствие.
Теперь я говорю всем вам, как без усилий спастись уже в этой жизни, но и вы не до конца верите мне. И все потому, что на самом деле вы лишены твердости. А возможно, вы хотите пройти свой Путь сами».
Последние слова Тэнкэя
Когда дзенский наставник Тэнкэй лежал на смертном одре в окружении множества учеников, то все они стенали и проливали слезы. Тэнкэй оглядел их и сказал:
– Когда Будда находился на пороге вступления в нирвану, его окружали последователи и просто миряне, и все они плакали от печали и отчаяния. Но Будда укорил их: «Если бы вы действительно понимали четыре благородные истины, зачем бы вам тогда было плакать?» Я не осуждаю вас за то, что вы роняете слезы и причитаете, ибо вы еще не освободились от привязанности к учению.
Вы хотите знать, почему я это говорю? Всю свою жизнь я следовал учению дзен и всецело отдавал себя служению людям, но люди высокомерны, воздействие образования недостаточно, и лишь единицы обладают верой. Когда я представляю себе, что в будущем вовсе не будет учителей, способных показать путь к истинному учению, слезы текут из моих глаз. Если в будущем ко мне придут люди, которых сейчас здесь нет, передайте им, что я сказал это на смертном одре и что пока я говорил, из глаз моих катились слезы.
Уход наставника
Прославленный дзенский наставник Банкэй скончался в деревенском храме в последнее десятилетие XVII века. В соответствии с древней дзенской традицией собравшиеся вокруг него ученики попросили его составить прощальное стихотворение.
Наставник сказал: «Я прожил в этом мире семьдесят три года, из которых сорок четыре я занимался тем, что проповедовал дзен, чтобы спасти людей. Все то, на что я вам указывал большую часть своей жизни, и есть мое прощальное стихотворение. Добавить к этому мне нечего. К чему заниматься подражательством и каяться в чем-то на смертном одре?»
Сказав это, великий дзенский наставник Банкэй, продолжая сидеть прямо, скончался. [24]
Не ум
Лин-чи сидел на берегу реки, когда к нему подошел философ, поклонился и задал вопрос:
– Какова суть вашего учения?
Лин-чи посмотрел на него и не произнес ни единого слова.
Философ подумал про себя: «Он очень стар и, наверное, уже плохо слышит».
Тогда он крикнул:
– Похоже, вы не слышите меня! Я спрашиваю, какова суть вашего послания?
Лин-чи засмеялся.
«Что-то странное, – подумал философ. – С начала он не ответил, теперь смеется! Может быть, он только притворяется, что услышал меня? Н о поскольку он не ответил на мой вопрос, значит, он ничего не услышал».
– Почему же вы сразу об этом не сказали! – воскликнул Лин-чи и написал: «НЕ УМ».
И тогда ученый закричал еще громче:
– Я спрашиваю, какова суть вашего учения? Лин-чи спокойно сказал:
– Сначала я ответил – безмолвие. Но вы не смогли этого понять, и мне пришлось спуститься немного ниже. Я сказал – смех и радость. Но вы не смогли понять даже этого. Поэтому мне приходится спуститься еще ниже.
И он написал пальцем на песке слово «медитация», сказав: «Это мое учение».
Ученый попросил:
– Не могли бы вы уточнить свою мысль, сделать ее более четкой.
Тогда Лин-чи написал на песке более крупными буквами: «МЕДИТАЦИЯ».
Философ становился все более раздраженным и спросил:
– Вы что, шутите? Я прошу уточнить, детализировать свою мысль, а вы пишете то же самое, только более крупными буквами. Я профессор философии!
– Почему же вы сразу об этом не сказали! – воскликнул Лин-чи и написал: «НЕ УМ».
Профессор стукнул себя по голове и ушел, даже не попрощавшись. [30]
Полная чаша
Нан-Ин, японский мастер дзен, живший в эру Мэйдзи (1868–1912), принимал как-то у себя профессора университета, пришедшего порасспросить его о дзен.
Нан-Ин разливал чай, но, налив гостю полную чашку, он продолжал лить дальше. Профессор смотрел на льющийся через край чай и, наконец, не выдержав, воскликнул:
– Погодите, куда же вы льете, вы что, не видите, что моя чаша полна!
– Действительно, ваша чаша полна, – подтвердил Нан-Ин. – Вы наполнены своими мнениями и суждениями. Я не могу дать большего и показать вам дзен, пока вы не опорожните свою «чашу». [55]
Хасидизм (от ивр.
Хасид – последователь хасидизма; женской формы слово не имеет, иногда в качестве множественного числа используют древнееврейское «хасидим».
В основе хасидизма лежит представление, что все сущее есть форма существования Всевышнего, поэтому к каждому человеку следует относиться как к потенциальному праведнику. Однако единственной реальной сущностью признается лишь само духовное Божественное начало, одухотворяющее иллюзорный материальный мир.
Особенностью хасидизма является представление о том, что в мире существуют особые праведники, цадики, обладающие врожденным даром достижения слияния и единства с Богом и служащие посредниками между людьми и Богом. Это представление привело к возникновению династий цадиков в хасидизме и их культу, напоминающему культ святых.
Целью человеческого существования в хасидизме, как и в прочих мистических учениях, считается единение души с Богом, осуществляемое посредством экстатической молитвы и изучения Торы; служения Богу всеми материальными и повседневными жизненными проявлениями.
Одна из сторон хасидизма – это довольно благодушное отношение ко всяким «чудесам» и проявлениям «парапсихологии». Считается, что цадик обязательно должен излечивать болезни, бесплодие и доказывать свою Божественную сущность различными чудесными методами. Поскольку звание цадика передавалось только по мужской линии не только сыновьям, но и племянникам, зятьям, а то и верным ученикам, то это, очевидно, часто приводило к расколам.
Современные приверженцы хасидизма выделяются специфическим мужским костюмом, состоящим из черного длиннополого кафтана или пальто, черной фетровой или велюровой шляпы, сменяемой в праздничные дни черной бархатной ермолкой с меховой оторочкой, штраймл. Замужние женщины бреют наголо голову и носят парик. Хасиды почти везде живут в особых кварталах или даже отдельных населенных пунктах (например, Кфар-Хабад в Израиле), в быту многие из них сохраняют идиш, в то время как иврит используется только в религиозной сфере.
Хасидские притчи наполнены оптимизмом и глубокой сердечной привязанностью к Богу. Большинство из представленных в этой главе притч получили широкую известность в изложении Мартина Бубера (Десять ступеней: Хасидские притчи. – М.: Гешарим, 1998); Шапиро Рами (Хасидские притчи. – М.: София, 2005), а также В. В. Лавского (Хасидская мудрость. – М.: Издательский центр «МарТ», 2006).
Друзья осла
Старый монах ехал на осле с горных пастбищ в село и увидел группу молодых людей, которые пировали у родника. Один из них, заметив его, крикнул:
– Святой отец, идите сюда, выпейте с нами бокал вина.
Монах подъехал, слез с осла и сел рядом с пирующими.
– Наполняйте бокалы, – сказал один из них. – Этот бокал мы выпьем за здоровье ослика, что у нас в гостях, за его терпеливый характер. За твой терпеливый характер, ослик! За твои большие глаза и длинные уши, за твои короткие ноги! Желаем тебе сил и выносливости! Ну, выпьем.
Все смеются и с криком «ура» опорожняют бокалы.
– Святой отец, а теперь ты скажи тост, – с усмешкой предложил старику один из пирующих.
– А стоит ли? Вы, молодые люди, начали хорошо.
– Нет, нет, очередь за тобой! – смеясь, воскликнули они хором.
– Что мне сказать? – поднимаясь с места, сказал монах. – Но раз вы просите, не откажусь. Эх, осел, за твое здоровье, ты хороший осел. Ты каждый день возишь меня, но я на тебя в обиде. Оказывается, у тебя такие славные, милые друзья, а ты и не сказал мне об этом. Я-то думал, что эти молодые люди из дальних краев.
Цена вопроса
Некоего раввина с утра до вечера осаждали люди, так что у него совсем не оставалось времени ни для чтения, ни для созерцания, ни для медитации. Он не знал, что делать, пока ему в голову не пришла великолепная идея. Раввин повесил на дверь записку: «За два вопроса – сто долларов». С этого дня у него стало гораздо больше свободного времени. Но однажды к нему пришел богач и спросил:
– Рабби, вот сто долларов, но не кажется ли тебе, что это слишком большая сумма за два вопроса?
– Кажется. А какой ваш второй вопрос? – ответил раввин.
– Рабби, вот сто долларов, но не кажется ли тебе, что это слишком большая сумма за два вопроса?
– Кажется. А какой ваш второй вопрос? – ответил раввин.
Дохлый осел
Мойша купил за сто долларов осла у старого крестьянина. Крестьянин должен был привести ему осла на следующий день, но в назначенное время он пришел без осла.
– Простите, но осел сдох, – с горечью сказал крестьянин.
– Ну, тогда верните мои сто долларов!
– Не могу – я уже их потратил.
– Хорошо, тогда просто оставьте мне осла.
– Но что вы будете с ним делать? – спросил старик.
– Я разыграю его в лотерею.
– Но как вы можете разыграть в лотерею умершего осла? – с удивлением спросил крестьянин.
– А я никому и не скажу, что он уже покинул этот мир, – ответил Мойша.
Месяцем позже крестьянин встретил Мойшу.
– Что случилось с тем ослом? – спросил он.
– Я разыграл его, как и говорил. Я продал пятьсот лотерейных билетов по два доллара за штуку и в результате получил 998 долларов прибыли.
– И что, никто не протестовал?
– Только один парень. Тот, который выиграл осла. Он очень рассердился.
– И как вы поступили? – с любопытством спросил крестьянин.
– Я просто вернул ему его два доллара!
Скромность старого раввина
Старый больной раввин лежал в постели. А рядом тихо разговаривали ученики, восхваляя несравненные достоинства Учителя.
– Со времен Соломона не было человека мудрее его, – говорил один.
– Чем же ты так раздражен?
– Моя скромность, – пожаловался раввин. – Никто не упомянул о моей скромности!
– А его вера! Мало кто так искренне верит в Бога! – добавил другой.
– А его терпение! Оно может быть сравнимо лишь с терпением Иова, – сказал третий.
– Только Моисей мог так напрямую общаться с Богом, – шептал четвертый.
Раввин, казалось, был обеспокоен. Когда ученики ушли, жена спросила его:
– Ты слышал, как они восхваляли тебя?
– Конечно, слышал.
– Чем же ты так раздражен?
– Моя скромность, – пожаловался раввин. – Никто не упомянул о моей скромности!
Помехи йецер ха-ра
Однажды ребе Нафтали поймал своего сына на какой-то шалости.
– Я не виноват, – заявил мальчишка. – Виноват Бог. Он дал мне йецер ха-ра[6] (олицетворение природной силы – склонности ко злу), который только и делает, что толкает меня на всякие проказы. Так что ругай не меня, а Бога!
Ребе Нафтали нахмурился, затем улыбнулся и ответил сыну:
– Бог дал тебе йецер ха-ра в качестве наставника.
– Наставника? – удивился ребенок. – И чему же я могу научиться у этого злодея?
– Стойкости и упорству, – сказал ребе Нафтали. – Посмотри, как прилежно делает свое дело йецер ха-ра. Не зная ни скуки, ни усталости, он исполняет миссию, возложенную на него Богом, – соблазнять людей на эгоистические действия. Ты тоже должен неустанно делать то, для чего тебя создал Бог, – преодолевать йецер ха-ра.
Мальчик внимательно выслушал отца и, когда тот закончил, добавил:
– Но тогда ты должен меня простить, папа, потому что участь человека гораздо труднее!
– Это еще почему? – спросил отец.
– Иецер ха-ра выполняет свою задачу безупречно, поскольку у него нет своего йецер ха-ра, который мешал бы ему делать порученное Богом. А у людей все совсем иначе, ибо всякий раз, когда мы открываем дверь нового опыта, нас за порогом ждет йецер ха-ра и подбивает на сомнительные проделки. [64]
Лошади одной масти
Однажды император ехал в своей роскошной карете, которую везла шестерка породистых лошадей, купленных в разных странах. Карета завязла в трясине, и сколько кучер ни стегал лошадей, они не могли сдвинуться с места. Но тут появился крестьянин на телеге, которую везла всего пара лошадок, и с легкостью проехал через самую трясину.
Император изумился и спросил крестьянина: «В чем сила твоих лошадей?»
– Ваши лошади хоть и сильны в отдельности, но все они разной породы, и нет между ними никакой связи, – сказал крестьянин и продолжил: – Каждая считает себя породистее другой и клонит в свою сторону: стегнешь одну, а другая этому только радуется. А у меня лошадки простые, одной масти – кобыла со своим жеребенком. Чуть пригрозишь кнутом одной из них, так другая все силы прикладывает, чтобы помочь той, что рядом. [32]
Дерево на топорище
Деревья впервые увидели железо и затрепетали в страхе за свою жизнь. «Вот придет человек, – подумали они, – наделает железных топоров и погубит нас всех».
Но железо сказало: «Чего вы испугались? Живите в мире, не изменяйте друг другу – и вам не будет страшен топор. Ибо где тогда возьмется дерево на топорище?» [32]
Два способа согреться
Однажды весьма уважаемый раввин навестил младшего коллегу, известного своей исключительной набожностью. На старого человека произвела сильное впечатление погруженность молодого раввина в молитвы, в изучение древних книг, и его заинтересовала причина такого непоколебимого благочестия. Как объяснил радушный хозяин, полностью сосредоточившись на своих занятиях, он отгородил себя от внешних факторов, которые могли бы отвлечь его внимание. Действительно, гость заметил, что многие соседи молодого раввина пытались занять его делами, весьма далекими от благочестия. Его комментарий к услышанному и увиденному прозвучал так: «Когда на улице холодно, можно согреться двумя способами. Первый – надеть меховую шубу, второй – разжечь огонь. Но теплая шуба будет греть только одного человека, а огонь согреет любого, кто к нему приблизится».
Теплая шуба будет греть только одного человека, а огонь согреет любого, кто к нему приблизится.
Не истинная дружба
У одного богатого человека был единственный сын. Наследник жил весело и без хлопот. У него было настолько много друзей, что дом всегда был полон людьми. Каждый вечер звучала музыка, а стол ломился от обилия яств. Отца настораживала такая беззаботная жизнь сына, а в особенности – такое большое количество друзей. Он неоднократно пытался заговорить с сыном об этом, но тот лишь отвечал, что друзей много не бывает.
Вскоре юноша встретил прекрасную девушку и решил жениться. Отец предложил сыну свою помощь в подготовке к свадьбе и вызвался разослать приглашения друзьям. Сын, конечно же, согласился.
Настал торжественный день, но друзей не было. Ничего не понимая, сын подошел к отцу и спросил, разослал ли он приглашения.
– Да, я разослал приглашения всем твоим друзьям, – ответил отец. – Правда, вместо сообщения о свадьбе я попросил каждого из них помочь тебе. И ты видишь, что из этого получилось.
Чудо
Несколько путников, гревшихся у огня придорожной гостиницы, хвалили каждый своего раввина.
Один из них рассказал, что в течение пятнадцати лет у него с женой не было детей и только благодаря благословению раввина у них родилась дочь.
Другой поведал о том, что только благословение раввина смогло вернуть домой их непокорного сына.
Третий сообщил, что раввин благословил его рискованную сделку, он вложил в нее большую сумму денег, но потерял абсолютно все.
– А в чем же заключается чудо? – спросили его слушатели.
– Чудо в том, – ответил тот, – что, несмотря ни на что, я сохранил веру в Бога и в раввина.
– А в чем же заключается чудо? – спросили его слушатели.
– Чудо в том, – ответил тот, – что, несмотря ни на что, я сохранил веру в Бога и в раввина.
Спасение от наводнения
Один старый раввин очень гордился своей верой в Бога. То и дело он повторял: «Я верую в Господа».
Однажды в год больших дождей случилось наводнение. Вода постоянно прибывала, и люди стали эвакуироваться. К дому раввина пришли люди:
– Мы покидаем это место. Пошли с нами, – предложили они.
– Нет, я остаюсь, – ответил раввин. – Я верую в Господа и знаю, что он поможет мне.
Вода продолжала прибывать. К дому подплыла лодка, и люди, сидящие в ней, сказали:
– Здесь есть еще одно место. Поплыли с нами, ведь вода все прибывает.
– Нет, я верую в Господа и знаю, что он не оставит меня в беде, – ответил им раввин.
Лодка уплыла. А вода все прибывала и прибывала. Когда она затопила весь дом, старому раввину ничего не оставалось, кроме как забраться на крышу и молиться Богу о спасении. Вскоре прилетел вертолет, и оттуда крикнули:
– Старик, мы заберем тебя, взбирайся по лестнице! Больше тебе помощи ждать неоткуда.
– Нет. Я молюсь Господу и знаю, что он спасет меня, – ответил им старик.
Бог ответил:
– Я трижды пытался спасти тебя: я отправлял к тебе людей, направлял к твоему дому лодку, а потом я даже посылал вертолет…
Вода продолжала прибывать, и старый раввин утонул.
Встретив на небесах Бога, раввин спросил его:
– Я так верил в Тебя, Господи, как же Ты позволил мне утонуть?
На что Бог ответил:
– Я трижды пытался спасти тебя: я отправлял к тебе людей, направлял к твоему дому лодку, а потом я даже посылал вертолет…
Пустяк для мастера
Хозяин пригласил мастера покрасить лодку. Во время работы лодочник заметил дырку в днище, заделал ее, закончил покраску, получил деньги и ушел. А на другой день к нему примчался хозяин лодки.
– Вот вам деньги за починку, – сказал он и протянул кошелек с золотом.
– За что, – удивился мастер, – я получил сполна!
– Да, – подтвердил хозяин. – Но то были деньги за покраску лодки, а эти я плачу за ее ремонт.
– За такой пустяк? – изумился лодочник. – Это отняло у меня немного времени. Я и не думал просить у вас деньги за такую мелочь…
– Этот пустяк, как вы его называете, спас жизнь моим детям, – сказал хозяин лодки. – Я забыл о дыре, расплатился с вами и ушел по делам. А дети тем временем взяли лодку и уплыли в море. Когда я вспомнил о дыре, то пришел в отчаяние, я думал, что они погибли! А когда дети благополучно вернулись, выяснилось, что их спасением мы обязаны вам. [32]
Судьба
Ученики спросили Фарида:
– Что есть судьба?
– Судьба – это бесконечная последовательность взаимосвязанных событий, причем каждое из которых влияет на другие.
– А я верю не в судьбу, а в причину и следствие, – сказал один из молодых учеников.
– Очень хорошо, – сказал Фарид. – Вчера на площади повесили человека, совершившего убийство. В том ли причина, что кто-то дал ему серебряную монету, на которую он купил нож, которым совершил преступление; или в том, что кто-то увидел, как он совершал его; или в том, что никто не остановил его? Или в том, что у него плохое детство или плохая наследственность?
Лошадиная логика
Однажды к ребе Меиру пришел за советом мужчина. Он с горечью пожаловался, что в городе у него появился конкурент, который может разорить его.
– Обращал ли ты когда-нибудь внимание на то, что конь, подходя к водопою, бьет копытом по берегу? Знаешь, почему он так делает? – спросил ребе.
– Нет, – ответил мужчина, изумленный, зачем его об этом спрашивает ребе.
– Я тебе объясню, – продолжал ребе Меир. – Когда конь склоняет голову к воде, чтобы пить, он видит собственное отражение. Ему кажется, будто это другой конь, и он начинает стучать копытом, чтобы отпугнуть соперника и сохранить воду для себя. Нам с тобой такое поведение кажется глупым. Мы знаем, что страхи коня необоснованны и воды в реке хватит на всех.
Все, что к тебе приходит, дается свыше.
Все твои конкуренты – это лишь отражения тебя самого, которое ты видишь в реке.
– Но какое отношение это имеет к моему ремеслу и моему конкуренту? – спросил с нетерпением мужчина.
– Друг мой, ты и есть этот конь! – ответил ребе. – Ты вообразил, будто реки Божьей щедрости может не хватить, если из нее будешь пить не только ты, но и еще кто-нибудь, и топаешь копытами по берегу, чтобы отпугнуть воображаемого конкурента.
– Воображаемого? – переспросил мужчина.
– Да, воображаемого! Бог дает богатство каждому из нас, и никто, кроме Него, не может отнять то, что тебе предназначено. Старайся вести свое дело мудро и помни: все, что к тебе приходит, дается свыше. Все твои конкуренты – это лишь отражения тебя самого, которое ты видишь в реке. [64]
Люди забыли, как низко склоняться
Молодой ученик спросили старого раввина:
– Мы слышали, что в прошлом, в старые добрые времена бывало, что люди своими собственными глазами видели Бога. Он ходил по земле, люди встречались с Ним, и бывало, что Бог называл людей по их именам и разговаривал с ними. Что же случилось теперь? Почему мы не можем видеть Его сейчас?
– Сын мой, Он и сейчас там, где и был раньше, – ответил раввин. – Но люди забыли, как склоняться настолько, чтобы Его видеть. [32]
Я смотрел вверх
Один любимый прихожанами раввин вспоминал, как в детстве играл с другими детьми. Когда они взбирались вверх по лестнице, то все, кроме будущего раввина, боялись подниматься слишком высоко. Позднее дедушка спросил его: «Почему ты не боялся залезть выше других?»
– Потому что они, поднимаясь вверх, смотрели вниз, – объяснил мальчик. – Они видели, как высоко забрались, и поэтому пугались. Я же, поднимаясь, смотрел вверх на свою цель. Мне казалось, что я нахожусь еще низко, и это побуждало меня продолжать восхождение.
Скорбь старого раввина
Одного раввина прихожане считали человеком от Бога. И каждый день у его дверей толпились люди в ожидании совета, исцеления или благословения. Среди прихожан часто приходил один и тот же человек, который не упускал случая, чтобы покритиковать Учителя. К великому смущению окружающих, он часто посмеивался над недостатками старого раввина, и люди считали его воплощением дьявола.
Случилось так, что однажды этот критик заболел и умер. Все с облегчением вздохнули. Но, к большому удивлению верующих, на похоронах раввин искренне переживал.
Это был мой единственный друг. Остальные только почитатели. Это был единственный человек, который бросал мне вызов. Боюсь, что без него я перестану расти и жизнь потеряет смысл.
– Почему вы так скорбите о нем? – спросили раввина. – Ведь он все время только и делал, что посмеивался над вами и критиковал все ваши высказывания.
– С какой стати скорбеть об участи человека, который сейчас находится в раю? – ответил раввин. – Я печалюсь о себе. Это был мой единственный друг. Остальные только почитатели. Это был единственный человек, который бросал мне вызов. Боюсь, что без него я перестану расти и жизнь потеряет смысл. [13]
Христианство – одна из трех мировых религий, наряду с буддизмом и исламом. Оно возникло в I веке н. э. Оно связывается с именем Иисуса Христа («христос» от
Христианство, как и ислам, наследует созревшую в иудаизме идею единого бога, обладателя абсолютных благости, знания и могущества, имеющего свою причину в себе самом и являющегося создателем мира. При этом в христианстве Бог является триединым, соединяющим в себе три лица: Бога-Отца (творческого начала), Бога-Сына (воплощения деятельной любви) и Святого Духа (их вездесущности, разлитости во всем мире).
Важная особенность христианства заключается в том, что Иисус Христос не есть полубог, то есть промежуточное существо ниже Бога и выше человека, а совмещает в себе всю полноту как божественной, так и человеческой природы. Этим христианство принципиально отличается от других мировых религий, в которых основатель являлся не кем иным, как проповедником учения, Учителем, представителем и провозвестником Бога, возвещающим путь спасения.
В других религиях основатель всегда находится на втором плане по отношению к возвещаемому им учению. При этом основанная им религия не пострадала бы, если бы ее возвестил другой Учитель или пророк. Например, буддизм спокойно мог бы существовать, если бы было доказано, что Будды никогда не было, а был другой его основатель. Ислам спокойно мог бы существовать, если бы вместо Мухаммеда оказался кто-то другой.
Для христианства Иисус Христос имеет исключительное значение. Крестная жертва Богочеловека Иисуса Христа за других людей – главное отличие христианства от других религий. Можно понять, почему весь огонь отрицательной критики в разные времена был направлен на упразднение Христа как реально существовавшей личности. Христианство отличается особым общинным, социальным характером. Заповеди содержат в себе не только пути к внутреннему совершенству, но и социальные нормы, призванные сделать мир более совершенным. Они проповедуют заботу не только о своей душе, но и о душах близких людей.
Важная идея христианства заключается в том, что Бог есть любовь. В других религиях представление о Боге в большей степени проявляется как о праведном, милостивом, справедливом и заботливом судье. Христианство утверждает нечто особенное: что Бог есть любовь. Эта мысль присуща всему преданию христианской церкви.
Другая важная идея христианства – идея греха и спасения человека. Принятие себя как подобия Божественного, сохранение этого Божественного в себе, сохранение души и достижение Царства Божьего (возвращения домой) – вот главная цель христианина. Для этого человеку необходимо осознать грешность жизни, принять свой Путь и следовать по нему с соблюдением божественных законов.
Важным понятием в христианстве является «прощение». «Если вы попросите прощения из своего самого глубокого ядра, то вы будете прощены». Христианство уникально в этом смысле. Никакая другая религия – особенно индийские религии – не говорит о покаянии и прощении. И хотя, чтобы встать на путь христианина, необходимо просто принять крещение, но дальнейшее следование по этому пути есть процесс, длящийся всю жизнь. При этом Путь христианина выходит за рамки его жизни. Более подробная информация о христианстве приведена в Приложении.
Христианские притчи несут в себе доброту и любовь к Богу и к людям, смирение и принятие себя в сочетании с ответственностью за собственную жизнь.
Боже, ты меня не понял
Крестьянин шел в гору, с трудом неся тяжелую ношу, и жаловался:
– Боже, или ты облегчи мою ношу, или отними у меня душу и избавь от этой муки.
В это время один купец, осел которого сдох в пути, снял с осла палантин и заставил крестьянина его нести. Крестьянин вынужден был нести и свою ношу, и палантин.
– Боже, видно, я не смог убедить тебя в моей тяжкой участи, – сказал крестьянин, – а может, ты не понял меня, Боже!
Новая жизнь
Святой Антоний жил в пустыне, когда к нему приблизился молодой человек.
– Отец, я продал все, что мне принадлежало, и отдал выручку беднякам. Я сохранил только несколько вещей, которые могли бы помочь мне выжить здесь. Я хотел попросить вас показать мне путь к спасению.
– Теперь ты знаешь, как тех, кто вступает в новую жизнь и хочет сохранить немного старой жизни, их собственное прошлое разрывает на части, – сказал святой.
– Хорошо, – сказал Антоний. – Но для начала тебе нужно пойти на рынок и продать вещи, которые ты сохранил, а на вырученные деньги купить немного мяса в городе.
Когда молодой человек вернулся, Антоний предложил ему привязать мясо к своему телу и пройтись по улице. Юноша сделал, как ему было сказано, но во время пути его атаковали бездомные собаки и соколы, желающие мяса.
– Я вернулся, – сообщил молодой человек, показав Антонию свою разорванную одежду.
– Теперь ты знаешь, как тех, кто вступает в новую жизнь и хочет сохранить немного старой жизни, их собственное прошлое разрывает на части, – сказал святой.
Каждый дает то, что имеет в своем кошельке
Однажды Иисус Христос проходил через одно селение. Собралась большая толпа недовольных людей, которые, окружив, начали ругать и оскорблять его. Но Иисус стоял и улыбался.
– Каждый дает то, что имеет в своем кошельке, – ответил Иисус.
Человек, случайно оказавшийся рядом и наблюдавший за происходящим, подошел к Иисусу и спросил:
– Почему вы никак не реагируете, ведь они оскорбляют вас? Как вам удается сохранить спокойствие и не испытывать гнева?
– Каждый дает то, что имеет в своем кошельке, – ответил Иисус.
Вера в Бога
Однажды старый монах попросил проходящего мимо молодого человека помочь ему в совершении доброго дела. Однако молодой человек ответил на просьбу отказом и заявил, что считает подобные дела бесполезными.
– К тому же я не верю в Бога, – добавил он напоследок.
– И я не верю в того Бога, в которого не веришь ты, – поддержал его старый монах.
Неправильная молитва
Однажды корабль попал в шторм и разбился о скалы необитаемого острова. Спаслось только три молодых человека, которые были вынуждены начать новую жизнь на острове. Они научились добывать огонь, охотиться, заботиться и молиться Богу. Для последнего они сделали подобие иконы и выучили своеобразную молитву: «Трое Вас и трое нас, помилуйте нас». С этой молитвой дожили они до старости.
Через много лет на острове случайно высадились христианские миссионеры. Они расспросили старцев об их жизни и, узнав, что островитяне молятся неправильно, научили их правильной молитве и поплыли дальше. Но отплыв недалеко от берега, они вдруг увидели, что старцы бегут за ними по водам и кричат:
– Подождите, мы забыли слова вашей молитвы!
Увидев старцев ходящими по водам, миссионеры изумились и ответили:
– Молитесь, как молились до нас! Так вы, похоже, ближе к Богу.
Черенок от лопаты
В одной русской деревне жил человек. Он с детства не мог двигаться, и потому единственное, что было ему под силу, это лежать на печке. Так он пролежал около тридцати лет. Вероятно, на этой же печи и закончилась бы его жизнь, если бы однажды в его избу не зашел старец, проходящий через эту деревню.
– Дай мне воды испить, – попросил старец.
– Я не в силах помочь тебе, старец, ибо за всю свою жизнь я не сделал еще ни одного шага без чьей-либо помощи, – сказал больной и заплакал.
Когда тебе будет трудно в жизни, не бездействуй, ожидая помощи от других, а посмотри внимательнее вокруг.
– А давно ли ты пробовал сделать этот шаг? – спросил старец.
– Очень давно, – ответил больной. – Я уже и не помню даже, сколько лет назад.
– Вот тебе волшебный посох, обопрись на него и сходи за водой, – сказал старец и подал посох.
Больной сполз с печи, словно во сне, обхватил руками посох и… встал! Он заплакал снова, но на этот раз уже от счастья.
– Как мне отблагодарить тебя и что за чудесный посох ты мне дал?! – воскликнул молодой человек.
– Этот посох – обычный черенок от лопаты, который стоял у тебя за печкой, – ответил старец. – В нем нет ничего волшебного. Ты смог встать, потому что поверил в посох и забыл о своей слабости. В следующий раз, когда тебе будет трудно в жизни, не бездействуй, ожидая помощи от других, а посмотри внимательнее вокруг. Рядом всегда найдется оставленный Богом специально для тебя какой-нибудь «посох». [31]
Выбор креста
Жил один простодушный крестьянин. Он зарабатывал трудами рук своих столько, что едва хватало на то, чтобы прокормить себя и семью. Однажды присев на камень на берегу, он стал рассматривать, как к пристани подходили большие корабли с богатыми товарами, как эти товары выгружали и везли в город для продажи. От увиденного ему в голову запала мысль: «Зачем Господь одним людям послал богатство и всякое довольство, а других оставил жить в бедности?» И начал он роптать на свою горемычную долю. Между тем полуденное солнце сильно пекло; бедняка стала одолевать дремота, и он незаметно заснул.
Приснилось ему, что стоит он у склона высокой горы и подходит к нему почтенный старец с длинною бородою и говорит:
– Иди за мной!
Крестьянин послушался и пошел за ним. Они пришли на место, где лежало множество крестов всякого вида и различной величины. Были кресты большие и малые, золотые и серебряные, медные и железные, каменные и деревянные.
– Ты можешь выбрать себе любой крест, но тебе необходимо занести его на вершину той самой горы, которую ты видел пред собой, и ты будешь вознагражден, – говорит ему старец.
Крестьянина сразу привлекла сияющая красота и богатство золотого креста. Он хотел взять его на плечи, но сколько ни трудился, не мог этот крест ни поднять, ни сдвинуть с места.
– Нет, – говорит ему старец, – видно, этот крест не по тебе, и ты не сможешь внести его на вершину. Выбери себе другой.
Каждый несет крест по своим силам.
Крестьянин взял серебряный крест. Этот был действительно много легче золотого, но и с ним крестьянин смог сделать только несколько шагов и бросил его. То же было и с медным, и с железным, и с каменным крестами.
– Попробуй выбрать себе подходящий из деревянных крестов, – предложил старец.
Крестьянин, недолго выбирая, взял себе один из самых маленьких крестов и с легкостью взобрался с ним на ту гору.
– А какая награда мне полагается?! – спросил он, обрадованный успехом.
– Чтобы ты сам рассудил, чем наградить тебя, я открою тебе, что это за кресты, – сказал старец. – Золотой крест, который так тебе сначала приглянулся, – это царский крест. Люди часто думают, что хорошо и легко быть царем, однако царская власть – самая тяжелая ноша для человека, ибо за очень большое количество душ он в ответе перед Богом.
Серебряный крест – это крест всех тех, кто облечен властью, но меньшей, чем царь. У всех них тоже много забот и скорбей.
Медный крест – это крест тех, кому Бог послал богатство. Ты вот им завидуешь и думаешь, какие они счастливые. А богатым тяжелее жить, чем тебе. У них много бессонных ночей и забот о том, как сохранить и приумножить богатства, посланные Богом, и использовать их во благо других людей. Если же они не делают последнее, то они несут свой крест нечестно и будут наказаны.
Железный крест – это крест людей служивых и военных. Расспроси тех, которые бывали на войне, и они скажут тебе, как им часто приходилось проводить ночи на голой, сырой земле, терпеть голод и холод.
Каменный крест – это крест людей торговых. Тебе нравится их жизнь, потому что им не приходится работать, как тебе? Но разве не бывает, что едет купец за море, тратит весь свой капитал на товар, а товар весь гибнет от кораблекрушения, и возвращается несчастный купец домой совершенным бедняком?
Деревянный крест, который ты так легко внес на гору, это и есть твой крест.
Каждый несет крест по своим силам.
Молитва о помощи
Однажды старый монах сказал молодому ученику, который постоянно молил Бога о помощи и поддержке:
– Когда же ты перестанешь опираться на Бога и сам встанешь на ноги?
– Но ты ведь сам учил нас видеть в Господе отца нашего, – с удивлением сказал юноша.
– Когда же ты усвоишь, что отец не тот, на кого можно опереться, а тот, кто избавляет тебя от этой необходимости, – ответил монах.
Огонь от светильника
Был один трудолюбивый старец в скиту, который утруждал себя телесно, но был рассеянным в своих помыслах. Он пришел к авве Иоанну Колову и спросил его о забывчивости. и, услышав слово от него, он вернулся в свою келью, но забыл, что авва Иоанн сказал ему.
Он снова пошел спросить Иоанна и услышал от него слово. Но, вернувшись в свою келью, он снова забыл сказанное.
Через некоторое время, случайно встретившись с Иоанном, старец сказал:
– Знаешь, авва, в последний раз я опять забыл то, что ты мне говорил. Но чтобы не беспокоить тебя, я не пришел вновь.
Авва Иоанн сказал ему:
– Пойди, зажги светильник.
Старец зажег светильник.
– А теперь принеси другие светильники и зажги от него, – сказал Иоанн.
Старец так и сделал.
– Неужели терпит что-нибудь светильник, когда от него зажигают другие светильники? – спросил авва Иоанн у старца.
– Нет, – ответил старец.
– И ты можешь приходить ко мне столько, сколько нужно, – сказал Иоанн.
Приверженность и искушение
Могущественный король отправил к королеве друг за другом двух посланников.
Первый, возвратившись, в точности передал ответ королевы королю.
Второй, возвратившись, передал вкратце ответ и начал рассказывать длинную историю о красоте королевы:
– По правде говоря, господин, я видел красивейшую женщину. Счастлив тот, кто может наслаждаться ею!
– Злой раб, – прерывает его король, – ты поднял свои бессовестные глаза на мою супругу? Ясно, что ты хотел бы сделать своим объект, столь пристально тобою исследованный!
Король велел вновь позвать первого посланника и спросил его:
– А ты что думаешь о королеве?
– Она выслушала меня в молчании и дала мудрый ответ, – ответил посланник.
– А она не показалась тебе красивой? – спросил король.
– Смотреть на нее подобает вам, – ответил посланник. – Моя же задача заключалась в том, чтобы передать ее слова вам.
Рубашка для мастера
К великой радости учеников, Учитель сообщил им, что ко дню своего рождения хотел бы получить новую рубашку. Ученики купили самую лучшую ткань и пригласили деревенского портного. Пришел портной, снял мерку и пообещал, что с Божьей помощью он справится с работой за семь дней.
Прошла неделя. К портному послали ученика.
– Учитель спрашивает, где же его новая рубашка? – спрашивает посыльный.
– Не успел дошить, – отвечает портной, – но с Божьей помощью дошью завтра.
На другой день все повторилось:
– Сожалею, но еще не готова, приходите завтра, и если Господу будет угодно, то я закончу рубаху непременно, – снова ответил портной.
На следующий день Учитель сказал:
– Спросите у него, сколько времени ему потребуется, если он будет работать один, без помощи Господа. [15]
Молитва сапожника
Однажды Моисей увидел молящегося человека, но тот произносил такую абсурдную молитву, что Моисей остановился. По мнению Моисея, молитва была не просто абсурдной, а она оскорбляла Бога! Человек говорил: «Боже, позволь мне приблизиться к Тебе! Боже, я обещаю мыть Твое тело, когда оно будет грязным. Если будут вши, я избавлю Тебя от них. Я хороший сапожник и сошью Тебе отличную обувь. Я буду заботиться о Тебе, а если Ты заболеешь, то я буду ухаживать за Тобой и давать лекарство. И хорошо готовить я тоже умею!»
Но если ты знаешь правильную молитву, пожалуйста, научи меня.
– Прекрати! – закричал Моисей. – Что ты несешь? Разве у Бога есть вши? Какие одежды, какая еда? Кто научил тебя так молиться?
– Меня никто этому не учил, – отвечал человек. – Я бедный и безграмотный человек и знаю, что не умею молиться. Я сам придумал эту молитву в соответствии с тем, что я знаю. Мой собственный опыт стал молитвой. Но если ты знаешь правильную молитву, пожалуйста, научи меня.
Молитва – это любовь, и она сама по себе – закон, ей не нужны другие законы.
И Моисей научил его молиться правильно. Человек поклонился Моисею с глубокой признательностью и ушел. Моисей был очень счастлив, так как был уверен, что сделал хорошее дело. Он посмотрел на небо, чтобы узнать, что думает об этом Бог. Но Бог был очень разгневан и сказал:
– Я послал тебя туда, чтобы ты помог людям быть ближе ко мне, а ты только что отвратил от меня одного из тех, кто любит меня сильнее жизни. Теперь та правильная молитва, которой ты его научил, не будет молитвой вовсе, потому что молитва не имеет с правильностью и законом ничего общего. Молитва – это любовь, и она сама по себе – закон, ей не нужны другие законы.
Себе внимай
Однажды преподобный Антоний спросил Господа: «Господи! Почему одни живут немного, а другие – до глубокой старости? Почему одни бедны, а другие богаты?»
– Антоний! Себе внимай! – ответил Бог.
Милосердный Бог
Некий солдат спросил однажды одного из старцев, дарует ли Бог прощение грешникам, оступившимся в своей жизни.
– Скажи мне, а если твой плащ порвется, ты выбросишь его? – спросил старец.
– Нет. Я его починю и продолжу носить, – ответил солдат.
– Если ты заботишься о своем плаще, неужели же Бог не будет милосердным к своему собственному образу? Он тоже дает возможность исправить ошибки, – ответил старец.
Двор без ворот
Однажды группа братиев из скита решила отправиться к авве Антонию. Взойдя на корабль, чтобы отплыть к нему, они расположились рядом с одним из старцев.
На протяжении всего пути братии без устали говорили об изречениях святых отцов и словах из Писания. Рассказывали о своих интересах, рукоделиях, близких людях и многом другом. Казалось, не осталось ни одной темы, о которой бы они не говорили. Старец же всю дорогу молчал.
Выйдя на пристань, они узнали, что и старец отправлялся также к авве Антонию. Когда они пришли к Антонию, он сказал им: «Доброго спутника нашли вы в этом старце!»
Сказал и старцу: «Добрых братий и ты нашел, авва».
– Они хороши, – отвечал старец. – Но у них двор не имеет ворот, кто хочет, подходит к стойлу и отвязывает осла.
Три каменщика
В начале XIV века в Центральной Европе проводились работы по строительству великолепного собора. Руководитель работ был монахом. Ему поручили следить за работой всех чернорабочих и ремесленников. И однажды монах решил посмотреть, как работают каменщики. Подойдя к первому каменщику, он сказал:
– Брат мой, расскажи мне о твоей работе.
Каменщик оторвался от работы и ответил срывающимся голосом, полным злобы и негодования:
– Как видишь, я сижу перед каменной плитой метр в высоту, полметра в длину и ширину. И с каждым ударом резца по этому камню я чувствую, как уходит частичка моей жизни. Посмотри, мои руки натружены и покрыты мозолями. Мое лицо осунулось, а волосы поседели. Эта работа никогда не кончится, она продолжается бесконечно, изо дня в день. Это изнуряет меня. Где удовлетворение? Я умру задолго до того, как собор будет построен.
Монах подошел ко второму каменщику.
Одну работу различные люди делают по-разному. Одну жизнь каждый человек проживает по-своему.
– Брат мой, – сказал он, – расскажи мне о своей работе.
– Брат, – ответил каменщик тихим, спокойным голосом, – как ты видишь, я сижу перед каменной плитой метр в высоту и полметра в длину и ширину. И с каждым ударом резца по камню я чувствую, что я создаю жизнь и будущее. Смотри, я смог сделать так, чтобы моя семья жила в комфортабельном доме, гораздо лучшем, чем тот, где я вырос. Мои дети ходят в школу. Без сомнения, они достигнут в жизни большего, чем я. И все это стало возможным благодаря моей работе. Я отдаю собору свое умение, и он тоже одаривает меня.
Монах подошел к третьему каменщику.
– Брат, – сказал он, – расскажи мне о своей работе.
– Брат, – ответил каменщик голосом, полным радости, и широко улыбнувшись. – Видишь, я сижу перед каменной плитой метр в высоту и полметра в ширину и длину. И с каждым прикосновением резца к камню я чувствую, что я высекаю свою судьбу. Посмотри, ты видишь, какие прекрасные черты проступают из камня. Сидя здесь, я не только воплощаю свое умение и свое ремесло, я делаю свой вклад в то, что ценю и во что верю. Вселенная, отраженная в соборе, воздаст каждому из нас. Здесь, около этого камня, я нахожусь в мире с собой, и я знаю, что, хотя я не увижу этого собора завершенным, он будет стоять еще тысячу лет, олицетворяя то, что истинно в нас, и служа цели, ради которой Всемогущий послал на эту землю и меня.
– Как устроен мир, – подумал монах. – Одну работу различные люди делают по-разному. Одну жизнь каждый человек проживает по-своему.
Большие и мелкие грехи
Две женщины пришли к старцу за поучением. Одна считала себя великой грешницей. Она в молодости изменила мужу и, не переставая, мучилась. Другая же, прожив всю жизнь по закону, ни в каком особенном грехе не упрекала себя и была довольна собой.
Старец расспросил обеих женщин об их жизни. Одна со слезами призналась ему в своем великом грехе. Она считала свой грех столь великим, что не ожидала за него прощения. Другая же сказала, что не знает за собой никаких особенных грехов. Старец сказал первой:
– Поди за ограду, найди там большой камень, самый большой из всех, что ты сможешь поднять, и принеси сюда. А ты, – сказал он той, которая не знала за собой больших грехов, – принеси мне мелких каменьев, но столько, сколько сможешь осилить.
Женщины пошли и исполнили приказание старца. Одна принесла большой камень, другая полный мешок мелких каменьев.
Все мы грешны, но нужно помнить свои грехи, ибо спасен тот, кто раскаялся.
Старец осмотрел камни и сказал:
– Теперь снесите назад все камни и положите на те самые места, где вы их взяли. А затем приходите ко мне.
Женщины пошли исполнять приказание старца. Первая легко нашла то место, с которого взяла камень, и положила его в точности так же, как он и лежал. Вторая же никак не могла вспомнить, с какого места брала какой камень и, не исполнив указания, с тем же мешком каменьев вернулась к старцу.
– То же бывает и с грехами, – сказал старец. – Ты легко положила большой и тяжелый камень на прежнее место, потому что помнила, откуда взяла его. А ты не могла, потому что не помнила, где взяла мелкие камни. То же и с грехами.
Ты помнила свой грех, несла за него укоры людей и своей совести, смирялась и потому освобождалась от последствий греха.
Ты же, – обратился старец к женщине, принесшей назад мелкие камни, – греша мелкими грехами, не помнила их, не каялась в них, привыкла к жизни в грехах и, осуждая грехи других, все глубже и глубже завязала в своих.
Все мы грешны, но нужно помнить свои грехи, ибо спасен тот, кто раскаялся.
Изменение мира
Молодой человек ясно видел несправедливость устройства мира. Ему очень хотелось изменить мир и сделать его лучше. Ежедневно он молился: «Господи, помоги мне изменить мир к лучшему».
Прошли годы, и уже зрелым человеком он понял, что изменить мир ему не по силам. Тогда он стал молиться: «Господи, помоги мне изменить, сделать лучше хотя бы моих самых близких людей – жену и детей»…
Прошли годы. Будучи уже совсем старым человеком и почувствовав скорый приход смерти, старик обратился к Богу с молитвой: «Мне не удалось изменить ни мир, ни даже семью. Господи, так помоги же мне изменить хотя бы себя самого».
– Поздно. Теперь ты уже не успеешь, – ответил Бог.
Два ангела
Два ангела-путника в образах старого и молодого монахов остановились на ночлег в доме богатой семьи. Семья была негостеприимна и не захотела оставить ангелов в гостиной, а отправила их на ночлег в холодный подвал. Когда ангелы расстилали постель, старший увидел дыру в стене и сделал так, чтобы она была заделана.
Веши не такие, какими кажутся.
– Зачем ты это сделал? – спросил младший ангел.
На что старший ответил:
– Вещи не такие, какими кажутся.
На следующую ночь они пришли на ночлег в дом очень бедного, но гостеприимного человека и его жены. Супруги разделили с ангелами немного еды, которая у них была, и сказали, чтобы ангелы спали в их постелях, где они могут хорошо выспаться.
Утром после пробуждения ангелы нашли хозяина и его жену плачущими. Их единственная корова, молоко которой было единственным доходом семьи, лежала мертвая в хлеву.
– Зачем ты это делаешь? – спросил младший ангел старшего. – Первый мужчина имел все, а ты ему помог и заделал дыру в стене. Другая семья имела очень мало, но была готова поделиться и этим, а ты позволил, чтобы у них умерла единственная корова. Почему?
– Вещи не такие, какими кажутся, – ответил старший ангел. – Когда мы были в подвале, я понял, что в дыре в стене был спрятан клад с золотом. Его хозяин был скуп и не хотел творить добро. Это золото не принесло бы никому пользы, поэтому я отремонтировал стену, чтобы клад не был найден. Когда же на следующую ночь мы спали в доме бедного крестьянина, пришел ангел смерти за женой. Я отдал ему корову.
Прощение и смирение
Авва Афанасий переписал на прекрасном пергаменте, который стоил восемнадцать золотых монет, весь Ветхий и Новый Заветы. Однажды некий брат пришел к нему и, увидев столь ценную книгу, унес ее. В тот же день авва Афанасий обнаружил исчезновение рукописи и понял, кто ее взял, но решил не посылать за братом из опасения, как бы тот не прибавил к воровству еще и собственную ложь.
Между тем брат отправился в соседний город, чтобы продать книгу, и запросил за нее двадцать золотых монет. Покупатель сказал ему:
– Доверь мне книгу, чтобы я мог узнать, стоит ли она таких денег, – и принес книгу святому Афанасию со словами:
– Отче, взгляни на эту книгу и скажи мне, стоит ли она двадцати золотых монет?
– Да, это хорошая книга! – ответил авва Афанасий. – Она стоит этих денег!
Покупатель отправился к брату и сказал ему:
– Вот твои деньги. Я показал книгу авве Афанасию, и он сказал, что книга стоит тех денег, которые ты за нее просишь.
– Это все, что он сказал тебе? – спросил с удивлением и стыдом брат. – Не прибавил ли он чего-нибудь еще?
– Нет, – ответил покупатель, – больше ни слова.
– Хорошо, – сказал брат, – я передумал. Я больше не хочу продавать эту книгу.
Он поспешил к авве Афанасию и с плачем умолял принять книгу обратно. Но авва отказался со словами:
– Иди с миром, брат, я дарю ее тебе. Помни о ней, теперь ты в ответе за нее.
Счастье
Бог слепил человека из глины, и остался у него неиспользованный кусок.
– Что еще слепить тебе? – спросил Бог.
– Слепи мне счастье, – попросил человек.
Ничего не ответил Бог и только положил человеку в ладонь оставшийся кусочек глины.
– Что еще слепить тебе? – спросил Бог.
– Слепи мне счастье, – попросил человек.
Телесная чистота
Однажды Учитель вышел из монастыря.
– Куда ты направляешься, Учитель? – спросили его ученики.
– Иду совершать угодное Богу дело, – ответил Учитель.
– Какое именно?
– Купаться.
– Иду совершать угодное Богу дело, – ответил Учитель.
– Какое именно?
– Купаться.
– Разве это богоугодное дело? – с удивлением спросили они.
– Бесспорно. Даже у статуй царей, и у тех имеется особое лицо, которое заботится о них, чистит и омывает их. Тем более должен соблюдать чистоту свою человек, созданный по образу и подобию Божию.
Зачем так толкаться
Мальчик медленно плетется в школу и молится: «Боже милостивый, пожалуйста, не позволь мне опоздать в школу. Боже, помоги мне прийти в школу вовремя…»
В этот момент он поскальзывается на шкурке от банана и несколько метров «проезжает» по дороге, с усердием стараясь не упасть.
– Хорошо, хорошо, Боже, я поспешу, но зачем же так толкаться! – говорит мальчик, недовольно смотря на небо. [5]
Хороший день для рыбалки
Однажды старый монах прогуливался у реки и повстречал мальчика, который удил рыбу.
– Здравствуйте, молодой человек! – поздоровался монах. – Хороший день для рыбалки!
– Очень! – отозвался мальчик.
– А почему ты сегодня не в школе? – спросил монах.
– Ну, вы же сами сказали, что сегодня – хороший день для рыбалки!
Вера ребенка
Один год выдался настолько бездождливым, что засуха грозила уничтожить весь урожай. Когда питьевой воды перестало хватать даже жителям поселка, местный священник созвал всех утром в храм на молитву о дожде.
Пришли все жители городка, а один ребенок пришел с зонтиком.
– Дурачок, зачем ты принес зонтик? – говорили они, смеясь над ребенком. – Ведь дождя все равно не будет!
– А я думал, что если мы помолимся, то дождь пойдет, – ответил ребенок.
Будь зрячим
Старый монах с учеником проходили мимо слепого нищего. Тот сидел на тротуаре и просил подаяние.
– Подай ему, – сказал монах. Ученик бросил в шляпу нищего монету.
– Ты должен был снять свой головной убор в знак уважения, – сказал монах.
– Зачем? – не понял ученик.
– Так нужно поступать всегда, когда подаешь милостыню.
– Но он ведь слепой.
– Но ты ведь зрячий, – ответил монах.
Ребенок и монах
Старый монах и его ученик прогуливались по берегу и увидели играющего ребенка, который набирал в ковшик морскую воду и выливал ее в ведерко.
– Что ты делаешь, милое дитя? – спросил у ребенка монах.
– Я пытаюсь перелить море в это ведерко! – ответил ребенок.
На лице монаха появилась мудрая улыбка. Он повернулся к ученику и сказал:
– Этот милый ребенок еще не понимает, что нельзя перелить бескрайнее море в маленькое ведерко. Но ты уже должен понимать, что разум человека не сможет вместить всего Бога.
Смерть при жизни
– Некоторые говорят, что жизни после смерти нет, – сказал ученик.
– Неужели? – уклончиво спросил Учитель.
– Ты находишь это ужасным? Но именно так большинство людей и живет еще до смерти.
– Разве это не ужасно, умереть и никогда больше не видеть, не слышать, не любить, не двигаться? – спрашивает ученик.
– Ты находишь это ужасным? Но именно так большинство людей и живет еще до смерти.
Урок для разочарованного ученика
Молодой человек, недавно вставший на духовный путь, был неудовлетворен методиками, которые давал ему его наставник. Он пришел к своему наставнику и сказал:
– Я использую эти методики уже достаточно долго, но все еще не достиг просветления. Научите меня еще чему-нибудь, чтобы я мог скорее продвигаться по духовному пути.
Наставник спокойно улыбнулся и повел ученика к реке. Ученик волновался, полагая, что сейчас узнает новую «методику», с помощью которой добьется просветления.
Когда они пришли на берег, наставник сказал:
– Теперь я хочу, чтобы ты склонился над самой водой и всмотрелся вглубь.
Когда ученик сделал то, что ему было сказано, наставник обеими руками обхватил голову ученика и погрузил ее под воду. Ученик пытался сопротивляться, но наставник крепко держал его.
Когда ты так же отчаянно будешь желать просветления и никаких других желаний у тебя не останется, вот тогда-то ты и станешь просветленным.
Наконец наставник отпустил ученика, и тот стал судорожно хватать ртом воздух. Ничего не понимая, ученик глядел на своего наставника безумными глазами. С той же спокойной улыбкой наставник спросил:
– Так о чем ты думал там, под водой?
– Конечно же, об освобождении, о том, чтобы глотнуть воздуха, – выпалил ученик.
– И у тебя не было никаких других мыслей или иных желаний? – спросил наставник.
– Нет, – отвечал ученик. – Какие тут могут быть желания, кроме как освободиться и жить.
– Так вот, – сказал наставник, – когда ты так же отчаянно будешь желать просветления и никаких других желаний у тебя не останется, вот тогда-то ты и станешь просветленным.
Самообман правителя
Старый монах отправился в путешествие в сопровождении ученика. На окраине деревни им повстречался правитель. Решив, что монах и ученик вышли встретить его и проводить в деревню, правитель сказал:
– Не нужно было так беспокоиться обо мне.
– Вы ошибаетесь, ваше высочество, – возразил ему ученик. – Мы отправляемся в путь. Но если бы мы знали о вашем визите, то обязательно бы вас встретили.
Монах не проронил ни слова. И только ближе к вечеру сказал:
– Какая необходимость была говорить, что мы не собирались его встречать? Ты видел, как он смутился?
– Но разве мы могли не сказать ему правду? Тогда мы просто обманули бы его.
– Нет, – ответил старый монах, – он бы сам обманул себя, а сейчас мы обидели его.
Бог забывает грехи
Об одной старой женщине в селе говорили, будто ей является Бог. Этот слух дошел до местного священника, он пришел к ней и потребовал доказать истинность этих видений.
– Если Бог явится тебе в следующий раз, попроси Его рассказать тебе о моих грехах, которые лишь Ему одному известны, – сказал он, решив, что это будет достаточным доказательством.
Женщина пришла через месяц.
– Являлся ли тебе снова Бог? – спросил священник.
Женщина утвердительно кивнула.
– Ты задала Ему вопрос?
– Да, задала.
– И что Он сказал?
– Он сказал, скажите своему священнику, что Я забыл его грехи.
– Действительно, это был Бог! – воскликнул батюшка.
Знание о смерти
Однажды император спросил старого монаха.
– Все знают, что я ничего не боюсь, – сказал он, – но, признаюсь, один страх во мне все же присутствует, это страх смерти. Скажи мне, что такое смерть?
– Откуда мне знать? – ответил монах.
– Но ведь ты – просветленный!
– Возможно. Но еще не мертвый.
Трата времени
В Бенаресе жил доктор, который пять минут утром и пять минут вечером предавался медитации на Бога. Его коллеги и друзья смеялись над этой странной причудой и как-то раз стали доказывать ему, что он зря тратит драгоценное время на то, во что верит, поддавшись заблуждению.
Доктор ответил:
– Хорошо, я согласен что если Бога нет, то тогда я тратил впустую десять минут в день. Ну а если же Бог существует? Я боюсь, что тогда вы проводите всю свою жизнь впустую. Равноценный ли это обмен?
Кто создал Бога
Проповедник пришел к Учителю с твердым намерением получить от него четкие заверения, что тот верит в Бога.
– Ты веришь, что Бог существует?
– Разумеется, верю, – ответил Учитель.
– Ты веришь в то, что все создал Он?
– Да, конечно, верю.
– А кто создал Бога?
– Естественно, ты.
Проповедник пришел в ужас от таких слов:
– Ты серьезно хочешь сказать, что это я сотворил Бога?
– Да, по крайней мере, того Бога, о котором ты постоянно думаешь и говоришь, – спокойно ответил Учитель.
Мой настоящий дом
Однажды один преуспевающий бизнесмен, находясь проездом в одном городе, решил навестить известного мудреца, о котором рассказывали легенды. Он пошел по названному жителями адресу и пришел к ветхой лачуге на окраине. В жилище не было ничего, кроме продавленной кровати и заваленного книгами стола, за которым сидел старик, погруженный в чтение. Гость обратился к нему с вопросом:
– Где живет старец?
– Наверное, это вы меня ищете, – объяснил ему старик. – Что вас так удивило?
– Я не понимаю. Вы – великий мудрец, у вас много учеников. Ваше имя известно по всей стране. Вы должны жить во дворце. [32]
Я в этом мире тоже только проездом, приходите в мое духовное жилище, и вы увидите, в каком дворце живу я, – сказал старец.
– А где живете вы? – спросил старик.
– Я живу в особняке, большом, богатом доме. Но в вашем городке я проездом.
– И где вы остановились в нашем городке? – поинтересовался старик.
– В маленьком номере гостиницы, – сообщил бизнесмен.
– А что бы вы ответили, если бы кто-нибудь посетил вас в этом маленьком номере и задал вопрос: «Почему вы, состоятельный человек, живете в такой маленькой, скромной комнате?» – спросил старец.
– Я бы ему ответил, что я здесь проездом и ненадолго. Здесь есть все, что мне нужно. Приезжайте в мой настоящий дом, и вы увидите, что он совсем другой, – сказал бизнесмен.
– То же самое справедливо и для моего пристанища, – сказал старец и продолжил: – Я в этом мире тоже только проездом, приходите в мое духовное жилище, и вы увидите, в каком дворце живу я.
Предотвращая многие огорчения
Александру Македонскому были преподнесены в дар великолепные стеклянные сосуды. Они ему очень понравились, но он приказал их разбить. Когда его спросили, почему он так странно распорядился, Александр ответил:
– Я знаю, что со временем эти стеклянные сосуды были бы неизбежно разбиты, один за другим, руками моих слуг. И каждый раз после такой потери я бы огорчался и гневался. Так не лучше ли одним сильным огорчением сейчас устранить повод для многих огорчений в будущем?
В парикмахерской
Один человек пришел в парикмахерскую, чтобы его, как обычно, подстригли и побрили. Он разговорился с парикмахером, который его обслуживал. Говорили о разном, и вдруг разговор зашел о Боге.
Парикмахер сказал:
– Что бы вы мне ни говорили, а я не верю, что Бог есть.
– Почему? – спросил клиент.
– Ну ведь это ж и так ясно. Достаточно выйти на улицу, чтобы убедиться, что Бога нет. Вот скажите, если Бог существует, откуда столько больных людей? Откуда беспризорные дети? Если бы он действительно существовал, не было бы ни страданий, ни боли. Трудно представить себе любящего Бога, который допускает все это.
Бог есть. Но не все люди приходят к нему.
Клиент на мгновение задумался, но решил промолчать, чтобы не вступать в спор. Когда парикмахер закончил свою работу, клиент ушел. Выйдя из парикмахерской, он увидел на улице заросшего и небритого человека. Казалось, что тот не стригся целую вечность, настолько неряшливо он выглядел. Тогда клиент вернулся в парикмахерскую.
– Я понял, парикмахеров не существует, – с порога выпалил он.
– Как это так? – удивился парикмахер. – А разве я не в счет? Я же парикмахер.
– Нет! – воскликнул клиент. – Их не существует, иначе в мире не было бы заросших и небритых людей, как вон тот человек, который идет по улице.
– Ну, мил-человек, дело ж не в парикмахерах. Просто люди сами ко мне не приходят.
– В том-то и дело! – подтвердил клиент. – И я о том же: Бог есть. Но не все люди приходят к нему.
Причина хорошего расположения духа
Сократа спросил один из его учеников:
Сократ:
– Потому что я не обладаю ничем таким, о чем стал бы жалеть, если бы его утратил.
– Объясни мне, почему я ни разу не видел на твоем челе признаков печали? Ты всегда в хорошем настроении.
Сократ ответил:
– Потому что я не обладаю ничем таким, о чем стал бы жалеть, если бы его утратил.
Нет основания для беспокойства
У Диогена спросили:
– Что ты будешь делать, если сломается бочка, в которой ты живешь?
– Меня это не тревожит. Ведь место, которое я занимаю, не может сломаться, – ответил Диоген.
Уши на ногах
Однажды Аристипп заступался перед Дионисием за друга. Дионисий не слушал. Аристипп бросился к его ногам. Ему сказали:
– Стыдно!
– Не я виноват, а Дионисий, у которого уши на ногах растут, – ответил Аристипп.
Прошу прощения, и забудь
Мастер шел по улице, когда внезапно из двери какого-то дома выбежал человек и со всего маху врезался в него.
Человек был вне себя от ярости и разразился ругательствами. Мастер слегка поклонился, мило улыбнулся и сказал:
– Друг, я не знаю, кто из нас виноват в столкновении, но не намерен тратить время на выяснения. Если я налетел на тебя, то прошу прощения; если ты врезался в меня, то забудь об этом.
Поклонившись и улыбнувшись еще раз, Мастер удалился. [15]
Что лучше
Увидев Сократа, питающегося кореньями, один человек сказал:
– Если бы ты служил нашему повелителю, то никогда не дошел бы до такого состояния, чтобы питаться кореньями.
– А если бы ты довольствовался кореньями, то не должен был бы служить своему повелителю, – возразил философ.
Совершенствование духовных практик
Однажды один из учеников спросил у Учителя, не пора ли усовершенствовать духовные практики. Услышав это, Учитель рассмеялся и рассказал историю об одном студенте.
– Нет ли у вас каких-либо более современных изданий учебника по анатомии? – спросил студент продавца книжной лавки. – А то этому, что вы предложили мне, уже не менее десяти лет.
– Послушай, сынок, за последние десять лет в человеческом теле костей не прибавилось, – ответил продавец.
– Ничего не прибавилось и за последние десять тысяч лет, – добавил Учитель. [15]
Успех
Человек пришел к суфию и попросил:
– Научи меня добиваться успеха.
– Я научу тебя большему, – сказал суфий. – Я научу тебя быть великодушным к тем, кто не добился успеха. Это вымостит тебе дорогу к твоему собственному успеху – и еще гораздо дальше.
Кроме того, я научу тебя быть великодушным по отношению к добившимся успеха – в противном случае ты можешь ожесточиться и будешь неспособен заниматься тем, что ведет к подлинному успеху.
– Я научу тебя большему, – сказал суфий. – Я научу тебя быть великодушным к тем, кто не добился успеха. Это вымостит тебе дорогу к твоему собственному успеху – и еще гораздо дальше.
Выбор
Беседуя с монахом, император утверждал, что благодаря богатству он избавлен от необходимости потакать чьим-либо желаниям или вкусам.
– Вот как! – воскликнул тот. – Ну а когда ты сегодня выбирал место для стоянки своего каравана, что было важнее: красота местности или наличие корма для вьючных животных?
– Ясное дело, изобилие трав решило мой выбор, – ответил купец.
– Выходит, хоть ты и богат, а живешь так, чтобы скоту было по вкусу, – засмеялся монах.
Тогда перестань быть царем
Когда один великий и могущественный правитель ехал со своей свитой по столице, к нему подбежала бедно одетая женщина.
– Помоги мне, царь! – взмолилась она. – Мои дети голодают, у меня нет денег, чтобы купить им кусок хлеба.
– Странная женщина, – сказал властелин. – Пристало ли царю, заботящемуся о судьбах государства, тратить внимание на случайную нищенку?
– Тогда перестань быть царем! – воскликнула женщина.
Тебе не нужен учитель
– Почему… почему… почему? – удивленно спрашивал ученик, когда узнал, что Учитель потребовал от него покинуть монастырь спустя всего сутки после того, как он был принят в ученики.
– Тебе не нужен Учитель. Я могу показать тебе путь, но пройти его можешь только ты сам. Я могу указать тебе, где есть вода, но напиться можешь только ты сам.
Зачем ты теряешь здесь время и смотришь на меня мечтательными глазами? Ты знаешь дорогу. Ступай! Вода прямо перед тобой. Пей! [15]
Любовь трубадура
Юноша стоял ночам под окнами прекрасной девушки и пел серенады под гитару.
– Почему ты не попросишь ее стать твоей женой? – спросил юношу его друг.
– Я уже думал об этом, но если она согласится, что я буду делать по ночам?! – ответил юноша.
Причина и следствие
Ученики сидели с Учителем на берегу реки.
Человек тонет не потому, что падает.
А потому, что оказывается в воде и не может плыть.
– Если я упаду с этого берега, утону ли я? – спросил один из них.
– Нет. Человек тонет не потому, что падает. А потому, что оказывается в воде и не может плыть.
Остерегайся, и ничего не случится
Новичок, пришедший в монастырь, сказал Учителю:
– Родители велели мне остерегаться тебя.
– Остерегайся, будь очень осторожен, и ты повторишь судьбу своих родителей – с тобой не случится ничего плохого, как и ничего хорошего, – ответил Учитель, улыбнувшись.
Условность веры
Однажды атеист прогуливался вдоль отвесного утеса океанского берега. Поскользнувшись, он не удержался и стал падать вниз. Но в последний момент ему удалось схватиться за ветку маленького дерева, росшего из расщелины в скале. Вися на ветке, человек понял всю безнадежность своего положения. Способа подняться наверх не было, а внизу океанские волны с грохотом разбивались о каменные валуны. Вся жизнь несчастного бедолаги стремительно проносилась перед глазами. А руки, держащиеся за ветку, все слабели и слабели.
«Только один Бог может спасти меня сейчас, – подумал он. – Я никогда не верил в Бога, но возможно, что я ошибался».
И он позвал:
– Боже! Если Ты существуешь, спаси меня, и я буду верить в Тебя!
Ответа не было, и он позвал снова:
– Пожалуйста, Боже! Я никогда не верил в Тебя, прости меня за это! Я раскаиваюсь и готов поверить в то, что Ты действительно есть!
– Нет, ты еще не готов к вере! Я знаю таких, как ты! – услышал он голос Бога.
Человек так удивился, что чуть было не выпустил ветку.
– Пожалуйста, Боже! Ты ошибаешься! Я буду верить! – с радостью стал он кричать.
– Хорошо, я спасу тебя, – сказал Бог. – Отпускай ветку.
– Отпустить ветку?! – воскликнул человек. —
Я что, по-твоему, сумасшедший?! [35]
Молитва по привычке
Однажды в гости к одной благополучной семье пришел проповедник. Стол накрыли изысканной едой, и семья села за стол. Все смотрели на проповедника и думали, что теперь он помолится перед едой. Но проповедник сказал:
– Это отец семейства должен помолиться за столом, ведь это он первый в семье.
Наступило неприятное молчание, потому что в доме уже давно перестали молиться перед едой. Отец откашлялся и сказал:
– Знаете, дорогой проповедник, мы не молимся, потому что в молитве перед едой всегда повторяется одно и то же. Эти вечные повторения каждый день, каждый год нисколько не помогают, поэтому мы больше не молимся. Молитвы по привычке – это пустая болтовня.
Проповедник удивленно посмотрел на всех, но тут семилетняя девочка сказала:
– Папа, неужели мне теперь тоже не нужно каждое утро приходить к тебе и говорить: «Доброе утро, папочка!»?
Грешники
– Грешники, – страстно обвиняет евангелист свою паству. – Все вы грешники! У каждого из вас что-то есть на совести, а один грех так же плох, как и другой. Воровать так же плохо, как и лгать. Правда, брат Уильям?
– А прелюбодеяние так же плохо, как и убийство. Правда, сестра Роза?
– Не могу сказать, проповедник, – отвечает сестра Роза. – Никогда не убивала.
Брат Уильям утвердительно кивнул.
– А прелюбодеяние так же плохо, как и убийство. Правда, сестра Роза?
– Не могу сказать, проповедник, – отвечает сестра Роза. – Никогда не убивала.
Опыт лисицы
Однажды некий человек, гуляя по лесу, увидел хромую лисицу. Его удивило, как она в таком состоянии поддерживает свое существование, и он решил понаблюдать за ней. Вскоре он увидел, как из леса появился лев с куском мяса в зубах. Он отъел немного от куска и оставил его лисице.
«Лучше быть сильным львом, а не хромой лисицей.
Тогда ты сможешь и пропитать себя, и обеспечить других».
Человек, наблюдавший за этим, был удивлен и заключил для себя, что если он будет вести себя так, как эта лиса, то Провидение, несомненно, поступит с ним так же. Он сел на землю и стал ждать. Время шло, но с течением времени ничего не происходило, человек же становился все слабее и слабее. Но, когда он ослабел настолько, что уже не мог встать, с небес раздался голос:
«Попробуй лучше быть сильным львом, а не хромой лисицей. Тогда ты сможешь и пропитать себя, и обеспечить других».
Плата
Однажды Учитель рассказал историю, как при посадке на корабль у старого монаха украли кошель с золотом. Все возмутились и стали кричать, что вора обязательно необходимо найти и казнить. На что монах лишь улыбнулся и сказал: «Кто знает, что хорошо, а что плохо?»
Корабль попал в бурю и потерпел крушение. Лишь монах был выброшен на берег. Когда островитяне стали его поздравлять, считая его спасение чудом, старый монах лишь улыбнулся и сказал: «Просто я заплатил дороже других за проезд».
– Мы не знаем, когда восходят зерна хорошие и долго ли зреет жатва ядовитых мыслей, – сказал в завершение Учитель. – Но и тем, и другим нужно время, чтобы созреть. Потому поддерживайте добрые мысли и бойтесь ядовитых мыслей, ибо ни одна из них не пропадет без следа.
Молитва
Господи, молю Тебя простить меня за три главных греха: во-первых, совершал паломничества ко многим Твоим святыням, забыв, что Ты повсюду; во-вторых, я часто обращался к Тебе с просьбами, забыв, что Ты больше меня самого заинтересован в моем благополучии; и, наконец, я прошу Тебя о прощении, зная, что грехи прощаются нам еще до того, как мы их совершаем.
Между богатым и бедным нет разницы
Богач сказал знакомому бедняку:
– Я накоплю скоро миллион, а потом буду копить второй.
Бедняк ответил:
– Что тут удивительного, мы с тобой одинаково богаты.
Изумленный богач спросил:
– Где же твои миллионы?
Бедняк ответил:
– Ты хотя имеешь, но не тратишь, я же хотя и хотел бы тратить, да не могу. Значит, между нами нет никакой разницы.
Пощечина Акбара
Однажды царь Акбар беседовал с девятью своими лучшими друзьями. Это были девять самых талантливых творческих людей. Известно, что у Акбара были некоторые причуды. Например, он мог неожиданно сделать что-нибудь экстравагантное. Вероятно, его это просто забавляло, но никто не смел спросить его: «Почему?»
– Надо же, – сказал Акбар, улыбнувшись. – Моя пощечина вернулась ко мне!
И в этот раз Акбар неожиданно повернулся и выдал пощечину рядом стоящему человеку. Этим человеком оказался его ближайший советник по имени Бирбал – самый умный человек при дворе.
Бирбал подождал секунду, размышляя, как поступить, а делать что-то было нужно! В результате он не придумал ничего больше, как развернуться и дать пощечину человеку, стоящему рядом с ним. Этим человеком оказался один из министров.
«Хорошенькое дело! – подумал министр. – И что делать теперь мне?»
Но Бирбал уже «открыл дверь», и министр, недолго думая, влепил по уху следующему.
Говорят, что эта пощечина обошла всю столицу. А ночью Акбара внезапно ударила его собственная жена.
– Что ты делаешь? – с удивлением спросил он.
– Я не знаю, в чем дело, но это происходит по всей столице, – ответила жена. – Меня тоже сегодня ударила твоя старшая жена. Она старше меня, поэтому я не смогла ответить ей тем же. кр оме тебя, мне ударить больше некого.
– Надо же, – сказал Акбар, улыбнувшись. – Моя пощечина вернулась ко мне!
Вера немножко во все
Мастер услышал, как за обедом некая актриса рассказывала о гороскопах.
Он наклонился к ней и произнес:
– Разве вы верите в гороскопы?
– Да, – ответила женщина, – я немножко верю во все! [15]
Крестьянин и вор
Один крестьянин заметил исчезновение своего кошелька с деньгами. Обыскав весь дом, он не нашел кошелька и пришел к выводу, что его украли. Перебирая в памяти всех, кто приходил к нему в дом в последнее время, крестьянин решил, что знает вора: это был соседский сын. Мальчик заходил к нему как раз накануне исчезновения кошелька, и никто другой не мог бы совершить кражу.
Утром, встретив мальчика, крестьянин заметил в его поведении много подтверждений своим подозрениям. Он выглядел как укравший кошелек, говорил как укравший кошелек, каждое слово, каждый жест, каждое движение выдавали в нем вора.
– Посмотри, что я нашла за кроватью, – сказала вечером его жена и подала пропавший кошелек с деньгами.
На другой день крестьянин снова посмотрел на соседского мальчика: ни жестом, ни движением не походил он на вора.
Опыт бабочки
Однажды в коконе появилась маленькая щель, случайно проходивший человек долгие часы стоял и наблюдал, как через эту маленькую щель пытается выйти бабочка. Прошло много времени, бабочка как будто оставила свои усилия, а щель оставалась все такой же маленькой. Казалось, бабочка сделала все, что могла, и ни на что другое у нее не было больше сил.
Тогда человек решил помочь бабочке: он взял перочинный ножик и разрезал кокон. Бабочка тотчас вышла. Но ее тельце было слабым и немощным, ее крылья были неразвитыми и едва двигались.
Человек продолжал наблюдать, думая, что вот-вот крылья бабочки расправятся и окрепнут и она сможет летать. Но ничего не случилось. Остаток жизни бабочка волочила по земле свое слабое тельце, свои нерасправленные крылья. Она так и не смогла летать. А все потому, что человек, желая ей помочь, не понимал того, что усилие, чтобы выйти через узкую щель кокона, необходимо бабочке, чтобы жидкость из тела перешла в крылья и чтобы бабочка смогла летать. Жизнь заставляла бабочку с трудом покинуть эту оболочку, чтобы она могла расти и развиваться.
Усилие необходимо нам в жизни. Если бы нам позволено было жить, не встречаясь с трудностями, мы были бы обделены. Мы не смогли бы быть такими сильными, как сейчас. Мы никогда не смогли бы летать.
Я просил сил, а жизнь дала мне трудности, чтобы сделать меня сильным.
Я просил мудрости, а жизнь дала мне проблемы для разрешения.
Я просил богатств, а жизнь дала мне мозг и мускулы, чтобы я мог работать.
Я просил сил, а жизнь дала мне трудности, чтобы сделать меня сильным.
Я просил возможности летать, а жизнь дала мне препятствия, чтобы я их преодолевал.
Я просил любви, а жизнь дала мне людей, которым я мог помогать в их проблемах.
Я просил благ, а жизнь дала мне возможности. Я ничего не получил из того, о чем просил.
Но я получил все, что было мне нужно.
Сегодня во всем мире вряд ли найдется человек, не слышавший о конфуцианстве и его знаменитом основателе – Конфуции (551–479 гг. до н. э.), имя которого по-китайски звучит как Кун-цзы или Кун-фу-цзы (Мудрец Кун). В большинстве случаев Конфуций упоминается не под именем собственным, а под иероглифом «цзы» – «Учитель», выступая тем самым как фигура, скорее, знаковая, нежели как индивидуальный человек. Но читателю сразу становится ясно, что речь идет о великом наставнике, который стал нравственным идеалом сотен миллионов людей. На высказывания Конфуция ссылаются философы, политики и ученые всего мира, а фразы из «Лунь юя» сегодня можно услышать даже от малограмотного китайского крестьянина.
Более того, все нравственное развитие китайцев всегда представлялось как изучение и воплощение наследия, завещанного Конфуцием: тем его бесед с учениками, наставлений правителям, стремлений к идеалу «благородного мужа».
В отличие от многих полулегендарных наставников Китая, например Лао-цзы и Хуан-ди, он является абсолютно реальным персонажем – персонажем вполне «живым», переживающим, нередко сомневающимся, плачущим и торжествующим, наставляющим и негодующим. Но во всем этом многообразии чувств и эмоций он удивительно целостен. «Мой Путь – все пронзать Единым», – говорит он своему ученику.
Самый сложный вопрос – почему именно он стал «Учителем учителей» и превратился в символ Китая? Что он сказал или сделал такого, чего не удавалось никому ни до, ни после него? На первый взгляд, он вполне повседневен, и именно в этой повседневной житейской мудрости проступает его трансцендентное величие. Он не отстранен от мира чувств и эмоций, как буддист, не чудесен в своих историях, как Чжуан-цзы, не обладает сверхъестественными способностями, как даосские маги. Он – такой, как все. И все же он значительно более мистичен, чем десятки других духовных наставников Древнего Китая.
Понять его очень просто – он никогда не говорит о вещах трансцендентных, потаенных, мистических. С учениками и правителями, с аристократами и простолюдинами он в равной степени говорит просто и доступно. И поэтому в его речах даже сегодня любой человек может найти источник как житейских советов, так и духовных откровений.
Понять его нелегко. За кажущейся простотой скрывается такая глубина традиции, аллюзий и полунамеков, что не всякий китайский знаток сможет уловить эти тонкости.
Прочтение образа Конфуция зависит от того, на какой точке зрения мы изначально стоим: про Конфуция и традиционное конфуцианство сегодня известно столько, что весьма затруднительно подходить к этому образу непредвзято. Понимание самого Конфуция – как дословно-текстовое, так и постижение глубинной драмы его образа – зависит чаще всего от изначального подхода к его личности. Если мы допускаем, что в Древнем Китае существовала развитая «философия», то перед нами образ чрезвычайно педантичного, тщательного философа. Но стоит нам лишь допустить, что Конфуций являлся посвященным духовным наставником, соприкасающимся с самыми глубинными мистическими традициями Древнего Китая, то приходит иное понимание его образа. Перед нами предстает духовный учитель, перенявший древнейшие магические ритуалы и образы и ныне стремящийся при помощи этих знаний установить гармоничное правление в царствах на Центральной равнине Китая. Но он не только носитель этой духовной традиции – он ее десакрализатор. Он сообщает о ней открыто, позволяет записывать за собой и – самое главное – видит свою миссию в служении правителям и образовании людей, а не в уединенном отшельническом подвижничестве.
Конфуцианство считают величайшим китайским философским и духовным наследием, что отчасти верно. И все же суть конфуцианства лежит глубже, это даже не национальная идея – это национальная психология. И описывать ее функционирование следует, скорее, в терминах этнологии и этнопсихологии, нежели философии.
Существует несколько слоев конфуцианства. Есть официальная традиция восприятия конфуцианства, которая в основном навеяна неоконфуцианскими трактовками, развивавшимися в XI–XIII вв. Тогда же и было дано основное толкование всех ключевых терминов, которые использовали Конфуций и его великий последователь Мэн-цзы (III в. до н. э.) в своих проповедях: «ритуал» (ли), «человеколюбие» (жэнь), «справедливость» (и), «почитание старших» (сяо), «искренность» (синь), «преданность» (чжун) и многих других.
Несмотря на всю свою морально-этическую терминологию, происхождением которой мы обязаны в основном попыткам «преобразовать» китайские реалии в христианизированный лексикон Запада, конфуцианство, равно как и вся китайская традиция, не морально – оно прагматично. Именно это и составляет ядро китайской цивилизации, и это открывается и в политической культуре, и поведенческих стереотипах, и в особенностях мышления.
Конфуцианство, в отличие от индивидуального учения самого Конфуция, не целостное учение, не стройная система взглядов, представлений, политических доктрин и морально-этических установок. Это политическая идея, объединяющая Китай. Это и абсолютный слепок национального характера китайской нации. Зачастую в китайской экзегетике представляется, что конфуцианство повлияло на весь облик современного Китая, на психологию и поведение всего населения Поднебесной, начиная от императора и заканчивая простолюдином. Но кажется, в реальности дело обстояло абсолютно противоположным образом: конфуцианство само явилось лишь слепком с уже сложившегося стереотипа поведения и мышления. И здесь оно удивительным образом из «матрицы идеального китайца» и благородного мужа превращается лишь в констатацию уже существующего стереотипа.
Конфуцианство – гносеологическая абстракция, абсолютный объем, который может быть наполнен практически любым содержанием. Нередко китаец, как бы сканируя свои мысли, стереотипы и особенности поведения, говорит: «Вот это и есть конфуцианство». Итак, конфуцианство – не то, что должно быть, а то, что уже сложилось, уже живет и развивается. Оно не корректирует поведение, а оправдывает его. Так выглядит некая великая символическая идея, вмещающая все, что угодно.
Символизм «слова Конфуциева» прослеживается практически во всех высказываниях Учителя. Следует заметить, что еще никем не доказано, что записи слов Учителя велись с ходу, то есть записывались в момент его наставлений или вскоре после этого. Возможно, это воспоминания, впечатления, записанные (и, разумеется, додуманные) через весьма продолжительный период времени. И писали уже не столько слова Конфуция или о Конфуции, сколько в анналы вносились слова Идеального Учителя, который становился символом наставничества и правильного поведения в соответствии с ритуалом.
Стало привычным именовать Конфуция «величайшим мудрецом», но в действительности очень сложно объяснить, почему история выделила именно его из созвездия блестящих философов и значительно более удачливых администраторов, которые жили на одном временном отрезке с ним. Кажется, в отличие от многих своих современников Конфуций оказался как раз не возвышен, а максимально приземлен, практичен, он рассуждал о вещах «посюсторонних», удивительным образом сводя всякое священное ритуальное начало к каждодневной деятельности, например об урожае, о болезнях, о приеме пищи, о правильном сне.
О Конфуции написано, пожалуй, слишком много, и сегодня уже вряд ли возможно отделить реальный образ этого мудрого старца от многочисленных агиографий, «выправление» образа Конфуция под нужды государственной доктрины в разные периоды. Само же учение Конфуция настолько оказалось скрыто за многочисленными комментариями последующих эпох, что многие ученые абсолютно разумно решили отделять его от последующего конфуцианства – социально-политической теории и государственной доктрины Китая. К последней Конфуций имел весьма косвенное отношение и никакого «государственного учения» не создавал.
Конфуцианство, в отличие от вполне конкретного учения Конфуция, – скорее лозунг, нежели учение, гибкий и трансформирующийся тезис о том, что должно считаться «сделанным по ритуалу», от отношений с соседями до приема пищи и управления уездом. Само же конфуцианство – совершенно особое мировосприятие, поэтому не стоит ждать однозначного ответа на вопрос: стало ли оно религией Китая или просто этическим учением? Но очевидно, что конфуцианство выполняло в Китае практически все функции религии и, таким образом, превратилось в национальную квазирелигию. Во всяком случае, другого типа религиозного сознания Дальний Восток не знал.
В течение многих последующих веков образ и слова Конфуция многократно использовались самыми различными людьми – средневековыми комментаторами, современными политиками, правителями. Его изначальная, чистая мысль оказалась глубоко погребена под комментариями и стереотипами, а образ мистика и духовного наставника постепенно превратился в дидактика-философа.
Кажется, он не записал и не оставил после себя того самого главного, потаенного, что хранил в своем сердце. Это очень личное – интимное настолько, насколько только может быть прямая беседа с духами предков, слушание голоса Неба. Но самое главное – он оставил после себя свой образ, свой мистический след, под знаком которого существует вся китайская цивилизация до сих пор.
Учитель сказал:
– Молодые люди, находясь дома, должны быть почтительны к родителям, выйдя за ворота дома – уважительными к старшим, в делах отличаться осторожностью, а в словах – искренностью (правдивостью), безгранично любить людей и особенно сближаться с людьми, обладающими человеколюбием. Если у них после осуществления этого останутся свободное время и силы, то они должны посвящать их Учению.
Учитель сказал:
– Ши-цзин («Канон песнопений») хотя и состоит из 300 песен, но они могут быть объяты одним выражением: «Не имей превратных мыслей!»
Цзы-чжан упорно учился с целью добиться государственного содержания.
По этому поводу Учитель посоветовал ему:
– Больше слушай и будь сдержанным, а если возникнут сомнения, говори осторожно. Тогда и нареканий тебе будет мало. Больше наблюдай и обходи стороной опасное, а в остальном действуй осмотрительно. Тогда редко будешь иметь поводы к раскаянию. Когда твои речи будут вызывать мало нареканий, а в поступках не придется часто раскаиваться, тогда и получишь государственное жалованье.
Учитель сказал:
– Приносить жертвы чужим пенатам – это значит выслуживаться. Сознавать долг и не исполнять его – это трусость.
Учитель сказал:
– Не беспокойся, что не занимаешь значимой должности, беспокойся, если твои способности не соответствуют ей.
Не беспокойся, что люди не знают тебя, а старайся поступать так, чтобы они смогли узнать тебя.
Учитель сказал:
– Редко бывает так, что ошибается человек, который ведет себя сдержанно.
Учитель сказал:
– Добродетельный человек никогда не бывает одинок, у него всегда найдутся единомышленники.
Конфуций так отозвался о Цзы-чане:
– Он обладал четырьмя качествами благородного мужа: был скромен по своему поведению, с почтительностью относился к старшим, был добр, наставляя простых людей, и обходился с ними справедливо.
Учитель сказал:
– Мэн-чжи-фань не хвастался своими заслугами. Когда его войско обратилось в бегство, он следовал позади его, а при вступлении в город стегнул своего коня, сказав: «Я не смел бы оставаться позади, да конь не шел вперед».
Конфуций сказал:
– Во внешнем мире (при дворе) следует служить князьям и вельможам, дома – отцу и старшим братьям, не сметь не усердствовать в совершении погребальных ритуалов и не стоит пьянеть от вина. Но что есть во мне самом из всего этого?
Конфуций сказал:
– На молодежь следует смотреть с уважением. Почем знать, что будущее поколение не будет равняться с настоящим? Но тот, кто в 40–50 лет все еще не приобрел известности, уже не заслуживает уважения.
Конфуций сказал:
– Можно ли не следовать резонным советам? Да, но в этом случае важно исправление. Можно ли не быть довольным ласковыми внушениями? Да, но важно, чтобы они понимались. Но если человек доволен внушениями, однако не вникает в их смысл, принимает советы, но не исправляется, – с таким я не могу ничего поделать.
Конфуций сказал:
– Почитай за главное преданность и искренность, не дружись с неподобными себе; ошибся – не бойся исправиться.
Конфуций ответил:
– Умным и даже дальновидным можно назвать того, на кого не действуют ни медленно всасывающаяся клевета, ни жалобы на кровные обиды.
Конфуций сказал:
– Мудрый не заблуждается, человеколюбивый не печалится, мужественный не боится.
На вопрос Цзы-чжана, кого можно назвать умным человеком, Конфуций ответил:
– Умным и даже дальновидным можно назвать того, на кого не действуют ни медленно всасывающаяся клевета, ни жалобы на кровные обиды.
Учитель отозвался о вэйском царевиче Цзине, что он умел вести дела своей семьи:
– Как только у него появилось кое-что, он говорил: «Кое – как накопляется». Когда у него был малый достаток, он говорил: «Кое – как наполняется». А когда разбогател, то говорил: «Однако, славно!»
Учитель сказал:
– Если ученый муж думает только о спокойствии и удовольствиях, то он недостоин так называться.
Цзы-лу спросил, кого можно назвать совершенным человеком. Учитель ответил:
– Если взять знания Цзан У-чжуна, бескорыстие Гунь-чо, мужество Чжуан-цзы, мастерство Жань-цю и добавить к этому познания в церемониях и музыке, то такого еще можно было бы признать совершенным.
– Для современных совершенных людей, – прибавил он, – зачем непременно такая роскошь? Если ныне человек, зная о корысти, думает о долге, при виде опасности – готов пожертвовать жизнью, отдает людям давно обещанное и не забывает слов, данных в жизни, то и такого можно назвать совершенным.
Учитель сказал:
– Не беспокойся о том, что люди не знают тебя. А беспокойся, что сам не знаешь людей.
Учитель сказал:
– В пятнадцать лет я обратил свои помыслы к учебе. В тридцать лет я встал на ноги. В сорок лет освободился от сомнений. В пятьдесят лет я познал волю Неба. В шестьдесят лет научился отличать истину от неправды. В семьдесят лет стал следовать велениям своего сердца, не преходя должной меры.
Учитель сказал:
– Тот, кто, повторяя старое, способен обретать новое, может стать наставником для других.
Некто, обратясь к Конфуцию, спросил:
– Почему вы не участвуете в управлении (государством)?
Учитель ответил:
– В «Шу-цзине» («Каноне истории») сказано: «Проявляй сыновнюю почтительность к родителям, будь дружен со старшими братьями и распространяй это на управляемых (то есть домашних)». В этом и кроется суть управления. Почему же только занятие значимого поста следует считать службой?
«
Чиновник пограничной службы города И, прося дозволения представиться Конфуцию, сказал:
– Всякий раз, как какой-нибудь благородный муж жаловал сюда, я никогда не лишался возможности видеть его.
Ученики попросили Конфуция принять его. После ухода чиновника Учитель сказал:
– Дети мои, почему вы беспокоитесь, что я потерял место и, значит, у вас нет чиновничьих постов? Поднебесная давно уже находится в беспорядке, и Небо хочет, чтобы ваш Учитель был колоколом с деревянным языком.
Учитель сказал:
– Шэнь! Мое Учение проникнуто Единым?
Цзэн-цзы, не задумываясь, ответил:
– Воистину.
Когда Учитель вышел, то ученики спросили его:
– Что это значит?
Цзэн-цзы отвечал:
– Это значит, что Учение нашего Учителя заключается лишь в двух понятиях – в верности и снисходительности.
Учитель, обратившись к присутствовавшим Янь-юаню и Цзы-лу, сказал:
– Почему каждый из вас не выскажет своих желаний? Чего бы вы оба хотели?
Тогда Цзы-лу сказал:
– Я желал бы иметь экипаж, лошадей и богатую шубу, которыми смог бы поделиться с друзьями. А когда бы они износились или пришли в негодность – не досадовать.
Янь-юань сказал:
– Я желал бы не хвастаться своими достоинствами и не выставлять напоказ свои подвиги или заслуги.
Цзы-лу сказал:
– Позвольте теперь услышать и о ваших желаниях.
Учитель сказал:
– Я желал бы, чтобы старики жили в покое, чтобы друзья были искренними, а младшие проявляли заботу о старших.
Жань-цю сказал:
– Не то чтоб мне не нравилось ваше Учение, но сил у меня не хватает.
Учитель сказал:
– Те, кому недостает сил, останавливаются на полпути. А ты даже не начинал еще идти!
Учитель сказал:
– В молчании постигать высшую мудрость, учиться с ненасытною жаждою и просвещать людей, не зная усталости, – какое из этих трех качеств есть во мне?
Учитель сказал Янь-юаню:
– Когда нас привлекают – мы действуем. Когда нас отвергают – мы удаляемся. На это способны только мы с тобой.
Цзы-лу спросил:
– Если бы вы предводительствовали армией, то кого бы вы взяли с собой?
Учитель сказал:
– Я не взял бы с собою того, кто бросается на тигра с голыми руками или пускается без лодки вплавь по реке и безрассудно гибнет в результате. Я взял бы непременно того, кто чрезвычайно осторожно начинает дело и, любя продумывать планы, способен добиться успеха.
Учитель сказал:
– Если бы богатства можно было добиться, хотя бы для этого пришлось быть кучером или погонщиком, я сделался бы им. Но поскольку добиться невозможно, то я займусь тем, что мне нравится.
Учитель сказал:
– Есть грубую пищу, пить воду и спать на согнутом локте – в этом тоже заключается удовольствие. А нажитое нечестно богатство, притом соединенное со знатностью, для меня подобно мимолетному облаку.
Учитель сказал:
– Если бы мне прибавили несколько лет жизни для окончательного изучения «И-цзина», тогда у меня не было бы больших недостатков.
Учитель сказал:
– Уж не думаете ли вы, ученики, что я скрываю от вас что-нибудь? Нет, я от вас ничего не скрываю; все мои деяния вам известны. Таков я.
Учитель сказал:
– Вероятно, есть люди, которые могут делать что-либо, ничего при этом не зная. Я не таков. Я преуспеваю в достижении знаний, потому что знаю, как приобретать их. Я много слушаю, выбираю из этого хорошее и следую ему. Мне приходится многое наблюдать и запоминать, но такие знания второстепенны.
Учитель сказал:
– В письменности я, может быть, и подобен другим. Что же касается личного исполнения мною того, что требуется от благородного мужа, то в этом я совершенно не преуспел.
Учитель сказал:
– На высшую мудрость и человеколюбие я не смею претендовать. Но все же я учусь и тружусь, не зная пресыщения; просвещаю людей, не зная усталости, – только это и можно сказать обо мне!
– Верно, – сказал Гун-си-хуа, – только мы не в состоянии подражать вам в этом.
Конфуций, которому угрожали жители местечка Куань, сказал ученикам:
– После смерти Вэнь-вана я стал тем, в ком заключена культура (вэнь). Если бы Небо действительно хотело погубить эту культуру, то оно не наделило бы ею меня. Следовательно, оно не хочет уничтожить ее; в таком случае что же могут сделать мне куанцы?
Лао сказал:
– Конфуций говорил о себе: «Я не был использован на государственной службе, поэтому овладел некоторыми искусствами».
Цзы-гун сказал:
– Вот кусок прекрасной яшмы, – спрятать ли нам ее в ящик или же постараться продать за хорошую цену?
– Продать, продать, – сказал Конфуций, – я ожидаю покупателя.
Конфуций сказал:
– После моего возвращения из царства Вэй музыка наконец была исправлена, оды и гимны обрели должное место.
– Конфуций говорил о себе: «Я не был использован на государственной службе, поэтому овладел некоторыми искусствами».
Конфуций сказал:
– Например, я насыпаю холм, для окончания работы мне недостает одной плетушки земли. Я останавливаюсь, но эта остановка зависит от меня; или, к примеру, если, ровняя землю, я высыпаю сначала одну плетушку, то это – продвижение вперед, которое зависит от меня.
Учитель сказал:
– Если бы правитель использовал меня для службы, то через год правления я бы навел порядок, а через три года добился бы успеха.
Учитель сказал:
– Как жаль, что вокруг меня нет людей, способных придерживаться середины. Посему вынужден общаться с пылкими и сдержанными. Первые берут натиском, хватаясь за любое дело, вторые же избегают неприятностей.
Учитель сказал:
– Если человек во всяком деле не спрашивает себя: «Как же быть? Как же быть?» – то и я не знаю, как ему помочь.
Учитель спросил у Гун-мин-цзя о Гун-шу-вэнь-цзы:
– Правда ли, что твой Учитель не говорит, не смеется и не берет подношений?
Гун-мин-цзя отвечал:
– Те, кто сказал вам об этом, ошибаются. Мой Учитель говорит вовремя, и потому его речь не надоедает людям. Смеется, когда весел, и его смех не надоедает людям. Берет по справедливости, но так, чтобы ни у кого не вызвать осуждения. Так-то!
– Неужели это так? – спросил Учитель.
Цзы-гун любил давать оценки людям.
Учитель сказал на это:
– Как ты мудр, Цы! А вот у меня на это нет времени.
Учитель спросил:
– Цы, ты считаешь меня многоученым и знающим?
Тот отвечал:
– Конечно. А разве нет?
– Нет, – сказал Учитель, – у меня все пронизано Единым.
Учитель сказал:
– Если человек во всяком деле не спрашивает себя: «Как же быть? Как же быть?» – то и я не знаю, как ему помочь.
Учитель сказал:
– Я целые дни и целые ночи проводил в раздумьях без пищи и без сна, но понял, что одни размышления бесполезны и что лучше учиться.
Цзы-гун сказал:
– Суждения Учителя о культуре еще можно услышать. Суждения же Учителя о природе человека и о небесных законах услышать невозможно.
Учитель не говорил о чудесном, о физической силе, о смутах и о духах.
Конфуций редко говорил о выгоде, судьбе и человеколюбии.
Цзы-лу спросил о служении духам умерших. Конфуций отвечал:
– Мы не умеем служить людям, как же можно служить духам?
Цзы-лу сказал:
– Осмелюсь спросить о смерти.
Конфуций ответил:
– Не зная жизни, как познаешь смерть?
Учитель сказал:
– Я хотел бы не говорить.
На это Цзы-гун сказал:
– Если вы не будете говорить, то что же будут передавать ваши ученики?
Учитель отвечал:
– Говорит ли что-нибудь Небо? А между тем времена года сменяются и рождается все сущее. Говорит ли что-нибудь Небо?
Вэйский вельможа Гун Сунь-чао спросил у Цзы-гуна:
– Где и у кого учился Чжун-ни?
Цзы-гун сказал:
– Учение Вэнь-вана и У-вана не погибло, а находится между людьми. Люди мудрые запомнили из него более важное (главные основания), а люди немудрые (не одаренные высокими талантами и нравственными достоинствами) – менее важное (то есть подробности). Таким образом, учение Вэнь-вана и У-вана царило повсюду. Где же мог учиться Учитель? И к чему же было ему иметь постоянного наставника?
Как-то Юань-сы был назначен при Конфуции управляющим. Конфуций пожаловал ему 900 мер зерна, но тот отказался.
Учитель сказал:
– Не отказывайся, а возьми и раздай соседям, живущим с тобою в одном хуторе, деревне, селе или волости.
Учитель сказал:
– Посылать на войну людей необученных – значит просто бросить их.
Учитель сказал:
– Любящий человек разве может не поощрять к труду того, кого он любит? Преданный разве может оставить без наставления того, кому предан (государя)?
Учитель сказал:
– В моих отношениях к людям – кого я ругал и кого превозносил? Если кто и был превознесен мною, то лишь тот, кто был испытан. Современный народ тот же, что и народ Трех династий, который посему также поступает по присущему ему закону справедливости.
Преданный разве может оставить без наставления того, кому предан (государя)?
Учитель сказал:
Я еще застал, как историки оставляли сомнительные места в стороне (для исследования и исправления) и как люди, имевшие лошадей, одалживали их другим для езды. Но в наше время этого, увы, уже не встретишь.
Учитель сказал:
– Если, достигнув знания, не в состоянии хранить его при помощи человеколюбия, то достигнутое будет утрачено.
Если, достигнув знания, опираешься на человеколюбие, но, управляя народом, не сохраняешь чувство собственного достоинства, то народ не будет почтителен.
Если, достигнув знания, опираешься на человеколюбие и сохраняешь чувство собственного достоинства при управлении народом, но без соблюдения обрядов, то, значит, ты еще не достиг совершенства.
Лю Ся-хуэй возглавлял судебное ведомство, но его трижды отстраняли от должности.
Некто спросил его:
– Разве вы не можете удалиться?
Лю Ся-хуэй отвечал:
– Если я буду служить людям честно, с прямотой, то куда бы я ни пошел, всюду подвергся бы троекратному изгнанию со службы. А если служить людям кривдою, то зачем же тогда уходить из родного государства?
Князь Дин-гун спросил:
– Как правитель должен обходиться с сановниками и как последние должны служить правителю?
Учитель ответил:
– Правитель должен обходиться с сановниками вежливо, руководствуясь правилами. Чиновники же служат правителю, руководствуясь чувством преданности.
В ожидании аудиенции в разговоре с низшими вельможами Учитель был мягок и любезен, а в разговоре с высшими вельможами вежлив и прям. В присутствии правителя он высказывал благоговение, но держался с должным достоинством.
Когда правитель призывал Конфуция и поручал принимать иностранных посланников, то лицо Учителя преображалось и походка менялась. Когда Конфуций приветствовал стоящих справа и слева взмахом руки, то платье его не собиралось в складки ни спереди, ни сзади. Когда Учитель спешил навстречу гостям, то напоминал птицу с распростертыми крыльями. Когда же посланники уходили, он обязательно докладывал правителю:
– Посланники ушли и назад не оглядывались.
В ворота княжеского дворца он входил пригибаясь, словно опасался, что не пройдет. В воротах он не задерживался и, проходя, не ступал на порог. Следуя мимо престола, он менялся в лице, ноги его подгибались, и он говорил, как будто бы у него недоставало слов. Подобрав подол платья, он вступал в залу, согнувшись и затаив дыхание, словно не дышал вовсе. По выходе, когда он спускался на одну ступеньку, лицо его делалось спокойным, ровным и веселым. Спустившись, он быстро бежал, распростерши руки, а возвращался на свое место умиротворенным.
Конфуций держал символ власти своего князя (ритуальную нефритовую табличку) согнувшись, как бы подавленный его значимостью. То поднимал его высоко, словно приветствовал, то опускал вниз, словно делал подношение. Лицо его менялось и словно трепетало, он двигался мелкими шажками, на пятках, не отрывая ног от пола. При подношении подарков выражение лица его было спокойное. Во время частных бесед Конфуций был доброжелателен.
Если Учитель отправлял человека в другое владение наведаться о чьем-либо здоровье, то провожал его двукратным поклоном вослед.
Когда владетельный князь жаловал его кушаньем, то он, предварительно поправив циновку, отведывал его. Если князь жаловал его сырым мясом, то он непременно варил его и, прежде чем попробовать самому, подносил его предкам. Когда князь жаловал живую скотину, то он прежде откармливал ее. Когда он присутствовал на трапезе у правителя, то после приношения правителем жертвы предкам первым начинал есть.
Во время болезни, когда правитель навещал его, Конфуций обращал голову на восток и покрывал себя парадным платьем, разложив на нем пояс.
Когда правитель повелевал явиться, он отправлялся пешком, не ожидая, пока для него заложат повозку.
Цзы-лу хотел послать Цзы-гао управляющим в уезд Би. На это Конфуций сказал:
– Это все равно что погубить чужого сына.
Цзы-лу ответил:
– Там есть народ, которым надо управлять, есть и алтари духов земли и хлебов, которым надо приносить жертвы. Какая необходимость в чтении книг, чтобы научиться этому?
Конфуций сказал на это:
– Вот почему я презираю краснобаев!
Цзы-лу, Цзэнь-си, Жань-ю и Гун-си-хуа сидели подле Конфуция, который сказал им:
– Не стесняйтесь говорить потому, что я несколько старше вас. Вы постоянно жалуетесь на то, что вас не ценят. А что бы вы сделали, если бы нашелся кто-нибудь и оценил ваши способности?
На это Цзы-лу легкомысленно отвечал:
– Если бы я управлял владением в тысячу колесниц, окруженным большим государством, испытавшим нашествие неприятеля, а вследствие этого – удручаемым голодом, то по прошествии трех лет мог бы внушить всем мужество и направить к сознанию долга.
Конфуций усмехнулся и затем спросил Жань-ю:
– Ну а ты как, Цю?
Цю отвечал:
– Если бы я управлял маленьким владением в шестьдесят-семьдесят ли, а то и в пятьдесят-семьдесят ли, то в течение трех лет я бы привел весь живущий там народ к достатку. Что же касается церемоний и музыки, то для этого понадобился бы благородный муж.
– Ну а ты, Чи, что скажешь? – Учитель спросил у Гун-си-хуа.
Последний отвечал:
– Я не скажу, чтобы я мог это, но я желал бы в черном парадном платье и парадной шапке исполнять обязанности младшего распорядителя церемониала, чтобы прислуживать при жертвоприношениях в храме предков, при представлениях удельных князей и их сановников.
– Ну а ты, Дянь (Цзэн-си), что скажешь?
Когда замерли звуки гуслей, на которых играл Цзэн-си, он отложил их и, поднявшись, отвечал:
– Мой выбор отличается от выбора трех господ.
Конфуций сказал:
– Что за беда? Ведь каждый высказывает свои желания.
Тогда Дянь сказал:
– Под конец весны, когда уже сотканы весенние одежды, я желал бы с пятью-шестью молодыми людьми да с шестью-семью юнцами купаться в реке И наслаждаться затем прохладою на холме У-юй (у алтаря Дождей) и с песнями возвращаться домой.
Конфуций с глубоким вздохом сказал:
– Я одобряю Дяня.
Когда трое учеников удалились, Цзэн-си, оставшись подле Конфуция, спросил:
– Что вы думаете о речах трех учеников?
Конфуций сказал:
– Каждый из них выразил только свое желание.
– Почему вы улыбнулись, когда говорил Ю? – продолжал Цзэн-си.
– Хочет управлять государством посредством церемоний, а между тем речи его отличались заносчивостью, – вот почему я улыбнулся, – ответил Конфуций.
Дянь спросил:
– А разве Цю не хотел бы править государством?
– Где же ты видел, чтобы земли в пятьдесят, шестьдесят или семьдесят ли не были государством?
– А разве Чи не хотел бы править государством?
– Храм предков и собрание князей – разве это не дело правителей? Если бы Чи был младшим распорядителем церемониала, то кто же мог бы быть старшим?
Цзы-лу сказал:
– Вэйский государь ожидает вас, Учитель, чтобы с вами управлять государством. С чего вы намерены начать?
Учитель ответил:
– Необходимо исправить имена.
– Вот как! Вы далеко заходите. К чему это исправление? – спросил Цзы-лу.
– Как ты необразован, Ю, – отвечал Учитель. – Благородный муж осторожен по отношению к тому, чего не знает. Если имя не подходит (не соответствует сущности), то слово противоречит делу, а когда слово противоречит делу, то дело не будет исполнено, а если дело не будет исполнено, то церемонии и музыка не будут процветать, а если церемонии и музыка не будут процветать, то наказания не будут правильны, а когда наказания будут извращены, то народ не будет знать, как ему вести себя. Поэтому для благородного мужа необходимо, чтобы он непременно мог назвать правильные имена вещей, с тем чтобы сказанное исполнить и чтобы в словах его не было ничего бесчестного (недобросовестного).
«
Цзы-лу спросил:
– Как нужно служить государю?
Учитель отвечал:
– Не обманывай и не давай ему покоя (увещевай его).
Благородный муж осторожен по отношению к тому, чего не знает.
Учитель сказал:
– Служа правителю, прежде всего думай о деле, а потом уже о жалованье.
Ян-хо хотел, чтобы к нему явился Конфуций. Но Конфуций не приходил. Тогда Хо послал ему в подарок поросенка. Конфуций, улучив время, когда Хо не было дома, отправился к нему с визитом, но внезапно встретил его по дороге. Тогда Хо, обратившись к Конфуцию, сказал:
– Поди сюда, я с тобой поговорю. Можно ли назвать человеколюбивым того, кто, скрывая свои драгоценности, спокойно наблюдает, как его государство находится в смутном положении?
– Нельзя, – был ответ.
– Можно ли назвать умным того, кто, любя действовать на пользу человечества, неоднократно упускал время? Дни и месяцы уходят безвозвратно, годы не ждут нас, – продолжал Ян-хо.
Конфуций сказал:
– Верно. Я поступлю на службу.
Гун-шань Фу-жао взбунтовался в округе Би. Он призывал к себе Учителя, и тот согласился отправиться к нему. Цзы-лу был очень недоволен этим.
Он сказал:
– Не ходите, да и только. Если некуда поступать на службу, то не стоит и выезжать. Что за надобность ехать к Гун-шаню?
Учитель ответил:
– Разве он напрасно приглашает меня? Если кто-то обратился ко мне за помощью, то я смогу возродить там порядки Восточного Чжоу.
Цзы-ся сказал:
– Если кто из уважения к жене отказывается от похоти, служит родителям до истощения сил, государю – до самопожертвования и в отношениях с друзьями честен в своих словах, то я, конечно, назову такого ученым, хотя другие бы признали его невежей.
Учитель сказал:
– Встретив мудрого человека, думай о том, чтобы сравняться с ним. Встретив немудрого (недостойного), исследуй самого себя (из опасения, как бы у тебя не было таких же недостатков).
Цзы-ю сказал:
– Служа правителю, если будешь надоедать ему своими увещеваниями, то навлечешь срам, а если будешь надоедать ими другу, то он охладеет к тебе.
Цзи Вэнь-цзы трижды обдумывал каждое дело, а потом уже исполнял его. Услышав об этом, Учитель сказал:
– И дважды довольно.
Учитель сказал:
– Если естество человека возьмет перевес над культурой, то получится дикарь. Если культура преобладает над естеством, то получится педант. И только пропорциональное соединение естества и культуры делает человека благородным.
Учитель сказал:
– Человек от рождения прям, и если потом, став кривым, уцелеет, то только благодаря счастливой случайности.
Учитель сказал:
– Стремись к истине, будь добродетельным, опирайся на человеколюбие и упражняйся в искусствах.
Учитель сказал:
– Встретив мудрого человека, думай о том, чтобы сравняться с ним. Встретив немудрого (недостойного), исследуй самого себя (из опасения, как бы у тебя не было таких же недостатков).
Конфуций сказал:
– Искренне веруй и люби учиться, храни до смерти свои убеждения и совершенствуй свой путь. В государство, находящееся в опасности, не входи; в государстве, объятом мятежом, не живи; появляйся, когда в Поднебесной царит закон, и скрывайся в эпоху беззакония. Стыдно быть бедным и занимать низкое положение, когда в государстве царит закон; равно стыдно быть богатым и знатным, когда в государстве царит беззаконие.
Конфуций сказал:
– Не в свое дело не вмешивайся.
Цзы-чжан спросил:
– Как возвысить добродетель и отличить заблуждение?
Конфуций отвечал:
– Если для тебя важны преданность и искренность и ты стремишься к справедливости, значит, ты возвышаешь добродетель.
Любя кого-нибудь, желают, чтобы он был жив. Если ненавидят – чтобы умер. Но заблуждением будет желать кому-то, чтобы он был жив или умер. В «Ши-цзине» («Каноне песнопений») сказано: «Положительно не из-за богатства (он бросил меня), а только из-за разнообразия (то есть жажды новых развлечений)».
Фань-чи, сопровождая Конфуция на прогулке, сказал:
– Осмелюсь спросить вас, что значит возвысить добродетель, очиститься от зла и обнаружить заблуждение?
– Прекрасный вопрос, – сказал Учитель, – прежде дело, а потом успех, разве это не значит возвысить добродетель? Разве не очиститься от зла, если бороться с дурным в себе и не касаться дурного в других? Под влиянием минутной вспышки гнева позабыть себя и своих родителей – разве это не заблуждение?
Цзы-гун спросил:
– В чем состоит дружба?
Учитель ответил:
– В искреннем совете и в побуждении к хорошему. Но если тебя не слушают, то не настаивай, чтобы не испытать унижение.
Учитель сказал:
– Если человек способен сам исправить себя, то разве возникнут у него трудности в делах управления? Если же не в состоянии сам исправить себя, то каким образом он будет исправлять других?
Конфуций сказал:
– У южан есть поговорка: «Человек, не обладающий постоянством, не может быть ни знахарем, ни доктором». Прекрасно! В «И-цзине» сказано: «Непостоянный в своем призвании иногда может подвергнуться посрамлению». Это известно и без гадания.
Учитель сказал:
– Быть бедным и не роптать – трудно. Быть богатым и не зазнаваться – легко.
Конфуций сказал:
– Не занимая известного места, не мешайся в дела его (не суйся не в свое дело).
Цзэн-цзы сказал:
– Мысли благородного мужа направлены на дела, соответствующие его положению.
Учитель сказал:
– Не беспокойся, что люди тебя не знают, а беспокойся о том, что еще не проявил свои способности.
Учитель сказал:
– Отличный конь славится не физической силой, а своим норовом.
Ошибки, которые не исправляются, – вот настоящие ошибки!
Некто спросил:
– Что вы скажете о воздаянии добром за зло?
На это Конфуций ответил:
– А чем же тогда отвечать на добро? Следует воздавать справедливостью (то есть должным) за зло, а на добро отвечать добром.
Цзы-чжан спросил:
– Как сделаться известным?
Учитель сказал:
– При искренности и верности в слове, твердости и благоговении в деятельности и в царстве варваров можно преуспевать (сделаться известным). При отсутствии этих качеств, хотя бы даже в родных краях, разве можно преуспевать? Когда стоишь, представляй, что они (эти качества) предстоят пред тобою; когда находишься в экипаже, представляй, что они опираются на ярмо, и тогда преуспеешь.
Цзы-чжан записал эти слова на своем поясе.
Учитель сказал:
– Человек, не имеющий дальних замыслов, без сомнения, подвергнется близким огорчениям.
Учитель сказал:
– Если будешь требователен к самому себе и снисходителен к другим, то избежишь обид.
Цзы-гун спросил:
– Есть ли слово, которым можно было бы руководствоваться всю жизнь?
Учитель сказал:
– Это – снисходительность. Не делай другим того, чего не пожелаешь себе.
Учитель сказал:
– Когда все ненавидят или любят кого-либо, необходимо подвергать это проверке.
Учитель сказал:
– Ошибки, которые не исправляются, – вот настоящие ошибки!
Учитель сказал:
– От слов требуется только то, чтобы они точно передавали мысли.
Конфуций сказал:
– Три типа друзей могут быть полезными, три типа – вредными. Полезные друзья те, которые прямы, искренни и обладают многими знаниями. Вредные друзья те, кто лицемерны, льстивы и болтливы.
Конфуций сказал:
– Есть три полезных и три вредных радости. Вот полезные радости: радоваться правильно исполненному ритуалу с музыкой, радоваться, когда говоришь о достоинствах других людей, и тому, что дружен со многими мудрыми людьми. Вредные радости – это радоваться, наслаждаясь роскошью, радоваться безделью и пребыванию на пирах.
Учитель сказал:
– По натуре люди близки между собою, но по привычкам далеки.
Учитель сказал:
– Кто не признает судьбы, тот не может стать благородным мужем. Кто не признает церемоний, тому неоткуда приобрести прочные устои. Кто не знает силы слова, тот никогда не будет разбираться в людях.
Учитель, находясь в уделе Чэнь, сказал:
– Пора возвратиться! Пора возвратиться! Мои детки стали дерзки и небрежны в деле. Хотя внешнее образование их и закончено (они достигли всяких совершенств), но они не знают, как сдерживать себя.
Учитель сказал:
– Да! Я так и не встретил человека, который мог бы замечать свои ошибки и в душе осуждать за них себя.
Бо-ню заболел. Учитель, навестив его, взял через окно его руку и сказал:
– Умрет – такова судьба. Такой человек и умирает от такой болезни!
Учитель сказал:
– Кто может выйти, минуя дверь? Но почему же никто не следует моему пути?
Учитель сказал:
– То, что мы не преуспеваем в добродетели, не вникаем глубоко в учение, не можем устремляться на зов долга и не в состоянии исправить свои недостатки, – вот о чем я скорблю.
Учитель сказал:
– Мудреца мне так и не удалось увидеть, но если бы мне удалось увидеть одаренных выдающимися талантами и нравственными достоинствами, и этого было бы достаточно.
Учитель также добавил:
– Доброго человека мне также не удалось увидеть, но если бы мне удалось увидеть человека, обладающего постоянством, и этого было бы достаточно. Трудно обладать постоянством тому, кто не имеет чего-либо, а делает вид, что имеет; кто пуст, но притворяется, что полон; кто беден, но делает вид, что богат.
Человек из деревни Да-сянь сказал:
– Как велик Конфуций! Обладая обширною ученостью, он, однако, ни в чем не прославился.
Услыхав об этом, Конфуций, обратясь к своим ученикам, сказал:
– Чем бы мне заняться? Стрелять из лука или управлять колесницей? Лучше буду управлять колесницей.
Конфуций сказал:
– Человек прочитает весь «Ши-цзин» («Канон песнопения»), а дадут ему какое-нибудь правительственное дело – он не понимает его; пошлют его в чужое государство послом, а он не в состоянии один справиться со своей миссией. Хотя он и много знает, но какая от этого польза?
Когда мальчик из деревни Цюэ передавал послание, то некто спросил о нем Конфуция:
– Преуспеет ли он?
Учитель отвечал:
– Несмотря на то что он занимает место с нами, идет со старшими рядом, я думаю, что он не стремится к преуспеянию, а желает поскорее достигнуть совершенства.
Учитель сказал:
– Ю! Как мало людей, знающих, что такое добродетель.
Учитель сказал:
– Конечно, увы! Я не встречал людей, которые любили бы добродетель так, как любят красоту.
Учитель сказал:
– Трудно тем, кто, проводя целые дни в компании, не обмолвятся словом о делах справедливости, а только любят болтать и умничать.
Учитель сказал:
– Льстивые речи запутывают добродетель, а небольшое нетерпение может расстроить великие замыслы.
Ю-цзы сказал:
– Редко бывает, чтобы человек, отличающийся сыновнею почтительностью и любовью к старшим братьям, любил бы восставать против высших (правителя), и никогда не бывает, чтобы тот, кто не любит восставать против высших, питал бы склонность к мятежу. Благородный муж сосредоточивает свои силы на основах. Коль скоро заложены основы, то появляются и законы для деятельности. Сыновняя почтительность и братская любовь – это и есть корень человеколюбия.
Конфуций сказал:
– Человек, с которым можно вместе учиться, еще не есть человек, с которым можно утвердиться в добродетели. Человек, с которым можно вместе идти по пути добродетели, еще не есть человек, с которым можно утвердиться в добродетели. Человек, с которым можно утвердиться в добродетели, еще не есть человек, с которым можно взвешивать должное (то есть принимать решение, сообразное с обстоятельствами и требованиями времени).
Цзы-чжан спросил, что представляет собой стезя доброго человека.
Конфуций отвечал:
– Он не идет по стопам древних мудрецов и потому не войдет во внутренние покои.
Учитель сказал:
– Когда в государстве царит порядок, то как речи, так и действия могут быть возвышенны и смелы. Но когда в государстве царит беззаконие, то действия могут быть возвышенны, а слова – покорны.
Конфуций сказал:
– У благородного мужа есть три пути, но ни по одному из них я не смог пройти до конца. Человеколюбивый не печалится, мудрый не сомневается, смелый не испытывает страха.
Цзы-гун на это сказал:
– Это Учитель сказал о себе.
Учитель сказал:
– Не предполагать обмана и не подозревать недоверия к себе со стороны, но в то же время наперед прозревать их – не это ли качества достойного человека?
Учитель сказал:
– Человек может возвеличить истину, но не истина человека.
Учитель сказал:
– Благородный муж заботится об истине, а не о насущном хлебе. Те, кто пашет землю, тоже могут испытывать голод. А те, кто учится, могут добиться высокого жалованья. Благородный муж беспокоится о том, что он не достигнет познания истины, а не о том, что он беден.
Человек может возвеличить истину, но не истина человека.
Учитель сказал:
– Люди, идущие различными путями, не могут работать вместе.
Конфуций сказал:
– Я видел и слышал людей, которые при виде добра неудержимо стремятся к нему, как бы опасаясь не успеть; при виде зла – бегут от него, как от кипятка, опасаясь обвариться. Но я не встречал и не слышал людей, живущих отшельниками, чтобы закалить свою волю, и поступающих по справедливости для распространения своего Учения.
Учитель сказал:
– Уличные слухи и россказни – это поругание добродетели!
Цзы-ся сказал:
– Всякое малое знание, конечно, заключает в себе что-нибудь заслуживающее внимания; но едва ли оно будет пригодно для отдаленных государственных целей. Поэтому благородный муж и не занимается ими.
Цзы-ся сказал:
– Ремесленники, чтобы изучить в совершенстве свое дело, учатся в казенных мастерских. Благородный муж учится, чтобы достигнуть высшего понимания своих принципов.
Шу-сунь У-шу, обратившись к вельможам при дворе, сказал:
– Цзы-гун даровитее и умнее Чжун-ни.
Цзы-фу передал эти слова Цзы-гуну.
Цзы-гун сказал:
– Возьмем для примера дворцовую стену. Моя стена доходит до плеч, и через нее каждый может видеть, что есть ценного в комнатах. Стена же Учителя – в несколько саженей, и если не отыскать надлежащих ворот и не войти в них, то не увидишь красот храмов предков и богатства чинов империи. Но, видимо, немногие могут отыскать эти ворота. Поэтому неудивительно, что он так высказался.
Шу-сунь У-шу стал порочить Чжун-ни. Цзы-гун сказал:
– Он напрасно старается. Чжун-ни нельзя опорочить, ибо таланты и достоинства других людей – это холмики, через которые можно перешагнуть, а Чжун-ни – это Солнце и Луна, а их нельзя достигнуть. Поэтому если бы кто и захотел отрешиться от них, то какой вред он причинил бы Солнцу и Луне? Он только показал бы (обнаружил) незнание своих сил.
Чэнь Цзы-цинь, обратившись к Цзы-гуну, сказал:
– Ты только из почтения говоришь так. Возможно ли, чтобы Чжун-ни был достойнее тебя?
Цзы-гун сказал:
– Благородного мужа за одно слово считают умным и за одно слово считают невежей; поэтому в словах нельзя не быть осторожным. Учитель недосягаем, подобно Небу, на которое нельзя подняться по ступенькам. Если бы Учитель получил в управление княжество, то на нем оправдалось бы следующее изречение: «Кого он поставил бы на ноги, тот стоял бы; кого он повел бы, тот последовал бы за ним; кого приласкал бы, тот покорился бы ему; кого поощрил бы, те жили бы в согласии и мире». При жизни он был бы славен; его смерть была бы оплакиваема. Каким же образом возможно сравняться с ним?
Цзэн-цзы сказал:
– Если мы будем тщательно соблюдать все траурные церемонии, связанные с похоронами родителей, и чтить память предков (то есть приносить жертвы и прочее), то добродетели народа будут возрастать.
Учитель сказал:
– Кто при жизни отца всматривался в его намерения, а после смерти – в то, как он поступал, и в течение трех лет не изменяет порядков, заведенных отцом, того можно назвать почтительным.
Ю-цзы сказал:
– В применении церемоний (житейских норм и правил) дорога естественная непринужденность, которая в правилах древних правителей признавалась превосходной вещью и которой следовали и в малых, и в больших делах. Но бывают случаи, что и она не действует, ибо знать только, что она дорога, и ограничиваться ею одною, не регулируя ее церемониями, также невозможно.
Ю-цзы сказал:
– Если человек в своих устремлениях приближается к справедливости, то можно следовать его словам. Если в своем почтении он близок к воплощению норм и правил, то избежит позора. Если он опирается на тех, кто заслуживает сближения, то обретет внутреннюю стойкость.
На вопрос Мэн-и-цзы, в чем состоит сыновняя почтительность, Учитель ответил:
– В непротивлении (послушании).
Позднее, когда Фань-чи вез Учителя, тот сказал ему:
– Мэнь-сунь спросил меня, в чем состоит почтительность, и я отвечал ему: «В непротивлении». Фаньчи спросил:
– Что это значит?
Учитель сказал:
– Когда родители живы, служить им по ритуалу, когда они умрут, похоронить их по ритуалу и по ритуалу чтить их память жертвами.
Мэн-у-бо спросил Конфуция о сыновней почтительности.
Учитель ответил:
– Это когда отец и мать беспокоятся лишь о том, не болен ли их сын.
Цзы-ю спросил, что такое сыновняя почтительность.
Учитель ответил:
– Современная почтительность к родителям сводится лишь к их содержанию. Но ведь собаки и лошади также получают пропитание. При отсутствии почтительности чем же будет различаться содержание родителей от кормления собак и лошадей?
Цзы-ся спросил о том, что такое сыновняя почтительность.
Учитель ответил:
– В этом случае трудность заключается в выражении лица (то есть в том, чтобы постоянно иметь веселый, довольный вид). А что младшие братья и дети будут брать на себя заботы о делах, будут угощать родителей и старших братьев вином и кушаньем, то разве это можно считать сыновней почтительностью?
Когда родители живы, не отлучайся далеко, а если отлучишься, то чтобы место пребывания непременно было известно.
Линь-фан спросил о сути ритуала.
Учитель ответил:
– Как значим этот вопрос! В соблюдении ритуалов лучше быть скромным, а в исполнении траурных церемоний лучше проявлять скорбь, чем благолепие.
Учитель, войдя в храм предков, спрашивал обо всем, что делалось.
Тогда некто сказал:
– Кто говорит, что сын цзоуского уроженца знает правила (церемонии)? Вступил в Великий храм и расспрашивает о каждой вещи!
Услышав это, Конфуций сказал:
– Это – то и есть правило вежливости.
Учитель сказал:
– Служение правителю с соблюдением всех правил некоторые люди признают за лесть.
Учитель сказал:
– Служа родителям, следует мягко увещевать их. Если замечаешь, что они не слушают, чти их, но не оставляй увещеваний. А будут удручать тебя, не ропщи.
Учитель сказал:
– Когда родители живы, не отлучайся далеко, а если отлучишься, то чтобы место пребывания непременно было известно.
Учитель сказал:
– Кто в течение трех лет не изменит отцовских порядков, того можно назвать почтительным сыном.
Учитель сказал:
– Нельзя не помнить возраста своих родителей, чтобы, с одной стороны, радоваться за их долголетие, а с другой – опасаться, как бы преклонный возраст не свел их в могилу.
Учитель сказал:
– В древности не давали легкомысленного слова из опасения посрамиться неисполнением его.
Учитель сказал:
– Почтительность, не сдерживаемая ритуалами (правилами), ведет к трусости, храбрость – к смутам, прямота – к запальчивости. Когда человек, занимающий высокое положение, крепко привязан душой к родным, то народ проникается человеколюбием; когда он не оставляет старых друзей, то народ не бывает скаредным.
Конфуций сказал:
– Согласно церемониям, шапки должны быть из пеньки, а сейчас их делают из шелка. Но раз это дешевле, то я последую общему примеру. Согласно церемониям, следует кланяться (правителю) внизу – перед входом в зал, но нынче кланяются наверху – когда он уже поднялся. Но хотя это дерзко и вопреки всем, я буду кланяться внизу.
Цзай-во сказал:
– Трехгодичный траур слишком продолжителен. Если благородный муж в течение трех лет не будет упражняться в ритуалах, то они непременно придут в упадок. Если он в течение трех лет не будет заниматься музыкой, то она непременно потерпит крах. Можно бы ограничиться годичным трауром, так как в течение года заканчиваются старые запасы зерна, снимают новый урожай и огонь, зажигаемый от трения по дереву, постоянно меняется.
Учитель сказал:
– Был бы ты спокоен, если после года траура питался бы рисом и одевался в парчу?
– Был бы спокоен, – последовал ответ.
– Ну, если бы ты был спокоен, – продолжал Конфуций, – то и делай так. А вот для благородного мужа во время траура пища не сладка, музыка не доставляет ему удовольствия, и, живя в доме, он не чувствует себя уютно. Поэтому он не делает этого (то есть не ограничивается годичным трауром). Теперь, если ты спокоен, ну и делай так!
Когда Цзай-во вышел, Учитель сказал:
– В этом заключается бесчеловечность Юя. Сын только через три года после рождения сходит с рук отца и матери. Трехгодичный траур есть всеобщий траур. А Юй разве не пользовался трехлетнею любовью своих родителей?!
Цзы-ся сказал:
– Если великие обязанности не нарушаются, то в малых возможны отступления.
Цзы-ю сказал:
– Траур должен ограничиваться только доведением скорби до высшей степени.
Цзы-ю сказал:
– Мой друг Чжан делает вещи трудноисполнимые, но ему недостает человеколюбия.
Цзэн-цзы сказал:
– Величественный человек Чжан, но с ним рядом трудно добиваться человеколюбия.
Цзэн-цзы сказал:
– Я слышал от Учителя, что люди, которые не проявили себя (то есть своей истинной природы) во всей полноте, непременно проявят себя в случае смерти родителей.
Цзэн-цзы сказал:
– Я слышал от Учителя о сыновней непочтительности Мэн Чжуан-цзы, все другие проявления которой достижимы, но что он не переменил ни слуг отца, ни его образа управления, – вот это труднодостижимо.
Мэн-ши сделал Ян-фу судьей. Ян-фу обратился за советом к Цзэн-цзы, который сказал ему следующее:
– Правительство утратило истинный путь, народ давно уже находится в смятении. Если ты констатируешь факт преступления, то пожалей преступника, а не восхищайся своим умом.
Учитель сказал:
– Учиться и не размышлять – напрасная трата времени. Размышлять и не учиться – губительно.
Учитель сказал:
– Увлеченность чужими суждениями может приносить только вред.
Учитель сказал:
– Ю, научить ли тебя, как определить, обладаешь ли ты Знанием? Если знаешь что-либо, полагай, что знаешь; если не знаешь, полагай, что не знаешь. Вот это и будет Знанием.
Учитель сказал:
– Если человек поутру постигает истинный закон вещей, то вечером он может умереть без сожаления.
Учитель сказал:
– В маленьком селении непременно найдутся люди, преданностью и искренностью подобные мне, но не найдется таких, которые любили бы учиться, как я.
Учиться и не размышлять – напрасная трата времени.
Размышлять и не учиться – губительно.
Учитель сказал:
– Тот, кто познал Учение, уступает тому, кто находит в нем удовольствие. Но даже любящие претворять Учения в жизнь уступают тому, кто способен наслаждаться сделанным.
Фань-чи спросил:
– Кого можно назвать умным?
Учитель ответил:
– Умным можно назвать того, кто прилагает исключительное старание к тому, что свойственно человеку, почитает духов, но к ним не приближается.
– А человеколюбивым? – спросил Фань-чи.
– А человеколюбивым, – сказал Учитель, – можно назвать того, кто на первый план выдвигает преодоление трудного (то есть победу над собой), а выгоду – на второй.
Учитель сказал:
– Я не тот, кто обладает Знанием от рождения, а тот, кто, любя древность, усердно постигает ее.
Конфуций сказал:
– Обладаю ли я Знанием? Нет, увы, не обладаю. Но если простой человек спрашивает меня о чем-нибудь, то, как бы ни был пуст вопрос, я досконально изучаю его со всех сторон и объясняю человеку во всей его полноте.
Янь-юань с глубоким вздохом сказал:
– Чем более взираешь на Учение Конфуция, тем возвышеннее оно кажется. Чем более стараешься проникнуть в него, тем оно кажется еще непроницаемее. Смотришь – оно впереди, как вдруг – уже позади (неуловимо). Но Учитель – искусен; он умеет завлечь человека, обогащает его всевозможными познаниями и сдерживает его правилами церемоний. Я хотел отказаться от Учения Конфуция, но не смог. И когда я истощил все свои способности, оно как будто бы встало предо мною. Я хотел бы последовать за ним (овладеть), но у меня нет для этого средства (пути).
Конфуций, находясь возле реки, сказал:
– Все проходящее подобно этому течению, не останавливающемуся ни днем, ни ночью.
Учитель сказал:
– Если, обладая обширной ученостью, сдерживать себя церемониями (то есть правилами), то благодаря этому можно не уклониться от истины.
Цзы-чжан спросил:
– Каков должен быть ученый муж, которого можно было бы назвать истинно выдающимся?
– Кого это ты называешь истинно выдающимся? – спросил Конфуций.
Цзы-чжан отвечал:
– Того, кто непременно пользуется известностью как в государстве, так и в семье.
– Но это будет известный, а не истинно выдающийся, – возразил Конфуций, – истинно выдающийся обладает природною прямотою и любит правду, вникает в слова и вглядывается в выражение лица, заботится о том, чтобы поставить себя ниже других, – такой, без сомнения, будет истинно выдающимся как в государстве, так и в семье. А известный – это тот, кто принимает человеколюбивый вид, тогда как действия его противоречат этому и он, не ведая сомнений, так и живет. Вот он и будет известен как в государстве, так и в семье.
Ученым мужем можно назвать того, кто настойчив, убедителен и любезен. По отношению к другим – настойчив и убедителен, по отношению к близким – любезен.
Цзы-гун спросил:
– Каков должен быть тот, кого можно бы назвать ученым мужем?
Учитель сказал:
– Ученым мужем можно назвать того, кто не зазорен в своем поведении и, будучи послан в чужие края, не посрамит повеления государя.
– Смею спросить: кто может следовать за ним? – поинтересовался Цзы-гун.
– Тот, кто непременно остается верен своему слову и непременно приводит в исполнение то, что делает; таким образом, правдивые, хотя и ограниченные, люди все-таки могут следовать за ним.
Цзы-гун сказал:
– А каковы те, кто занимается делами правления в нынешнее время?
– Эх, – ответил Учитель, – стоит ли брать в расчет этих мелких людишек?
Цзы-лу спросил:
– Каков должен быть человек, чтобы можно было назвать его ученым мужем?
Конфуций отвечал:
– Ученым мужем можно назвать того, кто настойчив, убедителен и любезен. По отношению к другим – настойчив и убедителен, по отношению к близким – любезен.
Учитель сказал:
– Если добродетельный человек будет учить народ в течение семи лет, то с таким народом можно идти даже на войну.
Учитель сказал:
– В древности люди учились, чтобы совершенствовать себя. Ныне же учатся, чтобы хвастаться перед другими.
Конфуций сказал:
– Высший – тот, кто обладает знаниями с рождения. За ним следует тот, кто приобретает знания благодаря учению. Следующий за ним – тот, кто начал обучение, лишь столкнувшись с трудностями. Того же, кто, даже столкнувшись с трудностями, все равно не желает обучаться, народ причисляет к низшим.
Учитель сказал:
– Только высшее знание и высшая глупость пребывают неизменными.
Цзы-чжан сказал:
– Если ученый муж при виде опасности жертвует жизнью, при виде корысти думает о справедливости, при жертвоприношении думает о благоговении и проникается печалью во время траура, – то этого довольно.
Цзы-ся сказал:
– О том, кто ежедневно старается узнать то, чего он не знал, и ежемесячно вспоминает то, чему научился, можно сказать, что он любит учиться.
Цзы-ся сказал:
– В многоучении и непреклонной воле, неотступном вопрошании и тщательном размышлении есть также и человеколюбие.
Учитель сказал:
– Ужасно я опустился и давно уже не вижу во сне Чжоу-гуна.
Конфуций сказал:
– Феникс не появляется, и река не шлет своих знаний! Конец мне!
Когда Чэнь Чэн-цзы убил правителя Цзянь-гуна, Конфуций, совершив ритуальное омовение, пошел на аудиенцию к Ай-гуну, своему государю, и сказал:
– Чэнь Хэн убил своего государя. Прошу о его наказании.
Ай-гун сказал ему:
– Доложи трем именитым мужам.
Конфуций сказал себе: «Так как я тоже занимаю сановный ранг, то не смел не объявить об этом лично государю. А он говорит: «Доложи трем именитым мужам!» Конфуций доложил об этом мужам, но и они отказались. Тогда Конфуций сказал им:
– Поскольку я занимаю сановный ранг, то не мог не доложить.
Вэй-шэн My, обратившись к Конфуцию, сказал:
– Цю, что ты здесь делаешь? Уж не собираешься ли опять продемонстрировать свое красноречие?
– Нет, – отвечал Конфуций, – я не собираюсь проявить свое красноречие, но я ненавижу упрямство.
Учитель сказал:
– Люди не знают меня.
На это Цзы-гун спросил:
– Что значит вас не знают?
Учитель сказал:
– Я не ропщу на Небо, не виню людей и, изучая низшее, достигаю понимания высшего. Если кто и знает меня, то не Небо ли?
Цзы-лу заночевал в Шимэне.
Привратник у городских ворот спросил его:
– Ты откуда?
Цзы-лу ответил:
– От Конфуция.
Тогда привратник сказал:
– А, это тот, кто, сознавая невозможность исправить мир, тем не менее продолжает свое дело?
Чан-цзюй и Цзе-ни вместе пахали. Конфуций, проезжая, послал Цзы-лу спросить у них, где переправа. Чан-цзюй сказал:
– А кто это правит повозкою?
Цзы-лу отвечал:
– Это Кун-цю.
– А, это луский Кун-цю?
– Да.
– Так он сам знает, где переправа.
Цзы-лу обратился с тем же вопросом к Цзе-ни. Последний спросил его:
– Вы кто такой?
– Я Чжун-ю.
– Ученик луского Кун-цю?
– Да.
– Волны беспорядков, – сказал Цзе-ни, – разлились по всему миру. Кто-то усмирит их? Кроме того, чем следовать за ученым, удаляющимся от одного к другому, не лучше ли последовать за ученым, удалившимся от мира?
Сказав это, он снова принялся боронить. Цзы-лу удалился и доложил Конфуцию, который с досадою сказал:
– Нельзя быть человеку с животными в одном стаде. Если мне не иметь общения с людьми, то с кем же иметь его? Если бы в Поднебесной царил порядок, то моего участия в изменении ее было бы не нужно.
Учитель сказал:
– Не приятно ли учиться и постоянно добиваться совершенства? Не приятно ли встретиться с другом, возвратившимся из далеких стран? Не тот ли благородный муж, кто не досадует, что не известен людям?
Цзэн-цзы сказал:
– Я трижды ежедневно вопрошаю себя: отдал ли я все свои силы тем, кому советовал в делах? Был ли я искренен в отношениях с друзьями? Усвоил ли я то, что мне было преподано Учителем?
Учитель сказал:
– О том благородном муже, который в еде не думает о насыщении, в жилище не ищет комфорта, усерден в делах, осторожен в речах и обращается для исправления себя к людям нравственным, можно сказать, что он любит учиться.
Учитель сказал:
– Если благородный муж (цзюньцзы) не солиден видом, то он не будет пользоваться авторитетом и знание его не будет прочно. Поэтому поставь себе за главное преданность и искренность; не дружись с людьми, которые тебе не ровня; если ошибся, не бойся исправиться.
Цзы-гун спросил:
– Что вы скажете о человеке, который в бедности не пресмыкается, в богатстве не заносчив?
Учитель ответил:
– Годится, но он ниже того, кто в бедности весел, а в богатстве благопристоен.
Цзы-гун сказал:
– В «Ши-цзине» («Каноне песнопений») сказано: «Как будто обтесана и обточена (слоновая кость), как будто огранена и отшлифована (яшма)». Вы не об этом ли говорили?
Учитель сказал:
– Цы, теперь с тобой можно толковать о «Ши-цзине»! Потому что скажешь тебе о прошедшем, а ты уже знаешь, что случится в будущем.
Учитель сказал:
– Благородный муж не инструмент, годный только для одного какого-либо употребления.
Цзы-гун спросил:
– Каков должен быть благородный муж?
Учитель ответил:
– Тот, кто сначала действует, а лишь потом говорит об этом.
Если благородный муж (цзюньцзы) не солиден видом, то он не будет пользоваться авторитетом и знание его не будет прочно.
Учитель сказал:
– Благородный муж участлив к людям, но без пристрастности к ним. А мелкий человек, наоборот, пристрастен к ним, но лишен участливости.
Учитель сказал:
– Благородный муж ни в чем не соперничает. И если уж необходимо, то только в стрельбе из лука. Но и в этом случае, вежливо уступая дорогу, он с приветствиями поднимается на помост для стрельбы, а когда спускается, то выпивает чару вина. И в этом соперничестве он остается благородным мужем.
Учитель сказал:
– Благородный человек в мире (в делах мира) ничем не дорожит и не пренебрегает, но следует тому, что справедливо.
Учитель сказал:
– Благородный муж думает о добродетели, а мелкий – о спокойствии. Благородный муж боится закона, а мелкий – жаждет корысти.
Учитель сказал:
– Мысли благородного мужа – только о долге и справедливости. Мысли мелкого человека – только о выгоде.
Учитель сказал:
– Благородный муж должен быть сдержанным в речах, но энергичным в делах.
Когда Цзы-хуа был отправлен в Ци, то Жань-цзы просил зерна для его матери.
Учитель сказал:
– Дай ей один фу (6 мер 4 гарнца).
Жань-цзы просил прибавить.
Учитель сказал:
– Дай ей один юй (16 мер).
Жцнь-цзы дал ей 5 бинов (80 мешков по 4 пуда 12 фунтов в каждом).
Тогда Учитель сказал:
– Я слышал, что когда Чи (Цзы-хуа) отправился в Ци, то он поехал на сытой лошади и одет был в богатую шубу. Благородный муж помогает людям не тогда, когда они богаты, а когда бедны.
Цзай-во спросил:
– Если бы сказали человеколюбивому человеку, что в колодец упал человек, спустился бы он за ним?
Конфуций сказал:
– Зачем же ему это делать? Благородного мужа можно заставить отправиться к колодцу, чтобы спасти упавшего в него, но тотчас же бросаться в колодец не стоит. Ведь его могут обмануть, и нельзя, чтобы он оказался обманутым.
Учитель сказал:
– Благородный муж, обладающий обширными познаниями в культуре, не уклонится от истины, если будет сдерживать себя правилами.
Цзэн-цзы сказал:
– Не это ли благородный муж, кому можно поручить воспитание малолетнего принца, кому можно доверить управление царством размером в сотню ли, кого нельзя заставить отступить перед великим долгом? Да, это благородный муж!
Цзэн-цзы сказал:
– Ученый муж не может не обладать широтой ума и твердостью духа, потому что ноша его тяжела и путь его далек. Человеколюбие он считает своей ношей. Разве это не тяжелое бремя? Только со смертью оканчивается этот путь – разве это не далекий путь?
Конфуций хотел удалиться к восточным варварам.
На это кто-то заметил:
– Как же можно? Ведь там грубые нравы!
Конфуций отвечал:
– Там, где живет благородный муж, исчезают грубые нравы.
Благородный муж должен быть сдержанным в речах, но энергичным в делах.
Конфуций сказал:
– Только с наступлением холодного времени года мы узнаем, что сосна и кипарис опадают последними.
Это высказывание символизирует благородного мужа, который даже в самых суровых испытаниях не изменяет принципам.
Конфуций сказал:
– Признавать ли за благородного человека того, кто лишь превозносит чужие суждения? Или он только притворяется!
На вопрос Сы-ма-ню о благородном муже Конфуций отвечал:
– Благородный муж тот, который скорбит и не боится.
На это Сы-ма-ню сказал:
– Кто не боится и не скорбит, только такого вы и называете благородным мужем?
Конфуций пояснил:
– Если кто, исследуя свой внутренний мир, не находит в себе недостатков, чего же ему скорбеть или бояться?
Сы-ма-ню посетовал:
– У всех есть братья, только у меня их нет.
Цзы-ся ответил:
– Я слышал, что смерть и жизнь зависят от судьбы, а богатство и знатность – от Неба. Если благородный муж постоянно внимателен к себе, почтителен и вежлив к другим, то во всей Поднебесной все ему братья. Чего же ему беспокоиться, что у него нет братьев?
Цзи-цзы-чэн сказал:
– Благородному мужу нужна только безыскусственность, к чему еще шлифовка?
Цзы-гун сказал:
– Увы! Прискорбно, что вы, Учитель, так рассуждаете о благородном муже. Но даже четверке лошадей не догнать слова, сорвавшиеся с языка. Внешнее украшение подходит к природе, а природа – к украшению. Шкура барса или тигра без волос походит на шкуру собаки или барана.
Цзи Кан-цзы, спрашивая у Конфуция о правлении, сказал:
– Что вы скажете, если мы будем казнить (убивать) беззаконных людей для воспитания нравственных людей?
Конфуций отвечал:
– Вы управляете, зачем же прибегать к казням? Если Вы пожелаете быть добрым, то и народ будет добр. Добродетели благородного мужа – это ветер, а качества мелкого человека – это трава, и ветер, гуляющий по траве, непременно пригибает ее.
Цзэн-цзы сказал:
– Благородный муж сходится с друзьями благодаря своей учености, а дружба помогает ему утвердиться в гуманности (добродетели).
Учитель сказал:
– Благородный муж миролюбив, но не льстив. Мелкий же человек льстив, но не миролюбив.
Учитель сказал:
– Благородный муж отличается спокойным достоинством, но не тщеславен. Подлый человек, наоборот, тщеславен, но не имеет спокойного достоинства.
Нань-гун-ко спросил Конфуция:
– И стрелял искусно, а Ао двигал лодку посуху, но это им не помогло, оба они умерли неестественною смертью. Юй и Цзи сами пахали землю и обрели всю Поднебесную.
Учитель ничего не ответил, но когда Нань-гун-ко вышел, сказал:
– Какой он истинно благородный муж! Как он почитает добродетель!
Учитель сказал:
– Благородный муж постепенно поднимается вверх по пути нравственного и умственного совершенствования. Подлый человек постепенно опускается вниз, погрязает в страстях.
Учитель сказал:
– Благородный муж скромен в своих словах, но неумерен в своих действиях.
На вопрос Цзы-лу, что значит быть благородным мужем, Учитель сказал:
– С благоговением относиться к самосовершенствованию.
Цзы-лу спросил:
– Неужели это всё?
Учитель сказал:
– Он совершенствует себя, чтобы принести спокойствие народу, – разве не о трудности этого скорбели Яо и Шунь?
Когда во время пребывания в царстве Чэнь у Конфуция и его учеников закончилось продовольствие, все сопровождавшие Учителя заболели от голода и не могли подняться. Тогда Цзы-лу, в досаде явившись к Конфуцию, сказал:
– Видно, и благородный человек бывает в стесненном положении!
Учитель отвечал:
– Благородный человек, оказавшись в безвыходном положении, сохраняет стойкость. Подлый (мелкий человек) делается распущенным (то есть способным на беззакония).
Учитель сказал:
– Благородный муж всегда исходит из чувства справедливости. В делах он следует правилам и ритуалам (церемониям). В речах – скромен. Завершая дела – правдив. Вот это – благородный муж.
Учитель сказал:
– Благородный муж печалится о том, что не проявил свои способности, но не печалится о том, что люди не знают его.
Учитель сказал:
– Благородный муж скорбит, что после смерти имя его не будет прославлено.
Учитель сказал:
– Благородный муж ищет причины своих неудач в себе самом, а мелкий (подлый) человек ищет их в других.
Учитель сказал:
– Благородный муж строг, но не сварлив, общителен, но не партиозен (ни с кем не вступает в сговор).
Благородный муж ищет причины своих неудач в себе самом, а мелкий (подлый) человек ищет их в других.
Учитель сказал:
– Благородный муж иногда может не разбираться в малом, но способен взять на себя ответственность за большое. Между тем как мелкий человек не способен взять на себя ответственность за большое, но может проявить свое знание в малых делах.
Учитель сказал:
– Благородный муж прям и непоколебим, но не упрям.
Конфуций сказал:
– У благородного мужа – девять дум: взирая на что-либо, думает о том, чтобы видеть ясно; слушая – чтобы слышать отчетливо; по отношению к выражению лица думает о том, чтобы оно было приветливое; по отношению к манерам думает о том, чтобы они были почтительными; по отношению к речи – чтобы слова были искренними; по отношению к делам – чтобы быть осторожным; в случае сомнения думает о том, чтобы у кого-нибудь спросить совета; по отношению к собственному гневу думает о тех бедствиях, которые он влечет за собою; при виде возможности приобрести что-либо думает о справедливости.
Цзы-чжан спросил у Учителя, что такое человеколюбие.
Конфуций сказал:
– Кто в состоянии исполнить пять требований, тот будет человеколюбивым (гуманным) повсюду.
– Позволю спросить, каковы они? – поинтересовался Цзы-чжан.
Конфуций ответил:
– Почтительность, великодушие, искренность, сметливость и доброта. Если человек почтителен, то он не подвергается унижению; если человек великодушен, то он привлекает к себе всех; если он честен, то люди полагаются на него; если он сметлив (умен), то будет иметь заслуги (успех); если он добр и милостив, то в состоянии повелевать людьми.
Тогда Цзы-лу сказал:
– Прежде я слышал, как вы, Учитель, говорили, что благородный муж не вступает в сообщество с теми людьми, которые сами лично совершают зло. Би-си восстал и держит Чжун-моу. Как же вы отправитесь туда?
– Правда, – сказал Учитель, – были такие слова, но не говорил ли я, что крепкий предмет не стачивается? Не говорил ли я, что белое, погруженное в черную краску, не делается черным? Что я – тыква горлянка?! Как можно привязать меня так, чтобы люди не старались воспользоваться мною?
Цзы-гун спросил:
– Испытывает ли благородный муж ненависть?
– Испытывает, – сказал Учитель, – он ненавидит людей, говорящих дурно о других. Ненавидит тех, кто, занимая низкое положение, злословят о высших. Ненавидит храбрых, но бесцеремонных, смелых, но действующих необдуманно.
Конфуций спросил:
– А ты, Цы, к кому испытываешь ненависть?
Цзы-гун ответил:
– Да, я ненавижу признающих верхоглядство – за ум, непокорность – за храбрость и кляузничество – за прямоту.
Сопровождая Конфуция на пути из Чу в Цай, Цзы-лу отстал и, встретившись со старцем, несшим на палке за плечами корзину, обратился к нему со следующим вопросом:
– Не видели ли вы моего Учителя?
Старец сказал:
– Ты не трудишься, не в состоянии различить хлебных злаков. Почем я знаю, кто твой Учитель?
С этими словами он воткнул палку в землю и стал полоть. Цзы-лу стоял, сложив почтительно руки. Тронутый его почтительностью, старик оставил Цзы-лу ночевать, зарезал курицу, приготовил просо, накормил его и представил своих двух сыновей. На другой день Цзы-лу отправился в путь и сообщил о случившемся Конфуцию.
Учитель сказал:
– Это отшельник, – и послал Цзы-лу опять повидаться с ним. Но когда Цзы-лу пришел к прежнему месту, то увидел, что старец уже ушел. Цзы-лу сказал:
– Не служить – значит отрицать долг. Если нельзя упразднить нравственную связь между старшими и младшими, то как же можно упразднить долг между государем и подданным? Желая держать себя чистым (то есть укрыться от житейской грязи и смуты), мы нарушаем великие социальные законы. Службою благородный муж исполняет свой долг по отношению к государю. Что Учение не распространяется, это мы знаем.
Цзы-чжан сказал:
– Безразлично существование таких людей, которые хранят только приобретенные добродетели, не заботясь о расширении их, верят в Учение, но не отличаются непоколебимостью.
Ученики Цзы-ся спросили у Цзы-чжана относительно схождения с людьми. Цзы-чжан сказал:
– А как говорил об этом Цзы-ся?
Ученики отвечали, что он говорил так: «С годными людьми водитесь, а негодных отталкивайте».
Цзы-чжан сказал:
– Это отличается от того, что слышал я. Благородный муж уважает людей, выдающихся своими талантами и нравственными достоинствами, и снисходительно относится ко всем остальным; он хвалит добрых и сострадает немощным. Допустим, что я обладаю великими талантами и достоинствами, в таком случае чего я не снесу от других? А если я недостойный человек, то люди отвергнут меня. Но каким же образом отвергать остальных?
Цзы-ся сказал:
– Благородный муж по-разному воспринимается в трех случаях: когда посмотришь на него издали, он величествен; приблизишься к нему – он ласков; послушаешь его речи – он строг.
Янь-ю сказал:
– Ученики Цзы-ся вполне годятся, чтобы подметать пол, ответить на вопросы, и по своим манерам отличаются. Но ведь это – второстепенное дело! Что же касается существенного, то этого у них нет (то есть нравственно-философских познаний). Как же так можно?
Услыхав это, Цзы-ся сказал:
– Эх, Янь-ю ошибается! Разве благородный муж в системе обучения признает что-либо за главное и потому преподает его, равно как не признает чего-либо за второстепенное и потому ленится преподавать его? Он только сортирует своих учеников по степени их развития, подобно растениям. В преподавании благородный муж разве может прибегать к обману? Ведь только для людей высшей мудрости возможно достижение полного высшего Знания.
Благородный муж по-разному воспринимается в трех случаях: когда посмотришь на него издали, он величественен; приблизишься к нему – он ласков; послушаешь его речи – он строг.
Цзы-гун сказал:
– Беззакония Чжоу не были уж такими ужасными, как о них рассказывают. Поэтому-то благородный муж не желает оказаться в грязи, чтобы ему не приписали все пороки мира.
Цзы-гун сказал:
– Ошибки благородного мужа подобны солнечному и лунному затмениям. Люди видят все его ошибки, а когда он исправит их, они взирают на него с уважением.
Учитель сказал:
– В тех людях, чьи речи хитры, а выражение лица вкрадчиво, редко встречается человеколюбие.
Учитель сказал:
– Я не думаю, чтобы неискренний человек был годен к чему-либо. Каким образом может двигаться большая телега без перекладины для постромок или малая телега без ярма?
Учитель сказал:
– Кто поступает корыстно, тот вызывает против себя ропот недовольства.
Учитель сказал:
– Цзо Цю-мин стыдился лукавых речей, вкрадчивой наружности и чрезмерной почтительности, и я также стыжусь их. Цзо Цю-мин стыдился дружить с человеком, против которого таил в душе неудовольствие и я стыжусь этого.
Учитель, обратившись к Цзы-ся, сказал:
– Ты будь благородным мужем, а не мелким человеком!
Учитель сказал:
– С человеком, способности которого выше посредственных, можно говорить и о высоких материях, а с тем, у которого они ниже посредственных, нельзя.
Учитель сказал:
– Расточительность ведет к непослушанию, а бережливость – к скаредности; лучше быть скаредным, чем непочтительным.
Учитель сказал:
– Благородный муж неизменно безмятежен и спокоен, а мелкий человек встревожен и обеспокоен.
Конфуций сказал:
– Пусть человек обладает превосходными талантами Чжоу-гуна, но если он тщеславен и жаден, то остальные качества его не заслуживают внимания.
Конфуций сказал:
– У многочисленной армии можно отнять главнокомандующего, а у обыкновенного человека нельзя отнять его воли.
Учитель сказал:
– Благородный муж содействует людям в осуществлении их добрых дел, но не злых, а мелкий человек поступает наоборот.
Учитель сказал:
– Благородному человеку легко служить, но трудно угодить. Если угождаешь ему не по закону, то он будет недоволен. Что касается привлечения им людей на службу, то он дает им дело, опираясь только на их способности. Мелкому же человеку трудно служить, но легко угодить. Если, стремясь угодить ему, нарушаешь закон, то он все равно будет доволен.
У человека, который вызывает неприязнь к себе в сорокалетнем возрасте, – нет будущего.
Учитель сказал:
– Что благородный муж бывает иногда негуманен – это случается; но чтобы мелкий человек был гуманным – этого не бывает.
Учитель сказал:
– Кто бесстыдно хвастается, тому трудно выполнить данное слово.
Конфуций сказал:
– Для благородного мужа существуют три предмета, перед которыми он благоговеет: определение Неба, великие люди (по положению, возрасту и добродетели) и слова мудреца. Подлый человек не знает велений Неба и не боится их, неучтиво обращается с великими людьми и презрительно относится к словам мудреца.
Учитель сказал:
– С виду он грозен, но в душе трус – таков мелкий (подлый) человек. Его можно сравнить с вором, проникающим в дом через окно или отверстие в стене.
Учитель сказал:
– Деревенщина, что пытается быть добродетельно-лицемерным со всеми, – просто губит добродетель!
Учитель сказал:
– С мелким (подлым) человеком можно ли служить правителю? Когда он не достиг должности, то заботится о достижении ее, а когда достигает, боится, как бы не потерять. Из-за этой боязни потерять он готов пойти на всё.
Учитель сказал:
– В древности люди имели три недостатка, которых ныне, пожалуй, и нет. Древние сумасброды были своевольны в мелочах, а нынешние отличаются полною разнузданностью; прежде строгие люди отличались суровостью, а ныне отличаются злобою и гневом; прежние простаки отличались прямотою, а нынешние – ложью.
Учитель сказал:
– Женщины и мелкие люди с трудом поддаются воспитанию. Приблизишь их – они становятся непокорными, а отдалишь – начинают ненавидеть.
Учитель сказал:
– У человека, который вызывает неприязнь к себе в сорокалетнем возрасте, – нет будущего.
Цзы-ся сказал:
– Мелкий (подлый) человек, ошибаясь, непременно находит оправдание своим ошибкам.
Учитель сказал:
– Если человек негуманен, то что толку в церемониях? Если человек негуманен, то что толку в музыке?
Учитель сказал:
– Прекрасна та деревня, в которой господствует любовь. Если при выборе места мы не будем селиться там, где царит любовь, то разве нас можно назвать мудрыми?
Учитель сказал:
– Человек, не имеющий любви, не может долго выносить бедность и не может постоянно пребывать в радости. Человеколюбивый находит покой в любви, а мудрый извлекает из нее пользу.
Учитель сказал:
– Только тот, у кого есть человеколюбие, способен и любить, и ненавидеть.
Учитель сказал:
– Если у кого есть искреннее стремление к человеколюбию, то он не сделает зла.
Конфуций сказал:
– Богатство и знатность составляют предмет человеческих желаний, но благородный муж ими не пользуется, если они достались незаконным путем. Бедность и низкое положение служат для человека предметом отвращения, но благородный муж не гнушается ими (не отвергает их), если они не заслужены. Как может благородный муж носить столь высокое имя, если он утратил человеколюбие? Благородный муж ни на час не расстается с человеколюбием, оно непременно с ним: и в бедах, и в мирской суете.
Учитель сказал:
– Я не видел человека, любящего гуманность, который ненавидел бы негуманность, потому что тот, кто любит гуманность, ставит ее превыше всего; тот, кто ненавидит негуманность, поэтому и будет поступать гуманно и не дозволять ничему негуманному прикасаться к нему. Но я не видел, чтобы кто-нибудь целый день оставался гуманным. Я не видел людей, у которых хватило бы на это сил. Может быть, такие люди есть, но я не видел их.
Учитель сказал:
– Каждый человек ошибается в зависимости от своей пристрастности.
Вглядись в его ошибки – и познаешь степень его человеколюбия.
Учитель сказал:
– Умный находит удовольствие в воде, потому что он видит в ней, вечно текущей, неустанную и никогда не знающую покоя силу ума в его стремлении к познанию истины; тогда как гуманный любит горы как символ постоянства и незыблемости тех непреложных и неизменных основ, из которых вытекает гуманизм (человеколюбие).
Цзы-гун сказал:
– Вот если бы нашелся человек, который, щедро раздавая народу, мог бы помочь всем! Что бы вы сказали о нем? Можно ли его назвать гуманным?
– Только не гуманным, – сказал Учитель, – но непременно мудрым. Ведь об этом скорбели даже Яо и Шунь. Гуманист сам, желая иметь устои, создает их и для других; сам, желая развиваться, развивает и других. Уметь смотреть на других, как на самого себя, – вот что можно назвать искусством гуманизма!
Учитель сказал:
– Разве человеколюбие далеко от нас? Если я хочу быть человеколюбивым, человеколюбие приходит.
На вопрос Янь-юаня о человеколюбии Конфуций сказал:
– Преодолеть себя и вернуться к церемониям – значит стать человеколюбивым. И в тот день, когда человек преодолеет себя и возвратится к церемониям, Поднебесная возвратится к человеколюбию. Быть или не быть человеколюбивым – зависит от тебя самого, разве может это зависеть от людей?
Янь-юань сказал:
– Позвольте узнать, как этого добиться?
Конфуций ответил:
– Не смотри на то, что не соответствует церемониям. Не слушай того, что не соответствует церемониям. Не говори того, что не соответствует церемониям. И не совершай действий, что не соответствуют церемониям.
Янь-юань сказал:
– Хотя я и не отличаюсь сообразительностью, но попытаюсь отныне следовать этим словам.
На вопрос Чжун-гуна о человеколюбии (гуманности) Конфуций ответил:
– Вне дома веди себя, как будто бы ты принимал знатного гостя. Управляй народом, как будто бы ты участвовал при великом жертвоприношении. Чего не желаешь себе, не делай и другим. Тогда как в государстве, так и дома не будет против тебя ропота.
Чжун-юн сказал:
– Хотя я и не отличаюсь сообразительностью, но попытаюсь отныне следовать этим словам.
На вопрос Сы-ма-ню о человеколюбии (гуманности) Конфуций ответил:
– Человеколюбие – это осторожность в речах.
На это Сы-ма-ню сказал:
– Осторожность в речах – это ли называется человеколюбием?
Конфуций ответил:
– Что трудно сделать, разве о том можно говорить без осторожности?
На вопрос Фань-чи о человеколюбии (гуманности) Учитель ответил:
– Гуманность – это любовь к людям.
На вопрос, что такое знание, Учитель ответил:
– Это знание людей.
Фань-чи не понял.
Тогда Учитель пояснил:
– Возвышая людей честных и преграждая путь бесчестным, мы можем сделать бесчестных честными.
Фань-чи ушел и, встретив Цзы-ся, сказал:
– Недавно я был у Учителя и спросил его, в чем состоит знание. Он отвечал: «Возвышая людей честных и преграждая путь бесчестным, мы можем сделать бесчестных людей честными». Что это значит?
Цзы-ся отвечал:
– Прекрасное изречение! Шунь, получив царство, выбирал из всех и возвысил Гао-яо; вследствие этого те, кто не был человеколюбивым, удалились. Тан, получив престол, выбирая из всех, возвысил И-иня, и все, кто не был человеколюбивым, также удалились.
Учитель сказал:
– Если бы появился государь, проникнутый чувством законности, то по истечении века (поколения) воцарилось бы человеколюбие.
На вопрос Фань-чи о человеколюбии Учитель ответил:
– Будь скромен в частной жизни, управляй делами с благоговейным вниманием, будь искренен к людям. И даже если отправляешься к варварам – и там не забывай этих принципов.
Учитель сказал:
– Если человек тверд, решителен, прост и не бросает слов на ветер, то он близок к человеколюбию.
Сянь спросил:
– Что постыдно?
Учитель ответил:
– Думать только о жалованье, когда в государстве царит порядок, и думать о том же, когда в нем нет порядка, – это постыдно.
Сянь снова спросил:
– Когда тщеславие, самомнение, ропот и алчность подавлены, то можно ли это считать человеколюбием?
Учитель ответил:
– Ты свершишь трудное дело, но достигнешь ли ты человеколюбия – я не знаю.
Учитель сказал:
– Человек, одаренный добродетелями, без сомнения, обладает даром слова, но обладающий даром слова не всегда бывает одарен добродетелями. Человек гуманный, конечно, обладает храбростью, но храбрость не всегда соединяется с гуманностью.
Цзы-лу сказал:
– Когда Хуань-гун убил своего брата, княжича Цзю, Шао-ху, служивший княжичу, покончил с собой, а Гуань-чжун не сделал этого. Не могу ли я сказать, что он не был человеколюбивым?
Учитель сказал:
– Что Хуань-гун объединил удельных князей не силою оружия – это заслуга Гуань-чжуна. Кто был так человеколюбив, как он?
Учитель сказал:
– Если ученый муж по-настоящему целеустремлен и обладает человеколюбием, то не станет пытаться сохранить жизнь ценой отказа от человеколюбия. Более того, он пожертвует собой ради достижения этого.
Человек гуманный, конечно, обладает храбростью, но храбрость не всегда соединяется с гуманностью.
На вопрос Цзы-гуна о том, как стать человеколюбивым, Учитель сказал:
– Ремесленник, желая хорошо исполнить свою работу, должен предварительно непременно оттачивать свои инструменты. Поэтому в каком бы царстве ты ни жил, служи лишь мудрейшим из сановников и дружи лишь с теми учеными мужами, кто человеколюбив.
Учитель сказал:
– Народ нуждается в человеколюбии более, чем в огне и воде. Я видел людей, погибавших от огня и воды, но никогда не видел, чтобы погибали от человеколюбия.
Учитель сказал:
– В человеколюбии не уступай даже своему Учителю.
Учитель сказал:
– Хитрые речи и притворная внешность редко сочетаются с человеколюбием.
Конфуций сказал:
– Гуань-чжун – ограниченный человек!
Некто спросил:
– Правда ли, что Гуань-чжун бережлив?
На это последовал ответ:
– У него был бельведер с тремя входами, и среди его подчиненных он не допускал совмещения должностей. Как же его можно назвать бережливым?
Некто вновь спросил:
– В таком случае он, может быть, знает церемонии?
На это Конфуций ответил:
– У правителя его царства поставлен перед воротами щит, и Гуань-чжун также поставил у себя перед воротами щит. У правителя его царства есть подставка (буфет) для опрокидывания чарок при дружеском приеме двух государей, Гуань-чжун устроил такую же подставку. Если он знает церемонии, то кто же тогда их не знает?
Учитель сказал:
– Когда правитель не великодушен, в исполнении церемоний невнимателен и во время траура не выражает скорби, то как я должен относиться к его деятельности?
Учитель сказал:
– С ученым мужем, который, стремясь к истине, в то же время стыдится плохого платья и дурной пищи, не стоит рассуждать об Учении.
Придерживаться золотой середины – вот высшая добродетель.
Цзы-чжан спросил Конфуция, какого он мнения о министре Цзы-вэне, который, трижды занимая эту должность, не выражал радости и, трижды покидая ее, не высказывал неудовольствия. При этом непременно объяснял новому министру прежние правительственные распоряжения (то есть свои).
Учитель сказал:
– Преданный человек.
– А человеколюбивый ли он? – продолжал Цзы-чжан.
– Не знаю, каким же образом можно считать эти поступки проявлением истинного человеколюбия, – ответил Конфуций.
Цзы-чжан вновь спросил:
– Что вы скажете о Чэнь Вэнь-цзы, который, имея 10 четверок коней, когда Цуй-цзы убил циского князя, бросил их и бежал. А прибыв в другое государство и сказав, что «и здесь люди походят на нашего вельможу Цуй-цзы», оставил это государство и прибыл в другое. И снова, сказав, что «и здесь люди походят на нашего вельможу Цуй-цзы», покинул и это государство?
Конфуций сказал:
– Безупречный человек.
Цзы-чжан вновь спросил:
– А человеколюбивый ли он?
– Не знаю, – отвечал Учитель, – можно ли это считать истинным человеколюбием?
Учитель сказал:
– Кто говорит, что Вэйшэн-гао – честен? Кто-то попросил у него уксуса, а он выпросил у соседа и дал.
Учитель сказал:
– Придерживаться золотой середины – вот высшая добродетель. Но сколь мало есть людей, что способны этому следовать!
Конфуций сказал:
– Когда человек смел и ненавидит свою бедность – быть смуте. Быть смуте и когда ненавидят людей, лишенных человеколюбия.
Конфуций сказал:
– Нелегко отыскать человека, который бы, проучившись всего три года, не стремился к казенному жалованью.
Конфуций сказал:
– Заносчив и непрям, невежественен и некроток, не обладает способностями и неискренен – таких людей я не признаю.
Цзы-гун спросил:
– Что вы скажете о человеке, которого любят все земляки?
Учитель ответил:
– Никчемный человек.
– А что вы скажете о человеке, которого все ненавидят? – продолжал спрашивать Цзы-гун.
– И этот человек тоже никчемный, – сказал Учитель. – Лучше тот, кого любят хорошие земляки и ненавидят недобрые.
Учитель сказал:
– Я никому не отказывал в наставлении, начиная с тех, кто приносил гонорар, состоявший лишь из связки сушеного мяса.
Учитель сказал:
– Неретивых я не просвещаю. Не сгорающих от нетерпения получить знания – не обучаю. Своих наставлений не повторяю тем, кто не способен по одному лишь углу отыскать три остальных.
Предметом постоянного разговора Учителя служили «Ши-цзин» («Канон песнопения»), «Шу-цзин» («Канон истории») и соблюдение церемоний. Вот в этих вещах он мог наставлять постоянно.
Учитель сказал:
– Если идут вместе три человека и у них непременно есть чему поучиться, то я возьму у них все хорошее и буду этому следовать. А то, что есть в них дурного, постараюсь в себе исправить.
Учитель обучал четырем наукам: культуре, нравственности, преданности и искренности.
Конфуций сказал:
– Начинай образование с поэзии, опирайся на ритуал (церемонии) и совершенствуйся музыкой.
Есть досыта целый день и ничем не заниматься – разве это не тяжело?
Конфуций сказал:
– Постигай учение так, будто бы боишься не достигнуть его, а получив, – бойся утратить.
Один советник палаты чинов спросил у Цзы-гуна:
– Не является ли Учитель мудрецом? Как много у него талантов!
Цзы-гун сказал:
– Верно, Небо щедро одарило его совершенной мудростью и многими талантами.
Конфуций, услышав об этом, сказал:
– Что знает обо мне советник палаты чинов? В молодости я находился в низком положении и потому освоил многие презренные профессии. А многими ли знаниями должен обладать благородный муж? Совсем не многими.
Учитель сказал:
– Не поговорить с человеком, с которым стоит говорить, – значит потерять человека. А поговорить с человеком, с которым не стоит говорить, – значит потерять слова. Мудрец не теряет ни слов, ни человека.
Учитель сказал:
– Для передачи Учения нет различий в происхождении людей.
Учитель сказал:
– Ю, слышал ли ты шесть слов, которые приводят к шести ошибкам?
– Нет, – ответил Цзы-лу.
– Ну, слушай, я объясню тебе. Стремление к человеколюбию без любви к учебе приведет к глупости. Стремление к знанию без любви к учебе приведет к шаткости в жизни. Стремление к честности без любви к учебе приведет к нанесению вреда людям. Стремление к прямоте без любви к учебе приведет к горячности. Стремление к мужеству без любви к учебе приведет к смуте. Стремление к твердости без любви к учебе приведет к сумасбродству.
Учитель сказал:
– Дети мои, почему не изучаете «Канон песнопений»? Ведь он может воодушевлять, может служить для того, чтобы видеть свои достоинства и недостатки, может делать человека общительным, может вызывать законное негодование; в семье – научить служить отцу, в государстве – правителю; из него вы узнаете множество названий птиц, животных, деревьев и растений!
Учитель, обратясь к Бо-юю, сказал:
– Усвоил ли ты «Песни царства Чжоу» («Чжоу нань») и «Песни царства Шао» («Шао нань»)? Если человек не усвоил их, то не подобен ли он человеку, упершемуся в стену?
«
Учитель сказал:
– Есть досыта целый день и ничем не заниматься – разве это не тяжело? Разве нет шахмат и шашек? Играть в них все-таки лучше, чем ничего не делать.
Учитель сказал:
– Я продолжаю, а не сочиняю; верю в древность, и люблю ее, и позволяю себе сравнивать себя с моим старым Лао-пыном.
В свободное время Учитель имел спокойный и довольный вид.
Когда Учителю приходилось кушать подле лиц, одетых в траур, он никогда не наедался досыта.
В тот день, когда Учитель плакал, он не пел.
Учитель со вниманием относился ко всему, что касалось жертвоприношений, войны и болезней.
Шэ-гун спрашивал Цзы-лу о Конфуции. Тот не сумел ответить. Тогда Учитель обратился к Цзы-лу:
– Почему ты не сказал ему, что этот человек в своих трудах забывает о пище, в радости забывает о горе и не думает о приближении старости? Вот как следовало бы тебе отвечать ему.
Когда Конфуций бывал в компании с человеком, который пел, то, если тот пел хорошо, он заставлял его повторить, а потом уже сам аккомпанировал ему.
Учитель был ласков, но строг; внушителен, но не свиреп; почтителен, но спокоен.
Учитель был свободен от следующих четырех недостатков: предвзятого взгляда, категоричности в суждениях, упрямства и эгоизма.
Конфуций при виде одетого в траурное или парадное платье, а также слепого, даже если они были моложе его, непременно поднимался, а когда проходил мимо них, ускорял шаг.
Конфуций в своей родной деревне имел простодушный вид, как будто бы не мог сказать слова. А в храме предков и при дворе он говорил обстоятельно, но только с осторожностью.
Конфуций не оторачивал своего воротника темно-красной или коричневой материей. Не использовал на домашнее платье материи красного или фиолетового цветов (как цветов промежуточных, более идущих женскому полу). В летнюю жару носил однорядный халат из тонкого или грубого льняного полотна, который при выходе из дому он непременно накидывал поверх исподнего платья. Поверх придворной шубы из черного барашка он надевал черную однорядку, поверх пыжиковой – белую, а поверх лисьей – желтую. У него был меховой халат, длинный, с коротким правым рукавом (для удобства в работе). Он непременно имел спальное платье длиною в 1,5 своего роста. В домашней жизни Конфуций использовал пушистые лисьи и енотовые меха. По окончании траура он носил всевозможные подвески.
Если это было не парадное платье, то оно непременно скашивалось вверху. Барашковая шуба и черная шапка не носились при визитах с выражением соболезнования. Первого числа каждого месяца он непременно одевался в парадное платье и являлся ко двору.
Во время поста после омовения Конфуций непременно надевал чистое полотняное платье и менял привычную пищу (то есть не ел скоромного, пряностей и не пил водки, до которой он был большой охотник), а также менял место, где обычно спал.
Не гнушался кашею из обрушенного риса и мясом, нарезанным на мелкие куски. Он не ел ни каши, испортившейся от жары или влажности, ни испортившейся рыбы и тухлого мяса. Не ел также кушанья с изменившимся цветом и запахом, а также приготовленного не в пору и вообще всего несозревшего. Порезанного неправильно (не квадратиками) или приготовленного с несоответствующим соусом – не ел. Хотя бы мяса и было много подано, но не ел его больше, чем риса. Только в вине он не ограничивал себя, но не пил до помрачения. Покупного вина и базарного мяса он не ел (опасаясь, что они нечисты или вредны для здоровья). Он никогда не обходился без имбиря. Ел немного.
Участвуя в княжеских жертвоприношениях, он никогда не оставлял мясо более чем на три дня. И не ел его, если оно лежало более трех дней.
Ел молча; ложась спать, не разговаривал.
Хотя бы пища его состояла из каши или овощного супа, часть ее он непременно приносил в жертву – и непременно делал это с благоговением.
На циновку, постланную неровно, он не садился.
Когда жители его деревни собирались на церемонию распития вина, он поднимался из-за стола только после того, как выходили старики.
Когда жители его родной деревни прогоняли поветрие (то есть изгоняли духов), он в парадном платье стоял на восточной стороне крыльца.
Когда Кан-цзы послал Конфуцию лекарства, тот, приняв их с поклоном, сказал:
– Не зная их свойств, я не смею отведать их.
Когда у него сгорела конюшня, Конфуций, возвратившись из дворца, спросил:
– Ранен ли кто-нибудь?
А о лошадях не осведомился.
Входя в храм предков, Конфуций спрашивал обо всем.
Когда умирал друг, которого было некому похоронить, Конфуций говорил:
– Я похороню его.
За подарки друзей, хотя бы они состояли из повозки и лошади, но не из жертвенного мяса, он не кланялся.
Он не спал наподобие трупа навзничь и в обыденной жизни не принимал на себя важного вида.
Увидев одетого в траур, хотя бы и коротко знакомого, он менялся в лице. Увидев кого-либо в парадной шапке или слепца, хотя бы часто встречался с ними, он непременно выказывал к ним вежливость. Когда, сидя в повозке, он встречал человека, одетого в траур, опираясь на перекладину, наклонялся в знак соболезнования; такую же вежливость он оказывал и лицам, несшим подворные списки населения. При виде роскошного угощения он непременно вставал [в знак почтения] с выражением почтения на лице. Во время грозы и бури он непременно менялся в лице.
Поднявшись в повозку, он стоял в ней прямо, держась за поручни. Находясь в повозке, он не оглядывался назад, не говорил быстро и не указывал пальцем.
Отшельники – это Бо-и, Шу-ци, Юй-чжун, И-и, Чжу-чжан, Лю Ся-хуэй и Шао-лянь. Учитель сказал:
– Не поступившиеся своими убеждениями и не посрамившие себя – это были отшельники Бои и Шуци.
Об отшельниках Лю Ся-хуэе и Шао-ляне он отозвался, что те поступились своими убеждениями и посрамили себя; но слова их согласовались с разумом вещей, а действия – с общим мнением (то есть справедливостью); у них было только это. Об отшельниках Юй-чжуне и И-и он отозвался, что те, живя в уединении, хотя и были разнузданны в речах, но сами лично соответствовали условиям нравственной чистоты, а их удаление от мира соответствовало силе обстоятельств.
Учитель добавил:
Я отличаюсь от них от всех – я не предрешаю ничего, я ни за, ни против, а руководствуюсь сознанием долга.
Учитель сказал:
– При управлении государством, способным выставить тысячу колесниц, необходимы постоянное внимание к делам и искренность в отношении к людям, умеренность в расходах и любовь к народу. И не менее важно побуждать народ к труду в соответствии со сменой сезонов.
Цзы-цинь спросил Цзы-гуна:
– Учитель, прибыв в известное государство, непременно собирал сведения о методах его управления. Он сам спрашивал или же ему сообщали их?
Цзы-гун отвечал:
– Учитель получал их благодаря своей любезности, прямоте, почтительности, скромности и уступчивости. Да и стремления его были другими.
Учитель сказал:
– Кто управляет при помощи добродетели, того можно уподобить северной Полярной звезде, которая пребывает на своем месте, а остальные звезды с почтением окружают ее.
Учитель сказал:
– Если править народом посредством законов и поддерживать порядок посредством наказаний, то народ хотя и будет стараться избегать их, но у него не будет чувства стыда. Если же править им посредством добродетели и поддерживать в нем порядок при помощи церемоний (правил), то у народа появится чувство стыда и он исправится.
Ай-гун спросил:
– Что нужно сделать, чтобы народ повиновался?
Учитель отвечал:
– Если возвышать честных людей над бесчестными, то народ будет покорен. Если же возвышать бесчестных над честными, то народ слушаться не станет.
На вопрос Цзи Кан-цзы, как заставить народ быть почтительным и преданным, чтобы побудить его к добру, Учитель отвечал:
– Управляй им с достоинством, и он будет почтителен. Почитай своих родителей и будь милостив, и он будет предан. Возвышай способных и наставляй неумелых, и он устремится к добру.
Цзы-чжан спросил:
– Можно ли наперед знать, что будет в последующие десять поколений?
Учитель сказал:
– Династия Инь руководствовалась правилами дома Ся, и что было в них сохранено или прибавлено, можно знать. Династия Чжоу пользовалась правилами Инь, сохранения и убавления в которых также можно знать. Если бы случилось так, что династию Чжоу сменила бы другая, то далее и на сто поколений вперед можно было бы узнать, что будет.
Учитель сказал:
– У восточных и северных варваров при правителе хуже, чем в Китае без него.
Учитель сказал:
– Династия Чжоу почерпнула для себя примеры двух предыдущих династий, поэтому так прекрасны ее правила. Я намерен следовать за Чжоу.
Учитель сказал:
– Если кто сможет управлять государством с уступчивостью, требуемой церемониями, то какие затруднения встретит он в этом? Если кто не будет в состоянии управлять государством с уступчивостью, к которой обязывают церемонии, то для чего ему эти церемонии?
Учитель сказал:
– Когда в государстве царил закон, то Нин У-цзы был умен, а когда в государстве пошли беспорядки, он оказался глупым. С умом его можно поравняться, но с глупостью – нельзя!
Учитель сказал:
– Юна можно поставить лицом к югу.
Тогда Чжун-гун спросил Конфуция о Цзы Сан-боцзы, тот отвечал:
– Годится – он нетребователен.
Чжун-гун спросил:
– Разве нельзя управлять народом, будучи внимательным к самому себе и либеральным в деятельности? Но быть нетребовательным как к самому себе, так и к своей деятельности – разве это не будет уж слишком нетребовательно?
Учитель сказал:
– Слова Юна справедливы.
Цзи Кан-цзы спросил Учителя:
– Можно ли допустить Чжун-ю до участия в управлении?
Тот ответил:
– Ю – человек решительный. Какие могут быть сомнения в допуске его к управлению?
Цзи Кан-цзы спросил вновь:
– Ну а Цы можно ли допустить к управлению?
Учитель ответил:
– Цы – человек разумный. Какие могут быть сомнения в допуске его к управлению?
Цзи Кан-цзы спросил:
– Ну а Цю можно допустить?
Учитель ответил:
– Цю – талантливый человек. Какие могут быть сомнения, допустить его к управлению или нет?
Жань-ю спросил Цзы-гуна:
– Учитель за вэйского государя, а?
– Хорошо, – сказал Цзы-гун, – я спрошу его, – и, войдя к Конфуцию, спросил: – Что за люди были Бо-и и Шу-ци?
– Древние добродетельные люди, – отвечал Учитель.
Цзы-гун снова спросил:
– Роптали ли они?
Конфуции отвечал:
– Они стремились к человеколюбию и обрели его. Чего же им было роптать?
Цзы-гун вышел и сказал Жань-ю:
– Учитель не за вэйского государя.
Учитель сказал:
– О Тай-бо можно сказать, что он был в высшей степени добродетелен. Он трижды отказывался от императорского трона; но так как народу было это неизвестно, то он не мог прославлять его.
Конфуций сказал:
– Народ можно принудить следовать указанным путем, но нельзя заставить понять, ради чего это следует делать.
Конфуций сказал:
– Как велик был Яо в качестве правителя! Как возвышен он! Только одно Небо велико и только один Яо соответствовал ему. По своим доблестям он так необъятен, что народ не может восславить его. Велик он и по своим свершениям.
Конфуций сказал:
– У Шуня было пять министров, и Поднебесная наслаждалась порядком.
У-ван сказал:
– У меня десять сановников, способных к управлению.
Конфуций сказал:
– Не правда ли, как трудно отыскать талантливых людей? Но в эпохи Тан и Юй (Яо и Шуня) их было больше, чем при Чжоу, когда было десять министров и из них – одна женщина. Вэнь-ван, несмотря на то что обладал двумя третями Поднебесной (Китая), служил династии Инь. Можно только сказать, что добродетели Чжоу были наивысшими добродетелями.
Конфуций сказал:
– В Юе я не нахожу никакого недостатка. Он употреблял скудную пищу, но в высшей степени был почтителен к духам. Повседневное платье было у него плохое, но зато ритуальная одежда отличалась необыкновенною красотою. Дворцовые комнаты были низкие, но зато он прилагал всё старание к проведению каналов и арыков. Да, в Юе нет порока.
Если у народа будет достаток, то каким же образом у правителя будет недостаток?
Цзи Цзы-жань спросил у Конфуция, могут ли Чжун-ю и Жань-ю называться великими сановниками.
Конфуций ответил:
– Я думал, что вы спросите о чем-нибудь необыкновенном, а вы спрашиваете о Ю и Цю! Великим сановником называется тот, кто честно служит своему правителю и удаляется, если находит невозможным так служить ему. Ныне Ю и Цю можно назвать полезными сановниками.
На вопрос, будут ли они повиноваться ему, Конфуций ответил:
– Если дело коснется отцеубийства или цареубийства, то и они не исполнят этого.
На вопрос Цзы-гуна, в чем состоит управление государством, Конфуций ответил:
– В достаточности пищи, в достаточности военных сил и в доверии народа.
Цзы-гун сказал:
– Но если бы предстояла неизбежная необходимость исключить одну из этих трех статей, то какую исключить прежде?
– Военную часть, – отвечал Конфуций.
Цзы-гун сказал:
– А если бы правительство вынуждено было пожертвовать одною из оставшихся двух, то какою прежде?
– Пищею, – сказал Конфуций, – потому что смерть всегда была общим уделом, а без доверия народа правительство не может устоять.
Ай-гун спросил у Ю-жо:
– Год голодный, средств недостаточно, как быть?
Ю-жо отвечал:
– Восстановить бы налог в размере одной десятины.
Князь сказал:
– Для меня сейчас даже двух десятин недостаточно. Как же я буду обходиться одной?
На это Ю-жо отвечал:
– Если у народа будет достаток, то каким же образом у правителя будет недостаток? Если у народа будет недостаток, то каким же образом у правителя будет достаток?
В ответ на вопрос циского князя Цзина о правлении, предложенный им Конфуцию, последний отвечал:
– Правление есть там, где государь есть государь, министр – министр, отец – отец и сын – сын.
На это князь сказал:
– Прекрасно! Действительно, если государь не будет государем, министр – министром, отец – отцом и сын – сыном, то хотя бы у меня был хлеб, буду ли я в состоянии пользоваться им?
Учитель сказал:
– Это только Ю (Цзы-лу), наверное, может, не дослушав тяжущихся, решить судебное дело.
Учитель сказал:
– Слушать тяжбы я могу подобно другим, но что действительно необходимо, это чтобы не было тяжб.
Отвечая на вопрос Цзы-чжана насчет управления государством, Учитель сказал:
– Управление заключается в том, чтобы неустанно сосредоточиваться на нем и нелицемерно осуществлять его.
На вопрос Цзи Кан-цзы насчет управления государством Учитель отвечал:
– Управление – это есть исправление. Если вы будете подавать другим пример честности, то кто же осмелится быть нечестным?
Цзи Кан-цзы, озабоченный развившимся воровством, спросил на этот счет совета у Конфуция. Учитель ответил ему:
– Если вы сами не будете алчны (то есть не будете воровать), то, хотя бы вы давали людям награды, они не станут воровать.
Цзы-лу спросил:
– В чем состоит суть управления государством?
Учитель ответил:
– В том, чтобы побуждать народ своим личным примером и трудиться для него.
На просьбу о дальнейших объяснениях Учитель сказал:
– Не ленись.
Чжун-гун, сделавшись управляющим в семье Цзи, спросил об управлении.
Учитель ответил:
– Сначала обращай внимание на подчиненных чиновников, прощай малые ошибки и возвышай достойных и способных.
Чжун-гун спросил:
– Как узнавать достойных и способных и возвышать их?
Учитель ответил:
– Возвышай известных тебе, а неизвестных тебе люди не оставят без внимания.
Фань-чи просил научить его земледелию.
Учитель ответил:
– Я хуже опытного земледельца.
– Ну, прошу научить возделывать огород, – попросил Фань-чи.
Учитель ответил:
– Я хуже опытного огородника.
Когда Фань-чи вышел, Учитель сказал:
– Мелкий человек этот Фань-чи. Если наверху любят церемонии, то народ не осмелится быть непочтительным. Если наверху любят правду, то народ не осмелится быть нечестным. А при таких условиях жизни к вам отовсюду устремится народ, неся в пеленках за плечами малых детей. Зачем же тогда правителю заниматься земледелием?
Конфуций сказал:
– Если сам правитель прям, то народ без приказаний будет исполнять, что нужно. Если же правитель сам не прям, то, хотя бы он приказывал, его не послушают.
Учитель отправился в царство Вэй. Жень-сю правил повозкой. Учитель сказал:
– Как много здесь народу!
Жань спросил:
– Когда так много народу, то что еще следует сделать?
– Обогатить его, – отвечал Учитель.
Жань-сю снова спросил:
– А когда он разбогатеет, то что еще можно бы сделать для него?
– Научить его, – отвечал Учитель.
Учитель сказал:
– Если бы добрые люди управляли государством сто лет, то тогда возможно было бы победить жестоких и не совершать казни.
Дин-гун спросил:
– Возможно ли одним словом возвысить (достичь процветания) государство?
Конфуций отвечал:
– От одного слова нельзя ожидать таких результатов. Народная пословица говорит: «Быть правителем трудно, но нелегко быть и сановником». Если правитель понимает, как трудно его управление, то разве нельзя надеяться одним словом достичь возвышения (процветания) государства?
Если сам правитель прям, то народ без приказаний будет исполнять, что нужно.
Тогда Дин-гун вновь спросил:
– А бывало ли, чтобы одно слово губило государство?
Конфуций ответил:
– От одного слова нельзя ожидать этого. Народная пословица говорит: «Я не радуюсь быть правителем, потому что словам его только поддакивают и никто не противоречит ему». Если слова его хороши и им не противоречат, разве это не хорошо? Если же они не хороши и им не противоречат, не близко ли это к тому, что одно слово губит государство?
Шэ-гун спросил о том, как управлять.
Учитель ответил:
– Надо добиться такого правления, чтобы окружающие (близкие) были довольны, а те, кто издалека, стремились прийти к тебе.
Цзы-ся, сделавшись главой города Цзюй-фу, спросил о том, как управлять.
Учитель ответил:
– Не торопись и не гонись за малыми выгодами. Будешь торопиться – не достигнешь цели. Будешь гоняться за малыми выгодами – упустишь большое дело.
Учитель сказал:
– Цзан-у-чжун, владея местом Фан, просил луского князя о назначении ему преемника. Хотя и говорят, что он не вымогал этого у своего государя, я не верю этому!
Цзы-гун сказал:
– Мне кажется, что Гуань-чжун не гуманист. Когда Хуань-гун умертвил своего брата княжича Цзю, то он не только не мог умереть вместе с ним, но еще сделался министром у убийцы его.
На это Учитель заметил:
– Гуань-чжун в качестве министра Хуань-гуна поставил его во главе удельных князей, объединил и упорядочил всю Поднебесную. Народ до сих пор пользуется его благодеяниями. Если бы не Гуань-чжун, мы ходили бы с распущенными волосами и запахивали левую полу (то есть были бы варварами). Разве можно требовать от него щепетильности простых мужиков и баб, умерщвляющих себя в канавах и рвах в полной неизвестности?
Учитель отзывался о правителе царства Вэй Лине как о человеке беспутном. Кан-цзы на это спросил:
– Если он так беспутен, то почему он не потерял трон?
Конфуций ответил:
– У него Чжун Шу-юй управляет иностранными делами, Чжу-то – жертвенными, Ван Сун-цзя – военными. При таких советниках как же он может потерять трон?
Конфуций сказал:
– Люди умные и нравственные удаляются от мира, в котором царит беззаконие. Другие удаляются из государства, объятого смутой, в государство, наслаждающееся покоем. Одни удаляются от небрежного обращения (при упадке вежливости); а другие удаляются из-за слов государя (оскорбительных, конечно).
Конфуций добавил:
– Удалившихся таким образом было 7 человек.
Цзы-чжан спросил:
– В «Шу-цзине» («Каноне песнопений») сказано, что Гао-цзун пребывал в трауре три года и не говорил, – что это значит?
На это Учитель ответил:
– Зачем непременно Гао-цзун? Так поступали все древние люди. Когда государь умирал, все чины исполняли свои обязанности, подчиняясь решению первого министра в течение трех лет.
Учитель сказал:
– Когда правитель любит церемонии, то ему легко повелевать народом.
На вопрос Янь-юаня о том, как надо управлять государством, Учитель сказал:
– Руководствоваться счислением времени династии Ся; ездить в колеснице династии Инь; носить шапку династии Чжоу; использовать музыку шао с пантомимами; исключить чжэнский напев и удалить льстецов, потому что первый сладострастен, а вторые опасны.
Когда правитель любит церемонии, то ему легко повелевать народом.
Когда семья Цзи намеревалась выступить против феодального владения Чжуань-юй, Жань-ю и Цзы-лу, явившись к Конфуцию, сказали:
– Цзи намерены вступить в войну с Чжуань-юй.
Тогда Конфуций ответил:
– Цю, на самом деле не твоя ли это вина? Ведь Чжуань-юйский владетель сделан был владетелем горы Дунмэн в старину прежним царем, кроме того, владение его находится в пределах княжества Лу и владетель его есть подданный сюзеренного двора. С какой же стати нападать на него?
На это Жань-ю сказал:
– Наш господин желает этого, а мы оба не желаем.
Конфуций сказал:
– Цю, Чжоу-жэнь говаривал: «Покажи силу своего содействия, оставаясь на посту; не можешь – удались». Если вожак не поддерживает в опасном месте и не удерживает от падения, то на что нужен он? Кроме того, твои слова ошибочны. Когда тигр или носорог выскочат из клетки или же черепаха и яшма будут изломаны, находясь в шкафу, то чья это будет вина?
Жань-ю на это сказал:
– В настоящее время владение Чжуань-юй сильно и смежно с городом Би; если теперь не взять его, впоследствии оно непременно будет предметом беспокойства для потомства семьи Цзи.
На это Конфуций сказал:
– Цю, благородный муж не любит, когда люди умалчивают о своих корыстных побуждениях и непременно приискивают отговорки. Я слыхал, что правители государства и главы домов не беспокоятся о том, что у них мало людей, а печалятся о неравномерном распределении, не опасаются бедности, а опасаются смут; потому что при равномерном распределении богатств нет бедных, при согласии не бывает недостатка в людях, а при спокойствии – невозможно падение государства. Поэтому если отдаленные народы не идут с покорностью, то для привлечения их следует заботиться о просвещении и нравственности, а когда придут, следует предоставить им спокойную жизнь, а не принуждать к военной службе. Теперь вы, Ю и Цю, помогаете вашему господину, а отдаленные народы не покоряются, и вы не в состоянии привлечь их; его государство распадается, народ удаляется и разбредается, и вы не можете сохранить его; а тут задумываете еще поднять войну внутри государства! Я боюсь, что опасность для Цзи-суня не в Чжуань-юе, а в стенах собственного дворца.
Конфуций сказал:
– Когда в Поднебесной царит закон, то церемонии, музыка и войны исходят от Сына Неба. Когда же в ней царит беззаконие, то церемонии, музыка и войны исходят от удельных князей. Когда все это исходит от удельных князей, то редкие из них через десять поколений не теряют власти. Когда все исходит от вельмож, то редкие из них через пять поколений не теряют власти. А когда бразды правления государством находятся в руках чиновников-вассалов, то редкие из них не теряют власти через три поколения. Когда в Поднебесной царит закон, правительственная власть не находится в руках вельмож и народ не участвует в обсуждении дел.
Конфуций сказал:
– Прошло уже пять поколений, как княжеский дом лишился доходов, и четыре поколения, как правление перешло в руки вельмож. Поэтому-то потомки трех Хуаней измельчали.
Конфуций сказал:
– У циского князя Цзина была тысяча четверок лошадей, а когда он умер, то народ не нашел в нем никаких добродетелей для прославления его. Бо-и и Шу-ци умерли с голоду в горах Шоу-ян, а народ доныне прославляет их. Истинно прославляют не за богатство – не то ли это значит?
Учитель, прибыв в У-чэн и услышав звуки музыки и пения, с улыбкою сказал:
– Чтобы зарезать курицу, зачем употреблять нож, которым режут быков?
Цзы-ю сказал ему в ответ:
– В прежнее время я слыхал от тебя, Учитель, следующее: «Человек, занимающий высокое положение, если он изучил нравственный закон, любит людей; а если человек, занимающий скромное положение, изучает нравственный закон, то им становится легче повелевать».
Тогда Учитель сказал:
– Ученики мои, слова Яня верны, а прежние слова мои были шуткою.
Учитель сказал:
– Я не люблю фиолетовый цвет, потому что он затмевает красный. Не люблю сладострастный чжэньский напев, потому что он нарушает истинную музыку. Не люблю говорунов, ибо они губят государство.
Если от службы остается досуг, то употребляй его на учение, а если от учения остается досуг, то употребляй его на службу.
Цзы-лу спросил:
– Ценит ли благородный муж мужество?
Учитель ответил:
– Он ставит долг выше всего, потому что человек, занимающий высокое положение, обладая мужеством, но не имея сознания долга, делается мятежником, а человек, занимающий низкое положение, обладая мужеством, но не имея сознания долга, делается разбойником.
Чжоу-гун обратился к Лу-гуну с такою речью:
– Благородный правитель не бросает своих родственников, не доводит сановников до ропота из-за того, что их не используют на службе; аристократию без важных причин не бросает и не ищет всех совершенств в одном человеке.
Цзы-ся сказал:
– Правитель может заставлять трудиться свой народ после того, как приобретет его доверие, а в противном случае народ будет считать служение за тиранию. Точно так же и правителя можно увещевать после того, как он стал верить тебе, в противном случае он примет это за злословие.
Цзы-ся сказал:
– Если от службы остается досуг, то употребляй его на учение, а если от учения остается досуг, то употребляй его на службу.
Яо сказал:
– О Шунь! Небом установленное преемство царственной власти остановилось на тебе. В управлении следует неуклонно держаться середины (то есть справедливости). Если китайский народ в пределах четырех морей обеднеет, то и благополучие государя прекратится навеки.
С таким же наказом обратился к Юю и сам Шунь, уступая ему престол.
Тан (Чэн-тан), обращаясь к Верховному Владыке, сказал:
– Я, недостойный сын твой Ли, осмеливаюсь принести тебе в жертву черного быка и осмеливаюсь заявить тебе, Верховный Владыка, что император Цзе был виноват и я не смел простить его, а достойные слуги твои мною не сокрыты под спудом. Его (императора) преступления и их (твоих слуг) добродетели зримы тебе, Владыка. В твоем сердце я был избран. Если я лично согрешу, то пусть это не будет вменено в вину моим подданным; если же они согрешат, то вина не должна пасть на меня.
Чжоуский У-ван раздал большие награды, добрые люди обогатились. Он говорил:
– У Чжоу-синя хотя и были ближайшие родственники, но они не стоили моих добродетельных (гуманных) людей. Грехи моего народа лежат на мне одном.
Он (У-ван) обратил тщательное внимание на меры и весы, уяснил законы, восстановил упраздненные чины, и государственное правление пошло! Он восстановил угасшие государства, возобновил прервавшиеся поколения, вызвал к деятельности отшельников, и народ искренне покорился ему. Особенное внимание его было обращено на народное пропитание, на траур и на жертвоприношения.
Если государь великодушен, то он приобретет расположение народа; если он разумен, то совершит подвиги, и если будет справедлив, то будут довольны им.
Цзы-чжан спросил у Конфуция:
– Что необходимо для успешного управления государством?
Учитель отвечал:
– Следовать пяти прекрасным качествам и избавляться от четырех скверных – вот тогда можно успешно управлять государством.
– А что такое пять прекрасных качеств? – спросил Цзы-чжан.
Учитель отвечал:
– Когда правитель благодетельствует, но не расточителен. Когда он понуждает народ к труду, не вызывая в ответ ропота. Когда он желает приобрести что-либо, но не испытывает алчности. Когда величав, но не высокомерен. Внушителен, но не свиреп.
Цзы-чжан спросил:
– Что значит благодетельствовать, не расточительствуя?
Учитель отвечал:
– Когда он будет доставлять пользу народу, исходя из того, что для него полезно, – разве это не будет благодеянием без затрат? Когда он будет выбирать пригодную работу и заставлять людей трудиться над ней, то кто же будет роптать? Когда он будет желать гуманности и приобретет ее, то где же тут место для алчности? Когда для него не будет ни сильных, ни слабых по численности, ни малых, ни великих дел и он будет относиться с одинаковым уважением ко всем и ко всему, то разве это не будет величием без высокомерия? Когда он оправит свое платье и шапку, его взор будет проникнут достоинством и, глядя на его внушительный вид, люди будут чувствовать уважение – разве это не будет внушительностью без свирепости?
Цзы-чжан спросил:
– А что такое четыре скверных качества?
Учитель отвечал:
– Казнить людей, вместо того чтобы воспитывать их, – это бесчеловечность; требовать немедленного исполнения чего-либо, не предупредив заранее, – это торопливость; медлить с распоряжениями и требовать срочного исполнения их – это пагубность; давая людям что-нибудь, проявлять при выдаче скаредность (то есть нежелание расставаться с выдаваемым предметом), – это будет мелочность, свойственная чиновнику, но не правителю.
Учитель сказал о Гун Е-чане, что его можно женить, несмотря на то что он был некогда связан тюремными узами, ибо это не его вина, с чем и женил его на своей дочери.
Учитель сказал о Нань-жуне:
– В государстве, где есть закон, он не пропадет; где нет его – избежит казни. – И вследствие этого женил его на своей племяннице.
Учитель сказал о Цзы-цзяне:
– Какой благородный муж этот человек! Если бы в Лу не было благородных людей, то откуда у него взялись бы такие достоинства?
Некто сказал:
– Юн – человек гуманный, но не болтун.
Учитель сказал:
– К чему нужна болтливость? Парировать людям софизмами – вызывать в них отвращение к себе. О его гуманизме я не знаю, но к чему ему красноречие?
Учитель, разговаривая с Цзы-гуном, спросил:
– А из вас с Хуэем кто способнее?
Цзы-гун ответил:
– Как я осмелюсь сравнивать себя с Хуэем? Если он услышит о чем-либо одно, то, основываясь на этом одном, узнает о нем всё. А я, услышав о чем-либо одно, узнаю только вдвое.
Учитель сказал:
– Да, это верно, я согласен, что ты не равен ему.
Гнилое дерево не годится для резьбы, равным образом стена, сложенная из навоза, не годится для штукатурки.
Цзай-юй заснул днем.
Учитель сказал:
– Гнилое дерево не годится для резьбы, равным образом стена, сложенная из навоза, не годится для штукатурки. Стоит ли упрекать Юя?
Потом он добавил:
– В общении с людьми я сначала слушал их речи и верил их действиям, а теперь я слушаю их речи и наблюдаю, смотрю за их поступками. Такая перемена произошла во мне благодаря Юю.
Цзы-гун сказал:
– Чего я не желаю – это чтобы другие делали мне то, чего я не желаю делать другим.
На это Учитель сказал:
– Цзы! Это для тебя недостижимо.
Цзы-лу боялся услышать что-нибудь новое, прежде чем услышанное им ранее могло быть приведено в исполнение.
Цзы-гун спросил:
– Почему Кун Вэнь-цзы назвали «просвещенным»?
На это Учитель сказал:
– Несмотря на быстрый ум, он любит учиться и не стыдится обращаться с вопросами к низшим, поэтому-то его и назвали «просвещенным».
Учитель сказал:
– О Хуэе я могу сказать, что сердце его в течение трех месяцев не разлучается с гуманностью, тогда как у других ее хватает на день, самое большее – на месяц.
Учитель сказал:
– Какой достойный человек Янь-хуэй! Он довольствовался одною чашкою риса и одним ковшом воды и жил в отвратительном переулке. Другой бы не мог вынести этих лишений, а он не изменял своей веселости. Какой достойный человек Хуэй!
Когда Цзэн-цзы заболел, его навестил Мэн-цзин-цзы и осведомился о его здоровье. Цзэн-цзы сказал:
– Когда птица при смерти, то пение ее жалобно; когда человек при смерти, то слова его важны. Для благородного мужа в правилах поведения важны три вещи: во внешности и манерах он далек от грубости и небрежности; выражением лица близок к искренности; в речах тоже избегает вульгарности и фальши. Что касается (расположения) жертвенных сосудов (то есть разных мелочей), то для этого есть специальные чины.
Цзэн-цзы сказал:
– Будучи способным, он мог учиться у неспособного. Обладая большими знаниями, мог обращаться с вопросами к малознающим. Будучи мудрецом, он не боялся выглядеть неучем. Наполненный, не боялся показаться пустым. И если кто-то наносил ему обиду, он никогда не старался на нее ответить. Именно так поступал один мой старый друг.
Конфуций сказал:
– Всегда внимательный к тому, что я говорил, – это был Янь-хуэй.
Конфуций сказал о Янь-юане:
– Жаль мне его! Я видел его двигающимся вперед и никогда не видел, чтобы он останавливался.
Конфуций сказал:
– Облаченный в старый рваный кафтан и не стыдящийся стоять с одетым в лисью шубу – это Чжун-ю (Цзы-лу). В «Ши-цзине» («Каноне песнопений») сказано: «Тот, кто независтлив и неалчен, к чему ему делать зло?»
Цзы-лу всю жизнь потом повторял этот стих.
Конфуций же заметил:
– Одного этого правила недостаточно для достижения добродетелей.
Конфуций сказал:
– Все сопровождавшие меня в Чэнь и Цай не достигли моих ворот.
Между ними добродетелями отличались Янь-юань, Минь-цзы-цянь, Жань-бо-ню и Чжун-гун, красноречием – Цзай-во, Цзы-гун, в государственных делах – Жань-ю и Цзы-лу, и ученостью – Цзы-ю и Цзы-ся.
Конфуций сказал:
– Хуэй – не помощник мне; во всех моих речах он находил удовольствие и не противоречил.
Цзи Кан-цзы спросил у Конфуция:
– Кто из ваших учеников отличается любовию к Учению?
Тот отвечал:
– Таким был Янь-хуэй. Он любил учиться. К несчастью, он умер, а теперь уже нет таких.
Переходить должную границу так же плохо, как не доходить до нее.
Когда Янь-юань умер, Янь-лу (отец его) просил у Конфуция повозку, чтобы на вырученную за нее сумму сделать саркофаг.
Конфуций сказал:
– Каждый почитает своего сына вне зависимости от того, способен он или нет. Когда Ли, мой сын, умер, то у него был гроб, но не было саркофага. Не пешком же мне ходить ради саркофага! Так как я состою в списках вельмож, то не могу ходить пешком.
Когда Янь-юань умер, Конфуций сказал:
– Ах! Небо погубило меня! Небо погубило меня!
Когда Янь-юань умер, Конфуций горько плакал. Сопутствовавшие ему сказали:
– Учитель, ты предаешься чрезмерной скорби!
Он отвечал:
– Чрезмерной скорби? Если кто достоин глубокой скорби, то только такие, как он!
Когда Янь-юань умер, ученики хотели устроить ему богатые похороны. Конфуций сказал:
– Нельзя!
Но ученики все-таки пышно похоронили Янь-юаня.
Конфуций сказал на это:
– Хуэй смотрел на меня как на отца, но я не могу смотреть на него как на сына; не я, а вы виноваты в этом!
Цзы-гун спросил Конфуция:
– Кто достойнее – Ши (Цзы-чжан) или Шан?
Конфуций ответил:
– Ши переходит за середину, а Шан не доходит до нее.
– В таком случае, – продолжал Цзы-гун, – Ши лучше Шана.
Конфуций сказал:
– Переходить должную границу так же плохо, как не доходить до нее.
Конфуций сказал:
– Хуэй (Янь-юань) почти близок к Пути (истине) и по своему бескорыстию часто терпит нужду. Цы (Цзы-гун) не мирится с судьбою, приумножает свое имущество, и расчеты его часто бывают верны.
Цзы-лу спросил:
– Когда услышу о долге, следует ли мне немедленно исполнять его?
– Как можно, – сказал Конфуций, – когда у тебя живы отец и старший брат?
– А мне – следует? – спросил Жень-ю.
– Тебе – следует, – отвечал Конфуций.
Тогда Гун Си-хуа сказал:
– Когда тебя спросил Ю, так ты отвечал ему: «У тебя есть отец и старший брат»; а Цю ты отвечал, что следует. Я в недоумении и осмеливаюсь спросить у тебя разъяснения.
Конфуций отвечал:
– Цю – труслив, и потому я побуждаю его идти вперед, а Ю – стремителен, потому я осаждаю его назад.
Когда Конфуцию угрожала опасность в местности Куан и Янь-юань отстал, он потом сказал последнему:
– Я считал тебя умершим.
На это последовал ответ:
– Когда Учитель жив, как я смею умереть!
Учитель сказал:
– Учение мое плохо распространяется; сяду на плот и достигну по реке моря. Сопровождать меня будет, вероятно, Ю.
Цзы-лу, услышав это, обрадовался. Тогда Учитель сказал:
– Ю! Храбростью ты превосходишь меня, но у тебя нет никакой сметки.
Учитель сказал:
– Я не видал человека твердого.
– А Шэнь-чэн? – спросил некто.
– Чэн – человек, обуреваемый страстями, где же ему быть твердым?
Ай-гун спросил Конфуция:
– Кто из ваших учеников любит учиться?
Тот отвечал:
– Был Янь-хуэй, который любил учиться, не переносил своего гнева на других и не повторял ошибок. К несчастью, его жизнь была коротка, он умер. Теперь таких нет. Не слышно, чтобы были любящие учиться.
Бывает, появляются всходы, но не цветут. Бывает, что они все же цветут, но не плодоносят.
Однажды Конфуций тяжело заболел. Тогда Цзы-лу прислал к нему своего ученика, чтобы тот состоял при Конфуции в качестве домашнего чиновника. Но Конфуцию стало лучше, и он сказал:
– Цзы-лу, давно уже твое поведение фальшиво. Не имея права на чиновника и обладая таковым, кого я обману? Разве Небо? Кроме того, не лучше ли мне умереть на руках моих учеников, чем на руках чиновников? Вдобавок допустим, что я не удостоюсь пышных похорон, но не бросят же меня на дороге, когда умру?!
Конфуций сказал:
– Бывает, появляются всходы, но не цветут. Бывает, что они все же цветут, но не плодоносят.
Конфуций сказал:
– Почему Ю (Цзы-лу) играет на гуслях прямо у моих дверей?
После этих слов Конфуция его ученики перестали уважать Цзы-лу.
Учитель сказал:
– Ю уже вошел в зал для наставлений, но не вступил во внутренние покои (то есть не постиг всей сути мудрости).
Некто сказал:
– Семья Цзи богаче Чжоу-гуна; и все это благодаря Цю (Жань-цю), который собирал для нее неправедные налоги и тем самым увеличивал ее богатства.
– Он не мой ученик, – сказал Конфуций, – детки, бейте в барабан и нападайте на него, он заслуживает этого!
Конфуций сказал:
– Чай – он глуп, Шэнь – туп, Ши – лицемерен, а Ю – неотесан.
Когда Жань-цзы возвратился из дворца правителя, Учитель спросил:
– Почему так поздно?
Жань-цзы отвечал:
– Были государственные дела.
На это Учитель возразил:
– Вероятно, это было частное дело, потому что если бы были государственные дела, то я бы знал о них, несмотря на то что я не на службе.
Юань-жан сидел на корточках, как варвар, поджидая Конфуция.
Учитель сказал:
– Кто в юности не отличался послушанием и братскою любовью, возмужав, не сделал ничего замечательного, кто состарился и не унимается, – тот ведет себя, как разбойник (то есть человек, вредный для общества). – И при этом ударил его палкою по лодыжке.
У многих моих соотечественников, имеющих о дальневосточной ветви буддизма, увы, весьма поверхностное представление, само сочетание слов «чаньские и дзенские притчи», возможно, вызовет недоумение. Действительно, разве могут существовать письменно зафиксированные назидательные истории в традиции, нарочито отвергающей любые писания и ставящей во главу угла мгновенное просветление, достигаемое лишь за счет непосредственной передачи истины, как говорится, из уст в уста или от сердца к сердцу?! Причем для каждого искателя наставники чань и дзен, как мы знаем, находят собственное средство выражения невыразимой в принципе сути; это может быть какой-то жест, часто непочтительный, или вопль, а то и затрещина. В европейском представлении, экстравагантность чаньских (дзенских) учителей сделалась неотъемлемой чертой самого учения, так же как, предположим, икона в обрамлении горящих свечей для христианской веры.
Между тем чань-дзен как и вообще буддизм – доктрина весьма практичная, возможно, даже еще более практичная, нежели прочие буддийские ответвления.
Сам Победоносный показал нам пример практицизма, сформулировав «Авьякатани» – десять вопросов (по некоторым источникам – даже 12), которыми не имеет смысла задаваться. Между тем среди них имеются достаточно, казалось бы, серьезные: вечен ли мир, конечен ли он, тождественна ли душа телу, бессмертен ли познавший истину, существует ли бог и т. д. Идеология исторического Будды в данном вопросе такова: если ты знаешь выход из темницы, то тебе нет нужды заниматься изучением ее устройства; это будет бесцельной тратой времени и сил. Кстати, последней фразой просветленного царевича было наставление: «Усердно трудитесь ради своего спасения, монахи!» Не ради какой-то абстрактной идеи или высшей сущности, а ради собственного избавления от пут феноменального мира. «Усердно трудитесь», потому что жизнь коротка, и вы можете не успеть. В общем, не стоит отвлекаться на бесплодные мудрствования, фантазии и богоискательство.
Но буддизм есть учение живое, способное легко приспосабливаться к эпохе, а также к нуждам и менталитету народов, желающих его исповедовать. И потому уже в северном буддизме Махаяны (главным образом монгольском и тибетском) мы находим целые пантеоны божеств, заимствованных не только в индуизме, но и, предположим, в пантеистической секте бон.
Как же тогда эти непостижимые – но, повторюсь, весьма практичные – учителя дзен, которые ради своей великой цели не отказывались, как нам известно, даже от самого циничного эпатажа, зуботычин, а то и прямого членовредительства, – как же они могли пренебречь проверенной на десятках поколений учеников доктриной буддизма?! Конечно же, не могли, да никогда и не пренебрегали.
И тут, между прочим, кроется начало всей диалектики дальневосточного буддизма. Да, просветление (сатори,
Но имеется и чисто чаньский вид писаний, фиксирующий все эти абсурдные для нашего обусловленного сознания слова, выкрики, взрывы смеха, непочтительные жесты, оплеухи и удары посохом дзенских наставников в форме небольших рассказов, для которых имеется и название – гун-ань (
Ну, к примеру, когда монах Хуэй-кэ попросил Бодхидхарму успокоить его смятенное сознание и услыхал в ответ: «Покажи мне его!» – то, естественно, сделать этого не смог. Монах совсем растерялся (к тому же в тот момент он, вероятно, испытывал сильную боль), и тут первый патриарх чань, уловив подходящий настрой искателя истины, моментально произнес: «Вот я и успокоил твое сознание». Услыхав эти слова учителя, будущий второй патриарх мгновенно достиг просветления.
Вот это и есть гун-ань, или коан. (В надлежащем месте он будет передан вам в полной форме.)
Следует также подчеркнуть, что долгое время в традиции дальневосточного буддизма гун-ани входили в число основных методов подготовки учеников, пока не было изобретено еще более мощное средство воздействия на сознание практикующего в нужном направлении – так называемые хуатоу (
Помимо гун-аней традиция чань, как всякое вероучение, располагает также обширной исторической частью, в которой, конечно же, немало назидательных притч, а то и просто забавных историй. Некоторые из них также вошли в наш сборник.
Теперь несколько слов о порядке изложения материала в этой книге. В трудах мастеров чань (дзен) притчи и гун-ани обычно выстроены по какой-то причудливой схеме, не подвластной рациональному толкованию. Поскольку же автор этих строк учителем дзен не является ни в коей мере, то и материал он преподносит в логическом порядке: вначале (первые 5 глав) – в хронологическом, а затем – в тематическом.
В первый раздел сборника включены гун-ани и притчи, относящиеся к периоду раннего буддизма, который заканчивается появлением Бодхидхармы (Бодайборумы или Дамо,
Следующие три раздела сборника соотнесены с именами шести патриархов дзен, или чань, во время которых традиция этой ветви буддизма окончательно развилась и утвердилась.
Наконец, в последних разделах собраны тематические притчи, относящиеся не только к видным подвижникам учения, жившим уже после того, как Хуэй-нэн (Эно,
Таким образом, в целом можно сказать, что гун-ани и притчи расположены в этом сборнике в хронологическом порядке, подсказанном дошедшими до нас сведениями о фигурирующих в них персонажах. Кроме того, их подбор может дать желающим представление об истории развития данной ветви буддизма.
Надеюсь, эти короткие истории с подтекстом, предполагающим особый способ восприятия, покажутся интересными российскому читателю, разбудят его творческую фантазию и, возможно, побудят кого-то в поисках новых знаний обратить свой взор на Восток.
Монах Кашьяпа и Будда с цветком
Так было однажды мною услышано (1)[7]. Победоносный пребывал на Божественной горе, окруженный множеством учеников и подвижников, сошедшихся к Нему со всех сторон света. В какой-то момент Он сорвал цветок, поднял его и показал собравшимся. Все промолчали в недоумении, и лишь старый монах Кашьяпа едва заметно улыбнулся Победоносному в ответ. Тогда Будда сказал: «Я владею взглядом самой истины и сознанием нирваны. Все это невозможно выразить словами и передается без каких-либо наставлений. Отныне это принадлежит Кашьяпе».
История Кашьяпы
Архат (2) Кашьяпа, или Махакашьяпа, является Бодхисатвой, то есть существом, достигшим просветления, но сознательно воздерживающимся от окончательной нирваны, дабы помогать всем живым существам. Согласно «Саддхарма-пундарика-сутре», Будда Гаутама предсказал, что Махакашьяпа во множестве перерождений поможет бесчисленному количеству живых существ, достигнет высшего Просветления и станет, в конце концов, буддой по имени Рашмипрабхаса.
Тогда Будда сказал: «Я владею взглядом самой истины и сознанием нирваны. Все это невозможно выразить словами и передается без каких-либо наставлений».
Кашьяпа был сыном брахмана Капилы, то есть принадлежал к высшей варне Арьяварды. Поначалу он вел обычную жизнь домохозяина, имел жену. Однажды Кашьяпа пахал свое поле и обратил внимание на то, как хищные птицы выклевывают червяков из свежей борозды. Кашьяпа подумал, что вина за гибель множества живых существ целиком лежит на нем. После этого открытия он серьезно поговорил с женой, и они вместе решили отказаться от мирской жизни, чтобы вступить на путь аскезы.
С Буддой Кашьяпа встретился через три года после того, как под деревом Боддхи Победоносный достиг просветления. Лишь восемь дней понадобилось Кашьяпе на то, чтобы добиться просветления – при виде простого цветка сделаться архатом.
После паринирваны Будды Гаутамы подвижник Махакашьяпа возглавил буддийскую общину и председательствовал на первом буддийском соборе, на котором был установлен буддийский канон.
Будда выводит девушку из состояния самадхи
Как-то раз во времена Будды Шакьямуни бодхисатва Манджушри отправился на собрание будд. Однако к моменту его прибытия все будды уже разошлись. На условленном месте оставалась лишь одна девушка, которая пребывала в глубочайшем состоянии самадхи. Манджушри спросил у Будды: как же сумела эта девушка достичь такой степени просветления, которая была недоступна даже ему самому? «А ты приведи девушку в чувство и сам спроси у нее», – посоветовал Будда.
Манджушри трижды обошел вокруг погруженной в транс девушки и щелкнул пальцами, но безрезультатно. Тогда он вознес ее на вершину небес и употребил все свои чудесные силы, но так ничего и не добился. В конце концов Шакьямуни сказал: «Даже сто тысяч Манджушри не смогли бы вывести девушку из медитации. Но внизу, за пределами двенадцати сотен миллионов миров, находится бодхисатва Неведения. Вот он сможет это сделать». Тот же час по зову Будды бодхисатва Неведения вырос из-под земли, отвесил Шакьямуни поклон, а тот велел ему пробудить девушку. Бодхисатва Неведения подошел к девушке, легко щелкнул пальцами, и девушка очнулась.
Искушение Будды
Однажды преданный Ананда спросил Будду о нирване. И Будда рассказал всем ученикам, которые при этом присутствовали, об искушениях Мары (Мара в индуизме – бог смерти), который пытался совратить его с истинного пути спасения.
«Когда под деревом Боддхи я обрел просветление, подступил ко мне злой Мара со словами: «Погрузись теперь же в Нирвану, Великий; погрузись в Нирвану, Совершенный; теперь для тебя наступило время Нирваны». И ответил я злому Маре так: «Я до тех пор не погружусь в Нирвану, пока не приобрету себе учеников в среде монахов, мудрых и сведущих, вещих слушателей… Я до тех пор не погружусь в Нирвану, злой дух, пока не приобрету себе последовательниц в среде монахинь. Я до тех пор не погружусь в Нирвану, пока святое учение, мною преподанное, не окрепнет, не упрочится, не усвоится всеми народами и, распространяемое все далее и далее, не станет достоянием всего человечества».
Тогда Мара предложил Будде господство над всей Землей за отказ от своего призвания; он искушал Великого своими дочерьми (имена их – вожделение, тревога, похоть), ибо Мара воздействует на тщеславие и плотские устремления человека.
Бодхисаттва Неведения подошел к девушке, легко щелкнул пальцами, и девушка очнулась.
Бодхисатва Манджушри
Манджушри (Джампэл,
Культ Манджушри особенно развит в Тибете и Китае. Тибетцы считают, что одним из воплощений бодхисатвы являлся их царь Трисонг Децен (742–810), много сделавший для воцарения в Тибете буддизма. Другим воплощением Манджушри называют самого Чже Цзонхаву (1357–1419), великого буддийского подвижника, основателя церкви Гелуг с институтом далай-ламы.
В Китае местом поклонения Вень Шу считается гора Утайшань. Воплощением же Манджушри называют императора Нурхаци (1559–1626), родоначальника джурдженьской (маньчжурской) династии Цин. Считается даже, что джурджени стали называть себя маньчжурами именно в честь Манджушри.
Ответ Будды атеисту
Так было однажды мною услышано. Один философ-атеист попросил Победоносного: «Поведайте мне истину, ничего не говоря, но и не безмолвствуя». Будда остался сидеть в молчании.
Философ принял его молчаливый ответ, поклонился и сказал: «Вы, Высокочтимый, своей любовью и состраданием развеяли мои заблуждения и наставили меня на путь истины».
Когда философ ушел, Ананда спросил Будду: что же именно тот постиг? И Будда ответил: «Добрый конь пускается вскачь, завидев только тень плети».
Флаг наставника у Кашьяпы
Ананда спросил патриарха Кашьяпу: «Будда завещал тебе рясу учителя, золотую чашу и кассу. Что же передал он тебе, кроме этого?»
Тогда Кашьяпа позвал: «Ананда!»
«Да, я здесь», – последовал ответ.
«Сорви флаг наставника у ворот», – повелел Кашьяпа.
В течение недели после этого Ананда напряженно обдумывал слова учителя и в итоге на седьмой день достиг просветления. Он направился в буддийскую ассамблею, где в тот момент собралось пятьсот архатов с Махакашьяпой во главе. (Прежде патриарх не допустил Ананду на эту ассамблею.) И учитель сказал ему на этот раз: «Не открывая двери, входи!»
И Будда ответил: «Добрый конь пускается вскачь, завидев только тень плети».
Второй патриарх буддизма Ананда
Ананда – один из основных учеников исторического Будды; писания часто называют его Хранителем Дхармы. По рождению Ананда, как и Шакьямуни, также являлся кшатрием, более того, был двоюродным братом царевича Сидхартхи, которого сопровождал повсюду чуть ли не 45 лет (3) как слуга. При жизни Будды просветления не достиг, но получил его позже, под руководством патриарха Кашьяпы, о чем и повествует вышеприведенная притча (гун-ань). После просветления Ананда принял очень большое участие в составлении одного из трех разделов «Трипитаки» – «Сутра-питаки».
В традиции чань (дзен) Ананда почитается как второй индийский патриарх, проживший около 120 лет.
Не острый ум, а очищенное сознание
Как известно, Ананда, второй патриарх, всегда отличался острым умом и завидной памятью (правда, при жизни Будды просветления он все-таки не достиг); как сказано, вся вторая часть «Трипитаки» – «Сутра-питака» – в первоначальном виде продиктована по памяти именно Анандой.
Но был у Победоносного еще один верный ученик, который умственными способностями отнюдь не отличался. Это – Суддхипантхака, или Маленький Путь. Все, кроме него, запоминали учение Будды, а он, пытаясь вспомнить начало какой-то фразы, непременно забывал ее конец, и наоборот. Тогда Будда велел ему мести землю до тех пор, пока он не будет в состоянии делать что-либо другое.
Суддхипантхака послушно принялся мести землю и занимался этим очень долго, пока, наконец, не задумался: «Земля, которую я мел, чиста, но очистился ли мой ум?»
В этот момент его сознание действительно очистилось, и на него снизошло просветление. Тогда он пошел к Будде, который был очень обрадован достижениями Суддхипантхаки и подтвердил, что тот достиг просветления.
Воспарить над верой
Рассказывают, что однажды Будду спросили: «Есть ли Бог?» И Он твердо ответил: «Да!» В тот же самый день другой человек спросил его: «Существует ли Бог?» И Будда столь же твердо ответил: «Нет!» А вечером того же дня третий человек спросил Будду о существовании Бога, и Победоносный промолчал, подняв лишь в ответ указательный палец.
Все это видел его ученик и брат Ананда. Ночью он спросил Будду:
– Я не могу уснуть. Скажи, пожалуйста, почему на один и тот же вопрос ты дал три разных ответа?
Будда охотно пояснил:
– Вопрошавшие были разными людьми. Первый верил, что Бога нет, и ему очень хотелось, чтобы я укрепил его веру. Ему я ответил, что Бог есть. Потому что прийти к Истине человек может, лишь освободившись от того, во что верит. Другой человек был убежден, что Бог есть. Ему тоже очень хотелось, чтобы я подтвердил истинность его веры. Ему я ответил, что Бога не существует. Я здесь для того, чтобы разрушать всякую веру, чтобы ум мог воспарить над ней и войти в Истину. Третий человек не был ни верующим, ни атеистом, поэтому ему не нужно было отвечать ни «да» ни «нет». И я промолчал, говоря этим: «Делай, как я, просто погрузись в молчание, и тогда узнаешь!»
Гаутама и муха
В жизни Будды, когда он был еще простым искателем истины, произошел примечательный случай. Вместе с попутчиком он проходил через какое-то селение. Оба вели оживленную беседу, когда на шею Будды села муха. Будда, подняв руку, отмахнулся от мухи. Муха улетела, но Будда внезапно остановился.
Будда ответил:
– В первый раз я слишком увлекся беседой, и мое движение было автоматическим. Я совершил грех по отношению к телу.
– Я совершил серьезнейшую ошибку, – воскликнул он. А затем повторил жест, отгоняющий муху.
Попутчик удивился:
– Что ты делаешь? Муха уже улетела.
Будда ответил:
– Во второй раз я отогнал муху так, как требуется. Я целиком осознавал то, что делаю. Иными словами, поднимая руку, я полностью понимал, что рука поднимается и движется в направлении шеи, чтобы отогнать муху. А в первый раз я слишком увлекся беседой, и мое движение было автоматическим. Я совершил грех по отношению к телу.
Смерть Нагарджуны
Как передают сказания праведных людей, всю последнюю часть своей жизни великий архат и учитель Нагарджуна провел в медитации у горы Шри Праварта, что на юге Индии. Однако часто в его обиталище приходили представители иных вероучений, коими, как известно, Индия особо богата. И вот эти оппоненты вели с архатом бесконечные споры и, конечно же, не могли его одолеть. В конце концов какие-то из этих людей попросили Нагарджуну самого лишить себя жизни из великого сострадания бодхисатвы к ним, грешникам. С одной стороны, физически они были неспособны доставить архату хоть какой-то вред, а с другой – не могли и одолеть его в дебатах.
Нагарджуна с улыбкой согласился; он сообщил, что лишь один из спорщиков способен сделать это. В прошлой жизни тот был муравьем, и сам Нагарджуна по несчастной случайности задавил этого муравья куском травы Куша. Воздаяние должно иметь место, так как все в этой жизни связано причинно-следственным законом. В общем, рьяный оппонент, на которого указал архат, отсек ему голову острым стеблем травы Куша.
Таким необычным образом и расстался со своим телесным обликом четырнадцатый патриарх буддизма.
Гуру Нагарджуна
Считается, что еще за четыреста лет до появления этого замечательного патриарха его приход в мир предсказал сам Будда Гаутама, написавший в «Манджушри-мулатантре»: «После того как я, Будда, уйду, пройдет четыреста лет, и тогда появится монах, именуемый Нага. Он посвятит себя Учению и окажет большую помощь ему. Он достигнет стадии Совершенного Блаженства и будет жить шестьсот лет. Мистическое знание Махамаюри будет обеспечено тем великим существом. Он познает предметы разных наук и изложит Учение о несубстанциональности. И после того, как он отбросит этот телесный остов, он переродится в области Сукхавати. И, наконец, состояние Будды должно быть определенно достигнуто им».
Действительно, легенды рассказывают о Нагарджуне столько чудесного, как, пожалуй, мало о ком из буддийских подвижников.
Прежде всего, родился мальчик в семье богатого брахмана, который до той поры долго оставался бездетным. Однако все счастливые знаки на теле ребенка сводило на нет весьма печальное обстоятельство: прожить мальчику было отпущено не более 7 лет. Когда же близился этот срок, ребенок со старым слугой отправился в монастырь Наланды, где был принят великим учителем Сарахой. Последний пообещал мальчику, что продлит ему жизнь, но лишь при том условии, что он станет монахом. В общем, Сараха посвятил юношу во многие магические практики, после чего он стал известен как таинственный монах Шриман, владевший несметными мистическими силами. Считается, что однажды этот монах спустился даже в подземный мир нагов (змеев) и прочел там проповедь. Кстати, именно после этого случая монах Шриман и получил имя Нагарджуны.
Ученые считают Нагарджуну основателем философской системы Мадхъямики – учения Срединного Пути.
Нагарджуна оставил немало книг, большинство которых было переведено на тибетский в восьмом веке, во времена правления царя Трисонга Децена. Что же касается возраста, который он прожил, то в этом вопросе мнения буддийских богословов расходятся: одни отводят ему аж 300 лет благополучной мирской жизни; другие – лишь 150. Что, согласитесь, тоже совсем не мало!
Как Васубандху сохранил свой язык
Молодой послушник Васубандху, по настоянию матери, направился в Наланду, где к тому времени его старший брат Асанга уже сделался одним из величайших учителей Махаяны и приобрел множество учеников и почитателей. Познакомившись с трактатами своего старшего брата, Васубандху разочарованно произнес: «Увы, практикуя двенадцатилетнее созерцание в лесу, Асанга ничего в итоге не достиг; он создал систему неуклюжую и настолько тяжелую, что ее может разве что снести слон».
Узнав о мнении младшего брата, Асанга проникся состраданием к юноше и, естественно, решил ему помочь. Он приказал двум своим ученикам взять «Дашабхумаку» и «Акшаямати-нирдешу», а затем, придя к юноше, повелел читать эти книги утром и вечером.
Васубандху, естественно, выразил покорность и уже вечером сказал: «Большая Колесница обладает хорошими возможностями, но ее результат, по-видимому, отклоняется от истинного пути». Утром же, на рассвете, проведя ночь за чтением, он окончательно поменял мнение: «И возможности и результат Великой Колесницы воистину грандиозны. Вырежьте мой язык, вырежьте мой язык, дерзнувший принизить такое Учение!»
Более того, он тут же и вознамерился совершить это самостоятельно и принялся искать нож. Однако ученики Асанги его остановили: «Не пытайся совершить надругательство над собой – твой старший брат устранит твои заблуждения, ступай к нему». Выслушав доктрину из уст самого Сарахи, Васубандху заметил одну деталь: все тонкости мысли брата схватывались им, как бы даже их предвосхищая. Тогда Асанга объяснил младшему брату: «На протяжении своих последних 500 рождений ты был ученым-пандитом, а потому аналитическая мудрость чрезвычайно у тебя развита. У меня же это не так. А потому, во искупление своего греха, ты отныне и до конца своих дней будешь заниматься именно философской частью Учения».
И действительно, 21-й патриарх Васубандху всю свою жизнь посвятил созданию комментариев к буддийским сутрам. (Считается, что дожил он до 80 лет.) Его письменное наследие огромно: некоторые современные историки даже сомневаются в том, все ли эти труды принадлежат одному человеку.
О неизбежности кармического воздаяния
Жуткая история об избиении шакьев Хрустальным Царем (Вирудхакой) была поведана и прокомментирована самим Буддой Шакьямуни.
Некогда, еще до настоящего воплощения Будды, неподалеку от городка Капила на берегу большого пруда стояла рыбацкая деревня. Случилось так, что из-за сильной засухи пруд обмелел, и вся рыба была выловлена и съедена жителями деревни. Последней же была поймана одна большая рыбина, бившаяся сильнее других.
Прежде чем ее убили, один деревенский мальчишка, никогда, впрочем, рыбы в пищу не употреблявший, решил с ней поиграть и при этом трижды ударил рыбину по голове.
Прошли годы и потом, уже после прихода Будды Гаутамы в этот мир, Прасенаджит, царь Шравасти и современник Будды, был убит собственным сыном, который и известен нам как Вирудхака, или Хрустальный Царь с Дурным Рождением. Уверовавший в Дхарму Будды, он взял в жены девушку из рода шакьев, которая впоследствии родила царевича, получившего имя Хрусталь. В юности царевич обучался в городе Капила, который был тогда основной резиденцией рода шакьев. Однажды во время игры мальчик взобрался на трон Будды, но окружающие пристыдили его и тут же заставили слезть. В итоге мальчик затаил злобу на этих людей и, став царем, напал со своими воинами на Капилу, жестоко перебив всех ее жителей.
Когда ученики попросили Победоносного спасти несчастных жителей, Будда ответил, что сформировавшуюся карму изменить никак нельзя.
В это же самое время Будда Гаутама три дня страдал от жестокой головной боли. Когда ученики попросили Победоносного спасти несчастных жителей, Будда ответил, что сформировавшуюся карму изменить никак нельзя.
Тем не менее при помощи своих чудесных способностей Маудгалапутра, один из десяти главных учеников Будды, совместно с Шарипутрой попытались это сделать. Одному из них даже удалось спасти от смерти пятьсот шакьев – он постарался укрыть их в своей монашеской чаше, подняв ее в воздух. Однако стоило лишь чаше опуститься на землю, как она тут же наполнилась кровью. Отвечая на вопросы ближайших учеников, Будда поведал историю (гун-ань) о жителях деревни, которые некогда умертвили всю рыбу в своем пруду. Хрустальный Царь в прошлом воплощении был той самой большой рыбиной, которую трижды ударил по голове мальчишка, а его воины – остальными рыбинами, убитыми рыбаками. Естественно, погибшие жители Капилы были рыбаками, съевшими всю рыбу, а сам Будда – мальчиком, трижды ударившим по голове большую рыбину. Теперь (карма) заставила Его в течение трех дней страдать от головной боли, что явилось воздаянием за Его давний проступок. Последствий сложившейся кармы избежать невозможно. И потому пятьсот шакьев, которых Маудгальяяна изначально спас, все же не избавились от возмездия. (Как, впрочем, и те, кто послужил орудием возмездия.) Впоследствии Хрустальный Царь обрел рождение в одном из адов. (Поскольку причина порождает следствие, которое, в свою очередь, становится новой причиной, цепь кармического воздаяния бесконечна.) Закон причинности воистину ужасен.
О силе дисциплинарных правил
Некогда в местечке Кубхана (Кашмир) рядом с монастырем объявился ядовитый дракон, часто разорявший окрестные земли. В монастыре же в ту пору собралось пятьсот архатов, которые объединили свою силу дхьяна-самадхи и все же никак не могли дракона изгнать. Затем в монастырь явился еще один монах, совсем простой с виду.
Этот последний вообще не стал входить в дхьяна-самадхи, но вежливо сказал ядовитому дракону: «Не соблаговолит ли тот, кто мудр и добродетелен, покинуть это место и отправиться в дальние края». И после этих слов ядовитый дракон поспешил удалиться.
Пораженные архаты спросили у монаха, что за чудодейственная сила позволила ему прогнать дракона. А тот ответил: «Я не использовал силу дхьяна-самадхи, я всего лишь очень тщательно соблюдаю правила дисциплины и отношусь к любому незначительному правилу не менее внимательно, чем к самой важной заповеди». Итак, мы видим, что даже объединенная сила дхьяна-самадхи пятисот архатов не может сравниться с могуществом того, кто соблюдает правила дисциплины.
Брось это!
Рассказывают, что один брахман по имени Черные Когти принес однажды Будде в дар два огромных цветущих дерева, которые он мог удерживать в руках лишь при помощи магической силы. Будда окликнул его, и, когда брахман отозвался, Победоносный крикнул: «Брось их!» Брахман бросил к ногам Будды одно из деревьев. Но Будда снова повторил приказание. Тогда Черные Когти бросил и другое дерево. Однако Будда все продолжал повторять свою команду.
Тогда брахман сказал в недоумении: «Мне больше нечего бросить. Чего ты хочешь от меня еще?»
«Я вовсе не хотел, чтобы ты швырял свои деревья, – отозвался Будда. – Я хотел, чтобы ты оставил свои шесть объектов чувств, свои шесть органов чувств и шесть сознаний. Когда все они сразу отброшены и когда не остается уже больше ничего, что следовало бы отбросить, тогда-то и достигается освобождение от оков рождения и смерти» (4).
О цене вопросов
Рассказывают, что когда Мулинкьяпутта впервые пришел к Будде, то сразу же задал Победоносному множество вопросов. В ответ Будда сказал: «Подожди! Для чего ты спрашиваешь: для того ли, чтобы эти вопросы решить, или же для того, чтобы получить на них ответы?»
Мулинкьяпутта озадачился:
– Вроде бы это я пришел к тебе, великому мудрецу, чтобы спрашивать тебя, а получается так, что это ты спрашиваешь меня. Дай мне немного подумать.
В ответ Будда сказал: «Подожди! Для чего ты спрашиваешь: для того ли, чтобы эти вопросы решить, или же для того, чтобы получить на них ответы?»
Обдумав все ночью, на следующий день он сказал:
– Я пришел для того, чтобы разрешить свои вопросы.
Тогда Будда спросил его:
– А задавал ли ты эти же вопросы еще кому-то?
– Конечно, – воскликнул Мулинкьяпутта. – Уже 30 лет я постоянно спрашиваю об этом многих мудрецов.
– Но тогда, – улыбнулся Будда, – за 30 лет ты, должно быть, получил очень много ответов. Решил ли хоть один из них твой вопрос?
– Нет, – ответил Мулинкьяпутта.
– Вот потому я и не буду давать тебе новые ответы, – сказал Будда, – которые лишь прибавятся к старым и ничему не помогут. Я дам тебе не ответы, а решения.
– Ну так давай мне это решение, – согласился Мулинкьяпутта.
Но Будда произнес:
– Я не могу дать его тебе: оно должно само в тебе вырасти. Так что оставайся со мной; но в течение года тебе запрещается задать мне хоть один вопрос. Сохраняй полное молчание – просто будь подле меня, – а через год можешь спрашивать о чем угодно. И я тебе отвечу.
Неподалеку под деревом сидел Шарипутра, один из учеников Будды; он засмеялся. Мулинкьяпутта забеспокоился:
– Почему он смеется? Что здесь смешного?
– Спроси его сам, – ответил Будда. – Спроси его сам, о чем хочешь, но это уже в последний раз.
Шарипутра же сказал:
– Если хочешь его спрашивать, то спрашивай сейчас. Этот человек – великий обманщик; так было и со мной; через год он не даст тебе никаких ответов, потому что сам источник вопросов исчезнет.
Тогда Будда сказал:
– Я буду верен своему обещанию. Шарипутра, не моя вина, что я не дал тебе ответов, ведь ты сам больше ни о чем не спрашивал!
В течение года Мулинкьяпутта хранил молчание: медитировал и становился все более молчаливым. Он стал тихой заводью – без вибраций, без волн, – он и забыл, что прошел год, и наступил день, когда он может задавать свои вопросы. И тогда Будда сказал:
– Где-то здесь был человек по имени Мулинкьяпутта. Где он? Сегодня он должен задавать мне свои вопросы.
Там было много учеников, и каждый пытался вспомнить, кто же такой этот Мулинкьяпутта. И Мулинкьяпутта тоже стал это вспоминать, озираясь по сторонам.
Будда поманил его к себе и усмехнулся:
– НУ что ты глядишь по сторонам? Это же ты! И теперь я должен выполнить свое обещание тебе. Так что спрашивай, о чем желаешь, и я дам тебе ответ.
Но Мулинкьяпутта покачал головой:
– Тот, кто спрашивал, давно умер. Вот почему я оглядывался по сторонам, ища, кто же этот человек Мулинкьяпутта. Я тоже слышал это имя, но его давно уже нет!
Благая причина
Так было однажды мною услышано. Некогда у Будды Шакьямуни появился ученик по имени Субхадра. Он был очень беден и остался на свете совершенно один без чьей-либо поддержки. Сердце Субхадры переполняла печаль, и он жаждал следовать за Буддой в качестве Его ученика. Однажды он отправился к Почитаемому-всем-миром, но случилось так, что Победоносного на месте не оказалось.
Тогда другие великие ученики Будды, уже достигшие архатства, взглянули на прошлые воплощения Субхадры, чтобы определить, можно ли найти в них какую-либо действующую причину, которая позволит старому брамину достичь успеха, но обнаружили, что за последние 80 тысяч эпох старик в своих воплощениях такой причины не произвел. Как оказалось, великие ученики, не обладавшие всеведением Будды, просто ее не разглядели, а увидели только земные события, произошедшие в прошлых рождениях Субхадры.
Однако Будда, обладавший Сарваджней, или Всеведением, немного позже ясно увидел в своем новом ученике сопутствующую причину архатства, которая, находясь за пределами всех цифр, является неотъемлемой частью сущностной природы.
Решив, что старик не посеял ни одной хорошей причины, ученики прогнали брамина прочь. Окончательно преисполнившись печалью, Субхадра вынужден был уйти. Добравшись до обнесенного стеной города, он подумал, что его карма настолько плоха, что уж лучше ему покончить с собой, разбив себе голову об эту стену.
Но, когда он уже готовился к самоубийству, Победоносный оказался поблизости и спросил у него, что он задумал. Субхадра рассказал Будде свою историю, и Тот немедленно взял его Себе в ученики. Вместе они вернулись обратно, и семь дней спустя Субхадра достиг архатства. Великие ученики, не знавшие причину успеха Субхадры, спросили о ней Почитаемого-всем-миром.
Победоносный сказал им: «Вы знаете только то, что произошло за последние 80 тысяч эпох, но Субхадра уже до этого посеял благие причины. В то время он был также очень беден и собирал дрова, чтобы как-то прожить. Однажды он встретил в горах тигра и, поняв, что ему не убежать, поспешно залез на дерево. Тигр же, увидев, что он спрятался на дереве, начал грызть ствол, чтобы дерево свалить. В решающий миг, когда спасения ждать было неоткуда, Субхадра внезапно подумал о просветленном Будде, который обладает великой силой сострадания и может спасти всех страждущих. И тогда он громко воззвал: «Намо Буддая! Явись скорей, чтобы меня спасти!»
Услышав этот крик, тигр предпочел уйти, не причинив ему вреда. Субхадра тем самым посеял непосредственную причину достижения состояния Будды, которая сегодня созрела; отсюда и обретение им ступени архата».
Услышав этот рассказ из уст Победоносного, все великие ученики порадовались и воздали хвалу чудесному достижению бедного брамина.
Выбор Бодхидхармы
Рассказывают, что Бодхидхарма прожил в Китае четырнадцать лет. За это время он сумел продвинуть учение Будды в Поднебесной и лично преподать дхарму множеству учеников. Однако через четырнадцать лет Дамо, или Путидамо, как звали патриарха в Китае, постарел и захотел вернуться то ли в Индию, то ли уйти в Гималаи, чтобы затеряться и исчезнуть в вечных снегах, как поступали затем многие продвинутые последователи этого учения, достигшие просветления.
У Дамо было много учеников и послушников, но из них он выбрал лишь четверых, уединился с ними и сказал:
– Я вам задам лишь один вопрос: в чем сущность моего учения? Тот из вас, кто даст лучший ответ, и станет моим преемником.
В наступившей тишине все посмотрели на первого ученика, который считался самым ученым, самым начитанным. И тот ответил:
– Выход за пределы разума – вот что является главным в твоем учении.
Дарума произнес:
– Ты коснулся кожи моего учения, но не более того. – И повернулся ко второму ученику, который сказал:
– Нет никого, кто бы мог выйти за пределы ума. Все есть пустота. Нет разницы между тем, что нужно познать, и тем, кто должен познать. В этом сущность твоего учения.
Бодхидхарма произнес:
– Ты коснулся костей моего учения. – И повернулся к третьему ученику, который сказал:
– Сущность твоего учения невыразима.
Бодхидхарма засмеялся:
– Но ты ее выразил! Ты коснулся костного мозга.
Он повернулся к четвертому ученику, у которого были лишь слезы на глазах, который не произнес ни слова, но лишь упал в ноги Бодхидхармы.
Вот его-то учитель Дамо и признал своим преемником.
Каноническая версия прихода Бодхидхармы
Бодхидхарма (Путидамо, Дамо, Дарума), 28-й патриарх индийского буддизма и первый патриарх чань, согласно «Запискам об истории драгоценного учения», датированным 774 годом, являлся третьим сыном южноиндийского раджи Сугандха; родился он в 470 году, но рано покинул дом и присоединился к одной из буддийских общин. Вначале получил монашеское имя Бодхитара, позже – Бодхидхарма. Достаточно быстро, благодаря своим необыкновенным способностям, он становится духовным лидером и патриархом индийского буддизма. Сам 27-й буддийский патриарх Праджнятару вручил ему патру (чашу – непременный атрибут буддийского монаха) и патриаршую рясу. Затем в духе миссионерства в 520 году (по другим источникам – в 527 году) патриарх направляется в Поднебесную. Морским путем он добирается до Гуанчжоу, а оттуда – в Цзилин (нынешний Нанкин), где вроде бы поначалу ищет покровительства князя Лиан У-ди, тяготевшего к буддизму.
Рассказывают, что князь спросил патриарха: «Я построил много монастырей, возвел статуи Будд, всячески покровительствовал монашескому движению, прочел множество сутр – каковы же мои заслуги и добродетели?»
Дамо сурово отвечал:
– Нет ни заслуг, ни добродетелей.
– Почему же? – удивился князь и услышал в ответ:
– Ты всего лишь сделал несколько добрых дел; но в этом нет никаких заслуг и добродетелей.
В природе нет святого и несвятого – это лишь понятия двойственного ума. Природа просто есть.
И тогда князь спросил:
– А какова же природа святости?
Учитель ответил:
– Безграничная пустота и ничего святого. В природе нет святого и несвятого – это лишь понятия двойственного ума. Природа просто есть.
Это было уж слишком! Князь окончательно оскорбился. Ведь Бодхидхарма, по сути, отрицал даже святость Будды! Владыка на мгновенье забыл про свою учтивость и громко воскликнул:
– Тогда кто же стоит передо мной?
Учитель ответил:
– Мне это неведомо.
После такого ответа князь, разумеется, разгневался в очередной раз, а Дамо понял, что рассчитывать здесь на покровительство бессмысленно, и, откланявшись, отправился на север. Рассказывают, что, добравшись до Янцзы, патриарх не смог найти лодку, чтобы переправиться на другой берег. Тогда он сорвал ветку и на ней, не замочив ног, преодолел столь серьезную водную преграду.
Еще говорят, что на той ветке имелось пять листиков, и потому-то впоследствии школа Чань разделилась на пять направлений.
Добравшись до Лояна (столица Северная Вэй), Бодхидхарма посетил ряд монастырей, но остановил свой выбор на монастыре Шаолинь в горах Суньшань, где и начал активную проповедническую деятельность.
Следует признать, что многим изнеженным монахам того времени подход к обучению «бородатого варвара» показался чересчур радикальным. Во-первых, Дамо сразу же сформулировал доктрину «двух проникновений и четырех действий». При этом «два проникновения» – это два способа достижения просветления. Первый – путем внутреннего духовного развития и созерцания («духовное проникновение»), второй – путем совершения практических действий, зачастую весьма тяжелых («проникновение посредством действия»). Иначе говоря, Бодхидхарма требовал неразрывной связи внешнего и внутреннего, физического и психического и т. д. и т. п. Он заставлял монахов выполнять тяжелые физические упражнения, ставшие впоследствии основой шаолиньской школы боевых искусств.
В общем, монахи не поняли и не приняли своего грозного учителя, и тому пришлось удалиться в пещеру неподалеку от монастыря, где он провел в непрерывной медитации девять (по другим источникам – целых десять) лет. Рассказывают, что тень учителя до сих пор сохранилась на стенах этой пещеры медитации.
«Затем он передал патру и рясу однорукому Хуэй-кэ. В царстве Восточная Вэй на третьем году правления «Тхиень Тхин» (536 г.) 5-го дня 10-го лунного месяца совершенно успокоился и похоронен на горе «Медвежье ухо» (Сюн Ар Шань)». Согласно трактату «Цзин тэ чжан тэн Лу» (XI в.), является основателем Шаолиньцюань.
На самом деле буддизм в Китае к моменту прибытия Бодхидхармы действительно был уже весьма развит. В Поднебесной насчитывалось 47 монастырей, получавших содержание из государственной казны, 8 монастырей, существовавших на частные вложения богатых семей, и 30 тысяч буддийских храмов, обеспеченных пожертвованиями прихожан. Историки, однако, считают, что некоторые властители неохотно вводили в своих владениях «чужеземную» религию, пришедшую в Срединную империю всего четыре века назад. Некоторые буддийские правила шли вразрез с местными традициями и обычаями. Например, буддийский монах должен был брить голову, а конфуцианство запрещало деформировать естественный человеческий облик. Буддийский монах давал обет безбрачия, а в Китае, где процветал культ предков и приветствовалась многодетность, отсутствие потомства считалось карой небесной, а безбрачие рассматривалось чуть ли не как детоубийство. Тем не менее буддизм постепенно прививался в Поднебесной, хотя отношения монастырского и храмового духовенства с властями в VI в. оставались в целом натянутыми.
Бодхидхарма лишает себя ресниц
Дошедшие до нас изображения, как правило, рисуют Бодхидхарму не очень-то привлекательным внешне человеком. Лицо, заросшее густой бородой, свирепый взгляд из-под мохнатых нависших бровей, круглые глаза, грузное бесформенное тело, закутанное в какие-то непонятные обноски…
По преданию, ресницы эти подобрал сам Будда, бережно посадил их в землю, и из них выросли кусты ароматного чая, который до сих пор пьют буддисты в периоды долгой медитации, взбадривая сознание.
Рассказывают, что один лишь раз во время своей непрерывной девятилетней медитации в пещере учитель Дамо позволил себе ненадолго задремать. В наказание он тут же вырвал себе ресницы, которые, надо думать, были у него достаточно густыми, и бросил их на склон горы Ча.
По преданию, ресницы эти подобрал сам Будда, бережно посадил их в землю, и из них выросли кусты ароматного чая, который до сих пор пьют буддисты в периоды долгой медитации, взбадривая сознание. Говорят, что именно отсюда берет начало чайная церемония, пришедшая в XII в. из Китая в Японию вместе с чаньскими монахами.
Бодхидхарма в одной сандалии
Еще рассказывают, что уже в самом начале, после своего прихода в Шаолинь, Дамо попытался обучать монахов искусству «уменьшения веса тела», вошедшему впоследствии в арсенал настоящих шаолиньских бойцов. Широко известно о том, как Дамо переправился через реку Янцзы, усевшись верхом на легкий тростниковый шест!
Другие же говорят, что чаньский патриарх точно таким же образом переправился в Китай из Индии по морю. Только использовал на сей раз соломенные сандалии, одну из которых случайно потерял во время своего путешествия. Не случайно на многих шаолиньских изображениях Дамо изображен с одной сандалией в руке.
Физическое восстановление патриарха
Рассказывают, что десять лет созерцания стены в своей пещере, причем в одном положении (в положении «сидячей медитации»), окончательно лишили Дамо возможности двигать руками и ходить. Надо сказать, что к тому времени шаолиньские монахи прониклись уважением к упорству своего учителя и потянулись к нему. В общем, при появлении учеников Дамо не смог подняться, потому что ноги его не слушались. И тогда патриарх использовал особый комплекс упражнений, который помог ему быстро восстановить былую подвижность, а монахам наказал впредь сочетать практику молчаливого созерцания с физическими упражнениями, в том числе с особой практикой кулачного боя. Воодушевленные монахи рьяно взялись за тренировки, сочетая их с дыхательно-медитативными методиками, и… родилось искусство ушу.
Пещера Бодхидхармы
К ней ведет узкая тропинка, уходящая от монастыря к самым вершинам горы Суншань. В сущности, тропинки-то здесь и нет – ноги путника ступают по камням, разбросанным в траве. Говорят, что века два-три назад по императорскому указу здесь была проложена даже каменная лесенка, но сегодня о ней напоминают разве что эти камни в траве. Но сама пещера хорошо сохранилась и до сих пор; она является величайшей святыней чаньской школы. Правда, долгое время эта небольшая пещера находилась в запустении, но в 1991 году здесь был проведен укрепительный ремонт, а вокруг самой пещеры возведен портал. Внутри пещеры поставлена небольшая статуя сидящего Бодхидхармы, возле которой постоянно дежурит монах. А в 1995 году на самой вершине горы была возведена огромная статуя сидящего Дарумы, которая видна даже из монастыря.
Путь от монастыря до пещеры Дарумы быстрым шагом занимает примерно час.
Свидетельства смерти Дамо, официальные и не очень
Таких свидетельств имеется целых три. Это, во-первых, «Продолжение жизнеописаний достойных монахов» («Сюй гаосэн чжуань»), в котором говорится, что Дамо умер в 534–537 годах в возрасте 160 лет, где-то неподалеку от Лояна, т. е. там же, где находился Шаолиньсы, и его тело было кремировано.
Во-вторых, спустя 300 лет в исторических хрониках Лю Сюя «Книга династии Поздняя Тан» в разделе «Жития магов» сообщается, что Дамо «нашел пристанище в Шаолиньском монастыре, что в горах Суншань. Там он случайно отравился и умер».
Но еще на рубеже Вэй и Суй (т. е. во второй половине VI в.) один китайский посланник, направленный в Западные земли, по возвращении совершенно официально сообщил, что повстречал Дамо на Памире и видел, как тот нес в руке лишь одну сандалию, а затем стремительно удалился. Доклад чиновника был проверен с китайской тщательностью – могилу Бодхидхармы вскрыли и обнаружили в ней… лишь одну сандалию; останков подвижника не было. Власти даже решили, что Бодхидхарма, полуобутый, отправился на родину, откуда и появилось еще одно его прозвище – Святой в одной туфле. Имеются свидетельства того, что патриарха видели едущим верхом на тигре в джунглях Индии, бредущим по дорогам Японии, преодолевавшим горные перевалы Тибета и т. п.
В чем разница
Рассказывают, что однажды у патриарха спросили: «Какова разница между жизнью великого мудреца и обыденной жизнью заурядного человека?»
Бодхидхарма ответил: «Это подобно осенней паутине. Некоторые ошибочно принимают ее за пар, но в действительности это паутина, парящая в воздухе. Средний человек видит мудреца и считает его жизнь такой же, как и его собственная обычная жизнь, в то же время человек просветленный видит нечто святое в жизни самого обычного человека».
Безбородый варвар
Увидев портрет бородатого патриарха Бодхидхармы, Хоань сказал: «Отчего этот парень из Западных краев такой безбородый?»
Впоследствии Умэнь (5) прокомментировал это высказывание: «Если вы что-то делаете, то делайте по-настоящему. Просветление должно быть пережито воистину. Лик Бодхисатвы нужно прозреть в самом себе. Одного взгляда на него довольно для того, чтобы удостовериться в его подлинности. Но если вы станете утверждать, что видели этот лик, вы тут же его потеряете».
Если вы что-то делаете, то делайте по-настоящему.
Кипарис во дворе
Один монах спросил Чжаочжоу: «Что означал приход Бодхидхармы с запада?»
Чжаочжоу ответил: «Кипарис во дворе».
Умэнь добавил: «Тот, кто поймет ответ Чжаочжоу, узнает, что прежде не было Шакьямуни, а в будущем не будет Майтрейи».
Доктрина чань в формулировке самого Бодхидхармы:
Особая форма передачи истины, не связанная с какими-либо трактатами.
Независимость от всякого рода буквы.
Прямой контакт с духовной сущностью человека.
Проникновение в глубины внутренней природы человека.
И достижение совершенства Будды.
Как Бодайдорума успокоил сознание Хуэй-кэ
Хуэй-кэ, будущий второй патриарх чань, прежде был ученым-конфуцианцем, причем не отличался крепким здоровьем и физической силой. Прослышав о великом учителе Дамо, он явился к нему в Шаолиньский монастырь и строго следовал всем наставлениям учителя в течение трех лет.
Однажды – было это зимой – он подошел к любимой пещере Дамо и попросил Учителя, который медитировал внутри, успокоить свое сознание. Словно бы в ответ снег пошел сильнее и совсем занес монаха, которому почтение к Учителю не позволяло войти в пещеру. Дамо же оставался внутри и никак не реагировал на просьбу Хуэй-кэ. Тогда искатель истины в знак своей величайшей решимости отрубил себе левую руку и, превозмогая боль, протянул ее Дамо со словами: «В моем сознании нет покоя. Прошу вас, Учитель, успокойте его!»
И тогда, наконец, Дарума молвил: «Давай мне твое сознание, и я его успокою». Хуэй-кэ отвечал: «В том-то и дело, что всякий раз, когда я его ищу, то никак не могу ухватить».
«Ну вот я и успокоил твое сознание!» – сказал Дамо, и после этих слов Хуэй-кэ испытал просветление.
Примечание: по поводу этого гун-аня Дмэнь Хуэй-кай сказал с совершенно чаньской интонацией: «Этот беззубый варвар по имени Дамо проделал путь в сотню тысяч ли, точно хотел сообщить что-то очень важное. Он уподобился волне в безветренную погоду.
В конце концов он приобрел лишь одного ученика, да и тот был калекой. А все его дальнейшие последователи и вовсе ни бельмеса не смыслили».
Хуэй-кэ (Эка,
Биография Хуэй-кэ, или Эки (487–593), как она традиционно передается, сама по себе исполнена назидательного смысла, т. е. является своего рода притчей.
До встречи с Бодхидхармой будущий второй патриарх чань звался Цзи-гуаном. Как уже было сказано, он не отличался хорошим здоровьем и физической силой. А потому, когда он явился в Шаолинь и Бодхидхарма впервые его увидел, то, как передают, молвил: «Я не беру физически слабых учеников». Однако он преподал Цзи-гуану «Движения рук восемнадцати архатов», чтобы тот окреп физически.
Позанимавшись год по указанной методике, Цзи-гуан попросил у учителя дальнейших наставлений. В тот момент Бодхидхарма пребывал в своем излюбленном месте – в пещере, впоследствии названной в его честь, которая располагалась неподалеку от монастыря.
«Если ты сможешь сдвинуть меня с места, то я стану тебя учить», – отвечал Дарума. Однако, как ни пытался монах сдвинуть с места хотя бы палец своего наставника, ему это не удалось.
Тогда Бодхидхарма обучил Цзи-гуана технике «Перемен в сухожилиях» (6), при помощи которой можно развить внутреннюю силу.
Спустя год, уже олицетворяющий собой здоровье и жизненную силу, Цзи-гуан вновь просил Учителя у входа в его любимую пещеру новых наставлений. Бодхидхарма сказал: «Птичий гомон снаружи не позволит тебе успешно заниматься». Цзи-гуан принялся отчаянно прогонять птиц, но стоило ему войти в пещеру, как те опять возвратились. А когда он сломал ветку, на которую садились птицы, те перебрались на верхушку дерева. Цзи-гуан был в отчаянии, и тогда Бодхидхарма с помощью своей сверхъестественной силы вызвал сильный ветер, и все птицы улетели. После чего Бодхидхарма научил Цзи-гуана правильному созерцанию.
Еще после трех лет занятий Цзи-гуан снова испросил у Учителя наставлений, но всякий раз Бодхидхарма уклонялся от беседы с ним.
И вот в один из зимних дней ученик явился своему непреклонному Учителю, пребывавшему в своей пещере в медитации. День выдался снежным и ветреным, и скоро снег засыпал Цзи-гуана до колен. Но Цзи-гуан продолжал ждать у входа в пещеру, ибо уже мог выдерживать самый лютый холод благодаря упражнениям «Перемены в сухожилиях». Наконец Бодхидхарма позволил ему в заглянуть пещеру.
«Прошу наставить меня на путь учения», – взмолился Цзи-гуан. «Нет», – был ответ. «Когда же, Учитель, вы научите меня?» – «Когда снег покраснеет».
Услышав эти слова, Цзи-гуан вытащил меч и отрубил себе левую руку. Хлынувшая из раны кровь моментально окрасила снег.
Сохранив полную невозмутимость, Дам о спросил: «Что же тебя беспокоит?» – «Мой ум не спокоен. Прошу вас, учитель, успокойте мой ум». – «Принеси же мне свой ум, и я успокою его». И тут неожиданная улыбка осветила лицо Цзи-гуана: «О, я нигде не могу отыскать свой ум. Его у меня нет». – «Ты пробудился, – подтвердил Бодхидхарма. – С этих пор ты будешь называться Хуэй-кэ» (что означает – «способный передавать мудрость»).
Затем Бодхидхарма передал «Ланкаватара-сутру» Хуэй-кэ (
В этой достаточно длинной истории нужно, наверно, обратить внимание и на тот факт, что, став чаньским учителем, Дарума прежде всего установил в своем монастыре систему обучения боевым искусствам, то есть преподал путь духовного совершенствования через тело.
Патриаршество и смерть Хуэй-кэ (Эки)
После ухода Бодхидхармы движение чань в Поднебесной возглавил Эка (487–593). Уже до того, как он пришел к своему суровому учителю за наставлениями, Хуэй-кэ являлся эрудированным ученым, знакомым как с чисто китайской классикой, так и с буддийской доктриной. Когда же ценой чудовищных усилий и страданий ему удалось добиться того, чтобы Бодхидхарма подтвердил его достижения, этот человек отнюдь не пре исполнился законной, может быть, гордости и уверенности в себе.
После ухода Учителя он приступил к проповеди отнюдь не сразу, а поначалу больше вращался в низших слоях общества. Очевидно, Эка либо стеснялся, либо побаивался людского признания. Однако при всяком удобном случае он не отказывался от негромкой проповеди доктрины чань. Судя по всему, его отличали скромность, спокойствие и полное отсутствие самомнения.
Возможно, это его и погубило.
Однажды Хуэй-кэ вел беседу о дхарме у ворот храма, в котором в то же самое время проповедовал местный священнослужитель, самоуверенный и весьма почитаемый человек. Причем народ вскоре покинул почтенного проповедника и окружил ученого монаха в лохмотьях, у которого к тому же не имелось каких-либо внешних признаков принадлежности к духовному сану. Это вызвало гнев облеченного официальным саном священника; он обвинил нищего монаха перед властями в профанации. Эку тут же арестовали и, не пожелав особенно разбираться, казнили по местному обычаю. Интересно, что патриарх и не стал отрицать своей вины, согласился с приговором, заявив при этом, что должен таким образом уплатить свой кармический долг. Это произошло в 593 году, когда патриарху было 106 лет.
Из переписки Хуэй-кэ с его учеником-мирянином
Один мирянин по имени Ко, ставший приверженцем учения чань, написал Эке следующее письмо: «Тень преследует человека, а звук порождает эхо. Изнурив свое тело в погоне за тенью, человек не знает, что тень – всего лишь порождение тела. Он не знает также, что эхо нельзя подавить повышением голоса, так как именно голос его и производит. Подобным образом того, кто, стремясь к нирване, подавляет желание и страсти, можно сравнить с человеком, гоняющимся за своей собственной тенью, а того, кто стремится к совершенству Будды, считая, что оно не зависит от природы живых существ, следует сравнить с тем, кто молчит, но все же желает услышать эхо, произведенное его же голосом. Поэтому и просветленный и невежда идут одной и той же дорогой: мудрец нисколько не отличается от профана. Мы даем название тому, что не имеет никакого названия, однако мы основываем свои суждения на этих названиях. Мы создаем теории там, где они неуместны, и созданные нами теории вызывают споры и разногласия. Все это – призраки, лишенные реальности. Кто может сказать, где правда? Все слова пусты и бесплодны: кто знает, что существует и чего не существует? Таким образом, приходится признать, что наше достижение действительно не есть достижение, а потеря также не есть потеря. Я изложил свою точку зрения, и если я ошибаюсь, то, пожалуйста, направьте меня на истинный путь».
Хуэй-кэ ответил: «Ты поистине понял, что такое дхарма: глубочайшая истина заключается в принципе единства».
На это послание Хуэй-кэ ответил: «Ты поистине понял, что такое дхарма: глубочайшая истина заключается в принципе единства. Вследствие неведения человек принимает драгоценный камень за осколок кирпича, но смотрите же, как только он внезапно пробуждается и достигает просветления, то видит, что перед ним истинная драгоценность. Невежда и просветленный в сущности одно: в действительности не следует искать различий между ними. Следует знать, что все вещи таковы, каковы они есть. Те, кто усматривает в мире двойственность, достойны сожаления, и именно им я посвящаю это письмо. Если мы знаем, что ничто не отделяет это тело от Будды, то какой смысл тогда искать нирвану (как нечто, находящееся где-то вне нас самих)?»
Третий патриарх Сэнцань (Сосан,
Об этом человеке нам известно еще менее, чем обо всех прочих патриархах. Существуют такие люди, которые умудряются проходить по жизни, вроде бы совсем не оставляя в ней следов. Но после них остаются свершения. Итак, Сосан (606 г.) стал третьим китайским патриархом. Согласно «Истории», однажды к Эке явился мирянин лет сорока, вроде бы страдающий проказой (фэн-ян,
Эка ответил: «Ум – это Будда, ум – это дхарма; Будда и дхарма едины. То же самое можно сказать и о братстве».
Такое объяснение искателя удовлетворило, и он сказал: «Сегодня я впервые понял, что грехи не внутри, не снаружи и не в середине; то же самое относится к уму, Будде и дхарме – все они едины» (7).
Как известно, Эка принял Сосана в монахи, но после этого тот совершенно исчез для мира. О его жизни вообще больше ничего не известно. Это можно отчасти объяснить тем, что император династии Северная Чжоу начал преследовать буддизм.
Лишь на двенадцатом году правления Кай-хуана династии Суй (592 г.) Сосан вдруг находит себе достойного преемника по имени Досин. Но о том следующая история.
«Слова доверия сердцу» («Синдзима») патриарха Сэнцаня (8)
Один из последующих лидеров чань Линьцзи (Риндзай,
Впадая в одну из крайностей, не познать единство.
Нет двух истин, истина одна, раздвоение же служит нуждам неведения.
Единый миг равен десяти тысячам лет, ибо пустота здесь и пустота там.
Молиться вместе с императором
Однажды император попросил Мастера Сосана прийти во дворец и помолиться за него. Сосан пришел, но молиться отказался. Он сказал: «Это невозможно. Есть несколько вещей в жизни, которые каждый должен делать сам. Например, если вы хотите обнять женщину, то я не могу сделать это за вас, от вашего имени. Или если вы хотите высморкаться, то вам самому придется сделать это. Я не могу сделать этого за вас, это не поможет. То же самое в отношении молитвы. Как я могу молиться за вас? Вы молитесь, и я буду молиться вместе с вами».
Сосан сказал: «Как я могу молиться за вас? Вы молитесь, и я буду молиться вместе с вами».
Четвертый патриарх Даосин (Досин,
Рассказывают, что однажды он попросил учителя: «Покажи мне, пожалуйста, путь освобождения». – «Кто же и когда тебя поработил?» – был мгновенный ответ. «Никто», – обескуражено отозвался ученик. «Но коли это так, – безжалостно продолжал Сосан, – тогда зачем же тебе искать освобождения?»
Говорят, что именно эта реплика Сосана послужила начальному пробуждению молодого человека, а затем под руководством учителя он добился и конечного освобождения. Во всяком случае, именно ему передал перед смертью Сосан патриаршую рясу, которую он носил с 580 по 651 год.
Даосин и мальчик
Однажды к патриарху явился мальчик, и, когда Даосин предложил ему назвать свою фамилию (син,
Несложно разобраться в этой игре слов. Когда учитель спросил мальчика о фамилии, юный последователь чань умышленно обратил внимание учителя на второе значение слова «син», желая перевести вопрос в плоскость пустотности всех понятий. Такой ответ очень понравился Даосину. Впоследствии этот мальчик под именем Хунджень (Гунин,
Встреча Даосина с Хою
В период четвертого патриарха возникло еще одно течение чань (ню-тоу-чань, или годзу-дзен), которое в дальнейшем не получило распространения. Его основателем стал некто Хою, живший у горы Ню-тоу. Как гласит предание, в эпоху Чень-гуань Даосин прослышал о святом человеке и отправился к нему к горе Ню-тоу, проделав неблизкий путь. Добравшись до небольшого буддийского храма в горах, патриарх стал расспрашивать о Хою у монахов. Ему сообщили, что это – простой отшельник, который ни на кого не обращает внимания, никого не приветствует и даже не встает с места, когда к нему обращаются. Даосин все-таки добрался до нужного места и увидел человека, который сидел в спокойном созерцании и не обратил на патриарха ни малейшего внимания.
Все же Даосин спросил отшельника, чем он занят. «Я размышляю над умом», – хмуро отвечал тот. «А кто есть тот, кто размышляет, – поинтересовался Даосин, – что такое ум, над которым он размышляет?»
Хою почувствовал, что не в состоянии ответить на эти вопросы. Тогда он встал, поприветствовал пришельца и поинтересовался, кто он. Узнав же, что к нему пожаловал сам Даосин, о котором отшельник достаточно слышал от монахов и мирян, он вежливо поблагодарил патриарха за оказанную честь.
Прошло немного времени, и хозяин пригласил гостя войти в небольшую хижину, стоявшую неподалеку. В этот момент Даосин увидел, что вокруг нее бродят тигры и волки. В притворном испуге патриарх поднял руки.
Тогда Хою заметил: «Я вижу, он еще с тобой».
Четвертый патриарх моментально спросил: «Что же, однако, ты видишь?» Отшельник не нашелся, что ответить. Спустя еще небольшое время патриарх написал иероглиф «Будда» (Фу) на камне, на котором Хою обычно размышлял. Это простое действие потрясло отшельника. И тогда патриарх сказал: «Я вижу, он еще с тобой».
Хою опять не понял смысла этих слов и стал искренне умолять Даосина раскрыть ему суть учения Будды. Его просьба была удовлетворена, и он впоследствии стал основателем дзен-буддийской школы «годзу».
Умер Даосин в 651 году в возрасте семидесяти двух лет.
Кто же был на самом деле тот мальчик, что стал патриархом Хундженем (Гунином)
Как известно, Даосин достиг пробуждения в молодом возрасте, ближайший его ученик Цзайсун был уже довольно стар. Как-то Даосин сказал ему: «Мне бы хотелось передать учение именно тебе, но ты уже слишком стар для этого. Если бы ты смог сейчас еще раз вернуться в утробу женщины, то я подождал бы тебя в этом мире».
Приняв слова патриарха к действию, Цзайсун простился с ним и ушел куда глаза глядят. На берегу реки ему повстречалась девушка, полоскавшая пряжу. Старик обратился к ней с просьбой: «Нельзя ли немного пожить в твоем доме?» – «У меня есть отец и братья, и сама я не могу решить этот вопрос, а потому ступай и спроси у них». Но старик уперся: «Нет, вначале ты согласись сама, а потом уж я пойду спрашивать». Девушка поглядела на ветхого старика, казавшегося таким жалким и усталым, и кивнула в знак согласия.
А потом случилось чудо: вернувшись домой, эта незамужняя девица понесла. Естественно, ее родные сочли, что она их жестоко опозорила, и выгнали бедняжку из дома. Пришлось ей наняться в батрачки. Спустя положенный срок у нее родился мальчик, и тут его бедная мать заметила, что ребенок сияет небесным светом. Чтобы выжить, матери с сыном приходилось тяжело трудиться и даже просить подаяния.
Поскольку отец ребенка был неизвестен, жители деревни окрестили его Бесфамильным (Усин эр,
Но ребенок горестно, совсем как взрослый, произнес: «Наставник! Раньше вам не нравилось, что я слишком стар, а сейчас не нравится, что я слишком молод. Так когда же, наконец, я смогу принять постриг?»
Тут Даосин прозрел и спросил мальчика: «Что у тебя за фамилия?» А дальше мы уже знаем эту историю, в которой еще очень юный будущий патриарх столь удачно продемонстрировал свою компетентность в доктрине чань.
Пятый патриарх Хунджень (Гунин,
Пятый патриарх чань (602–675) был родом из той же провинции, что и его предшественник. (Провинция Цичжоу сейчас входит в район Ху-бэй.) Храм, в котором он проповедовал чань своим ученикам (которых насчитывалось около пятисот), был расположен на горе Желтая Олива (Хуан-мэй-Шань). Сегодня некоторые ученые мужи убеждены, что он был первым учителем чань, пытавшимся истолковать его в свете доктрины «Ваджрачхедика-сутра». Вообще принято считать эпоху пятого патриарха поворотным пунктом в истории чань, хотя во всей полноте эта доктрина раскрылась уже при Хуэй-нэне, шестом патриархе.
Последний патриарх чань Хуэй-нэн (Эно,
Шестой патриарх Хуэй-нэн, Эно по-японски (638–713), был родом из Синь-чжоу, что на юге Поднебесной. Будучи еще подростком (настоящая его фамилия Лу), он лишился отца и был вынужден содержать мать, занимаясь мелкой торговлей древесиной в городе. Однажды, выходя из дома, в котором он продал вязанку дров, мальчик услышал, как некий человек читает вслух буддийскую сутру. То, что он услышал, тронуло его до глубины души. Узнав название этой сутры, а затем даже умудрившись каким-то образом раздобыть драгоценный текст, он затем вознамерился изучить ее под руководством опытного наставника. В наставники себе юноша избрал не кого иного, как самого пятого патриарха, жившего в ту пору у горы Желтая Олива в Цичжоу. С огромным трудом раздобыв немного денег на пропитание матери в свое отсутствие, он отправился с «Ваджрачхедикой» («Бриллиантовая сутра») в неблизкий путь.
Целый месяц понадобился ему, чтобы добраться до монастыря (в ту пору в обители Бунина насчитывалось пятьсот или даже больше монахов) и пасть к ногам великого наставника.
Патриарх был резок с юношей и сразу же спросил:
– Откуда ты и зачем сюда явился?
– Я крестьянин из Синь-чжоу. Я хочу стать Буддой, – честно ответил Эно.
– Выходит, ты южанин, а южане лишены природы Будды, – уверенно заявил патриарх. – И как это только ты посмел надеяться достичь совершенства Будды?
Однако этого юношу оказалось нелегко обескуражить даже самому Хундженю. Недолго думая, он отвечал:
– Человек может быть с севера или юга, но что касается природы Будды, то какие же могут быть тут территориальные разграничения!
Смелый ответ настолько понравился патриарху, что Эно тут же был принят в братство, правда, послушником самого низшего ранга. Ему поставили задачу – просто молоть рис. И говорят, что он со всем усердием занимался этим полезным делом месяцев восемь или даже дольше.
– Человек может быть с севера или юга, но что касается природы Будды, то какие же могут быть тут территориальные разграничения!
Между тем настал тот важнейший момент, когда пятый патриарх решил выбрать из числа учеников своего будущего преемника. Было официально объявлено, что тот из числа монахов, кто докажет наиболее глубокое понимание доктрины чань, получит вожделенную рясу патриарха и станет законным наследником Хундженя.
В ту пору самым продвинутым, как теперь говорят, монахом считался Дзинсю (706 г.); предполагалось, что именно он обладает и наиболее глубокими познаниями и глубже всех прочих проник во все тонкости доктрины. Никто из собратьев не сомневался, что именно Дзинсю достанется ряса патриарха.
Само же испытание состояло в том, чтобы в форме простого четверостишия (гатха) наиболее полно и точно выразить мировосприятие чань.
Естественно, Дзинсю сочинил свое четверостишие и вывесил его на стене в зале для медитации, нимало не сомневаясь в своей победе. Это стихотворение гласило:
Большинство монахов сошлось в том, что суть учения лучше не выразишь. Теперь уже никто не сомневался, что именно автору этой гатхи отдаст предпочтение патриарх. Каково же было удивление монахов, когда, проснувшись на следующее утро, рядом с первым четверостишием они увидели на той же стене и другое:
Автором этих строк оказался младший послушник, почти мирянин, выполнявший в монастыре самую простецкую работу и почти не участвовавший в ученых диспутах. Тот самый парнишка, который до сих пор перемалывал рис да колол дрова!
Этот парнишка всегда держался так скромно, что вообще никто не принимал его всерьез, а тут он посмел бросить вызов самому выдающемуся из монахов (не считая, конечно, самого патриарха)! Но Хунджень посчитал совсем не так. Правда, у старого патриарха, хорошо знавшего свою паству, возникли небезосновательные опасения: ведь объяви он сейчас Хуэй-нэна своим преемником, последний мог бы от этого пострадать.
Патриарх поступил мудро – вызвал Эно к себе ночью, когда остальные монахи спали, вручил ему патриаршую рясу и посоветовал скрыть до поры свои духовные достижения. Он также повелел не передавать далее рясу Бодхидхармы, так как предвидел, что во время патриаршества Хуэй-нэна учение окрепнет настолько, что в дальнейшем отпадет надобность в символической передаче истины. Как мы знаем, все так и случилось.
И в ту же ночь Хуэй-нэн тайно покинул монастырь.
Рассказывают, что дня через три после того, как Эно бесследно исчез с горы Желтая Олива, известие о неслыханном происшествии разнеслось по всему монастырю и наделало немало шума. Группа возмущенных монахов, возглавляемая Ме-дзедзой, пустилась в погоню за беглецом. И, конечно, его настигли на горном перевале уже довольно далеко от монастыря. Тогда Хуэй-нэн положил свою рясу на камни и сказал монаху Ме-дзедзе: «Эта ряса символизирует нашу патриаршую веру, ее нельзя отобрать насильно. Однако, если ты этого так хочешь, пожалуйста, забери ее».
Ме-дзедзе попытался поднять патриаршую рясу, но она оказалась тяжела, как гора. Тогда монах затрепетал в благоговейном ужасе и воскликнул: «Я пришел сюда, чтобы получить веру, а не рясу. О брат мой, умоляю тебя, рассей мое неведение».
И будущий шестой патриарх смилостивился: «Если ты пришел за верой, оставь все свои страстные стремления. Не думай ни о добре, ни о зле, но посмотри, каков в данный момент твой первозданный лик, который ты носил еще до своего рождения».
Получив это указание, Ме-дзедза моментально постиг ту внутреннюю истину, которую прежде он искал во внешних вещах. Он вдруг прозрел, точно выпил полную чашу холодной воды и утолил жажду. Переживание, испытанное монахом, было столь грандиозно, что он буквально обливался потом и слезами. С величайшим благоговением он подошел к учителю, приветствовал его поклоном и спросил: «Кроме того скрытого смысла, который заключается в этих важных словах, есть ли еще что-нибудь тайное?»
Хуэй-нэн отвечал: «В том, что я тебе показал, нет ничего потаенного. Если ты размышляешь внутри себя и узнаешь свой лик, который был твоим до сотворения мира, то тайна – в тебе».
Хуэй-нэн отвечал: «В том, что я тебе показал, нет ничего потаенного. Если ты размышляешь внутри себя и узнаешь свой лик, который был твоим до сотворения мира, то тайна – в тебе» (9).
Гунин умер в 675 году, и лишь через четыре года после этого (а некоторые указывают и более длительный срок – вплоть до 15 лет) Эно приступил к выполнению своей миссии. До тех же пор он, по совету своего наставника, жил в горах жизнью отшельника.
В миру он появился лишь в 39 лет, и было это в первый год И-фэна (676 г.) во времена династии Тан. Хуэй-нэн пришел в храм Фа-син в провинции Гуан, где ученый священник Инею комментировал Нирвану-сутру. Патриарх увидел, как несколько монахов спорили, собравшись возле трепещущего флага. Один из них утверждал: «Флаг является неодушевленным предметом, и не что иное, как ветер, заставляет его колыхаться». На это другой монах возражал, что «и флаг и ветер – вещи неодушевленные, тогда вроде бы колыхание невозможно». Третий аргументировал процесс тем, что «колыхание вызвано определенным сочетанием причин и следствий». Ну а четвертый предлагал собственную версию: «В конце концов, нет колышущегося флага, это просто ветер движется сам собою». Спор разгорался все сильнее, но Эно прервал его одним лишь замечанием: «Колышутся не ветер и не флаг, а ваш разум».
Спор монахов моментально прекратился. Сам ученый священник Инею был потрясен заявлением Эно, показавшимся всем абсолютно убедительным и авторитетным.
Выяснив вскоре, кто был этот человек, Инею попросил его поведать ему об учении учителя с горы Желтая Олива. Хуэй-нэн ответил очень просто: «Мой учитель не давал каких-то особых указаний: он просто настаивал на необходимости узреть нашу собственную природу при помощи наших собственных усилий; он не принуждал к какой-то медитации, приносящей освобождение. Дело в том, что все, что может быть названо, ведет к двойственности, а истинному учению двойственность чужда. Ухватить эту недвойственность истины – цель дзена. Природа Будды, которой все мы обладаем и постижение которой составляет цель дзен, не может быть разделена на такие противоположности, как добро и зло, вечное и преходящее, материальное и духовное. Человек видит двойственность в жизни вследствие помутнения разума: мудрый, просветленный видит реальность вещей, не затемненную ложными идеями».
Так началась для Хуэй-нэна патриаршая деятельность. Впоследствии у него были тысячи учеников. Тем не менее он никогда не бродил с проповедями по белу свету, но прочно осел в собственной южной провинции, а своей резиденцией избрал монастырь Бао-линь в Цао-ци.
Когда дошло до императора, что преемником Бунина является Хуэй-нэн, он послал к нему кого-то из придворных с официальным приглашением приехать в столицу, которое Эно отклонил, предпочтя оставаться в своих горах.
Посланник, однако, пожелал получить указания, касающиеся доктрины чань, чтобы затем передать их при дворе. Хуэй-нэн ответил приблизительно следующее:
«Ошибочно предположение, будто для того, чтобы достичь освобождения, нужно просто сидеть и предаваться созерцанию. Истина чань открывается сама собой изнутри и не имеет ничего общего с практикой дхьяны, ибо мы читаем в «Ваджракчедике», что тот, кто пытается узреть Татхагату при помощи той или иной особой позы, сидя или лежа, не понимает духа его, не понимает того, что Татхагату называют Татхагатой потому, что он приходит из «ниоткуда» и уходит в «никуда», и по этой причине он Татхагата. Он появляется неизвестно как и исчезает неизвестно куда, а это и есть дзен. В дзене поэтому нечего достигать и нечего понимать; тогда зачем сидеть, скрестив ноги, и практиковать дхьяну? Некоторые могут подумать, что понимание необходимо для того, чтобы разогнать тьму неведения, но истина дзена абсолютна, в ней нет дуализма и условности. Если мы станем говорить о неведении и просветлении или о «бодхи» и «клеша» (мудрости и старости) как об отдельных объектах, которые не могут слиться в одном, то это будет противоречить учению махаяны. В махаяне всякая возможная форма дуализма осуждается, так как не выражает высшей истины. Все является проявлением природы Будды, которая не осквернена страстями, не очищена в просветлении. Она выше всех категорий. Если вы хотите постичь природу своего собственного существа, освободите свой ум от мысли об относительном, и вы увидите, как безмятежна она и в то же самое время как много жизни заключено в ней».
С наибольшей полнотой доктрина чань в интерпретации Хуэй-нэна изложена в его знаменитой «Сутре помоста о сокровище закона» (Фа-бао-тань-цын), которую учитель поведал незадолго до своей смерти.
Умер последний патриарх чань в 713 году, то есть в тот счастливый период, когда китайская культура находилась на вершине своего исторического развития.
Немногим более ста лет спустя после его смерти Рю Соган, один из самых знаменитых ученых в истории китайской литературы, оставил памятную надпись на надгробии шестого патриарха (император Сиен-цун посмертно пожаловал Эно титул «Большого Зеркала» (Дай-чень). Эта надпись гласит: «Шестым патриархом после Бодхидхармы был Дай-чень. Сначала он работал в качестве слуги. Нескольких слов учителя было достаточно, чтобы он моментально понимал глубочайший смысл, содержащийся в них. Он произвел на учителя очень большое впечатление и в конце концов получил от него символ веры. После этого он скрывался в южных областях, и в течение шестнадцати лет никто ничего не знал о нем. Наконец, он решил, что пришло время объявиться в мире. Он обосновался в Цао-цих (таково название места, которое Эно сделал центром чаньской веры) и начал проповедовать».
Предание о Хуэй-нэне с головой быка
Рассказывают также, что на самом деле Хуэй-нэн не умер, а, подобно многим великим подвижникам прошлого, отправился в горные просторы Тибета, чтобы затеряться в них, словно в вечности. По пути (уже в Пустыне трав) ему пришлось заночевать. В это время на него набрели разбойники. Прельстившись главным образом дорогими книгами, которые Эно забрал с собой, они отрубили патриарху голову.
От боли Бодхисатва пробудился, сорвал голову с буйвола, который пасся неподалеку, прилепил ее себе на шею и затем самым действенным образом преподал свою доктрину действия в соответствии с собственной природой разбойникам, которым не позавидуешь. Потому-то имеются иконографические изображения, на которых Хуэй-нэн показан с бычьей головой.
Патриарх и ученик Северной школы
Как-то один из учеников Дзинсю, главы Северной школы чань (10), явился к Эно, чтобы изучить дзен под его руководством. Для начала патриарх спросил его, чему же его учил Дзинсю. Ученик отвечал так: «Мой учитель обычно учил останавливать умственную деятельность и сидеть спокойно в медитации в течение долгого времени и не ложиться».
На это Эно возразил: «Остановить умственную деятельность и сидеть спокойно в медитации – это болезнь, а не дзен, и нет никакой пользы в том, что человек будет долго сидеть в одной позе». В пояснение своих слов он тут же предложил ученику следующую гатху:
Остановить умственную деятельность и сидеть спокойно в медитации – это болезнь, а не дзен.
Нравственность, мудрость и медитация
Однажды в беседе с монахом с Севера Чжичжэном патриарх спросил у него:
– Я слышал, будто ваш наставник чань в своем обучении передает ученикам только шилу (нормы нравственности), дхьяну (медитация) и праджню (трансцендентная мудрость). Объясни же мне, что это за шила, дхьяна и праджня, которым он учит.
Чжичжэн отвечал:
– Отец-настоятель Шэпьсю, объясняя их, говорит, что не совершать злые деяния – это и есть шила; напротив, совершать различные добрые деяния – это называется праджня (мудрость); очищать свое сознание – это есть дхьяна (медитация). Вот что называет он шилой, дхьяной и праджней и этому учит нас в своих проповедях. А как понимаете это вы, отец настоятель?
Патриарх Хуэй-нэн покачал головой:
– Прекрасное толкование, но у меня – другая точка зрения.
Чжичжэн спросил:
– В чем же она заключается?
Хуэй-нэн ответил:
– Постижение бывает медленное и быстрое.
Тогда Чжичжэн попросил патриарха объяснить, как он понимает шилу, дхьяну и праджню.
Патриарх начал:
– Выслушай мои объяснения, и ты поймешь, как я вижу это. Основа сознания, не совершающая ошибок, является шилой (нравственностью) собственной природы; основа сознания, не подверженная волнениям, является дхьяной собственной природы; основа сознания, не омраченная неведением, является праджней собственной природы.
А затем великий наставник Хуэй-нэн добавил:
– Ваша шила, дхьяна и праджня призваны воодушевлять людей малых способностей, а моя шила, дхьяна и праджня призваны воодушевлять людей высших способностей. Если можно обрести просветление в своей собственной природе, то не нужно опираться на шилу, дхьяну и праджню.
Чжичэн попросил:
– Объясните, пожалуйста, что значит «не опираться».
Патриарх сказал:
– Наша истинная природа никогда не ошибается; она не подвержена волнению, не омрачена неведением. Каждая наша мысль озарена праджней и всегда свободна от внешних признаков вещей. Так зачем же нужно на что-то опираться?! Собственная природа самопроявляется внезапно, и внезапное пробуждение не имеет постепенной последовательности, поэтому она и не опирается ни на что».
Чжичжэн поклонился и после этого остался на горе Цао-цих, вступил в школу Хуэй-нэна и не отходил затем от великого наставника ни на шаг.
Как видеть и не видеть
Другой монах, по имени Шэньхуэй родом из Наньяна, тоже пришел на гору Цао-цих и, совершив поклон учителю, спросил:
– Когда вы, сидя, медитируете, вы видите или нет?
Наставник поднялся, трижды ударил Шэньхуэя
и спросил, в свою очередь:
– Шэньхуэй, когда я бью тебя, тебе больно или не больно?
Монах ответил:
– И больно, и нет.
Тогда патриарх сказал:
– Вот и я тоже и вижу, и не вижу.
Шэньхуэй попросил:
– Великий наставник! Объясните, что означает «и вижу, и не вижу».
Патриарх ответил:
– Когда я говорю «вижу», то имею в виду, что всегда вижу собственные ошибки и недочеты. Это я называю «видеть». Когда я говорю «не вижу», то имею в виду, что не смотрю на ошибки и пороки других людей Поднебесной. Поэтому я и говорю, что вижу и не вижу одновременно. Ну а как насчет твоего «и больно, и не больно»?
Шэньхуэй ответил:
– Если совсем не больно, то, значит, я уподобился бесчувственному дереву или камню; если больно, то, значит, я, как всякий обычный человек, подвержен дурным эмоциям.
Тогда великий наставник сказал:
– Шэньхуэй, «видеть и не видеть», о которых ты спрашивал, есть двойственность; «больно или не больно» есть рождение и уничтожение. Ты еще не достиг созерцания своей собственной природы, но осмелился прийти сюда, чтобы дурачить людей.
Шэньхуэй поклонился, не проронив ни слова.
Великий наставник продолжил:
– Твое сознание омрачено неведением, и сам ты не можешь видеть, а потому найди доброго друга-наставника, обладающего обширными познаниями, чтобы он показал тебе Путь. Ты должен созерцать свое собственное сознание, чтобы пробудить его, и должен практиковать это в соответствии с Учением. Поскольку сам ты омрачен неведением и не зришь свое сознание, ты приходишь ко мне и спрашиваешь, вижу я или нет. Даже если сам я вижу и знаю, то это не исправит твоих заблуждений.
Даже если сам ты видишь, то это тоже не может заменить мои заблуждения. Как ты можешь спрашивать меня, вижу я или нет, если ты сам не занимаешься практикой?!
Шэньхуэй поклонился и вступил в школу. Он не покидал горы Цао-цих и всегда старался быть рядом с патриархом.
Последнее наставление патриарха
Накануне своего ухода из жизни Хуэй-нэн созвал всех монахов, сообщил им о том, что намерен покинуть мир, и сказал, что напоследок даст им одну гатху, гатху об истинной реальности и иллюзии, движении и покое.
– Если вы все будете повторять ее и прозревать ее смысл, то станете одним целым со мной. Практикуйте самоусовершенствование в соответствии с ней, и вы не потеряете суть учения нашей школы.
Вся монашеская братия склонилась перед своим наставником и просила патриарха оставить им эту гатху, обещая с благоговением в сердце принять и хранить ее. Гатха гласит:
Тот, кто верит в реальность вещей,
Живет в совершенно нереальном мире.
В полной и абсолютной
неподвижности нет ничего,
кроме неподвижности,
как в вещах мертвых и бесчувственных
нет семян буддовости.
Внимательно выслушав гатху, монашеская братия постигла смысл поучений великого наставника. Все монахи как один поклонились ему и выразили свое почтение, осознав, что великий наставник не останется больше в этом мире.
Честный ответ
Как известно, Дхарму от шестого патриарха унаследовал Син-сы; его, кстати, поэтому часто называли «седьмым предком». В дальнейшем два преемника Синсы, Дун-шань и Цао-шань, основали секту Цаодун, ставшую одной из пяти главных чаньских сект Китая.
Итак, Син-сы из монастыря Цинн-юань задал шестому патриарху вопрос: «Что нужно делать, чтобы избежать прохождения последовательных ступеней в развитии?» (Имеются в виду ступени метода постепенного просветления.)
Патриарх спросил у своего ученика: «Что практиковал ты сам в последнее время?»
Син-сы честно ответил: «Я не практиковал даже Благородных Истин (Четыре Благородные Истины о страдании и пути к избавлению от них, сформулированные самим Буддой)».
Патриарх спросил: «В таком случае каких же последовательных ступеней ты хочешь избежать?»
Син-сы ответил: «Я не практикую даже Благородных Истин, так где же тогда последовательные ступени?»
Хуэй-нэн высоко оценил ответ Син-сы.
Бодхисатва Фу
Бодхисатва Фу (Фу Да Ши) появился на свет в четвертый год правления Цзянь У (497 г.) из династии Нань Чи. Он был уроженцем области Дун Ян; в миру его звали Фу. Женившись в шестнадцать лет, он имел двух сыновей. Когда ему было двадцать четыре года, он повстречал одного индийского аскета, который сказал ему: «Мы с тобой приняли один и тот же обет у будды Вапашьина (первого из семи будд древности), и твое платье и чаша все еще находятся во дворце на небе Тушита. Когда ты туда возвратишься?» Аскет указал на вершину и предложил Фу остаться на ней и заняться медитацией. Однажды у наставника было видение трех будд: Шакьямуни, Вималакирти (которого также называют «Татхагатой Золотое Зерно») и Дипанкары, испускавших лучи света, которые освещали его тело. После реализации им Шурангама-самадхи, в котором все вещи воспринимаются в их окончательной невозмутимости, он понял, что достиг девятой ступени Бодхисатвы; отсюда и его второе имя – Шань Хуэй.
Фу Да Ши был современником Бодхидхармы, но ему, как и индийскому патриарху, не удалось пробудить императора Лян У Ди.
Наставления императору
Однажды император Лян У Ди пригласил наставника Шань Хуэя дать толкование «Алмазной сутры». Заняв место перед императором, наставник тут же ударил линейкой по столу и сошел обратно. Император заметно испугался, а наставник спросил его: «Ваше величество не понимает?» Император ответил: «Нет!» Святой наставник сказал: «Бодхисатва закончил толкование сутры».
Человек переходит через мост —
Течет мост, а не вода.
В другой раз, надев на себя поношенное платье, шляпу и туфли, Бодхисатва пришел во дворец императора, который спросил его: «Ты – монах?» В ответ Бодхисатва показал пальцем на свои туфли. «Ты – праздный человек?» – спросил император. В ответ Бодхисатва показал пальцем на свое монашеское платье.
Его гатха звучит так:
Комментарий действий Бодхисатвы Фу из «Рассказов о знаменитых упасака»
Восхождение наставника на место перед императором, удар по столу и сошествие его обратно должны были продемонстрировать Высшую реальность, раскрытую в «Алмазной сутре». Это был наилучший способ показать свое чистое и ясное сознание, присущее каждому человеку, которое и отвечает за все привычные действия, совершаемые в повседневной жизни.
Он явился во дворец во второй раз, чтобы просветлить императора. В стародавние времена, как и в наш современный век, люди придавали огромное значение наружности человека, его званиям и социальному положению. Поскольку все это не имеет никакого значения применительно к Дхарме Будды, Фу надел на себя шляпу, монашеское платье и туфли, чтобы устранить все представления о форме, внешних проявлениях, наружности и свойствах, как тому учит «Алмазная сутра». Обычно монах не носит шляпу, даос – туфли, а мирянин – монашеское платье.
Теперь толкование гатхи. Первая ее строчка означает: «безрукое» сознание использует феноменальную человеческую форму, которая одарена двумя руками, чтобы держать мотыгу.
Вторая строчка означает: у феноменального человека есть сознание, ему изначально присущее, которое и направляет обе его ноги во время ходьбы.
Переход человеком моста раскрывает то, что входит в его тело при рождении и покидает его в момент смерти.
В четвертой строчке подразумевается то, что мост, или человеческое тело, подвержен постоянным изменениям, тогда как вода, или сущностная природа, непреложна и никогда не меняется.
Чаньский учитель Мацзу Даои («Путь Единого»)
Проповедовал в провинции Цзянси, хотя сам был выходцем из уезда Шифан области Ханьчжоу. Родовое имя его – Ма. Ушел из мирской жизни в монастырь Лоханьсы – «Монастырь Архатов».
Как говорили, отличаясь видом странным и необычным, он обладал поступью быка и взглядом тигра. Еще в детские годы он принял постриг у преподобного Тана из области Цзычжоу, а полное посвящение получил от наставника Юаня из уезда Юйчжоу.
В годы Кайюань (713–742) он практиковал созерцание в монастыре Цюаньфасы, что на горе Хэнюэ, где и повстречал преподобного Наньюэ Хуайжана.
Хуайжан понял, что перед ним – истинный «Сосуд Дхармы», и спросил: «Уважаемый, в чем цель вашего сидения в созерцании?»
Наставник ответил: «Я хочу стать Буддой».
Тогда Хуайжан взял камень и принялся полировать его перед своим скромным жилищем. Наставник спросил:
– Зачем вы делаете это?
– Хочу отполировать его до такого состояния, чтобы он превратился в зеркало, – ответил Хуайжан.
– Да разве можно, полируя камень, превратить его в зеркало? – вновь спросил Наставник.
– Если, полируя камень, нельзя превратить его в зеркало, так можно ли, просто сидя в созерцании, стать Буддой? – ответил Хуайжан.
– Но как же тогда этого достичь? – спросил Наставник.
– Если быка впрягли в повозку, а повозка все же не трогается с места, так кого же надо погонять – быка или повозку?
Наставник ничего не ответил.
А Хуайжан заговорил вновь:
– Что является твоей целью – научиться созерцанию (чань, дхиане) или стать Буддой? Если ты учишься тому, как сидеть в созерцании, то чань не заключен ни в сидении, ни в лежании. Если ты учишься тому, как стать Буддой, то Будда не имеет никаких фиксированных проявлений. Если же говорить о Дхармах, что не пребывают нигде, то нельзя ни принимать, ни отвергать их. Если ты, сидя, желаешь стать Буддой, то тем самым ты убиваешь Будду. Если ты ухватываешь лишь внешние проявления, то не достигнешь истины.
Когда Учитель услышал эти наставления, он почувствовал себя будто опьяненным чудесным нектаром. Он уважительно склонился перед Хуайжаном и спросил:
– Так каким же образом, используя Сердце, могу я соединиться с самадхи, что не имеет выражения?
Хуайжан ответил:
– Если ты будешь изучать метод Сердца-основы учения Дхармы, то это будет подобно тому, как сажать семена. Когда я начну объяснять тебе основы Учения, то это будет подобно дождю, что проливается с небес. И поскольку все кармические проявления единятся в тебе, то ты сумеешь узреть Путь.
Мацзу продолжил спрашивать:
– Если Путь не имеет никаких проявлений, то как же можно узреть его?
– Око Дхармы, что заключено в Сердце-основе, само сумеет узреть его, – ответил Хуайжан, – равно как узреет оно и самадхи, что не имеет никаких проявлений.
– Бывают ли на этом Пути достижения и неудачи? – поинтересовался Наставник.
– Если смотреть на Путь сквозь призму достижений и неудач, то его никогда не увидеть. Вслушайся в строки, что сложил я:
Услыхав гатху, Наставник тотчас обрел пробуждение, после чего десять осенних периодов подряд приходил к Хуайжану, чтобы до конца постигнуть его утонченное учение.
История с тачкой
Как-то раз в монастыре монах Иньфэн толкал тачку, а Мацзу сидел на его пути, вытянув ноги. Иньфэн попросил:
– Учитель, прошу вас, уберите ноги.
– То, что уже вытянуто, не может быть убрано, – отвечал Мацзу.
– То, что уже идет вперед, не может пойти назад, – сказал Иньфэн.
Он продолжал толкать свою тачку и проехал по ногам Мацзу. С раненой ногой Мацзу вернулся в зал для наставлений, взял топор и сказал:
– Пусть покажется тот, кто несколько мгновений назад ранил ногу старому монаху своей тачкой.
Тотчас появился Иньфэн, подошел к Мацзу и вытянул шею. Тогда Мацзу отложил топор в сторону.
Мацзу отложил топор в сторону, окончательно убедившись в спонтанности сознания ученика. Для ученика, везущего тачку, сидящий с вытянутыми ногами Мацзу не был неприкосновенным авторитетом (что весьма похвально, с позиций чань!). Но этот же ученик, спонтанно откликнувшись на зов Мацзу в зале для наставлений, был готов понести суровое наказание за то, что совершил.
Что это такое?
Преподобный Хуайжан услышал, что Наставник перебрался в провинцию Цзянси (это было еще до их очной встречи, которая описана выше), и спросил у своих учеников:
– А что, Мацзу Даои, поведал ли он монашеской общине о Дхарме?
– Да, он уже поведал нам о Дхарме, – ответили монахи.
– Я еще не встречал человека, который рассказал бы об этом как-то по-новому, – заметил Хуайжан. Подумав немного, он послал монаха к Мацзу с таким наставлением: «Когда Мацзу поднимется на помост для проповеди, ты лишь спроси: «Что это такое?» – а затем дождись, что он ответит, и возвращайся с этими словами ко мне».
Монах спросил у Мацзу все, как ему велено. Наставник сказал: «С того времени, как здесь тридцать лет назад учинили беспорядки варвары, в этих местах не бывает нехватки соли и перца».
Все это монах по возвращении передал Хуайжану, который остался удовлетворен ответом Мацзу.
Чаньский наставник Дэ Чэн, или Монах-Лодочник из Хуадин
Великий наставник Дэ Чэн, достигнув просветления, прибыл в Хуадин, что в округе Сю Чжоу. Обычно он плавал по озеру на небольшой лодке и проводил свои дни, принимая гостей из всех уголков страны. В то время, пока еще не распространилась слава о его учености, он обычно прозывался Монахом-Лодочником.
Однажды, пристав к берегу реки, он лениво сидел в своей лодке. Проходивший мимо чиновник спросил его: «Чем занимается почтенный господин?» В ответ Дэ Чэн поднял весло и спросил: «Вам это понятно?» «Нет, не понятно», – отвечал чиновник. Тогда наставник сказал: «Я греб и взбалтывал чистую воду, но золотую рыбку найдешь нечасто».
Весьма показателен эпизод, который привел к просветлению одного достаточно компетентного наставника чань по имени Цзя Шань. Эпизод этот, естественно, стал одним из распространенных гун-аней.
Тогда наставник сказал: «Я греб и взбалтывал чистую воду, но золотую рыбку найдешь нечасто».
Недовольный собственными успехами, наставник Цзя Шань распустил своих учеников и отправился прямиком в Хуадин. Увидев его, Дэ Чэн спросил:
– Добродетельный! В каком храме ты остановился? Цзя Шань ответил:
– То, что похоже на это, не останавливается, а то, что останавливается, на это не похоже.
Наставник Дэ Чэн спросил:
– Если нет никакого сходства, то каково это?
Цзя Шань ответил:
– Это – не те Дхармы, что перед глазами.
– Где ты все это выучил? – спросил Дэ Чэн.
– Там, куда нет доступа ни уху, ни глазу.
Тогда наставник Дэ Чэн похвалил его:
– Удачное высказывание – это столб, к которому осел может быть привязан в течение десяти тысяч эонов.
И спросил снова:
– Когда выпускается тысяча футов рыболовной лески, добыча прячется глубоко в пруду. А три дюйма за крючком ты мог бы обговорить?
Цзя Шань собрался ответить, но, когда он был готов уже открыть рот, наставник нанес ему удар веслом, столкнувший его в воду. Естественно, Цзя Шань тут же стал карабкаться обратно в лодку, и, когда он почти уже в нее забрался, наставник воскликнул снова:
– Говори же! Говори же!
Не успел Цзя Шань открыть рот, как Дэ Чэн снова ударил его. Вслед за чем Цзя Шань мгновенно обрел просветление и трижды кивнул (в знак благодарности).
Тогда наставник сказал:
– Ты можешь забавляться блестящей леской на конце удочки, но стоит тебе перестать волновать чистую воду, как смысл будет иным.
Цзя Шань спросил на всякий случай:
– Как вы мыслите себе выпускание лески и забрасывание крючка?
– Леска, свисающая в зеленую воду, позволяет всем идеям о существовании и несуществовании всплывать на поверхность, пока обе не успокоятся, – отвечал наставник.
– Ваши слова ведут по потемкам, хоть и обходятся без тропинок; кончик вашего языка говорит, хоть и безмолвен.
– Я выпускал свою леску повсюду в этой реке, но только сейчас я нашел золотую рыбку, – похвалил Дэ Чэн своего ученика.
Услышав эти слова, Цзя Шань прикрыл уши руками.
Наставник Дэ Чэн закивал:
– Именно так! Именно так!
Затем он дал Цзя Шаню следующее наставление: «В будущем в твоем убежище не должно быть никаких следов, а там, где нет следов, ты не должен укрываться. Я провел тридцать лет в монастыре наставника Юо Шаня и понял лишь одно это. Теперь и ты это знаешь. Отныне не оставайся в городах и деревнях, а ищи в глубине гор одного-двух человек с мотыгами на боку, чтобы продолжить передачу истины и не дать ей прерваться».
Цзя Шань простился с наставником, но, уходя, несколько раз обернулся назад, чтобы еще раз увидеть его. Наставник Дэ Чэн прокричал: «Почтенный!» И когда Цзя Шань снова обернулся, наставник поднял весло и крикнул: «Ты полагаешь, что у меня, кроме этого, есть что-то еще?» Затем он перевернул лодку и скрылся под водой.
Чаньский наставник Чжу Ди из Цзин Хуа
Однажды в храм Чжу Ди пришла монахиня по имени Ши Чжи с корзиной на голове и посохом в руке. Она трижды обошла вокруг наставника и трижды произнесла: «Если вы сможете что-нибудь сказать, я опущу корзину». Так как наставник не смог ничего ответить, монахиня собралась уходить. Тогда наставник сказал ей: «Уже поздно, почему бы вам не остаться до утра?» Монахиня сказала снова: «Если вы сможете что-нибудь сказать, то я останусь». Поскольку наставник так ничего толкового и не придумал, монахиня ушла.
Оставшись один, наставник вздохнул и сказал себе: «Хоть я и мужчина, мне недостает мужественности. Лучше уж мне оставить этот храм и отправиться куда-нибудь в поисках действительно просветленных наставников».
И в ту ночь божество горы, возле которой располагался храм, сказало ему: «Ты не должен покидать это место: сюда уже идет настоящий бодхисатва во плоти и крови».
Мальчик автоматически поднял руку, но не увидел пальца на обычном месте; тут-то на него и снизошло великое просветление.
И потому, когда Тянь Лун прибыл в храм, наставник встретил его с большим почтением. В качестве наставления Тянь Лун поднял вверх указательный палец, и наставник мгновенно пробудился. С тех пор, когда ученики приходили к нему за руководством, наставник только поднимал вверх палец и не давал иных наставлений.
Однако нашелся мальчик, который, побывав до того у наставника, в ответ на вопросы людей стал тоже поднимать вверх палец. Кто-то рассказал об этом наставнику, сделав вывод: «Ваш мальчик тоже понимает Дхарму Будды, поскольку в ответ на вопросы пришедших он тоже, как и вы, поднимает вверх палец».
Однажды, спрятав в своем длинном рукаве (острый) нож, наставник спросил мальчика: «Я слышал, что ты понимаешь Дхарму Будды, так ли это?» Наглый подросток не смутился: «Да, господин». Тогда наставник спросил: «Что же такое Будда?»
Мальчик поднял вверх палец, который наставник тут же отсек спрятанным ножом. Когда юноша закричал от боли и кинулся прочь, наставник окликнул его, и тот – все-таки почтение в нем к наставнику было велико – обернулся. Чжу Ди снова спросил его: «Так что такое Будда?»
Мальчик автоматически поднял руку, но не увидел пальца на обычном месте; тут-то на него и снизошло великое просветление.
Когда наставник был уже близок к смерти, он как-то сказал собранию:
– Чанем пальца Тянь Луна я пользовался всю свою жизнь.
Наставница Мо Шань
Чаньский наставник Хуань Чи был учеником Линь-цзи (основатель секты Линь-цзи, одного из направлений чань), но не осознал истину, несмотря на то что провел несколько лет в монастыре своего наставника. А потому в один прекрасный день он покинул Линь-цзи и отправился на поиски нового наставника. (В буддийских монастырях подобная стратегия смены учителей считается вполне нормальным явлением.) Однажды он забрел в женский монастырь на горе Мо Шань, и маленькая монашенка доложила о его прибытии чаньской бхикшуни Мо Шань, которая первым делом послала к нему прислужницу с таким вопросом: «Почтенный наставник, явились ли вы сюда из любопытства или ради изучения Дхармы Будды?» Хуань Чи ответил, что он учится. Тогда Мо Шань предупредила: «Если вы пришли ради Дхармы Будды, то здесь существуют те же правила относительно битья в барабан и занятия почетного места». (То есть ему надлежит вести себя как обыкновенному послушнику.)
Вслед за чем она взошла на свое место, но Хуань Чи только поклонился, не встав на колени. Мо Шань спросила его:
– Какое место Почтенный Бхикшу сегодня покинул?
Хуань Чи ответил:
– Я покинул въездные ворота на дорогу.
Наставница спросила:
– Почему же вы не охватили их?
(Вопрос Мо Шань означал: если вы так продвинулись на пути, что можете обойтись без преклонения колен, то вы должны были воспринять свою Дхармакайю, которая проникает всюду и охватывает также и въездные ворота на дорогу, ибо она не подвластна появлению и исчезновению и не покидает одно место, чтобы оказаться в другом.)
Хуань Чи не смог ничего ответить; он встал на колени и спросил:
– Что же такое Мо Шань?
Настоятельница ответила:
– Макушка головы не различима.
(Вопрос «Что же такое Мо Шань?» можно буквально перевести: «Каково состояние просветленного сознания в монастыре Мо Шань?» Ответ монахини касался свечения макушки Будды, которое было невидимо для его учеников, пока они не прозрели.)
– Кто же хозяин горы Мо Шань? – спросил гость.
Хозяйка ответила:
– Он – и не мужчина, и не женщина.
Мо Шань закричал:
– Почему же он не превращается?!
Хуань Чи в ответ спросила:
– Он – не призрак и не дух, во что он должен превратиться?
(Ответ Мо Шань о хозяине, то есть о ней самой (хозяин – и не мужчина, и не женщина), означал, что пол не имеет никакого значения для просветления, и Дхармакайя не имеет ни мужских, ни женских признаков. В целом женщины имели намного больше трудностей на пути, чем мужчины, и Хуань Чи, который, похоже, смотрел на нее свысока в силу этого, спросил ее, почему она не превратится в мужчину, если она достигла просветления. Его вопрос показывает, что он все еще пребывал в заблуждении.)
На последний вопрос ответить он не мог, а потому признал авторитет настоятельницы. Мо Шань стал садовничать в монастыре, где провел три года; в это время он получил полное просветление.
Позднее, когда Хуань Чи входил в зал Чань, чтобы наставлять своих собственных учеников, он обычно говорил им: «Когда я был у своего отца, Линь-цзи, я получил полполовника, и когда я был у своей матери, Мо Шань, я получил еще полполовника, то есть мне достался полный половник, что позволило мне утолять свой голод по сей день». Таким образом, хотя Хуань Чи и считается учеником Линь-цзи, он является также преемником Дхармы Мо Шань.
Чаньский наставник Хуэй-цзан из Шигуна
Прежде Хуэй-цзан был профессиональным охотником и, рассказывают, не выносил даже вида буддистских монахов. Однажды, охотясь на оленей, он вышел к храму, в котором в ту пору пребывал Ма-цзу. Когда последний, стоя у дверей, поприветствовал охотника, тот спросил Ма-цзу: «Вы не видели здесь оленей?» В свою очередь, Ма-цзу спросил: «Кто ты?» Будущий наставник ответил:
– Я – охотник.
– Ты умеешь стрелять? – спросил Ма-цзу.
– Умею.
Тогда учитель спросил:
– Сколько же оленей ты можешь подстрелить одной стрелой?
Охотник пожал плечами:
– Одной стрелой я могу подстрелить только одно животное.
Ма-цзу усмехнулся:
– Тогда ты не знаешь, как нужно стрелять.
– А почтенный господин знает, как лучше стрелять?
– Да, знаю.
– Сколько животных можете вы подстрелить одной стрелой?
Ма-цзу ответил:
– Всего одной стрелой я могу подстрелить целое стадо.
Тогда охотник призадумался:
– Но они же, олени, – живые существа. Зачем вам стрелять целое стадо?
Ма-цзу тут же спросил:
– Если ты это понимаешь, так почему не застрелишь себя самого?
Будущий наставник снова задумался:
– Если вам нужно, чтобы я себя застрелил, то я действительно не знаю, как это сделать.
Ма-цзу улыбнулся:
– Целый эон пороков (клеш) этого человека, вызванных неведением, теперь рассеивается.
Вслед за чем охотник выбросил свой лук и стрелы и, последовав за Ма-цзу, стал монахом.
Однажды, когда Хуэй-цзан трудился на кухне, Мацзу спросил его:
– Что ты делаешь?
– Я стерегу быка, – отвечал бывший охотник.
– А как же ты его стережешь?
– Как только он возвращается на траву, я тащу его обратно, хватая за ноздри.
– Вы тянете за мой нос так, будто собираетесь его оторвать!
– Чтобы что-то понять, пустоту следует хватать именно таким образом, – пояснил наставник.
– Ты действительно стережешь быка, – подтвердил Ма-цзу, после чего прекратил разговор и удалился.
Уже позже, будучи настоятелем, Хуэй-цзан, принимая учеников с различными способностями, обычно держал в руках лук и стрелы.
Однажды он спросил посетившего его монаха:
– Ты знаешь, как схватить пустоту?
Самоуверенный монах ответил:
– Знаю.
Наставник спросил:
– Как же ты ее схватишь?
Тогда монах попытался ухватить рукой воздух.
Наставник взревел:
– Ты все-таки не знаешь, как схватить пустоту!
Монах спросил наставника:
– Как же почтенный брат по Дхарме схватит ее?
Вслед за чем наставник ухватил монаха за нос и сильно потянул за него. Гость закричал от боли:
– Вы тянете за мой нос так, будто собираетесь его оторвать!
– Чтобы что-то понять, пустоту следует хватать именно таким образом, – пояснил наставник.
Управитель округа Ван чанши и другие должностные лица пригласили наставника произнести проповедь. Наставник поднялся в Зал Дхармы и произнес:
– Сегодня мне, одинокому монаху, ничего не остается, кроме как последовать принятому этикету, – поэтому-то я и пришел сюда. Если же следовать традиции патриархов нашей школы, строго придерживающейся принципа передачи великой Дхармы, то я не должен был раскрывать рта, а вы не должны были и шага сделать. Но я, одинокий монах, уступил настоятельным просьбам чанши. К чему мне скрывать сущность нашей школы?
А найдется ли здесь искусный военачальник, который прямо на поле боя расставит свои войска и развернет знамена? Пусть приведет свои доводы при всех – посмотрим!
Какой-то монах спросил:
– В чем состоит основной смысл Дхармы Будды?
Наставник произнес: «Кхэ».
Монах низко поклонился. Наставник заметил:
– Этот почтенный монах очень хорош как собеседник.
Кто-то спросил наставника Линь-цзи:
– Чью мелодию вы поете? Последователем какой школы чань вы являетесь?
Наставник отвечал:
– Когда я был у Хуан-бо (известный чаньский наставник (ум. ок. 850), непосредственный учитель Линь-цзи), я трижды обращался к нему с вопросами и трижды бывал бит.
Монах колебался. Тогда наставник произнес свое «кхэ», ударил вопрошавшего и сказал:
– В пустоту не вобьешь гвоздя.
Некий проповедник, принадлежащий к другой школе буддизма, спросил:
– Разве не проясняют природу Будды Три Колесницы и двенадцать разделов Учения?
Наставник ответил:
– Сорняки еще никогда не выкорчевывались.
Проповедник настаивал:
– Уж Будда-то не мог обманывать людей!
– А где, собственно, Будда? – спросил наставник.
Проповедник промолчал. Наставник продолжил:
– Ты хотел меня, старого монаха, изобразить дураком в глазах чанши! Быстрей уходи! Немедленно убирайся! Не мешай тем, другим, задавать вопросы!
Далее наставник сказал:
– Сегодняшнее собрание посвящено великому делу. Есть ли еще желающие задать вопрос? Поскорее выходите и спрашивайте. Но еще прежде, чем вы открываете рот, вы уже вне общения. Почему это так? Не известно ли вам, что говорил почтенный Шакья: «Дхарма отделена от письменных знаков, ее не касаются причины, она вне следствий». Из-за того, что у вас недостаточно веры, мы сегодня путаемся в ползучих лианах слов. Боюсь, что этим я ввожу в заблуждение чанши и других должностных лиц, затемняя их природу Будды. Лучше, пожалуй, удалиться.
Он воскликнул свое «кхэ» и сказал:
– Для мало верящих в себя людей никогда не наступит последний день. Вы остаетесь здесь надолго. Берегите себя (обычная формула прощания наставника с аудиторией)!
Однажды Линь-цзи сказал во время наставлений:
– Среди вас здесь есть, конечно, такие, которые во имя закона не откажутся пожертвовать собой и лишиться жизни. Когда мне было двадцать, я трижды спрашивал у моего первого учителя Хуан-бо, каков точно великий смысл Дхармы Будды, и трижды удостаивался того, что он угощал меня своим посохом. Но это было похоже на то, как если б меня погладили мухогонкой из веток полыни. Вот и сейчас я хотел бы снова удостоиться, чтобы меня угостили порцией палки. Кто бы мог сделать это для меня?
Тут из числа собравшихся вышел какой-то монах и сказал:
– Я могу сделать это.
Наставник протянул ему свою палку. Но монах этот заколебался. А наставник крепко ударил его самого.
Однажды наставник сказал во время проповеди:
– Кто бы ко мне ни пришел, я не пренебрегаю им и всегда знаю, откуда он пришел. Если он пришел таким-то образом, похоже, что он потерял самого себя. Если он пришел иным образом, он как бы без веревки связал себя. И в том и в другом случае не надо суетиться, размышляя и взвешивая. И понимающие, и непонимающие – все ошибаются.
Вот так прямо я об этом и говорю. И пусть порицает меня любой человек в Поднебесной.
Вы уже долго находитесь здесь, монахи. Берегите себя!
Песнь просветления чаньского наставника Юн-цзя
Добирайтесь до корня.
Не беспокойтесь о ветках.
Комментарий наставника Сюй-юня: «Просветление – это корень, а все остальное (в том числе паранормальные способности и чудотворство) – это ветки. Вот почему просветленные наставники никогда не говорили о чудесах. Все это подобно хрусталю, который, если за него цепляться, помешает достижению просветления, символизируемого луной.
Юн-цзя пришел к шестому патриарху за наставлением и полностью просветлел. Патриарх назвал его «Просветленным за Одну Ночь». Поэтому-то древние и говорили: «Искать истину в сутрах и шастрах – все равно что выйти в море, чтобы сосчитать, сколько в нем песчинок».
Просветление от звука кипящего масла
В стародавние времена у чаньского наставника Хуэй Цзюэ с горы Лан Юэ была одна ученица из мирян, которая явилась к нему за наставлением. Учитель же велел ей всесторонне исследовать и целиком претворить в жизнь фразу: «Не обращайте внимания» (букв. «Пусть все идет своим чередом»).
Женщина строго следовала его наставлению, не допуская никаких отступлений ни в чем. Однажды в ее доме начался пожар, но она лишь сказала: «Не обращайте внимания».
В другой раз ее единственный сын упал в воду, и, когда очевидец происшествия позвал ее, она снова отмахнулась: «Не обращайте внимания».
В общем, она в точности выполняла наставление учителя, отбросив все причинные мысли (мысли, порождающие причины, которые, согласно закону кармы, в свою очередь, ведут к следствиям).
Однажды, когда ее муж развел огонь, чтобы приготовить пончики из скрученного теста, а женщина бросила на полную кипящего масла сковородку кусок теста, раздался резкий шипящий звук. Едва услышав его, женщина мгновенно обрела просветление. После этого она бросила сковороду с маслом на пол, захлопала в ладоши, стала прыгать и смеяться. Решив, что она обезумела, ее муж принялся ее бранить: «Что ты делаешь? Перестань немедленно! Ты сошла с ума?» Но и тогда она ответила: «Не обращай внимания».
Затем она отправилась к наставнику Хуэй Цзюэ и попросила его удостовериться в ее успехе. Наставник подтвердил, что она обрела «священный плод».
Комментарий наставника Сюй-юня: «Ее постоянная практика уже принесла успех в том, что она отстранила свое сознание от органов чувств, чувственных данных и способностей восприятия. Таким образом, ее сознание в нужный момент находилось в покое, и звук шипящего масла подействовал на нее сильнейшим образом. Она услышала его не с помощью слуха, который был отключен, а через ту самую функцию сущностной природы, которая и выявила ее истинное «лицо»; отсюда и ее просветление».
Обычно после пробуждения, или сатори, как говорят японцы, человека охватывает желание кричать, прыгать, танцевать или делать что-то такое, что отклоняется от нормы – вроде той самой сковороды с маслом, которую женщина швырнула на пол. Если человек не сумеет подавить эти эмоции, то он вполне может подхватить «чаньскую» болезнь, описанную в автобиографии Хань-шаня.
Помощь ученика
Как известно, чаньский наставник Шэнь Цзаня много путешествовал пешком (по монастырям), пока был молод, а просветление свое обрел у «предка» Бай-чжана. После этого счастливого события он вернулся к своему прежнему наставнику, и тот его спросил: «После того как ты меня покинул, что нового ты приобрел в других местах?»
Шэнь Цзань отвечал: «Я не приобрел ничего».
Тогда прежний наставник велел ему продолжить послушание у него.
Однажды, когда этот наставник мылся в бане, а его ученик тер ему спину, Шэнь Цзань вдруг похлопал по этой спине со словами: «Хорош зад Будды, но Будда – не святой».
Не поняв, что он имеет в виду, старый наставник обернулся и посмотрел на ученика, который продолжил: «Хотя Будда и не святой, он испускает озаряющие лучи».
В другой раз, когда старый наставник читал у окна сутру, об оконную бумагу (такая тонкая бумага использовалась в Поднебесной вместо стекла) ударилась пчела, пытавшаяся выбраться из комнаты. Увидев, как она бьется, Шэнь Цзань сказал: «Вселенная – такая огромная, а ты не хочешь выбраться. Если ты собираешься пробиться сквозь старую бумагу, то выберешься в несуществующий год Осла!» Сказав это, он пропел следующий стих:
Решив, что Шэнь Цзань насмехается над ним, старый наставник отложил в сторону свою сутру и спросил его: «Ты отсутствовал так долго: кого ты встречал, что ты узнал и отчего ты стал таким разговорчивым?»
Переживание на опыте истинной вечности зависит не от одних книг.
Шэнь Цзань ответил: «После того как я покинул вас, я присоединился к общине Бай-чжана, где получил от наставника Бай-чжана указание, как останавливать мышление и разграничение сознания. Так как вы сейчас уже стары, то я вернулся, чтобы отдать вам долг благодарности». Вслед за этим наставник поведал собранию монахов (о случившемся), велел накрыть стол в честь Шэнь Цзаня и попросил его изложить Дхарму. Последний занял почетное место и изложил учение Бай-чжана, сказав:
Услышав это, старый наставник пробудился к истине и сказал: «Я и подумать не мог, что в свои старые годы услышу о высочайшем образце». Затем он передал Шэнь Цзаню управление монастырем и почтительно попросил последнего стать его собственным наставником.
Комментарий Сюй-юня: «Старая бумага – это старые сутры. Фраза Бай-чжана означает: «Если вы хотите отыскать истину в старых сутрах, то никогда ее не осознаете, ибо ее можно ощутить только на практике».
Что мы знаем, но не делаем
Однажды знаменитый китайский поэт Бо Цзюи пришел к знаменитому чаньскому учителю Няого и спросил у него:
– Скажите, что необходимо делать в течение дня, как себя держать, чтобы можно было считать, что все совершено сполна?
– Не следует совершать дурных поступков и необходимо следовать добрым делам, никогда от них не отворачиваясь.
– Но это знает и трехлетний ребенок! – воскликнул поэт.
– Конечно, и трехлетний ребенок знает это, но чаще всего даже столетний старец не способен этому следовать!
Опасное место (иная интерпретация той же истории)
Однажды правитель области посетил одного дзенского учителя, прозванного в народе Птичье Гнездо за то, что он обычно медитировал, сидя на высоком дереве среди густой листвы. Правитель осмотрел место медитации мудреца и сказал:
– Какое же у тебя опасное место – там, наверху дерева!
– Твое намного опаснее, чем мое, – возразил учитель.
– Я – правитель этой области; я не вижу, какая опасность может мне угрожать.
– Значит, ты не знаешь себя. Когда ты изживешь свои страсти и твое сознание лишится устойчивости – что может быть опаснее, чем это?
– В чем заключается учение буддизма? – спросил правитель.
В ответ учитель произнес следующую известную формулу:
– Не делать зла, а использовать добро. И сохранять сердце чистым – вот в чем учение Будды.
– Да это знает и трехлетний ребенок! – воскликнул правитель.
– Может быть, любой трехлетний ребенок и знает это, но даже восьмидесятилетнему старцу трудно осуществить это на практике, – подвел итог беседы дзенский учитель и полез на свое дерево.
Байчжан и старик-лиса
Как-то на проповедях Байчжана стал появляться странный старик. Однажды, когда наставник уже закончил работу с учениками, старик не ушел из зала вместе с остальными. Байчжан спросил его, что он за человек.
– Ныне я не принадлежу уже к человеческому ролу, – ответил старик. – Но когда-то, во времена будды Кашьяпы, я жил на этой горе и наставлял истине. Однажды меня спросили: «Подвластен ли прозревший истину человек закону причинности существования?» Я ответил: «Не подвластен» – и вот за это был превращен в лису на целых пятьсот перерождений. Прошу вас, о наставник, своим мудрым словом помочь мне избавиться от лисьего облика. Осмелюсь спросить вас: «Подвластен ли прозревший истину человек закону причинности существования?»
Прозревший истину человек не отличает себя от причинности существования.
– Прозревший истину человек не отличает себя от причинности существования, – ответил Байчжан.
Услыхав эти слова, старик тут же достиг просветления. Он отвесил поклон и сказал:
– Теперь я освободился от лисьего облика и должен покинуть свое тело, которое находится на горе. Прошу вас похоронить меня по монашескому чину. – С этими словами он исчез.
На следующий день Байчжан велел приготовиться к похоронам. «Вокруг все спокойно, и в монастыре нет больных. Что бы это значило?» – недоумевали монахи. После трапезы Байчжан повел монахов на гору. В пещере на склоне горы он нашел лисий труп и распорядился предать его огню.
А вечером он рассказал монахам о старике, превращенном в лису. Хуанпо спросил:
– Вот ведь давным-давно некий человек был превращен в лису на пятьсот перерождений за то, что дал неправильный ответ. НУ а если ответы наставника будут правильными, что тогда?
– Подойди поближе, и я поведаю тебе истину, – сказал Байчжан.
Хуанпо подошел к учителю и ударил его по лицу. Байчжан захлопал в ладоши и произнес со смехом:
– Я думал, что ты – рыжая борода варвара, а теперь вижу, что ты – рыжебородый варвар!
Можно лишь добавить, что Хуанпо поступил, быть может, и без должного уважения к учителю, зато в полном соответствии, как того требует чань, со своей природой, которая, конечно, не желает получать зуботычины. А это бы непременно произошло, не выдай он Байджану полновесную оплеуху, чем, кстати, немало его повеселил.
Обращенный
Рёнан посвятил свою жизнь изучению дзен, а управление всем семейным имуществом передал своему племяннику. Однажды родственники сообщили ему, что его племянник, несмотря на все их увещевания, ведет крайне беспутную жизнь и много денег тратит на куртизанок, кутежи, игры. Поскольку племянник занял место Рёнана в управлении семейным имуществом и благосостояние семьи оказалось в опасности, родственники обратились к Рёнану с просьбой что-то предпринять.
И мастер дзен отправился в долгий путь, чтобы навестить племянника, которого он не видел много лет. Племянник рад был снова увидеть дядю и, естественно, пригласил его остаться переночевать.
Всю ночь Рёнан провел в медитации. Когда утром он собрался уезжать, то попросил молодого человека:
– Я уже стар, руки мои дрожат. Не поможешь ли ты завязать мне шнурки на сандалиях?
Племянник охотно помог дяде.
– Спасибо, – сказал Рёнан. – Ты видишь, человек стареет и слабеет день ото дня. Береги себя.
И Рёнан уехал, ни словом не упомянув о кутежах, куртизанках и жалобах родственников.
Но с этого дня племянник прекратил беспутную и расточительную жизнь.
Пот Гадзана
Однажды Гадзана попросили провести богослужение на похоронах провинциального помещика. До тех пор он никогда не видел высокородных и знатных господ и потому очень нервничал.
Когда церемония началась, Гадзан весь взмок от волнения.
Вернувшись с церемонии, он собрал своих учеников и признался им, что не достоин быть их учителем. Ему не хватает равного отношения к славе и безвестности, которым он обладал некогда в уединенном храме. Затем Гадзан сложил с себя полномочия и сделался учеником другого мастера дзен.
Через восемь лет он вернулся к своим бывшим ученикам просветленным.
Скупой художник
Гессен был монахом-художником. Перед тем как начать рисовать, он всегда настаивал на том, чтобы ему заплатили вперед, и запрашивал очень высокую цену. Его часто называли «скупой художник».
Однажды богатая гейша заказала ему картину.
– Сколько вы сможете заплатить? – спросил Гессен.
– Сколько ты запросишь, – отвечала девушка, – но я хочу, чтобы ты работал передо мною.
Итак, в определенный день Гессена позвали к гейше. Она устраивала праздник для своего покровителя. Гессен усердно трудился над картиной. Когда же эта картина была закончена, то он запросил самую высокую цену, о какой только слыхали в его время.
И тут же получил запрошенную сумму, а гейша, повернувшись к своему покровителю, сказала:
– Этот художник хочет только денег. Его картины прекрасны, а ум низок. Деньги развратили его. Невозможно показывать картину, нарисованную таким отвратительным человеком. Она годится лишь для одной из моих нижних юбок.
Приподняв юбку, она попросила Гессена сделать другой рисунок на изнанке юбки.
– Сколько вы сможете заплатить? – спросил Гессен.
– Да сколько хотите! – ответила девушка.
Гессен назвал фантастическую цену, нарисовал картину требуемым образом и ушел. Молва об этом случае преследовала его всю жизнь.
Однако у Гессена были причины копить деньги. Во-первых, на его провинцию часто обрушивался голод. Богачи не помогали беднякам, а потому у Гессена был тайный склад продовольствия, не известный никому, который он наполнял зерном на случай бедствия. Во-вторых, дорога от его деревни до национальной святыни была очень запущена, и паломники весьма от этого страдали. Художник намеревался построить новую дорогу.
В-третьих, учитель Гессена умер, так и не осуществив своего желания построить храм, и его ученик мечтал построить этот храм в честь учителя.
После того как Гессен выполнил эти три своих желания, он забросил кисти и художественные принадлежности, удалился в горы и никогда больше не рисовал.
Сострадание Бокудзю
Бокудзю шел со своим учеником в храм после утренней прогулки. Сзади к нему подошел какой-то человек, сильно ударил его палкой по спине и убежал. Бокудзю даже не обернулся, но продолжал свою прогулку. Ученик был потрясен. Он спросил:
– Почему вы не реагируете? Что с вами? Этот человек ударил вас достаточно сильно, а вы даже не оглянулись!
Бокудзю ответил:
– Это его проблема. Он, должно быть, сумасшедший, бедняга. Я очень ему сочувствую. Я не могу посмотреть назад, потому что он уже сумасшедший, а мой взгляд сделает его еще более сумасшедшим. Вернувшись домой, он может почувствовать вину, подумать, что я осуждаю его. Нет, это негуманно. Он и так в беде. Нет необходимости создавать ему новые проблемы.
Повар
Один знаменитый японский мастер дзен решил послать кого-то из своих учеников основать новый монастырь и объявил, что выбран будет тот, кто лучше всех ответит на его вопрос. Затем он поставил на землю наполненную водой чашу и спросил:
– Кто из вас сможет мне сказать, что это, не называя этого?
Старший из учеников ответил первым:
– Никто не может сказать, что это – деревянный башмак.
Но тут к чаше подошел повар, ногой опрокинул ее и молча вышел из зала. Он и стал настоятелем нового монастыря.
История корейского мастера чань Сосана
Речь идет именно о корейском мастере дзен (сон или сэн,
Итак, Сосан Де Са был родом из Северной Кореи. Еще ребенком Сосан проявил высокий интеллект, а потому его отчим в раннем возрасте отвез его в Сеул, где мальчик мог учить конфуцианские тексты. После нескольких лет учения Сосан отправился сдавать экзамены для гражданской службы. При этом он помог их сдать всем своим друзьям, но провалился сам. Неудачными оказались и две последующие попытки. Что бы это значило? В конце концов понял: это – из-за его рождения. Он один из всех учеников был родом из Северной Кореи.
Отчим, весьма состоятельный человек, предложил юноше отправиться куда-нибудь еще, где можно немного отдохнуть и просто почитать книги. Юноша выбрал храм Хейн Са, в котором оказалось очень много книг.
Литература по буддизму показалась Сосану более интересной, нежели конфуцианские или даосские сочинения. Буддийские сутры толковали о том, как решить реальные человеческие проблемы. Внезапно он понял, как ему повезло, что он не получил места службы.
Услышав крик петуха, он вдруг постиг свое истинное «я».
Однажды Сосан отправился в город, чтобы купить кисти и тушь. На обратном пути ему понадобилось справить нужду. Уборные в Корее строились очень высоко от земли. Сидя на корточках – простите, – он случайно глянул вниз и увидел там множество живых существ – черви, какие-то мыши и крысы, в общем, всякая нечисть. В этот момент юноша вдруг осознал, что люди на базаре ничем не отличаются от этой нечисти. Все время они что-то ищут, пытаются извлечь какую-то выгоду, копаясь в собственных нечистотах.
Ум Сосана открылся: «До сих пор я был таким же, как эти черви, ныряющие в свежее дерьмо. Теперь для меня пришло время настоящей практики. Только читать сутры – этого недостаточно, это не поможет. Я должен начать серьезную практику. Что есть «я»? Кто есть «я»? Кем «я» могу стать?»
Сосан побрил голову, надел серые одежды и отправился на гору в монастырь, в котором начал усердную практику.
Однажды утром Сосан проснулся очень рано, чтобы заняться медитацией. Услышав крик петуха, он вдруг постиг свое истинное «я». Сосан сказал: «Я закончил великую работу жизни и смерти! Все, кто еще не достиг просветления, попытайтесь завтра утром послушать, как кричит петух. Услышав это, вы тоже завершите великую работу человека». Сосан стал очень знаменит в истории Кореи. В частности, именно он помог спасти страну от японского нашествия в 1592 году.
Усердие
В былые времена один бедный человек решил вступить на путь Дхармы. Несмотря на свое твердое стремление к самосовершенствованию, он не знал, с чего начать, и не имел в числе своих знакомых никого, кто бы мог ему об этом рассказать. Тогда он решил ежедневно заниматься самой тяжелой работой в ближайшем монастыре.
Однажды в этот монастырь пришел бродячий монах и увидел человека, который трудился с небывалым усердием. Монах спросил его о практике, которую тот для себя избрал. Человек ответил: «Ежедневно я занимаюсь этой утомительной работой и не знаю, что мне делать еще. Прошу вас, укажите мне надежный метод самосовершенствования».
Монах ответил: «Ты должен просто вникать в то, кто это повторяет имя Будды?» (11). Получив наставления от монаха-гостя, трудолюбивый человек начал постоянно удерживать слово «кто» в своем сознании во время повседневной работы. Впоследствии он покинул монастырь и поселился в гроте на небольшом островке, чтобы продолжать практику, указанную ему монахом. Вместо одежды он использовал листья, питался дикими растениями.
Его мать и сестра в конце концов узнали о его затворничестве в гроте, и мать поручила сестре отнести ему сверток с одеждой и немного еды. Прибыв на место, та нашла его застывшим в медитации. Она окликнула брата, но тот не отозвался; она его коснулась, но он даже не шелохнулся. Такое равнодушие привело сестру в негодование. Она положила на землю сверток с одеждой и пищу и вернулась домой.
Тринадцать лет спустя сестра снова навестила подвижника и увидела тот же самый сверток с одеждой, лежавший на прежнем месте.
Впоследствии один изголодавшийся беженец, проходивший мимо грота, увидел в нем монаха в истлевших лохмотьях; он вошел в грот и попросил чего-нибудь поесть. Монах поднял с земли несколько камешков и положил их в горшок. Поварив их в течение какого-то времени, он извлек их из воды и предложил гостю разделить с ним трапезу. Камешки были похожи на картофель, и когда гость утолил свой голод, монах сказал ему: «Прошу вас, никому не рассказывайте о нашей трапезе».
Впоследствии этот подвижник был известен в Поднебесной как великий святой чудотворец. Император даровал ему титул Штаны Дракона.
Ученый диспут
Однажды повстречались в саду два мастера дзен и решили, раз уж подвернулся такой случай, поделиться друг с другом своей мудростью. Они поудобнее уселись, и первый мастер рассказал свою историю:
– Позавчера я проходил мимо рынка и увидел человека, продававшего драгоценности. На одной чаше весов у него было золото, а на второй – обычный чугун, и он уравновешивал их. Я смотрел на это действо и видел баланс вселенной.
Второй мастер улыбнулся и сказал:
– Баланс – это не смесь чугуна с золотом или хорошего с плохим. Баланс – это равновесие между тем, что внутри и что снаружи. Вот так, три дня назад я видел, как один монах медитирует, глядя на полстакана воды. И я вспомнил, как еще в самом начале своего обучения я вдруг осознал, что такой стакан наполовину наполнен, но в то же время он и наполовину пуст. И именно в этом гармония и красота мира.
– А я всегда думал, что такой стакан, пожалуй, чересчур великоват, – оживился первый мастер.
Письмо умирающему
Однажды Басё написал письмо одному из своих учеников, который тяжело болел и был уже близок к концу:
«Сущность твоего разума не была рождена и потому никогда не умрет. То, что тленно, – не жизнь. Пустота – это не вакуум. У нее нет цвета, нет формы. Она не получает наслаждения от удовольствий, но и не страдает от боли.
Твой конец, который не имеет конца, похож на хлопья снега, тающего в чистом воздухе.
Я знаю – ты очень болен. Как хороший дзенский ученик, ты мужественно встречаешь эту напасть. Ты не можешь точно знать, кто страдает, но спроси себя: «Что является сущностью этого разума?» Думай только над этим. Больше от тебя ничего не требуется. Не делай ничего. Твой конец, который не имеет конца, похож на хлопья снега, тающего в чистом воздухе».
Непреклонный мастер Фугай
Мастер Фугай был известным художником. Он считался человеком мудрым и благородным. Но при этом он был непреклонно суров как по отношению к самому себе, так и к своим ученикам. Говорят, что Мастер Фугай встретил свой конец весьма необычным образом.
Почувствовав, что подходит его последний день, он быстро выкопал яму, забрался в нее и велел землекопу засыпать его землей.
Последнего это настолько потрясло, что он бросил свою лопату и убежал. Через некоторое время он вернулся к яме с людьми. Они обнаружили Мастера, стоящим в яме с большим достоинством… уже мертвым.
Чао Буджи
Чао Буджи родился с первыми лучами солнца в самом начале лета. От рождения он был слаб и часто болел, но зато когда выздоравливал, то наполнялся такой неудержимой энергией и жизнелюбием, что среди соседских мальчишек не было ему равных по озорству, по выдумкам и неутомимости, как будто он стремился наверстать все, что упускал за долгие дни болезни.
В общем, все его детство состояло как бы из двух разных половинок, очень не похожих одна на другую. Мать мальчика, сама очень нервная и болезненная женщина, обычно вся преображалась, когда заболевал ее сын. Позабыв о собственных печалях и болезнях, она щедро одаривала сына материнской нежностью и заботой. Когда же сын выздоравливал, то начинала хандрить сама; будто сразу старела и становилась строгой и ворчливой. Отец мальчика, крупный имперский сановник, был человеком сдержанным и честолюбивым. Он видел (или хотел видеть) в сыне множество талантов и прочил ему замечательную карьеру. И мальчику хотелось заслужить любовь этого сильного и умного человека; ему казалось, что мать любит его лишь тогда, когда он болен и слаб, и ему очень хотелось стать таким человеком, как его отец.
Когда мальчику исполнилось 11 лет, отец отдал его к знаменитому Хоэню, музыканту, чье искусство славилось даже за пределами империи.
У Хоэня было достаточно талантливых учеников, тем не менее очень скоро Чао Буджи стал в числе первых, поражая своего наставника легкостью, с которой схватывал все, чему тот его учил. Сердце учителя радовалось, а сердце Чао Буджи наполнялось тайной гордостью. Но однажды Хоэнь допустил дерзость по отношению к самому императору и оказался в опале. Моментально Хоэня покинули все его ученики, забрал сына и отец Чао Буджи.
Однажды мальчик рассказал отцу о своем тайном увлечении – о том, как в долгие зимние ночи пробирался он на крышу дома Хоэня и там часами сидел, завороженно наблюдая за звездами, считая их, придумывая им свои названия. А в последние месяцы он нашел в богатой библиотеке учителя книгу о звездах и тайком ею зачитывался и даже учился делать расчеты и предсказывать по звездам будущее.
Отец серьезно задумался и отдал Чао Буджи на обучение к самому Сун-Чусиню.
– Ты должен стать первым звездочетом, самым доверенным и приближенным к императору человеком, – напутствовал отец мальчика.
В итоге Чао Буджи остался у Сун-Чусиня и понравился мастеру. Он прочитал кучу книг и научился очень многому. Вскоре он стал вызывать зависть у своих товарищей, других учеников Сун-Чусиня. Теперь учитель главное свое внимание уделял новому ученику, чьи успехи были несомненны. Но Чао Буджи не замечал этой зависти и по-прежнему оставался искренен с ними, поверяя им свои маленькие тайны. И так продолжалось до той поры, пока Чао Буджи не исполнилось 18 лет.
Однажды он открыл Тао Юаню, которого считал ближайшим своим другом, что тайком от учителя уже несколько раз ходил слушать, как читает свои стихи Су Дунпо, бродячий монах, наставник дзен и поэт. Эти стихи сильно взволновали юношу, и он даже пересказал другу кое-что из того, что запомнил. В тот же вечер Тао Юань передал этот разговор Сун-Чусиню. Гнев учителя был беспределен: столь дерзкого ослушания и самовольства не позволял себе еще ни один из его учеников.
– Это правда? – накинулся он на Чао Буджи.
– Да, – едва выговорил юноша.
– Тогда прочь из моего дома! – взревел учитель. – Убирайся вон!
Это было так внезапно, так страшно, что юноша и рта не раскрыл в свое оправдание. Он ушел, поникший и растерянный. Однако постепенно шаг его вновь стал твердым, а взгляд уверенным. Он теперь знал, куда идет.
Су Дунпо принял юношу тепло и радушно. И началась для Чао Буджи новая жизнь, полная удивительного познания гармонии мира. Обучение у Су Дунпо было для юноши так необычно, так непохоже на все, чем он занимался в прошлом. Сам наставник, казалось, светился какой-то неземной мудростью, и Чао Буджи полюбил этого человека и проникся к нему глубочайшим уважением.
Су Дунпо и его ученики вели бродячий образ жизни. Они постоянно переходили из города в город, из селения в селение. Постоянно, сделав привал в пути, внимали они наставнику, учившему их видеть и передавать в стихах неповторимое и неохватное величие каждого мгновения жизни, вечно новой и неизбывной, равно достижимой для всех и столь же для всех неуловимой, самодостаточной и безграничной.
Шли годы. Менялись ученики: одни уходили, чтобы дальше идти своим путем, а им на смену приходили новые. Один лишь Чао Буджи неизменно оставался с учителем. В итоге он достиг значительного мастерства.
Однажды они остановились в одной деревне, в которой Чао Буджи встретил девушку и полюбил ее, а она полюбила его. Но через некоторое время Су Дунпо сказал, что они должны уходить. Тогда-то впервые Чао Буджи обратился к наставнику с просьбой:
– Учитель, подожди немного, пока мы поженимся; тогда мы уйдем за тобой вместе с ней. А иначе ее выдадут за другого!
Су Дунпо ответил холодно:
– Ты, конечно, можешь остаться. Но если ты хочешь достичь вершин мастерства, то пойдешь со мной сейчас же.
И Чао Буджи ушел с учителем, сдерживая боль в сердце и не оборачиваясь назад, где у дороги сидела плачущая девушка.
Учитель ответил ему холодно:
– Ты вправе остаться, но, если ты хочешь достичь вершин мастерства, ты пойдешь со мной немедленно.
В другой раз они проходили через столицу, и Чао Буджи забежал в свой родной дом и увидел там запустение, наступившее после смерти его отца. К тому же и мать его тяжело болела и находилась при смерти. Но Су Дунпо не собирался останавливаться в столице и заявил, что сразу же пойдет дальше. И снова просил Чао Буджи учителя, чтобы тот задержался и подождал, и опять учитель ответил ему холодно:
– Ты вправе остаться, но, если ты хочешь достичь вершин мастерства, ты пойдешь со мной немедленно.
И опять Чао Буджи смирил свое сердце и последовал за наставником. И все это время продолжал он впитывать мудрость учителя и совершенствоваться в поэзии.
И вот уже приблизился он к вершине мастерства, и сам Су Дунпо начал признавать, что стихи его ученика стали порой превосходить его собственные. И там, где они останавливались, люди теперь завороженно слушали Чао Буджи и находили, что никогда еще не доводилось им слышать что-то прекраснее.
Шло время. У Су Дунпо появились новые ученики. И теперь все свое внимание он уделял им, молодым и неумелым. И не встречал уже Чао Буджи теплого взгляда учителя, не ощущал уже его ободряющей руки на своем плече. Теперь все чаще учитель глядел как бы сквозь него. А Чао Буджи все ходил за учителем и надеялся вернуть его любовь. Однако наставник оставался холоден как лед. Однажды Чао Буджи не выдержал:
– Учитель! Почему ты отвернулся от меня? Неужели не достиг я того, чего ты хотел? Неужели не оправдал я твои надежды?
Су Дунпо молчал, и это его молчание терзало сердце Чао Буджи.
– Учитель! Ведь я принес тебе такие жертвы!
И тут наставник засмеялся – прямо в лицо Чао Буджи:
– Ты думаешь, мне нужны были эти твои жертвы?
Он смеялся ледяным смехом, и его смех – жесткий, колючий, парализующий – проникал в само существо Чао Буджи и наполнял его отчаянием. Молодому человек у казалось, что весь мир смеется сейчас над ним, одураченным, опозоренным, так и не понявшим чего-то главного.
Земля уходила из-под ног Чао Буджи. Он повернулся и побежал прочь, не разбирая дороги. Он бежал сквозь оглушительный хохот, чтобы навсегда расстаться с этим позором, расстаться с самою жизнью. Наконец выбежал он к обрыву и замер, подставив грудь ветру. Внизу лежали острые камни и шумел бурный поток. Последний шаг отделял Чао Буджи от избавления. И в последний раз захотелось ему вспомнить лицо учителя, который так жестоко смеялся над ним. И Чао Буджи вспомнил глаза Су Дунпо… и отступил от пропасти, повернулся и пошел назад.
Ибо понял он, что любим и что для этого вовсе не обязательно быть великим!
Сила последнего желания
Когда-то жил на свете самурай. Однажды в жаркий летний день мимо его дома проходил путник, уставший, изнуренный жаждой. Увидев колодец во дворе дома, принадлежащего самураю, он не удержался, перелез через ограду и досыта напился холодной, живительной водой из этого колодца. Слуги самурая схватили несчастного путника и привели к хозяину.
Самурай был жесток по природе; он повелел вывести путника во двор. Вскоре он сам туда вышел и сказал:
– Человек, я отрублю тебе голову, а выпитая тобою вода, очистившись землей, снова восполнит мой колодец.
Путник ответил:
– Клянусь, я отомщу тебе, и после моей смерти мой дух настигнет тебя!
Самурай рассмеялся и ответил:
– Я поверю тебе лишь в том случае, если твоя отрубленная голова укусит вон тот камень.
– Хорошо, я согласен, – ответил путник.
Самурай взмахнул мечом, и голова покатилась.
Но не просто так, а, подкатившись к указанному камню, яростно вцепилась в него зубами. Слуги самурая пришли в ужас, а сам он спокойно вытер меч и убрался восвояси.
Долго еще потом домочадцы ожидали злого духа; их пугали шорохи в листве, вечерние тени. Как-то один из доверенных слуг, набравшись храбрости, спросил самурая:
– Хозяин, как же ты не боишься мести убитого тобою путника?
На что самурай ответил:
– Его желанием после смерти, а значит, последним желанием, самым сильным, было укусить камень, а не отомстить мне. Он и выполнил это свое последнее желание, а значит, его дух спокоен.
Семейство чаньских мирян
Во время династии Тан жил упасака (то есть мирянин, активно практикующий учение) по имени Пан-юнь, он же Дао Сюань; его родным городом был Хэн Ян, что в провинции Хунань. Поначалу Пан-юнь придерживался конфуцианских взглядов. Однако в начале правления Чжэнь-юаня (785–804) он прослышал об учении наставника Ши-тоу и отправился к нему. Первым его вопросом при встрече с Ши-тоу стало: «Кто тот человек, что отвергает все Дхармы в отличие от своих сотоварищей?» (Согласно Чарльзу Луку, вопрос этот на самом деле означает: «Кто из людей более не привязан к вещам и феноменальному миру?») Ши-тоу протянул руку и прикрыл рот Пан-юня. И гость мгновенно понял этот жест. (Опять-таки по Луку, Пан-юнь воспринял то, что прикрыло ему рот, и пробудился к собственной природе, которая была невидима и проявилась посредством действия.)
Сверхъестественные силы и чудотворные деяния – в том, чтобы всего лишь принести воду и набрать дров.
Однажды Ши-тоу спросил Пан-юня: «С тех пор как ты увидел этого старого человека (то есть меня), чем ты занимался каждый день?» Пан-юнь отвечал: «Если вы спрашиваете меня, чем я занимался, то я не знаю, как открыть свой рот». И тут же предложил Ши-тоу следующее стихотворение:
Ши-тоу одобрил стихотворение и спросил Пан-юня: «Присоединишься ли ты к сангхе или останешься мирянином (упасака)?» Пан-юнь ответил: «Я поступлю так, как хочу», – и не стал выбривать себе голову.
Через некоторое время Пан-юнь посетил наставника Ма-цзу и спросил его: «Кто тот человек, что отвергает все Дхармы в отличие от своих сотоварищей?» Ма-цзу ответил: «Я скажу тебе после того, как ты выпьешь всю воду Западной Реки». (По словам Лука, когда человек обретает просветление, его тело распространяется повсюду и вмещает все, включая и Западную Реку.) Услышав это, Пан-юнь тотчас же пробудился к глубочайшему учению. Он провел в монастыре Ма-цзу два года.
После полного осознания своей изначальной природы упасака оставил все мирские занятия, выбросил в реку Сян все свое состояние, насчитывавшее 10 тысяч связок золотых и серебряных монет, и начал зарабатывать себе на жизнь изготовлением изделий из бамбука.
Это не трудно! И это не легко! Когда человек голоден, он ест, а когда устал, он спит.
Пан-юнь был женат, имел дочь и сына, и вся его семья разделяла его занятия чань и тоже добилась величайших успехов в познании собственной природы.
Однажды, обсуждая со своей женой учение о нерождении, упасака воскликнул: «Трудно! Трудно! Трудно! Все равно что положить на верхушку дерева кунжутные семена – невозможная задача для непросветленного человека».
Его жена тут же возразила: «Легко! Легко! Легко! Сотня травинок – это свидетельство наставников».
Услыхав этот диалог, их дочь Лин Чжао сказала со смехом: «Два старика! Разве можно так говорить?»
Упасака спросил дочь: «Что же ты тогда скажешь?»
Лин Чжао моментально ответила: «Это не трудно! И это не легко! Когда человек голоден, он ест, а когда устал, он спит».
Пан-юнь захлопал в ладоши, засмеялся и сказал: «У моего сына не будет жены, у моей дочери не будет мужа. Мы все останемся вместе, чтобы говорить на языке нерожденных».
Уход из жизни Пан-юня и его близких
Когда упасака почувствовал, что близок его срок, он подготовил себе место у алтаря, на котором собирался перейти в мир иной (он был намерен сделать это в полдень), занял его и попросил Лин Чжао: «Выйди и посмотри, который теперь час; если полдень, то дай мне знать».
Лин Чжао вышла на улицу и, тут же вернувшись, заявила: «Солнце – посреди неба, но, к несчастью, его заглатывает небесный пес (то есть начинается затмение). Отец, почему бы вам не выйти и не посмотреть самому?»
Поверив дочери, Пан-юнь покинул свое место и вышел на улицу. Лин Чжао не медлила – она тут же забралась на его место, уселась, скрестив ноги, и, сложив ладони на груди, испустила дух.
Когда упасака вернулся и увидел, что Лин Чжао умерла, то лишь сказал со вздохом: «Моя дочь всегда была очень умной девочкой». Теперь ему пришлось отложить на неделю свой уход – нужно было сначала похоронить дочь должным образом.
Неделю спустя к упасаке пришел мировой судья Ю Ти, чтобы справиться о его здоровье. Пан-юнь прочитал ему гатху:
С этими словами он положил голову судье на колени и скончался. Как того хотел Пан-юнь, его тело было кремировано, а пепел развеян над озером.
Жена Пан-юня, узнав о его смерти, пошла сообщить об этом сыну. Услышав новость, сын – а он в это время трудился в поле – прекратил работу, оперся подбородком о ручку своей мотыги и, стоя, скончался. Став свидетельницей этих трех последовавших одна за другой смертей близких людей, мать семейства удалилась в неизвестном направлении, и сегодня никто не знает, что с нею стало.
Итак, все четыре члена семейства Пан-юня были наделены сверхъестественными способностями и могли творить чудеса.
Испытание
Однажды знаменитый японский военачальник и поэт Датэ Масамунэ (XVI–XVII вв.) задумал найти нового настоятеля для фамильного дзенского храма. Кандидатура была ему вскоре представлена. Масамунэ пригласил к себе в замок монаха по имени Ринан. Когда монах явился, ему навстречу никто не вышел. В полном одиночестве он шел по залам и коридорам, наконец, толкнул последнюю закрытую дверь и увидел хозяина. Князь Масамунэ стоял на пороге с занесенным над монахом мечом.
– Что скажешь в этот миг между жизнью и смертью? – грозно спросил князь.
Не теряя времени, искусный монах поднырнул под руку Масамунэ, обхватил его за талию и так тряхнул, что тот опустил меч от боли и неожиданности.
– Опасные шутки ты шутишь, монах, – прокряхтел Масамунэ, слегка оправившись от потрясения.
– Ох уж эта ваша гордыня! – ответил монах, ослабляя свою мертвую хватку.
Пора спать
Гадзан сидел у постели своего учителя Текисуна за три дня до его смерти. Текисун уже выбрал Гадзана своим преемником.
У Гадзана было много забот, а тут еще тяжелая болезнь учителя. Их храм недавно сгорел, и Гадзан торопился восстановить его. Текисун спросил слабым голосом:
– Что ты собираешься делать, когда храм будет восстановлен?
– Когда ты выздоровеешь, мы хотим, чтобы ты в нем проповедовал, – отвечал Гадзан.
– А если я не доживу до тех пор, тогда что?
– Тогда у нас будет наставником кто-то другой, – пожал плечами Гадзан.
– А если вы никого не найдете на мое место, что тогда? – продолжал допытываться Текисун.
Гадзан ответил громко и резко:
– Не задавай глупых вопросов. Пора спать!
Собственная сокровищница
Дайдзю навестил учителя Басё в Китае. Басё спросил:
– Чего ты ищешь?
– Просветления, – ответил Дайдзю.
Открой свою собственную сокровищницу и черпай сокровища оттуда.
– У тебя есть собственная сокровищница. Почему ты ищешь чего-то на стороне? – спросил Басё.
Дайдзю спросил:
– Где же моя сокровищница?
Басё ответил:
– То, что ты спрашиваешь, и есть твоя сокровищница.
И Дайдзю обрел просветление. Позже он часто твердил своим друзьям: «Открой свою собственную сокровищницу и черпай сокровища оттуда».
История с разрубленной кошкой
Наньцюань узнал, что монахи Западного и Восточного залов монастыря заспорили о том, кому из них принадлежит монастырская кошка. Он схватил кошку и сказал монахам: «Тот из вас, кто скажет правду, спасет кошку». Все, однако, промолчали, и тогда Наньцюань разрубил кошку пополам.
Вечером в монастырь вернулся Чжаочжоу. Наньцюань рассказал ему о случившемся и спросил его, как бы он поступил на месте монахов. Чжаочжоу снял сандалии, положил их себе на голову и вышел прочь.
«Жаль, что тебя там не было, – воскликнул Наньцюань. – Иначе кошка была бы спасена».
Умэнь прокомментировал историю: «Зачем Чжаочжоу положил сандалии на голову? Если кто-нибудь знает ответ, то он поймет, что Наньцюань не впустую давал свое обещание. А тот, кто не знает, пусть поостережется».
Пока ваши головы лежат на подушке,
Вы даете начало тысяче мыслей,
Однако назавтра вы снова будете
Продавать соевый творог.
Своевременная песня девушки
Еще будучи послушником, будущий основатель монастыря Ситань, что на горе Петушиная Лапа (Цзицзу,
Наставник в этот момент медитировал и, услышав эту песню, тотчас же достиг пробуждения.
Комментарий Чарльза Лука: «Занимаясь медитацией, он уже избавился от всех побочных мыслей, и, услышав песню, он мгновенно воспринял то, что этой песне внимало, то есть собственную природу. Название этого явления – всецелое просветление Авалокитешвары при помощи слуха, или успешное использование слуха для восприятия собственной внутренней природы».
Подвижник-чудотворец
Один монах-затворник, проживший в гроте на маленьком островке более 20 лет и добившийся больших успехов своим усердием, вернулся, наконец, к людям и поселился в крытой соломой хижине на обочине дороги в провинции Фуцзянь. Жил он в основном тем, что угощал чаем проходивших путников.
Было это во время правления Вань-ли (1573–1619), в год кончины императрицы-матери. Император пожелал пригласить выдающихся монахов, чтобы они выполнили буддистские обряды во благо его усопшей матери. Вначале он собирался пригласить монахов из столицы, но в то время там не оказалось выдающихся подвижников. Однажды ночью император увидел во сне свою мать, которая сказала ему, что есть такой монах, который ей нужен, в префектуре Чжанчжоу провинции Фуцзянь. Император послал туда чиновников, чтобы они пригласили всех местных монахов в столицу для совершения обрядов. Когда все эти монахи со своими узелками, направляясь в столицу, проходили мимо хижины бедного монаха, тот спросил их:
– Преподобные наставники, отчего вы так счастливы и куда держите путь?
Монахи ответили:
– Мы получили повеление императора прибыть в столицу для совершения обрядов ради его покойной императрицы-матери.
Бедный подвижник спросил:
– А можно мне пойти с вами?
Ему ответили:
– Ты так жалок! Как ты можешь с нами идти?!
Подвижник сказал:
– Я не умею читать сутры, но могу нести ваши узлы. Посещение столицы этого стоит.
С этими словами он поднял узлы и отправился в столицу вместе с ними.
Между тем, узнав, что монахи скоро прибудут, император поручил одному чиновнику спрятать под дворцовым порогом экземпляр «Алмазной сутры».
Не подозревавшие о том монахи перешагнули порог один за другим и вошли во дворец. Лишь бедный подвижник повел себя по-другому. Приблизившись к порогу, он опустился на колени и сложил ладони перед грудью. Напрасно привратники окликали его и пытались поскорее затолкать внутрь. Об этом эпизоде доложили императору, который понял, что прибыл нужный ему монах, и лично вышел ему навстречу.
Но прежде император спросил:
– Почему вы не входите во дворец?
Монах отвечал:
– Я не отважусь на это, потому что под порогом лежит «Алмазная сутра».
Тогда император предложил:
– Почему бы вам все же не войти, встав на голову?
В итоге монах уперся руками о землю и, совершив сальто, оказался во дворце. Император оказал ему величайшие почести и поместил во внутренних покоях дворца.
На вопрос об алтаре и обряде монах ответил:
– Обряд состоится завтра утром во время пятой ночной стражи. Мне понадобится лишь один алтарь с одним путеводным знаменем (14), один стол с благовониями, свечами и плодами для подношений.
Императору, конечно, не очень-то пришлось по душе то, что предстоящий обряд будет столь скромным; в то же время он все-таки опасался того, что монах не обладает достаточными опытом и добродетелью для его проведения. На всякий случай он поручил двум придворным дамам прислуживать монаху при омовении. Придворные дамы сообщили императору, что во время омовения детородный орган монаха оставался неподвижен, что свидетельствовало о том, что монах, по крайней мере, не распутник.
В общем, все распоряжения монаха относительно приготовлений к обряду были выполнены, и на следующее утро подвижник приблизился к алтарю, соединил ладони и, держа в руках знамя, подошел ко гробу с такими словами:
После церемонии подвижник заявил императору:
– Поздравляю вас с освобождением ее величества Императрицы-Матери!
Все же император еще сомневался в эффективности обряда, который закончился так скоро. Но тут в помещении вполне отчетливо голосом покойной императрицы прозвучали слова: «Отныне я свободна; ты должен поклониться святому наставнику в знак признательности».
Император был ошеломлен и просиял от радости. Он поклонился монаху и поблагодарил его. Во внутренних покоях дворца для наставника была приготовлена вегетарианская трапеза. Увидев на императоре цветистые штаны, монах задержал на них взор. Император тут же спросил:
– Преподобному пришлись по душе эти штаны?
С этими словами монах накрыл ступу своим длинным рукавом, поднялся в воздух и исчез.
И тут же снял их и преподнес гостю. А затем даровал монаху титул Государственного Наставник. а «Штаны Дракона». После трапезы император пригласил монаха в сад, в котором возвышалась драгоценная ступа. Увидев ее, монах пришел в восторг и остановился, чтобы ею полюбоваться. Император спросил:
– Государственному Наставнику пришлась по душе эта ступа?
Гость ответил:
– Она удивительна!
Император тут же решил:
– Я хочу поднести ее вам в знак почтения.
Когда хозяин отдавал распоряжения относительно отправки ступы в Чжанчжоу, монах сказал:
– В этом нет нужды, я могу забрать ее сам.
С этими словами монах накрыл ступу своим длинным рукавом, поднялся в воздух и исчез.
Предсказание Хосина
Мастер дзен Хосин много лет прожил в Китае, где изучал чань. Вернувшись на родину, он поселился на северо-востоке Японии, где у него было много учеников. Уже совсем состарившись, он как-то поведал историю, слышанную им в Китае. Вот она:
– Как-то двадцать пятого декабря совсем уже состарившийся Тофуку сказал своим ученикам: «Я не собираюсь жить в следующем году, так что вы, ребята, ведите себя со мной хорошо в этом».
Ученики решили, что он шутит, но поскольку он был великодушным учителем, то в оставшиеся дни уходящего года каждый по очереди приглашал его на праздничный обед. В канун Нового года Тофуку заявил: «Вы все были ко мне добры. Я покину вас завтра днем, когда кончится снегопад».
Ученики только посмеялись про себя, решив, что это – старческий бред. Да и ночь была ясной и бесснежной. Однако в полночь вдруг повалил снег, а на следующий день ученики долго нигде не могли найти своего учителя. Когда же они зашли в зал для медитаций, то увидели, что он умер там.
Рассказав эту историю, Хосин сказал ученикам:
– Мастеру дзен нет нужды предсказывать свой уход, но он может это сделать, если захочет.
– А вы сможете? – спросил кто-то.
– Могу, – ответил Хосин, – через семь дней я докажу вам, что могу.
Никто из учеников ему, конечно, не поверил. Большинство даже забыли эту беседу, когда Хосин созвал всех снова.
– Семь дней назад, – начал он, – я объявил, что собираюсь вас оставить. На прощанье принято писать стихотворение, но я – не поэт и не мастер каллиграфии. Пусть один из вас запишет мои последние слова.
Ученики все еще думали, что он шутит, но один из них приготовился писать.
– Готов? – спросил Хосин.
– Да, господин, – ответил ученик.
Тогда Хосин начал:
До положенных каноном четырех строк недоставало еще одной, и ученик заметил: «Учитель, у нас не хватает строки».
Львиным рыком ответил ему Хосин: «Ха-а!..» – и ушел навсегда.
Просто вымой чашу
Один монах обратился к Чжаочжоу с просьбой:
– Я только что пришел в вашу обитель. Учитель, дайте мне наставление.
Чжаочжоу спросил его:
– А ты уже ел сегодня похлебку?
– Да, ел, учитель, – отвечал монах.
Чжаочжоу сказал:
– Тогда пойди и вымой свою чашу.
В этот момент монах прозрел.
Золотая середина
Император Китая сидел на помосте под навесом и читал книгу. Внизу мастер-колесник ремонтировал его карету. Через некоторое время император отложил книгу, стал с интересом наблюдать за действиями старого мастера, а потом его спросил:
– Почему ты, такой старый, сам ремонтируешь карету? Неужели у тебя нет помощника?
Мастер ответил:
– Твоя правда, государь. Ремеслу-то я своих сыновей научил, а вот свое искусство передать им не сумел. А твоя карета – работа ответственная; тут требуется особое искусство.
Император сказал недовольно:
– Что-то ты мудрено рассуждаешь, старик! Поясни-ка попроще свою мысль.
Старый мастер отвечал:
– Могу я тебя спросить, что ты читаешь? И жив ли тот человек, который написал эту книгу?
Император совсем уже начал сердиться. Видя это, старик сказал:
– Не сердись, пожалуйста, я сейчас поясню свою мысль. Видишь ли, мои сыновья делают хорошие колеса, но они не достигли совершенства в этом деле. Я достиг его, но как им передать мой опыт? Истина посередине…
Если сделать колесо крепким, то оно будет тяжелым и некрасивым. Если постараться сделать его изящным, то оно будет ненадежным. Где та грань, та мера, которой я руководствуюсь? Она внутри меня, я ее постиг. Это и есть искусство, но как его передать кому-либо? В твоей карете колеса должны быть изящными и крепкими одновременно. Вот и приходится мне, старику, самому делать их.
Так и трактат, который ты читаешь. Человек, написавший его много веков назад, достиг высокого понимания, но передать это понимание, я думаю, нет никакой возможности.
Истинное процветание
Один богач попросил Сенгая написать амулет на процветание его семьи, чтобы оно продолжалось от поколения к поколению. Сенгай взял большой лист бумаги и написал:
«Отец умер, сын умер, внук умер».
Богач рассердился:
– Я просил тебя сделать надпись для счастья моей семьи. Зачем ты так глупо шутишь?
– Я и не собирался шутить, – отвечал Сенгай. – Если твой сын умрет раньше тебя, то это сильно тебя огорчит. Если твой внук умрет раньше твоего сына, то это разобьет сердца вам обоим. Если в твоей семье от поколения к поколению все ее члены будут умирать в том порядке, в котором я предложил, то это и будет естественным ходом жизни. Я называю это истинным процветанием.
Жизнь не может ждать
Мастер Ма-цзы, стремясь продемонстрировать своим ученикам состояние медитации, сказал:
– Если вы произнесете хоть слово, то я назначу вам тридцать ударов моей палкой, но если вы не произнесете ни слова, то получите то же самое – тридцать ударов палкой. Теперь говорите, говорите!
Один из учеников быстро вышел вперед и собрался было просто поклониться Мастеру, но получил удар.
Ученик запротестовал:
– Я не произнес ни единого слова, да вы и не позволили мне произнести ни слова. За что же удар?
Мастер засмеялся и сказал:
– Если я буду ждать тебя, твою речь, твое молчание, то будет слишком поздно. Жизнь ждать не может.
Этот гнев – не ты
Ученик Мастера Банкея спросил его:
– У меня случаются приступы гнева, я хочу от него освободиться, но не могу. Что мне делать?
Банкей не сказал ни слова, просто заглянул глубоко в его глаза – ученик даже вспотел от этого взгляда. Ему хотелось нарушить молчание, но он не осмелился. Наконец, Банкей улыбнулся и сказал:
– Странно! Я искал и искал, но не смог найти гнева внутри тебя. Покажи мне хоть немного гнева здесь и сейчас.
Ученик сказал:
– Он не всегда здесь. Он проявляется внезапно. Как я могу показать его сейчас?
Банкей снова улыбнулся и сказал:
– Тогда это – не твоя истинная природа, которая остается с тобой всегда; и если бы твой гнев был частью тебя, ты бы смог мне его показать. Когда ты родился, его с тобой не было. Когда ты умрешь, его с тобой не будет. Этот гнев – не ты. Где-то тут есть ошибка. Уходи и подумай. Ищи! Медитируй!
Я живу обычной жизнью
Однажды Бокудзю спросили:
– В чем именно заключается ваше послушание? Какова ваша религиозная дисциплина?
Он отвечал:
– Да ни в чем. Я живу обычной жизнью – это моя дисциплина и послушание. Когда я голоден, я ем. Когда я хочу спать, то сплю.
Вопрошавший был озадачен. Он заметил:
– Но я не вижу в этом ничего особенного.
Бокудзю сказал:
– Но в этом вся суть. Нет ничего особенного. Все, кто жаждет чего-то особенного, являются эгоистами.
Вопрошавший все еще не понял и продолжал допытываться:
– Но это делают все: когда голодны – едят; когда хотят спать – спят.
Бокудзю засмеялся и сказал:
– Нет. Когда вы едите, то делаете тысячу и одну вещь: вы думаете, вспоминаете о чем-то, мечтаете, воображаете. Вы не только едите. Когда я ем, то я просто ем: тогда для меня существует только еда и ничего больше. Когда вы спите, то видите сны, может быть, кошмары. Когда же я сплю, то просто сплю – не существует больше ничего. Когда есть сон, то для меня есть только сон. Нет даже Бокудзю. Когда я гуляю, то существует только прогулка, нет никакого Бокудзю – только прогулка.
Не оставлять следов
Собравшись умирать, дзенский монах Бокудзю попросил своих учеников принести все его книги, все, что он сам написал, и то, что с его слов записали ученики. Все это было сложено в кучу, но они не могли понять, что он собирается делать. А Бокудзю начал сооружать из книг костер.
Ученики закричали в ужасе.
А Бокудзю им сказал:
– Я собираюсь уйти и не хочу оставлять за собой следов. Я не должен оставить даже одного отпечатка своих ног. Отныне тот, кто пожелает следовать за мной, должен будет следовать за собой. Тот, кто захочет понять меня, должен будет понять себя. Вот почему я уничтожаю все эти книги.
Не что, а кто
Рассказывают, что Гадзан часто говорил своим ученикам: «Те, кто выступает против убийства и кто хочет сберечь жизнь всем живым существам, правы. Прекрасно защищать даже животных и насекомых. Но что делать с теми, кто разрушает благосостояние и собственное здоровье, кто убивает время? Мы не должны смотреть на них сквозь пальцы. Тот же, кто проповедует, сам не будучи просветленным, убивает Учение Будды».
На этот счет имеется чаньская пословица: «Когда искренний человек проповедует ложное учение, то оно становится истинным. Когда неискренний человек проповедует даже истинное учение, то оно становится ложным».
Сянъянь, висящий на дереве
Наставник Сянъянь часто говорил ученикам: «Вообразите человека, который висит на дереве, уцепившись за ветку зубами. Он не может ухватиться за ветки руками, а под ногами его нет опоры. А в это время снизу кто-нибудь спрашивает его: «Почему Бодхидхарма пришел с запада?» Если висящий на дереве человек промолчит, то обнаружит свою неспособность ответить на вопрос. Если он откроет рот, он упадет и разобьется насмерть. Что же ему делать?»
Умэнь сказал: «В такой момент самое изощренное красноречие оказывается бесполезным. Даже если вы выучите назубок все слова Канона, они тоже будут бесполезны. Когда вы сможете ответить на этот вопрос, вы придете к жизни, если прежде шли дорогой смерти, и придете к смерти, идя дорогой жизни. Если вы не сможете ответить, вам остается только дождаться пришествия Майтрейи и спросить у него».
Повозка Цзичжуна
Наставник Юэань однажды спросил монахов: «Цзи-чжун построил повозку с двумя колесами и сотней спиц. Если из нее вынуть ось, что станет с колесами?»
Умэнь сказал: «У того, кто ответит на этот вопрос, око Дхармы будет подобно блеску падающей звезды, а свет разума – вспышке молнии».
Колокола и монашеская тога
Юньмэнь однажды сказал: «Мир так велик. Что же мы все вслушиваемся в удары колокола и надеваем монашескую тогу?»
Чтобы понять воистину, нужно научиться видеть звук глазами.
Умэнь сказал: «Тот, кто постигает истину чань, должен отрешиться от всех звуков и презреть все образы. Хотя случалось и так, что просветления достигали, внимая звукам и созерцая образы, это обычай невежд. Монах, искушенный в мудрости, держит в узде звуки, отстраняет от себя образы и охраняет сокровенную истину в том, что известно каждому. Звук воздействует на ухо, ухо откликается звуку. Но когда забыты и звук, и смысл, что мы понимаем? Слушая ушами, трудно постичь истину. Чтобы понять воистину, нужно научиться видеть звук глазами».
Встреча с прозревшим
Наставник Уцзу говорил: «Когда вы встречаете на дороге человека, прозревшего истину, вы не можете обратиться к нему со словами и вы не можете промолчать. Что вам делать?»
Умэнь сказал: «Если вы поймете скрытый смысл этих слов, никто не сможет помешать вашему счастью. А если вы не поймете его, вы будете смотреть по сторонам широко раскрытыми глазами».
В конце книги мы поместили сборник притч, посвященных мужеству и находчивости, которые проявляли воины древности, женщины и мужчины, в самых разных жизненных ситуациях. Само словосочетание «Путь воина» происходит от неписаного кодекса воинского поведения, существовавшего у японских самураев. Этот кодекс назывался «Бусидо» (с
Красавица Юнь Чунь, пребывая в расстроенных чувствах из-за расставания со своим женихом, горько плакала. Ее возлюбленный Шао Чан – умный, сильный и, главное, так же беззаветно любящий ее, отправлялся в долгий путь: от северных гор Китая, у подножия которых они оба жили, юноша уезжал на юг.
Дорога была длинной и очень опасной, так как следовало преодолеть область, где китайцы сражались с маньчжурскими завоевателями, а во время войны может случиться всякое. Влюбленные расставались на очень большой срок – больше чем на год.
Шао Чан сказал:
– Я обязательно вернусь к тебе, и тогда мы поженимся. Рядом с лавкой твоего отца, торгующего продуктами из сои, я открою соляную лавку. Мы будем жить и работать вместе, растить и воспитывать прекрасных детей. Девушка ответила:
– Возвращайся скорее, я буду ждать, мне будет очень не хватать тебя.
Юноша уехал, а без него Юнь Чунь было очень одиноко. Без матери, умершей за семь месяцев до отъезда жениха, девушка готовила еду, прибирала в доме и помогала отцу, работая вечером в семейной лавке.
Работа отвлекала от грустных мыслей, беспокойства за жизнь юноши и приносила облегчение.
Работа отвлекала от грустных мыслей, беспокойства за жизнь юноши и приносила облегчение. Девушка всегда вспоминала слова матери о том, что если все время заниматься делом, то тоска и одиночество будут чувствоваться меньше. Поэтому и в доме, и в лавке отца все сияло чистотой, которую Юнь Чунь наводила постоянно. Но без мамы и любимого все равно было плохо на душе, как будто в ее сердце образовалась огромная прореха, залатать которую было невозможно.
Как-то, готовя тофу (соевый творог) в глубине отцовской лавки, она услышала, как отец радостно приветствует покупателя. Отец Юнь Чунь, очень любивший поболтать, завел с человеком разговор. Покупатель, будучи слугой богатого военачальника, заметил в глубине девушку и спросил:
– Это твоя дочь?
– Да, – кивнул головой отец. – Ее зовут Юнь Чунь, что означает Вечная Весна.
– Она очень красива, – заметил покупатель, наблюдая за каждым движением девушки.
– Да, это правда, – согласился отец. – У нее доброе и любящее сердце. Не знаю, что бы я без нее делал, особенно после смерти жены.
– Мой господин – очень богатый и влиятельный человек, – сказал покупатель, – и ему нужна жена. Твоя дочь, если согласится на брак, ни в чем не будет нуждаться.
– Это очень большая честь для нас, – сказал отец, – но у Юнь Чунь уже есть жених – достойный молодой человек по имени Шао Чан, как только он вернется из южной части страны, она выйдет за него замуж. Мне жаль, но это твердо решено.
– Да, – сказал слуга, – жаль, что так. Я уверен, что ваша дочь очень понравилась бы моему господину.
На следующее утро, когда девушка подметала пол в лавке, в нее вошел высокий мужчина в дорогих боевых доспехах.
– Юнь Чунь? – спросил он резким голосом, как будто отдавал команду своим подчиненным.
– Юнь Чунь – это я, – ответила девушка, прекращая работу.
– Ты прав, – сказал мужчина своему слуге. – Она будет хорошей женой для меня. – Позови своего отца, – обратился он к Юнь Чунь. – Вы оба пойдете со мной, сегодня же вечером мы сыграем свадьбу.
Я – человек знатный, военный, привык всегда брать то, что хочу.
– Но у меня уже есть жених, – возразила девушка. – Господин, я не могу выйти за вас замуж, мы даже не знакомы.
– Да ладно, – нетерпеливо отмахнулся мужчина. – Меня этот вовсе не волнует. Я – человек знатный, военный, привык всегда брать то, что хочу. А если кто-то осмелится встать на моем пути, то я раздавлю его, как таракана. Так проще жить. И позови наконец своего отца.
Девушка отправилась за своим отцом, ей захотелось оказаться как можно подальше от этого страшного человека. Юнь Чунь подумала: «Каков негодяй! Я не хочу быть его женой, никогда не соглашусь на это». Огорченная девушка и не заметила, как перешла с ходьбы на бег. Резко поворачивая за угол овощной лавки, она чуть не столкнулась с женщиной, покупающей овощи.
– Пожалуйста, примите мои извинения, – сказала Юнь Чунь и, взглянув на женщину, увидела перед собой монахиню.
Старая монахиня с доброй улыбкой на лице ласково спросила девушку:
– Что-то произошло, если ты так несешься через рынок?
Задыхаясь и пребывая в смятении, девушка ответила:
– Я… Мне необходимо… Мой отец… Там этот ужасный человек. Отец должен.
– Сначала успокойся, – сказала монахиня. – Здесь рядом нет ни твоего отца, ни того, кто так напугал тебя. Здесь только ты и я. Меня тебе нечего бояться, поэтому глубоко вдохни, выдохни, приди в себя. А теперь расскажи спокойно и подробно о том, что так сильно тебя расстроило. Возможно, я смогу помочь тебе.
Восстановив дыхание, девушка посмотрела на монахиню и, увидев в ее глазах доброту, сострадание и спокойствие, разрыдалась. Сама не замечая, она рассказала про смерть матери, про отъезд своего жениха и про наглое сватовство богатого военачальника.
– Теперь все понятно, – сказала монахиня по имени Нг Муи. – Пойдем к твоему отцу вместе, надеюсь, что смогу вам помочь найти выход из этой неприятной ситуации.
– …Поэтому я никак не смогу подготовить свадьбу раньше, чем через год, – заявил отец прибывшему в их дом военачальнику.
Отец девушки вел себя так, как научила его монахиня Нг Муи, следившая за ним из угла и державшая за руку сидевшую рядом с ней Юнь Чунь.
– Ну посудите сами, – объяснял отец. – Во-первых, нужно время, чтобы достойно подготовиться к предстоящей свадьбе. Такому знатному господину, как вы, должны быть оказаны все надлежащие почести, особенно в день свадьбы. К тому же необходимо официально объявить жениху Юнь Чунь о расторжении помолвки. Но чтобы сказать об этом, даже года может не хватить для его поисков, сами видите, что творится в стране, а он далеко. Но все же надеюсь, что года хватит, а ровно через год, считая с данного дня, вы, мой господин, женитесь на моей дочери. И мне хотелось бы подготовить все так, чтобы о вашей свадьбе люди вспоминали не один год.
Военачальник возмутился:
– Целый год! Пусть только попробует потом не оправдать моих ожиданий.
– Она оправдает, ваша светлость, все ожидания, – ответил отец Юнь Чунь.
– Так тому и быть, – сказал военачальник, – встретимся через год. – И, быстро взглянув на девушку, вышел.
Нг Муи сказала:
– У нас есть год для подготовки. Прошу вас, господин, напишите Шао Чану, а ты, Юнь Чунь, приходи завтра на рассвете к воротам монастыря. Год – это не так уж много, нам с тобой придется серьезно поработать.
Как и договаривались, Юнь Чунь на рассвете по горной тропе пришла к монастырю. Она нашла монахиню во внутреннем дворике, где был разбит небольшой сад. Старая монахиня стояла неподвижно, на ее лице было выражение полной сосредоточенности. Ее поза была странной: ноги расположены на ширине плеч и слегка согнуты в коленях, правая рука была согнута в локте, кисть – сжата в кулак сбоку от груди, левая – с открытой ладонью – выпрямлена перед грудью.
Присмотревшись, Юнь Чунь с удивлением обнаружила, что Нг Муи не неподвижна: медленно, настолько, что заметить можно было не сразу, монахиня выполняла левой рукой движение вперед. Юнь Чунь присела на маленькую скамеечку и с восхищением стала наблюдать. Когда Нг Муи закончила свою тренировку, ее лицо блестело от пота. Она повернулась к девушке и сказала:
– Настала твоя очередь работать. До этого момента я не понимала, зачем меня отправили в этот монастырь. Война с Маньчжурией заставила меня покинуть родной дом, тогда я думала, что мне просто не повезло. Но теперь вижу, что послана сюда Бодхидхармой для того, чтобы обрести ученицу. За этот год ты должна научиться использовать против своего противника его грубую силу, хамство, невежество и наглость. Давай же приступим не мешкая, становись вот так.
Прошла весна, наступило лето. Каждое утро Юнь Чунь поднималась по горной тропе к монастырю. В упорных тренировках закончилось лето и наступила осень, а девушка училась наносить руками и ногами резкие и мощные удары. В горах наступила зима, покрыв сад, в котором занималась девушка, льдом и снегом. Юнь Чунь научилась у Нг Муи многим техникам: она прекрасно сохраняла равновесие, научилась управлять центром тяжести, быстро и легко двигалась.
На смену зиме пришла весна, а с ней и назначенный день свадьбы.
Наконец старая монахиня сказала своей ученице:
– Сегодня последний день наших занятий. Следует позвать жениха – сказать, что необходимо уладить последние формальности.
Наконец старая монахиня сказала своей ученице:
– Сегодня последний день наших занятий. Следует позвать жениха – сказать, что необходимо уладить последние формальности.
Военачальник гордо прошествовал в город верхом на белом боевом коне. Юнь Чунь внимательно смотрела на него, на его доспехи, огромные кулаки, крепкие мышцы и толстую шею. Он слез с коня и подошел к девушке, ее отцу и Нг Муи.
– Какие еще могут быть формальности? Почему нельзя разобраться с ними завтра, после свадьбы?
Юнь Чунь поразилась тому, что за последний год военачальник стал еще наглее и отвратительнее.
Делая шаг ему навстречу, монахиня объяснила:
– Это дело чести! Надо вам сказать, что Юнь Чунь – ученица закрытой школы боевых искусств. Она дала клятву, что выйдет замуж только за человека, который сможет победить ее в поединке.
– Вот еще, чушь какая! – вскричал взбешенный военачальник. – Никогда в жизни не слыхал про такие традиции.
– В этом нет ничего удивительного, – ответила Нг Муи. – Про это мало кто слышал, ведь наша школа как-никак секретная.
– Так это что, я должен драться с этой… хилой девчонкой?!
– Да, – ответила монахиня. – Вы правильно заметили – силы и правда у нее маловато. Такому силачу, как вы, не составит особого труда одержать победу. Это просто формальность.
– Ты и правда этого хочешь? – спросил богач у Юнь Чунь.
– Вздорная девчонка! – закричал военачальник. – Я с удовольствием выбью из тебя дурь и научу, как надо уважать своего будущего мужа.
– Я должна, мой господин, – ответила девушка. – Я буду опозорена, если не сдержу клятву и свяжу свою судьбу с тем, кто недостоин меня.
– Недостоин? Это я-то тебя недостоин?! Вздорная девчонка! – закричал военачальник. – Я с удовольствием выбью из тебя дурь и научу, как надо уважать своего будущего мужа.
С этими словами он подозвал слугу и велел ему снять с себя меч и доспехи. Затем покрутил головой, чтобы размяться.
– Давай побыстрее покончим с этим делом. Мне бы не хотелось видеть на свадьбе твое подпорченное милое личико.
Юнь Чунь молча вышла вперед и спокойно встала перед противником. Она кивнула головой в знак того, что готова, и приняла стойку. Вокруг них уже начала собираться толпа любопытствующих.
Самоуверенный генерал с наглой ухмылкой приблизился к девушке и резко атаковал ее, пытаясь схватить за плечи. Но Юнь Чунь, слегка переместив вес тела, легко ушла от захвата и сделала подсечку в тот момент, когда противник завершил шаг и его нога коснулась земли. Мужчина свалился, подняв кучу пыли. Вставая и отряхиваясь, он с удивлением уставился на девушку. Она же, сохраняя спокойствие и концентрацию, с усмешкой посмотрела ему в глаза.
Мужчина снова сократил дистанцию, собираясь атаковать. На этот раз его движения были осторожными. Левой рукой он попытался блокировать руки девушки, смахнув их вниз, а правой – нанести мощный боковой удар в голову. Юнь Чунь, используя инерцию движения вниз, нырком уклонилась от удара и сама нанесла сильный удар кулаком по ребрам противника.
Генерал скривился от боли, отошел назад, продолжая держаться за бок, незаметно прикоснулся к поясу и неожиданно достал нож.
Он закричал:
– Раньше, чем ты сможешь еще раз ударить меня, я убью тебя!
И с громким криком ринулся в атаку, целясь ножом в грудь Юнь Чунь. Развернув туловище, девушка пропустила нож мимо себя и сама атаковала противника, ударив его кулаком в горло. Сила военачальника, который продолжал двигаться вперед, соединилась с силой девушки, и удар получился таким мощным, что мужчина подлетел в воздух и ударился об землю.
Он валялся в пыли, хрипя и задыхаясь. Слуги бросились ему на помощь. Но монахиня, отогнав их в сторону, опустилась на колени рядом с генералом, поверженным Юнь Чунь, ощупала его горло и сказала:
– Будет жить. Уберите его отсюда, такой вояка недостоин моей ученицы.
Слуги подобрали своего хозяина, находящегося без сознания, и унесли домой.
Прошло несколько дней. Юнь Чунь по-прежнему помогала отцу в лавке. Готовя тофу, она вдруг заметила смотревшего на нее возлюбленного Шао, у которого был очень грустный вид.
– Наверное, я опоздал, да? – спросил он. – В письме твой отец писал о свадьбе… Уже прошло два дня. Скажи мне скорее, не опоздал ли я?
– Ты не опоздал, Шао, – ответила Юнь Чунь. – Ты мог бы приехать еще через год, но я все равно ждала бы тебя. Даже если бы мне пришлось ждать тебя годами, а потом увидеть всего лишь пару секунд, я бы согласилась.
Он обнял ее и спросил:
– А как же богатый господин?
– Не волнуйся, его удалось убедить в том, что от меня будет больше проблем, чем удовольствий.
– Ну что ж, моя любимая будущая жена, нам о многом нужно поговорить.
Вскоре юноша и девушка поженились.
Юнь Чунь научила мужа всему, что знала сама. Вдвоем они открыли свою школу и стали обучать всех желающих стилю, который в дальнейшем получил название юньчунь и который приобрел огромную популярность благодаря Великому Брюсу Ли и его Учителю Ип Мену.
Вдвоем они открыли свою школу и стали обучать всех желающих стилю, который в дальнейшем получил название юньчунь и который приобрел огромную популярность благодаря Великому Брюсу Ли и его Учителю Ип Мену.
О девушке-воине Мулан в Китае написано много легенд. Вот лишь одна из них.
Некогда в Китае жила девушка Мулан, которой исполнилось пятнадцать лет. По законам своей страны она достигла того возраста, когда родители должны были выдать ее замуж. И с этого времени в ее жизни основное место занимала бы только забота о муже, детях и престарелых родителях. Никто даже и подумать не мог, что Мулан может стать воином и отправиться на войну. Да и сама Мулан, думая о своем будущем, никогда не связывала его с военной жизнью. Все изменилось в тот момент, когда в доме ее родителей появились солдаты. Однажды солнечным летним днем, когда девушка, тихо напевая, сидела за ткацким станком, в дом вошел отряд, занимающийся призывом новобранцев в армию правителя. Оставив работу, она выглянула в окно и стала наблюдать, как солдаты въезжают во двор верхом на мощных боевых конях.
Отец Мулан вышел во двор, а навстречу ему шел командир отряда, протягивая свиток – приказ о призыве в армию. Он сообщил:
– Согласно приказу, твоя семья должна направить в армию одного человека. С севера на нас напали орды кочевников, обстановка серьезная, и армии необходимо пополнение. Мы должны остановить варваров, иначе они сожгут и разграбят наши дома.
– Я понимаю, – сказал отец девушки. – Но нам некого послать в армию. У меня трое детей – две дочери, семнадцати и пятнадцати лет, и шестилетний сынок. Для меня было бы большой честью самому отправиться на войну, но я уже стар, у меня слабое здоровье, так что из меня получится плохой солдат.
– Это меня не волнует, – ответил командир. – И тебя не должно волновать. Приказы правителя не обсуждаются, а выполняются беспрекословно. Повиноваться и выполнять – твой долг. Ровно через три дня один из членов твоей семьи должен прибыть в военный лагерь, расположенный около Желтой реки. Когда он отправится в путь, повесь этот приказ на ворота твоего дома, и мы будем знать, что ты с честью выполнил свой долг.
Приказы правителя не обсуждаются, а выполняются беспрекословно.
– Конечно, – согласился отец Мулан. – Для нас это большая честь – служить правителю.
Солдаты со своим командиром поехали к следующему дому, а отец девушки, печально склонив голову, медленно повернулся к дому. Спрятавшаяся Мулан с горечью увидела, что лицо отца почернело от заботы.
Всю ночь Мулан не могла сомкнуть глаз. Она представляла осунувшееся лицо отца.
Встав на рассвете, девушка уже знала, что должна сделать. Отцу в армию нельзя. Он болен и не протянет и месяца, если будет скакать в седле целый день, спать на земле и есть то, чем кормят солдат. Да и семью надо содержать. Поэтому, чтобы спасти жизнь отца и честь семьи, надо ехать на войну вместо него.
Надев свои лучшие одежды, Мулан, пока мать, сестра и братишка кормили скотину во дворе, а отец сидел на крыльце и смотрел в пустоту, потихоньку подняла половицу, под которой отец хранил деньги, и вытащила из небольшого мешочка пару золотых монет. Затем, собрав некоторые свои работы, она сказала матери, что идет на рынок их продавать.
На Восточном рынке девушка продала все свои работы. Неподалеку она увидела торговца, предлагающего прохожим лошадь – красивую и молодую гнедую кобылку.
Лошадь понравилась Мулан, но в то время девушка не могла купить лошадь без того, чтобы не пошли пересуды – зачем, мол, пятнадцатилетней девчонке лошадь.
Девушка отправилась бродить по базару, пока не наткнулась на юношу, похожего на солдата. Она попросила его купить кобылку, не став объяснять значение своей просьбы. Парень не отказался от предложенных за эту помощь денег.
Мулан привела кобылку на Западный рынок, где купила седло, потом – на Южный, где нашла уздечку, затем – на Северный, где купила хлыст. На все расспросы она отвечала, что делает покупки для отца. (Девушка не собиралась объяснять, что идет в армию.) В каком-то смысле в ее находчивом ответе была правда. Все, что делала Мулан, она делала ради своего отца.
Возвращаясь домой, она радовалась тому, как быстро ей удалось приобрести все, что нужно. Она привязала лошадь в лесу, а седло и уздечку спрятала в подвале дома. Затем из отцовского шкафа взяла сменную одежду, спрятав ее у себя под одеялом. Мулан была готова к тому, что утром можно уезжать.
Последний свой вечер в семье Мулан хотела запомнить надолго. Впервые она внимательно рассматривала своих родных. Мать готовила ужин, старшая сестра играла с братом, отец с грустным видом точил свой меч.
Мулан старалась запомнить все черточки любимых лиц, чтобы потом вспоминать их такими, как в этот вечер.
Мулан старалась запомнить все черточки любимых лиц, чтобы потом вспоминать их такими, как в этот вечер. Ей хотелось обнять всех и сказать, как сильно она их любит, как грустно с ними расставаться и как ей будет не хватать их. Но они ничего не должны были знать об ее отъезде, по крайней мере – до некоторого времени.
Мулан проснулась рано, когда первые лучики солнца еще не успели коснуться горизонта. Она переоделась в отцовскую одежду, и, как ни пыталась поправить ее, чтобы сидела поудобнее, все равно ей было непривычно в мужской одежде. Взяв с подставки отцовский меч, девушка повесила его на пояс. Затем взяла приказ правителя и, выйдя за ворота дома, прикрепила его к столбу. И меч, взятый ею у отца, и приказ на столбе объяснят родителям, что произошло.
Сдерживая слезы, Мулан взяла седло и уздечку. Затем, огромным усилием воли заставив себя отвернуться от единственного в ее жизни родного дома, отправилась в путь.
Добравшись до лагеря, расположенного на берегу Желтой реки, Мулан заметила большое скопление новобранцев, образовывавших неорганизованную, оживленную, разношерстную толпу. Кого здесь только не было – и опытные солдаты, воевавшие с варварами во время предыдущего набега, которые давали советы молодым, как лучше обустроить походную жизнь, и новобранцы, слонявшиеся туда-сюда и пытающиеся бороться со страхом либо не скрывающие своего страха. Среди новобранцев были совсем мальчики – от тринадцати до пятнадцати лет. И Мулан с облегчением отметила, что она здесь не самая маленькая.
Когда лагерь уснул, Мулан все прислушивалась – не раздастся ли голос ее родителей. Девушка не сомневалась, что отец и мать будут искать ее и постараются вернуть домой. Но рано утром армия вышла в поход.
Мулан прослужила в армии более десяти лет. За эти годы она проехала на своей кобылке десятки тысяч миль. Она видела все ужасы войны, о которых постаралась забыть и которые никогда бы не смогла рассказать своей семье. Она теряла друзей, умирающих от ран, болезней, от холодного горного воздуха, бедного кислородом. В любое время года ей приходилось спать на земле и просыпаться от боевых криков врагов. Она пережила трех генералов. В бесконечных походах и боях девушка стала взрослой.
Но после десяти лет война наконец завершилась победой, и тех, кто остался жив, пригласили во дворец правителя. Один из друзей Мулан стал генералом, другого, наградив медалью, назначили помощником военного министра. Когда настала ее очередь принимать награду, Мулан подошла к правителю и поклонилась. Правитель повесил ей медаль на грудь и вручил свиток, в котором перечислялись все ее героические подвиги, с благодарностью от имени всего народа.
– Я хочу, чтобы ты стал моим министром, – сказал правитель. – Ты согласен?
Мулан ответила:
– Я благодарю вас, мой повелитель. Но меня так долго не было дома, больше всего я хочу вернуться к своей семье.
– Я понимаю тебя, – сказал правитель. – Поезжай домой, даю тебе свое разрешение.
Встретив на дворцовой площади своих друзей, Мулан сказала:
– Приезжайте вечером к нам в гости. Мы устроим праздник, отметим награды и возвращение домой.
До дома Мулан было совсем недалеко, дорога была знакома с детства, но сейчас девушка ехала по ней, как во сне.
У ворот родного дома она долго не могла прийти в себя, ощущая спазмы в горле и дрожь в коленях. Мулан думала: а вдруг через столько лет родные не узнают ее? Простят ли отец и мама ее поступок? А может, проклянут и погонят прочь из дома?
Собрав всю свою храбрость, девушка решительно толкнула створки ворот. Пройдя в дом, она увидела в дальнем углу свою мать, которая, как обычно, плела циновки. Сердце сжалось у Мулан, когда она увидела, что годы не пощадили ее маму. Седые волосы и внешний вид такой, как будто прошло не десять, а двадцать лет.
Пожилая женщина, увидев военную форму Мулан, побледнела. Она бросила взволнованный взгляд на юношу, который зашел взглянуть на пришедшего солдата. Мулан по глазам узнала своего брата. Она поняла и страх, отразившийся на лице матери: та боится, что незваный гость заберет ее сына в солдаты. Чтобы больше не пугать бедную женщину, Мулан спрятала подаренный правителем свиток в рукав и произнесла:
– Мама…
Больше она ничего не смогла вымолвить, в горле стоял большой комок.
– Мулан?
Девушка кивнула, подошла к матери и обняла ее.
– Мулан? – снова повторила мать.
Узнав, что это его сестра, младший брат Мулан побежал за отцом и старшей сестрой.
Мулан повесила отцу на шею свою медаль, отдала грамоту и заплакала от счастья.
Потом пошла в свою комнату, сняла оружие и военную форму, отмыла свое лицо и волосы от дорожной пыли. Взяв у старшей сестры пудру и духи, девушка стала приводить себя в порядок. Затем причесалась и надела свою старую одежду, которая все эти долгие годы так и висела в шкафу.
Все долгие десять лет Мулан спала с оружием в руках и почти никогда не снимала военную форму, но, взглянув на себя в зеркало, она решила, что женщина, отражающаяся в нем, ей нравится.
Когда вечером пришли ее друзья, она встретила их у ворот дома, держа в руке факел. Сначала гости не обратили на нее внимания, высматривая в глубине двора юношу в военной форме. Но когда Мулан заговорила, друзья не смогли скрыть своего удивления – так и стояли, широко раскрыв глаза.
Эта красивая женщина, одетая в шелка и пахнущая духами, – тот самый парень, с которым они воевали десять лет! Друзья никак не могли прийти в себя.
Эта красивая женщина, одетая в шелка и пахнущая духами, – тот самый парень, с которым они воевали десять лет! Друзья никак не могли прийти в себя и оставались стоять как вкопанные.
Мулан весело рассмеялась и сказала:
– Ну же, заходите, друзья. Давайте есть и пить, радоваться, веселиться. И выпьем за новую жизнь!
В Китае его звали Дамо, в Индии – Бодхидхарма, в Японии – Дарума. Ему приписывают создание учения дзен, упражнений, которые легли в основу цюаньфа – техники китайского кулака, из которой, как предполагают, родились многие более поздние стили боевых искусств. Согласно легендам, именно ему мы обязаны появлением чая, и именно он создал славу монастырю Шаолинь, обучив монахов комплексу упражнений «Восемнадцать рук архатов», медитации и другим оздоровительным системам. Немало легенд связано с Бодхидхармой. Вот лишь одна из них.
Однажды Дамо решил отправиться в Китай, дабы посетить дворец китайского императора и буддийские храмы. Он хотел подарить китайскому народу свое учение, названное им дзен. Дамо и не предполагал, что вскоре дзен распространится по всему Китаю и достигнет Японии. Но пока еще он прибыл в Китай, а его новое учение… жаль, но оно поставило его вне закона.
Рассказывают, что, когда Дамо нанес визит императору, тот стал его расспрашивать, сколько монастырей он организовал, сколько манускриптов перевели его монахи с санскрита и как он учит буддизму людей.
Дамо, который не признавал лукавства, честно ответил, что только одними добрыми делами не достичь высшей мудрости. Он попытался рассказать императору о своем учении дзен, но император, объявив Дамо вольнодумцем, выгнал его из дворца.
Долго странствовал Дамо по Китаю, пока однажды в северной его части не оказался у ворот большого монастыря.
Гонцы императора, разосланные по всей стране, уже предупредили настоятеля о возможном появлении вольнодумца. И когда Дамо попытался попасть вовнутрь монастыря, его не впустили, повинуясь строгому наказу настоятеля. Но Дамо и не настаивал, а отправился на гору Суншань близ монастыря, зашел в пещеру на вершине и погрузился в медитацию.
На следующее утро монахам стало интересно, чем занимается Дамо в пещере, они тихонько прокрались туда и стали подглядывать за ним. Удивлению их не было предела, когда они увидели, что он совершенно неподвижно сидит и смотрит в одну точку на стене пещеры. Прошло много времени, настоятель решил послать молодого послушника отнести еды Дамо. Вернувшись, юноша рассказал, что почувствовал силу взгляда Дамо, которая каким-то образом отражалась от стены. И добавил далее, что, присмотревшись к самой стене, он увидел на ней две дырочки, которые Дамо якобы просверлил взглядом.
Эти новости с огромной скоростью распространились по всему монастырю.
Настоятель, списав все на выдумки молодого послушника, решившего слегка возвеличить свою миссию, послал в пещеру к Дамо старого и умудренного опытом монаха. Когда тот вернулся, монахи спросили его, правда ли то, что говорил юноша. Но старый монах, отмахнувшись от них, сказал, что не желает заниматься глупой болтовней.
Дамо прожил в пещере очень долго. Каждое утро монахи приходили в пещеру, но видели его в одной и той же позе, на одном и том же месте, все так же смотрящим в стену. Постепенно уважение к Дамо возрастало. Но слухов от этого меньше не становилось – наоборот, они распространялись все шире и шире, далеко за пределы монастыря.
Наконец настоятель решил, что будет лучше, если он разрешит Дамо разговаривать с монахами. Возможно, он сам проникся уважением к Дамо, а возможно, просто хотел, чтобы болтающие чепуху монахи убедились, что он такой же, как они сами, – обычный человек. И вот настал день, когда Дамо пригласили в монастырь. С тех пор жизнь монахов кардинально изменилась.
Дамо обучал монахов медитации: неподвижно сидеть в позе лотоса, расположив руки ладонями вверх на коленях и направив взгляд в одну точку. Он научил их правильно дышать, следить за дыханием, отмечая вдохи и выдохи, освобождать свое сознание от негативных и прочих мыслей, подпитываться энергией из окружающего мира.
Монахи старались как могли. Некоторые научились медитировать от рассвета до полудня. Но большинство засыпало уже после первой сотни дыхательных упражнений, да и долгое неподвижное сидение на одном месте казалось многим скучным и утомительным.
Однажды настоятель и Дамо прогуливались по монастырскому саду, беседуя о том, как трудно монахам осваивать медитацию. Через открытые окна одного из залов Дамо наблюдал, как монахи занимаются переводом и переписыванием древних свитков. Некоторые из них спали прямо за столом, один растирал затекшие плечи и морщился от боли.
Дамо спросил у настоятеля:
– Почему монахи пребывают в таком плачевном состоянии, что происходит с их здоровьем?
Настоятель ответил:
– Почти всю свою жизнь они проводят сидя, в трудах, естественно, их тело ослаблено. Но эта работа благотворно влияет на их дух, можно сказать, что они ведут достойную и праведную жизнь.
Некоторые научились медитировать от рассвета до полудня.
Но большинство засыпало уже после первой сотни дыхательных упражнений.
– Это бесспорно, – сказал Дамо. – Но если я помогу вам, то есть найду способ, который поможет вашим послушникам лучше работать и лучше медитировать, вы не откажетесь от моей помощи?
– Нет, конечно, – ответил настоятель. – Но что вы собираетесь предпринять?
– Я пока не знаю, мне необходимо хорошо подумать. Потом я вам все объясню, – ответил Дамо.
На рассвете следующего дня монахи, как обычно, корпели над рукописями и неожиданно, взглянув в окно, увидели на небольшой площадке перед пещерой Дамо, выполняющего какие-то странные движения.
Один из монахов воскликнул:
– Это похоже на какой-то ритуальный танец!
– Нет, – возразил второй монах, – на движение змеи.
– Я понял, – сказал третий монах, – он общается с духами горы Суншань.
– Чепуха, – возразил четвертый монах, – я выше вас ростом, поэтому вижу лучше, это – просто танец, хотя, может быть, танец змеи.
– Не похоже это на танец, – возразил первый монах.
– Но ритм же здесь есть, – возразил четвертый. – Просто ты не чувствуешь сам ритм.
Они долго спорили, но в конце концов сошлись на одном – в движениях Дамо чувствовалась неиссякаемая энергия жизни. Что-то было такое, может быть, изящество и наполненность, скрытая мощь – что-то такое, что притягивало зрителей и не отпускало, заставляло вот сейчас, сию минуту бросить работу и повторять эти движения.
Прошло три месяца. Настоятель собрал монахов, чтобы они послушали лекции Дамо.
– Я придумал для вас комплекс движений, который назвал «Восемнадцать рук архатов», – начал рассказывать Дамо. – Нечто похожее я разучивал в молодости, тогда мой отец хотел, чтобы я стал воином. Он нанял мне учителя, с помощью которого я осваивал индийское боевое искусство.
Тут настоятель прервал Дамо словами:
– Но позвольте, мы с вами не договаривались делать из монахов бойцов.
– Я и не собирался воспитывать в них воинов, – возразил Дамо. – Было бы глупо готовить их к войне и при наличии таковой потерять таких просвещенных людей, точно так же, как было глупо заставлять обученных воинов заниматься переводами, переписыванием свитков или чтением мудрых трактатов. – Он улыбнулся своей шутке, и многие монахи под воздействием его обаяния тоже улыбнулись. – Нет, в данном случае речь идет о других врагах – о слабости тела и о болезнях, которым оно подвергается.
Слабый или больной монах – плохой работник, слабый или больной монах – не сможет, не засыпая, освоить медитацию. Но, чтобы преодолеть слабости и болезни, надо развивать свою жизненную энергию Ци.
Давайте пройдем на более широкую площадку, например во внутренний двор, и я покажу вам упражнения.
Тогда Дамо продолжил:
– Правильно, потому что животные научились жить в гармонии с природой, они научились вбирать в себя и правильно использовать энергию Ци всей Вселенной.
Они переместились во двор, где Дамо встал посередине пространства. На лице его явно читались спокойствие и концентрация.
Дамо начал выполнять медленные движения, чем-то похожие на повадки животных и птиц: сначала его ноги стали похожи на двух змей, потом руки приобрели форму шеи птицы, а пальцы – птичьих клювов, затем он руками стал наносить удары, похожие на те, что леопард наносит лапами по добыче; они то наносили удары, то взлетали вверх, как крылья. Прямо в монастыре, на глазах у изумленных монахов и их настоятеля, Дамо превращал свою энергию в энергию животных.
Закончив движения, он спросил:
– Вы когда-нибудь наблюдали, чтобы животное заснуло на охоте? Вы видели, чтобы леопард, выслеживающий добычу, вдруг лег и заснул посреди охоты?
Монахи засмеялись и хором ответили:
– Нет, конечно.
Тогда Дамо продолжил:
– Правильно, потому что животные научились жить в гармонии с природой, они научились вбирать в себя и правильно использовать энергию Ци всей Вселенной. Если и вы научитесь этому, то сможете двигаться так же мощно и грациозно, как леопард, и без усилий долго и неподвижно стоять, как журавль посреди болота. Так давайте же начнем наши тренировки. Подойдите поближе и повторяйте за мной.
Это было много веков назад, но было ли это правдой, не знает никто.
Дамо покинул Шаолиньсы и отправился в Японию, унося с собой учение дзен и комплекс «Восемнадцать рук архатов». Никто не знает, где вымысел, а где правда. Истиной остается одно – великая слава монастыря Шаолинь и миллионы людей, продолжающих заниматься боевыми искусствами, основы которых заложил Дамо.
В древности корейское боевое искусство носило разные имена. Привычное на сегодня название «тхеквондо» было придумано в 1955 году. Его придумал генерал Чой Хон Хи, учителем учителя которого был легендарный мастер Сон Дак Ки, именно о нем эта легенда.
Хью Лим пребывал в мрачном настроении, он горестно вздыхал:
– Наше боевое искусство тхэккен исчезает. Молодежь воспринимает его как забаву, народную игру; хулиганы и бандиты знают только те приемы, которые позволяют совершить насилие или ограбить. А искусство и достижение мастерства перестают интересовать людей, никто больше не хочет изучать тхэккен.
– Но, Учитель, мы же изучаем его, – возразил ученик по имени Сон Дак Ки.
– Да, но только ты и я, – сказал Хью Лин, – ты и я – и больше никто.
– Но, Учитель, пока мы с вами живы, живет и искусство. Ведь так?
Хью Лим задумчиво посмотрел на своего ученика и подумал: «Этому юноше всего пятнадцать лет, а какое мощное желание познать! И какое правильное понимание философии боевых искусств, а это такая редкость сейчас». Он кивнул головой и уже вслух произнес:
– Ты прав, мой мальчик, тхэккен не исчезнет совсем, пока будет жив хотя бы один учитель и хотя бы один желающий у него заниматься.
– Учитель, а это правда, что японские оккупанты хотят запретить все корейские боевые искусства? – спросил Дак Ки. – У нас в школе все об этом только и говорят.
(Следует отметить, что дело было во время оккупации Кореи Японией в 1910–1945 гг. Были запрещены все корейские боевые искусства, так же как и многие вещи, касающиеся национальной культуры корейского народа. Но многие мастера, несмотря на запреты и наказание в виде смертной казни, продолжали тренироваться сами и обучать учеников.
После окончания Второй мировой войны, когда армия Японии была разгромлена, а Корея – освобождена от оккупации, наступило возрождение и начался новый виток в развитии корейских боевых искусств. Но вернемся к нашей легенде.)
– Как ни горько говорить об этом, но это правда, – ответил Учитель.
– Как же так, – возмутился Дак Ки, – я же еще не освоил удары в прыжке!
Учитель засмеялся и сказал:
– Ты думаешь, этих негодяев, японских генералов, волнуют твои тренировки?
Дак Ки понуро опустил голову:
– Нет. Но так нельзя, надо же что-то делать! Мы не можем все бросить. Я думаю, мы должны, несмотря на все запреты, продолжать наши тренировки – хотя бы и тайком, ночью.
– А если нас увидят или услышат или кто-то донесет и явится полиция, нас заберут в тюрьму, а возможно, и казнят, – объяснял Хью Лим, глядя в глаза ученику. – Как ты не понимаешь, я никогда не прощу себе… Да я просто не допущу, чтобы с тобой что-нибудь случилось и ты пострадал.
– Я ничего не боюсь, – ответил смелый ученик. – Вы поймите, Учитель, да, это рискованно, но я готов пойти на риск ради того, чтобы жило боевое искусство.
– Дак Ки, – строго сказал Хью Лим, – пока еще я твой учитель – и я принял решение.
– Простите, – тихо ответил Дак Ки. – Пожалуйста, простите меня, я не должен был возражать против вашего решения. Но если мы больше не будем тренироваться, тхэккен исчезнет бесследно. Я же прав?
Хью Лим лишь горько вздохнул и сказал:
– Уходи, отправляйся домой. Мы ничего не можем поделать.
Когда Дак Ки уходил, слезы беспрерывно катились из его глаз.
Хью Лим долго думал, его душу и сердце тронули горячие слова ученика. Он знал, что не может вот так, сразу бросить дело своей жизни, не может предать бесстрашное сердце юноши.
И они продолжили свои тренировки.
Но Хью Лим учил Дак Ки элементам корейских народных танцев, в которых талантливый и смышленый ученик легко узнавал боевые приемы. Со стороны же никто даже не догадывался об этом. Дак Ки упорно тренировался каждый день. Иногда ему удавалось найти укромный уголок, где он отрабатывал настоящие удары ногами и руками, иногда он до изнеможения, до крови и пота бил по мешку, вымещая на нем свое возмущение глупым запретом.
Дак Ки понимал, что достичь мастерства можно, только если тренироваться с Учителем ежедневно. Он мечтал о дне, когда наконец отменят запрет, его страна станет свободной, тхэккен будет развиваться и дальше, а он сможет открыто тренироваться.
Так прошли месяцы, и однажды Хью Лим сказал ученику:
– Я уезжаю.
– Да, Учитель! Пока есть хотя бы один Мастер и один ученик, искусство не исчезнет!
– Куда, Учитель? – спросил Дак Ки, еле сдерживая слезы и дрожь в голосе.
– В буддийский монастырь, расположенный недалеко от нашего города. Мои друзья говорят, что там соберутся мастера боевых искусств, с тем чтобы учиться и учить нашему мастерству.
Дак Ки, в глазах которого уже проглядывали слезы, сказал:
– Учитель, а как же я? Вы больше не желаете, чтобы я был вашим учеником?
– Вообще-то я думал, что ты поедешь со мной и не только останешься моим учеником, но и станешь помощником. Надеюсь, что мы переждем запрет и уже открыто будем развивать искусство тхэккен.
– Да, Учитель! Пока есть хотя бы один Мастер и один ученик, искусство не исчезнет!
Некогда в одном из городов острова Окинавы жил Ёшимитцу – хулиган и дебошир, один из самых сильных уличных бойцов, считавший себя непобедимым крутым парнем.
Каждый вечер после работы он в компании своих друзей, таких же хулиганов, тренировался, отрабатывая приемы уличной драки, чтобы в выходные дни, спровоцировав конфликт, вступить в поединок и опробовать на ком-нибудь разученные приемы. Как правило, драки начинались в городском порту, где всегда можно было встретить матросов с прибывающих кораблей, грузчиков и рабочих, которые по вечерам посещали увеселительные заведения, в изобилии расположенные на улочках около порта, с целью хорошо отдохнуть и весело провести время. Некоторые из этих посетителей были настолько пьяны, что почти всегда по любому поводу сами лезли в драку. Так что у Ёшимитцу и его компании друзей не было недостатка в соперниках.
Как-то в один из выходных дней, когда Ёшимитцу с друзьями подходили к порту, они увидели причаливший к пирсу большой корабль. На причале стоял седобородый мужчина и о чем-то беседовал с капитаном.
Один из друзей, указывая на мужчину, сказал Ёшимитцу:
– Есть желание подраться? Попробуй вот с ним.
– Нет, – ответил Ёшимитцу. – Мне нужен кто-нибудь покрепче и помоложе этого старика.
– Да ты что! Это же сам Ташиюки!
– Ташиюки? Тот самый – известнейший мастер сюри-тэ?
Ёшимитцу засомневался: «Как может этот старый дед, маленького роста и скорее всего небольшого веса, быть известным мастером?» А вслух добавил:
– Какой-то он хилый.
– А ты попробуй. Или боишься? – с вызовом спросил друг Ёшимитцу.
«Вот и повод нашелся для поднятия авторитета, а то уж больно смелые стали, – подумал Ёшимитцу. – Да и будет чем похвастать – буду говорить, что одолел в поединке самого Ташиюки».
А Ташиюки тем временем, ни о чем не подозревая, распрощался с капитаном и отправился в расположенный неподалеку чайный павильон.
– Ожидайте меня там, – сказал Ёшимитцу своим друзьям и показал на овощную лавку, расположенную как раз на противоположной от чайного павильона стороне улицы.
Ухмыляясь, друзья отправились в указанное место. А Ёшимитцу, справедливо решив, что внезапная атака поможет ему одолеть непревзойденного мастера, спрятался за углом чайного павильона. Вскоре он услышал приближающиеся шаги Ташиюки. Сейчас он появится из-за угла…
Мастер повернул за угол, и Ёшимитцу без предупреждения и с громким криком попытался нанести свой коронный удар кулаком в область живота.
Ташиюки, даже не отклоняясь от удара, слегка повернулся и с силой выдохнул: «Ха-а-а». Ёшимитцу, вложивший в удар всю свою недюжинную силу, почувствовал, что его кулак как будто столкнулся с гранитной скалой. Мастер же, сделав резкое движение, но настолько быстрое, что Ёшимитцу его не заметил, заблокировал руку нападающего и мертвой хваткой вцепился в его запястье. Ёшимитцу почувствовал такую боль, какую до этого дня никогда не ощущал. Пальцы мастера походили на железные клещи, а вырваться из этих тисков было невозможно.
– Ведь за внешностью и возрастом могут скрываться великие таланты… Можно серьезно пострадать.
– Ты кто такой? – спросил Ташиюки.
– Я – Ёшимитцу, – с трудом сказал юноша, пытаясь изо всех сил не заорать от невыносимой боли. – Я тут с друзьями.
Мастер подумал: «С друзьями, значит. И где же они…» – Боковым зрением он заметил группу молодых людей на противоположной стороне улицы. Они наблюдали за происходящим, но вмешиваться не пытались.
– Ну что ж, Ёшимитцу, полагаю, ты пойдешь сейчас со мной. Нам есть о чем поговорить, – сказал мастер.
Понимая, что он не в том положении, чтобы спорить, юноша последовал за Ташиюки без сопротивления. Да и какое там сопротивление, если его рука, зажатая, будто в тиски, онемела?
Так они и последовали в чайный павильон.
Войдя, мастер заказал чай и спросил:
– Ну а теперь объясни мне, зачем ты напал на меня? Мы вроде бы не знакомы, обид и оскорблений я тебе не наносил…
Смущенный Ёшимитцу, пряча взгляд, ответил:
– Я… Ну это. Мы с друзьями. Мы иногда приходим в порт, ну, чтобы подраться, проверяем на других эффективность разученных приемов.
Все еще не отпуская руку юноши, мастер спросил:
– А что думает по этому поводу ваш учитель?
– Вообще-то у нас его нет.
– Так вот в чем дело, – сказал с улыбкой Ташиюки и отпустил руку юноши.
Ёшимитцу со вздохом облегчения от того, что его больше не терзает эта ужасающая боль, принялся растирать мышцы, пытаясь восстановить кровообращение.
Мастер налил в пиалу чай и пододвинул ее юноше со словами:
– Теперь я буду твоим учителем.
– Я… Я… буду вашим учеником? – заикаясь, спросил Ёшимитцу.
– Ты разве глухой? Я сказал то, что сказал, – я беру тебя в ученики. Конечно, придется много поработать над техникой и скоростью. Я так понимаю, что ты пытался меня атаковать своим коронным ударом? Что ж, он не плох. Но чтобы удар действительно был сильным, необходимо работать всем телом, уметь концентрировать энергию и правильно дышать. И, разумеется, ты дашь мне слово, что больше не будешь участвовать в уличных драках.
– Обещаю, Учитель.
– Да, и никаких нападений на стариков, – сказал Ташиюки и, хитро улыбнувшись, добавил: – Ведь за внешностью и возрастом могут скрываться великие таланты… Можно серьезно пострадать.
Он продолжал улыбаться, а Вшимитцу пытался ухватить пиалу с чаем своей красной, опухшей рукой.
Это известное изречение принадлежит легендарной личности – человеку, который принес в Японию боевое искусство Окинавы. Имя его Фунакоси Гитин.
Ученик великого мастера Итосу Ясуцунэ, Фунакоси основал свой стиль карате – сётокан, широко известный во всем мире.
Он обучал своих учеников этике и эстетике карате. Высказывания Фунакоси о том, что карате – это состояние духа, а не просто удары ногами и руками, что нельзя без крайней необходимости применять свои знания на практике, что изучение карате – это способ обрести гармонию с миром и возможность подняться на высшую ступень самосовершенствования, знакомы всем идущим по Пути боевых искусств.
О Мастере Фунакоси Гитине сложено немало легенд. Вот лишь одна из них.
В один из обычных дней Фунакоси, закончив занятия со своими учениками в додзё, торопился на семейный праздник в соседнюю деревню, где жили родители его жены. Дорога была неблизкой, но Мастер надеялся прибыть вовремя. Жену и детей он отправил еще вчера, поэтому, ничем не обремененный, предвкушал удовольствие от предстоящей пешей прогулки, тем более что дорога в соседнюю деревню проходила через лес, наполненный запахом хвои и ароматом весенних цветов.
Быстро собравшись, Фунакоси надел свое лучшее парадное кимоно и, захватив несколько рисовых колобков, чтобы возложить на алтарь предков, отправился в дорогу.
Погода была прекрасной, и Фунакоси, уставший после тренировки, с удовольствием вдыхал запахи леса, пробуждающегося после долгой зимы. Он также радовался предстоящей встрече с родителями жены, которых любил и уважал.
Внезапно Фунакоси услышал шорохи в кустах, росших вдоль дороги. Присмотревшись, он заметил силуэты людей, прятавшихся там. Сделав вид, что ничего не заметил, Фунакоси продолжал свой путь. Позади него раздались тяжелые шаги, как будто кто-то пытался догнать его. Фунакоси остановился и повернулся лицом к возможной опасности. Перед ним из-за кустов вышли четверо разбойников, лица которых были скрыты за масками.
Наблюдая за тем, как они двигались к нему, он понял, что это не мастера боевых искусств, ведь они даже не предприняли попытку обойти его со спины. Мастер подумал: «Куда уж проще окружить и ударить в спину. Значит, это любители, наверняка обычные крестьяне, и если дело дойдет до поединка, то я легко справлюсь со всеми четырьмя».
Один из разбойников, нагло ухмыляясь, сказал:
– Вот так так. И кто это у нас здесь? Судя по всему, какой-то невежа. Тебя разве не учили, что при встрече необходимо здороваться?
– Добрый день, – сказал Фунакоси.
Второй разбойник, повернувшись к друзьям, прошептал, но так, чтобы быть услышанным Фунакоси:
– Да это слабак, слюнтяй-крестьянин, мы легко его одолеем.
В ответ разбойники засмеялись.
Фунакоси, прикинувшись простачком, сказал:
– Извините, господа, вы, вероятно, меня с кем-то спутали. Я простой человек, иду в соседнюю деревню к родственникам жены. Я не собираюсь с вами драться. И если угодно…
– Стой спокойно и заткнись, – перебил Фунакоси самый здоровый детина из четверых разбойников – по-видимому, он и был главным. – Тебе никто не давал разрешения открывать свой рот. – Обратившись к друзьям, здоровяк добавил: – Давайте его проучим, тем более есть за что – мне не нравится ни его вид, ни его писклявый голос.
– Вы можете это сделать, – ответил Фунакоси, – но чего добьетесь этим? Я – слабее вас, у меня нет оружия, а у вас вон какие тяжелые дубины. И опять же.
– Так он еще и трус, – перебил Фунакоси третий разбойник.
– А какой смысл ввязываться в поединок с теми, кто сильней тебя? – ответил мастер.
– Да чего мы с ним связываемся? – сказал четвертый разбойник. – Только время тратим.
– Давай деньги и проваливай отсюда, – сказал главный разбойник и замахнулся на Фунакоси своей дубиной.
– Но у меня ничего нет, – ответил Мастер и показал свою котомку. – Всё, что есть, – это несколько рисовых колобков, которые я хотел возложить на алтарь предков.
Разочарованные разбойники переглянулись и отпустили Фунакоси со словами:
– Ладно, проваливай отсюда, мы сегодня добрые.
Ничуть не огорченный исходом встречи, Фунакоси отправился дальше. Остаток пути он думал: «Я поступил правильно. Какой смысл был бы в том, что я покалечил бы их? Да и Учитель гордился бы мною».
Фунакоси всегда помнил слова своего Учителя – великого Мастера Итосу Ясуцунэ, – не устающего повторять: «Окинавское боевое искусство создано для совершенствования тела и духа, а не для причинения вреда, без вежливости его дух будет утрачен».
Омуай-тай – древнейшем боевом искусстве – сложено много легенд. Почти все они прославляют имена великих мастеров.
Но одну из них знает каждый ребенок, ее рассказывают всем ученикам, решившим посвятить свою жизнь этому боевому искусству.
Однако не только приверженцы тайского бокса знают эту легенду – она знакома каждому жителю Таиланда: ведь ежегодно 17 марта тайцы прославляют того, кому посвящена легенда, – легендарного бойца Най Кханом Тома, ставшего символом веры тайцев в национальное воинское искусство, веры в непобедимость, которую снова и снова доказывают новые поколения бойцов муай-тай.
Ночь празднования в Таиланде называется «боксерской ночью», а сам праздник – «Днем боксеров муай-тай». Потому что именно в этот день (как гласит легенда) Най Кханом Том одержал выдающуюся победу над десятью лучшими мастерами пармы – национального боевого искусства Бирмы.
В 1774 году между Бирмой и Сиамом (так назывался в древности Таиланд) разразилась война. Многие сиамцы, в том числе и Най Кханом Том, попали в плен и были увезены в столицу Бирмы.
Король Бирмы Мангра в честь одержанной победы приказал организовать религиозную церемонию. Празднования включали в себя ряд развлечений, различные состязания, в том числе и поединки по боевым искусствам. Королю Мангре очень хотелось увидеть, чье боевое искусство лучше – бирманское (парма) или сиамское (муай-тай).
Еще во время сражения, наблюдая за ходом битвы с высокого холма, Мангра заметил воина, ожесточенно дравшегося одновременно со многими бирманскими солдатами. И кто знает, если бы не сотня копейщиков, окруживших, казалось, заговоренного воина, попал ли бы он в плен?
Сейчас же король желал лицезреть этого воина в поединке с бирманцами. Он вызвал начальника своей охраны и спросил:
– Сколько бойцов мы можем выставить против этого воина?
Генерал, подумав, ответил:
– Ваше величество, этот воин – Най Кханом Том. У себя в стране он считается непревзойденным мастером муай-тай, да вы и сами видели, как яростно он дрался. Те, кто выжил после схватки с ним, поговаривают, что это не человек, что он как будто заговоренный, даже бессмертный. В сиамской армии его уважают и считают чуть ли не богом, сошедшим на сиамскую землю! Я не хочу оскорбить вашу гвардию, но среди них вряд ли найдется соперник, достойный Най Кханом Тома. Но, – продолжил генерал, – в вашей личной охране есть десять подготовленных мастеров, я сам – лично – их тренировал.
– Да, – сказал король, – я знаю, что ты один из сильнейших бойцов пармы в нашем королевстве. Если твои ученики подготовлены так же, то, надеюсь, что мы будем наблюдать удивительные поединки, исход которых будет на нашей стороне. А теперь приведите мне этого Най Кха… ну, как его там зовут?
Каждый год тайцы воспевают исключительное искусство и мужество своего легендарного героя. Для людей эта легенда стала воплощением самых ярких черт муай-тай: неукротимое стремление выиграть бой во что бы то ни стало, готовность участвовать в неравном поединке ради славы своего боевого искусства.
– Най Кханом Том, ваше величество, – сказал генерал.
Вскоре к королю доставили пленника. Глядя на него, король подумал: «Удивительно, война окончена, этот воин в плену, а сколько ярости, силы и мужества в его глазах. Как будто не я король, а он». А вслух сказал:
– Так это тебя называют богом, сошедшим на сиамскую землю, заговоренным, бессмертным?
Най Кханом Том гордо молчал.
– А что ты скажешь, если я предложу тебе свободу? – спросил король.
– Взамен на что? – спросил, в свою очередь, Най Кханом Том.
– Смотрите-ка, заговорил, значит, мы его заинтересовали, – сказал король генералу. – Ты будешь драться на моем празднике с лучшими мастерами пармы. Если одержишь победу, то вот мое королевское слово: будешь свободен и вернешься на родину, в Сиам. Ну так что? Ты примешь участие в поединке?
– Да, – спокойно ответил Най Кханом Том.
– Прекрасно, и сколько же бойцов мне выставить против тебя? Три, пять…
Но Най Кханом Том молчал.
– Что, мало? – спросил король. – Тогда я выставляю против тебя десять лучших бойцов Бирмы.
На следующий день на центральной площади столицы возвели помост, огородив его канатами. Посмотреть уникальные поединки собралось почти все население столицы. Бирманцы были уверены в победе своих лучших бойцов, они восторженными и радостными криками приветствовали их выход на площадь. Король в сопровождении генерала вышел на балкон дворца, расположенного перед площадью, и знаком показал, что пора начать празднество.
Выйдя на ринг, Най Кханом Том начал свой ритуальный танец, который в муай-тай предшествует поединку. Люди завороженно смотрели на его необычные телодвижения. Им стало казаться, что это не человек, а грациозный тигр готовится к поединку.
Закончив танец, Най Кханом Том начал обходить ринг, касаясь лбом каждого из четырех углов ринга и что-то бормоча.
– Что он делает? – спросил король у генерала.
– Он отгоняет злых духов и заговаривает ринг, – ответил генерал.
Най Кханом Том, выйдя на середину ринга, опустился на колени и, прижав ладони к поверхности, три раза коснулся лбом рук. Затем, разворачиваясь к каждой из четырех сторон ринга, он повторил поклоны.
Закончив приготовления к поединку, Най Кханом Том поднялся и повернулся лицом к противнику, ожидавшему его в одном из углов ринга. Поединок начался. То, что происходило потом на ринге, осталось тайной для бирманцев. Тайский боксер побеждал одного противника за другим. Причем не просто побеждал – их выносили с ринга в бессознательном состоянии.
Ни один из бирманских мастеров пармы не мог противостоять мощным ударам коленями и локтями тайца. Против мастерства Най Кханом Тома не работали ни точные перемещения, ни страшные по своей силе захваты, ни быстрые удары кулаками бирманских мастеров.
Нокаутировав восемь мастеров, тайский боксер продолжал твердо стоять на ногах, как будто и не было восьми тяжелейших поединков.
Король, чувствуя, как растет уважение к этому великому воину, приказал остановить поединки и подозвал к себе Най Кханом Тома.
– Ты – великий воин! Ты хорошо дрался. Я сдержу свое слово и дарую тебе свободу. Мне бы хотелось, чтобы ты остался для тренировки моих мастеров, но знаю, что откажешься. Поэтому отдыхай, потом тебя проводят до границы с Сиамом.
Так Най Кханом Том вернулся домой чемпионом.
Каждый год тайцы воспевают исключительное искусство и мужество своего легендарного героя. Для людей эта легенда стала воплощением самых ярких черт муай-тай: неукротимое стремление выиграть бой во что бы то ни стало, готовность участвовать в неравном поединке ради славы своего боевого искусства.
Наоки в течение трех лет занимался карате и добился больших успехов. Возгордившись, он отправился в соседнюю деревню, чтобы запугивать ее жителей и вымогать у них деньги.
Деревня была небольшая, и проживали в ней в основном старики, молодых мужчин, готовых дать отпор хулигану, было мало, да и с теми Наоки быстро разобрался, избив палкой.
Однажды, следуя по горной дороге, что вела из деревни в соседний город, Наоки повстречался со стариком. В этом месте тропа сужалась и по краям росли колючие кустарники, так что вдвоем пройти было невозможно – кому-то одному следовало уступить дорогу. Наоки грубо закричал:
– Куда идешь, невежа?! Убирайся с дороги и дай пройти.
– Уважаемый, я стар и очень тороплюсь, меня ждут в деревне. Может, вы позволите мне первому пройти? – вежливо попросил старик.
Задохнувшись от ярости и не говоря ни слова, хулиган набросился на старика и стал жестоко избивать его, пока тот не упал на землю.
Торжествуя, Наоки отправился своей дорогой. По пути в город он думал: «Я стал большим мастером карате, все мои удары сильны и попадают точно в цель. Глупый старик, он даже не пытался оказать сопротивление, хотя на вид и не выглядел таким уж дряхлым. А тот едва ощутимый удар, который он нанес мне в область сердца, – случайность, не более того». Побывав в городе и сделав необходимые покупки, юноша вернулся в деревню, забыв и о старике, и об ударе, и вообще об этом случае.
И, конечно, он не видел, что происходило дальше на дороге, когда он отправился в город.
Теперь он точно знал, в чем причина его болезни, – в одном-единственном легком ударе того старика, которого он избил на дороге.
Несколько человек из деревни стали случайными свидетелями избиения старика. Но, зная силу и буйный нрав хулигана, не осмелились заступиться.
Однако, как только юноша ушел, они бросились к старику со словами:
– Уважаемый, мы можем чем-нибудь облегчить вашу боль, может, вам помочь добраться до дома? Извините, что не смогли заступиться за вас, но этот негодяй так силен, он уже давно терроризирует нашу деревню, а мы ничего не можем поделать.
Старик в ответ засмеялся, сам поднялся с земли, как будто это не его сейчас избивали, и быстрой, легкой походкой отправился своей дорогой.
Через неделю Наоки почувствовал себя плохо. Поначалу он подумал, что слегка перебрал вчера саке на вечеринке с друзьями. Но и на следующий день после каждого приема пищи он чувствовал тошноту. Затем Наоки перестал нормально спать, его мучили головные боли, а через три недели он уже ничего не мог есть. Силы стали таять, как снег на весеннем солнце. К концу пятой недели он потерял больше десяти килограммов веса, не мог подняться с постели и чувствовал приближение смерти.
Теперь он точно знал, в чем причина его болезни, – в одном-единственном легком ударе того старика, которого он избил на дороге.
Пребывая на пороге смерти и осмысливая свою короткую жизнь, Наоки понял, сколько ошибок он совершил и в чем его вина. Лежа на топчане, он думал: «Вот оно – суетное тщеславие. Дурак, возомнил себя самым сильным. Хотел обрести власть над людьми, держа их в постоянном страхе».
Искренне раскаявшись и зная, что ему осталось недолго пребывать на этом свете, Наоки попросил друга отправиться на поиски старика, чтобы попросить прощения.
Это оказалось несложно, так как старик, догадываясь о том, что юноша будет его искать, сообщил людям, где он живет.
Уже на следующее утро друг привел старика к умирающему. Наоки со слезами на глазах сказал:
– Я прошу простить меня, прошу от всего сердца. Я искренне раскаиваюсь и осознал, насколько неправильно жил до встречи с вами. Мне осталось недолго, и я не хочу уходить, не добившись прощения, и у меня будет к вам просьба: здесь, под топчаном, находится сундучок, там деньги, которые я вымогал у жителей соседней деревни. Прошу вас, принесите им мои извинения и раздайте то, что я отнял.
Старик засмеялся и сказал:
– Ты сделаешь это сам, когда выздоровеешь, а я помогу тебе.
С этими словами он достал небольшую склянку темного цвета, налил из нее в пиалу приятно пахнущую лесными травами жидкость и, разбавив водой, дал выпить Наоки. Через некоторое время, почувствовав облегчение, юноша заснул.
Постепенно силы стали возвращаться к Наоки, и через неделю он уже был здоров.
Первым делом юноша отправился в соседнюю деревню, где попросил прощения и раздал отобранные деньги. Затем, узнав адрес старика, Наоки пришел к нему домой. Старик оказался мастером сюри-тэ. Он рассказал юноше, что на дороге оказался совсем не случайно. Жители деревни, устав от бесчинств молодого каратиста, попросили его преподать урок нахалу. Услышав это, Наоки поклонился старику и попросил стать его учителем.
Впоследствии юноша стал первым и лучшим учеником мастера сюри-тэ.
Губернатор Кавати и великий воин Минамото-но Ёринобу был страстным любителем лошадей: они не только были его верными помощниками во время сражений, но и отвлекали от любых мирских забот, которых, учитывая должность, у него было немало.
Прознав о том, что у одного человека в Адзума появился прекрасный конь, губернатор решил во что бы то ни стало заполучить его. Подозвав к себе своего самого преданного слугу Хо, Ёринобу сказал:
– Хо, ты уже много лет служишь мне верой и правдой, поэтому именно тебе я решил поручить эту просьбу. В Адзума появился великолепный жеребец. Ходят слухи, что нет ему равных во время боя, не раз уводил он своих хозяев от неминуемой гибели. Он непременно должен стать моим. Бери с собой самых лучших воинов и отправляйтесь в путь. И запомни: без коня не возвращайтесь!
И Хо, отобрав несколько воинов, отправился в Адзума. Там они без труда отыскали дом владельца знаменитого коня. Подойдя к нему, Хо несколько раз постучал в дверь и на вопрос: «С чем пожаловали?» – изложил просьбу своего господина. Владелец коня закручинился, но, осознавая статус просителя, отказать не смог. Попрощавшись со своим любимцем, он отправил его в Кавати.
Конь был настолько хорош, что ни один встречный не мог не проводить его восхищенным взглядом.
Той же дорогой, что и воины Ёринобу, проезжал некий грабитель. Увидев коня, он сразу понял, что если украдет его, то выгодно продать такого красавца не составит особого труда, а на вырученные деньги он сможет безбедно жить не один год. Поэтому он решил последовать за воинами и, как только те уснут, увести коня. Он шел за ними по пятам, и вот наступила долгожданная ночь.
Воины остановились на ночлег, развели костер, чтобы не замерзнуть, а грабитель от нетерпения потирал руки. Но не тут-то было. Бросив жребий, часть воинов отправилась спать, чтобы, набравшись сил, сменить других. Таким образом, у грабителя не было ни единого шанса заполучить коня. Но он решил не сдаваться и проследовал за ними до самого Кавати.
Ёринобу, встретив своих воинов на подъезде к городу, не мог оторвать глаз от гнедого красавца. Он лично сопроводил коня в конюшню, где ему уже было подготовлено самое лучшее стойло, и щедро отблагодарил Хо за отлично проделанную работу.
А в это время кто-то сообщил Ёриёси, сыну Ёринобу, что в конюшне его отца появился тот самый знаменитый конь, о боевых подвигах которого уже начали ходить легенды. Ёриёси знал, что его отец очень любит лошадей, а также то, что, если кто-то будет долго и настойчиво просить его подарить коня, он уступит просьбам. «Если отец подарит этого красавца какому-то недостойному человеку, это будет несправедливо, – подумал Ёриёси. – Пойду-ка я сам взгляну на него и, если это действительно такой хороший конь, попрошу его себе».
На дворе уже был вечер, и тучи, которые целый день бродили по небу, выливались на Кавати проливным дождем. Подождав немного, Ёриёси понял, что дождь не прекратится до самого утра, а утром уже может быть поздно. Попросив жену разыскать в доме самые глубокие калоши, он начал собираться в гости к отцу.
Увидев на пороге промокшего до нитки сына, Ёринобу сразу смекнул, почему тот пришел в такую непогоду, но виду не подал, а лишь сказал:
– Ёриёси, сынок, я так рад тебя видеть, почему ты так долго не навещал меня? – и, даже не дав сыну сказать что-либо в свое оправдание, мудрый губернатор Кавати продолжил: – Сегодня великий день, сынок. Сбылась моя мечта: верный слуга Хо привел мне из Адзума самого лучшего коня во всей округе. Он бесстрашно несет своего хозяина через огонь и воду, и даже самые меткие и острые стрелы обходят их стороной. Сначала я думал оставить его себе, но потом решил, что тебе он больше пригодится. Правда, сейчас уже темно, ты приходи завтра и посмотри на него, если понравится – конь твой.
Ёриёси в очередной раз поразился проницательности своего отца и порадовался, что ему не придется просить о подарке. Он также понимал, что не сможет сомкнуть глаз всю ночь, и попросился переночевать в доме отца, чтобы ранним утром отправиться в конюшню.
Весь вечер отец с сыном пили чай и обсуждали последние новости в Кавати, которых со времени их последней встречи накопилось немало, а когда наступила ночь, разошлись каждый по своим спальням.
А дождь тем временем только усилился, создавая сильный шум, который поглощал все остальные звуки. Воспользовавшись этим шумом, грабитель незаметно прокрался в конюшню и увел коня. Вскоре пропажу обнаружил воин, который обходил с дозором конюшню, и закричал:
– Тревога! Украли коня, которого вчера вечером доставили для нашего господина из Адзума!
Не стал восхищаться Ёринобу отличной стрельбой сына из лука и после трапезы. он просто приказал слугам:
– Приведите коня!
Несмотря на дождь, губернатор Кавати услышал крики и, не сказав ни слова сыну и слугам, закутался в свое платье, перекинул через спину колчан со стрелами, которые у него всегда были наготове, и бросился к конюшне. Не мешкая, он схватил первого попавшегося под руку коня и седло и помчался в погоню за грабителем по направлению к горе Аусака.
Ёриёси тоже слышал крик. Он никогда не расставался со своим колчаном, а в ту ночь и вовсе спал одетым, поэтому его сборы заняли несколько секунд. Решив не будить отца, Ёриёси бросился к конюшне и, выведя оттуда лошадь, тоже поскакал к горе Аусака. Дождь хлестал по его лицу, и даже на расстоянии полуметра ничего не было видно. Ёриёси полагался только на своего коня, который, несмотря на непогоду, во всю прыть скакал в заданном направлении.
А грабитель тем временем и не подозревал, что за ним гонятся. Он, забыв обо всем, представлял, сколько денег получит за коня и как он ими распорядится. Так он добрался до горы Аусака. Неожиданно путь ему преградил большой водоем, который образовался от непрекращающегося ливня. Грабитель, замедлив ход, начал пересекать его верхом на коне.
Этот плеск воды и услышал Ёринобу. И тут произошло нечто странное: хотя было еще совсем темно и губернатор Кавати не знал, где в этот момент находится его сын, он изо всех сил закричал:
– Ёриёси, выпускай стрелу! Он там!
Именно в этот момент дождь прекратился, и он услышал свист рассекающей воздух стрелы, которая спустя секунды попала в кого-то или во что-то. А дальше они оба услышали позвякивание пустых стремян – это испуганный конь пустился вскачь без седока.
– Сынок, ты убил грабителя, – уже спокойно сказал Ёринобу. – Езжай вперед и поймай коня!
С этими словами он развернул коня и спокойно поскакал в сторону дома.
Ёриёси в кромешной тьме разыскал коня, который не успел далеко уйти, и тоже отправился вслед за отцом.
Ёринобу, вернувшись домой, молча поставил коня в конюшню и, не сказав никому ни слова, отправился в свои покои, где уснул сном младенца.
И Ёриёси, передав коней слугам, отправился спать.
На следующее утро отец и сын встретились за завтраком. На улице вовсю светило яркое солнце, и только лужи во дворе напоминали о вчерашнем ненастье. Не говоря ни слова о своих ночных похождениях, они поприветствовали друг друга и молча позавтракали, предаваясь каждый своим мыслям. Не стал восхищаться Ёринобу отличной стрельбой сына из лука и после трапезы. Он просто приказал слугам:
– Приведите коня!
Наконец-то увидев его, Ёриёси понял, что тот действительно великолепен. Придя в себя, он встал на одно колено и, обратившись к отцу, сказал:
– Я принимаю ваш подарок, господин!
С этими словами он взял коня под узду и зашагал к своему дому.
Жил когда-то в Японии искусный Мастер кэндо по имени Сокен. Не было в то время равных ему по владению мечом во всей округе. Казалось, что он знал ответы на все вопросы и любое, даже самое сложное дело мог разрешить в считаные минуты. Но однажды в подвале его дома завелась огромная крыса, которая сильно шумела по ночам и норовила перегрызть Мастеру горло. Не привыкший отступать перед трудностями Сокен решил, что достать крысу мечом не составит для него особого труда. Но спустя несколько дней Мастер понял, что в одиночку ему не справиться. Поразмыслив немного, он обратился за помощью к своему знакомому Като, занимавшемуся дрессировкой кошек.
Тот, живо откликнувшись на его просьбу, предложил Мастеру своего лучшего кота-крысолова. Кот, почуяв в доме Сокена крысиный запах, спокойно присел в ожидании ночи. С его опытом ловли крыс он был уверен, что это нехитрое дело займет у него меньше часа. Крыса появилась внезапно. А занявший было боевую стойку кот почему-то поджал хвост и убежал. Видимо, было в этой крысе что-то необычное.
Удивленный Като посоветовал взять Сокену большого рыжего кота. По размеру этот кот был, скорее, похож на молодого льва и характером обладал соответствующим. Он не испугался при виде крысы, но, вступив с ней в бой, получил травму и потерпел поражение. Хромая на заднюю лапу, рыжий кот вернулся к дрессировщику.
Недоумевая, Като предложил Мастеру самому выбрать себе кота для поимки крысы. Из нескольких десятков котов Сокен выбрал прекрасно подготовленного черно-белого. Вся его морда была исполосована шрамами, а хвост напоминал обуглившуюся палку, которую погасили за несколько мгновений до полного сгорания. Но и ему не удалось одолеть грызунью.
Окончательно растерявшиеся Сокен и Като стояли перед котами и не знали, что им делать дальше. Неожиданно к Сокену подошел старый черный кот и сел, глядя прямо ему в глаза. Мастер понял, что это знак свыше, и взял кота домой. Тот не стал дожидаться ночи, а сразу полез в подвал. Скоро там появилась и крыса. Смелость кота лишь позабавила ее. Несколько секунд они мерили друг друга взглядами, а затем крыса двинулась вперед. Кот продолжал сидеть неподвижно. Тень сомнения закралась в крысиную голову, но не остановила ее. И тут кот взвился в невероятно сложном прыжке и прокусил ей шею. Смерть наступила мгновенно.
Сокен все еще не верил случившемуся. Вернув кота дрессировщику, он спросил его:
– Я отлично владею своим боккэном. Но все мои попытки достать им крысу не увенчались успехом. Кроме того, она даже умудрялась царапать меня. А твой немолодой черный кот смог в считаные секунды убить ее. Как ему это удалось?
На что дрессировщик ответил:
– Почему бы нам не собрать совещание и не спросить об этом самих котов? Я думаю, что они, как и ты, тоже неплохо разбираются в боевых искусствах.
Председателем этого собрания единогласно был избран тот самый черный кот, который убил крысу. Оказалось, что он был еще и самым старым котом.
Лаже если у тебя и сильное ки, на самом деле оно очень слабо, потому что твоя самоуверенность переходит всякие границы.
Сначала он предложил выступить первому коту.
Тот сказал:
– За свою жизнь я поймал не один десяток крыс, многие из них были намного больше и страшнее той крысы, которая поселилась у Мастера Сокена. У меня ведь очень острые клыки и сильные лапы, я знаю немало приемов по борьбе с крысами, но в этой крысе было что-то такое, что заставило меня бежать, трусливо поджав хвост.
– Получается, что твои техника и сила уступали крысе, – сделал вывод кот-председатель. – У тебя гибкое тело, и ты владеешь многими ваза (техника), но одной лишь техники явно маловато.
Вторым выступал большой рыжий кот:
– Я не могу уснуть после того боя с крысой. Нет, меня не волнует та рана на лапе, которую она мне прокусила, но я не могу понять, как ей удалось победить меня? Размеры моего тела в несколько раз превосходили ее. Я регулярно упражняюсь в выведении своего ки и практикую дыхание в дзадзен. В моем рационе только овощи и рисовый суп, которые придают мне столько энергии. Так как же могла эта старая крыса одолеть меня?
– Спору нет, твоя энергия велика, – согласился черный кот, – но эта крыса оказалась выше твоей энергии, поэтому она и победила тебя. Ты сильно привязываешься к своему ки и гордишься им, а оно в это время становится вялым. Твое ки можно сравнить с маленьким ручейком, а энергия крысы была подобна широкой глубоководной реке. Так что, даже если у тебя и сильное ки, на самом деле оно очень слабо, потому что твоя самоуверенность переходит всякие границы.
Наступила очередь черно-белого кота.
– Я не такой сильный, как рыжий кот, – начал он, – но я прошел в своей жизни через огонь и воду. Никто не может назвать меня глупым, а те головоломки, которые мне приходилось решать в различных ситуациях, были намного сложнее, чем этот бой с крысой.
Я уже достиг сатори, оставил практику ваза и посвящаю все свое время дзадзен. Так что же помешало мне одолеть эту крысу?
Черный кот ответил ему:
– Ты очень умен и достаточно силен, чтобы победить не одну такую крысу, но во время боя ты не был мусетоку (то есть без какой-либо цели, желания, выгоды. –
В тот момент все твое сознание было связано с целью, и в результате интуиция крысы оказалась намного сильнее твоей. Она поняла твое состояние духа уже тогда, когда увидела тебя. Ошибка твоя заключалась в том, что ты не смог гармонизировать свои силу, технику и сознание в единое целое. Вместо этого они были разделены. Думаю, что всех вас интересует, как мне удалось одержать победу над этой крысой? – продолжил черный кот. – Я не являюсь искусным мастером кэндо и уже достаточно стар, но в то самое решающее мгновение я на подсознательном уровне смог объединить эти три составляющие. Только это и помогло мне убить крысу.
В соседней деревне живет один кот, который в несколько раз сильнее меня. Этот кот очень старый, его усы уже совсем седые. Когда я первый раз увидел его, я не распознал в нем ничего похожего на силу. Этот кот спит дни напролет и питается только рисовым супом, лишь в праздники позволяя себе глоток саке. Его желудок последний раз видел мясо и рыбу, когда он был еще котенком. Но самое поразительное в этом коте то, что ему никогда не приходилось ловить крыс, потому что они до смерти боятся его и, лишь завидев его издалека, разбегаются в разные стороны. Давным-давно я был у него в гостях. Мы вместе с ним отправились в дом, полный крыс, – так они, прознав о его посещении, в тот же день перебрались в другие дома. Этот старый мудрый кот излучает некую таинственность и будоражит воображение. Во время того визита он дал мне один совет, который помог мне в дальнейшей жизни, круто изменив ее в лучшую сторону. Теперь я хочу дать его вам. Старайтесь быть подобными этому старому коту: вне формы, вне дыхания, вне сознания!
Для Мастера кэндо Сокена, наблюдавшего за собранием котов со стороны, это был великий урок.
Жил в старину один замечательный стрелок по имени Гань-Ин. Его мастерство достигло таких высот, что все звери в округе ложились, а птицы падали, стоило ему только натянуть тетиву на своем луке. Слава о нем разнеслась далеко вокруг. Многие мужчины мечтали стать учениками великого Мастера, но превзойти Гань-Ина в стрельбе удалось лишь Фаст Вэю. Со временем он тоже стал обучать этому искусству других.
К Фаст Вэю и пришел проситься в ученики Чан. Внимательно оглядев его с ног до головы, Фаст Вэй посоветовал Чану:
– Сначала научи свои глаза не моргать, а потом мы поговорим с тобой о стрельбе.
Озадаченный Чан вернулся домой. Увидев жену, работающую за ткацким станком, Чан понял, что это как раз то, что ему нужно. Он каждый день залезал под станок и часами смотрел на снующий челнок. Спустя два года Чан научился не моргать, даже если в уголок его глаза кололи кончиком шила. Весьма довольный собой, он снова отправился к Фаст Вэю, уверенный в том, что уж теперь-то тот наверняка станет обучать его стрельбе из лука.
– Это очень хорошо, но еще недостаточно для стрельбы, – несколько остудил его пыл Фаст Вэй. – Теперь для тебя очень важно научиться смотреть, а уже после этого можно и стрелять.
– Но я же вижу вас, Фаст Вэй, вижу птицу, поющую вон на том далеком дереве, так для чего же мне учиться тому, что я и так умею? – спросил его недоумевающий Чан.
– Твоя задача – научиться видеть большое в малом и ясное в туманном, – лишь ответил ему Мастер, – без этого нет смысла начинать наши занятия.
Призадумавшись, Чан снова побрел домой, прокручивая в голове сказанное Фаст Вэем. Вернувшись в свою провинцию, он рассказал обо всем соседу. Тот посоветовал ему выдрать волос из лошадиной гривы и поймать блоху у его собаки. Обрадованный найденному решению, Чан так и поступил. Он подвесил блоху на лошадином волосе на окно и стал смотреть на нее, обернувшись лицом к югу. Спустя десять дней блоха выросла в его глазах до размеров среднего воробья, а через три года стала казаться Чану самым большим колесом от телеги, которое он только видел в своей жизни. Остальные же предметы увеличились до размеров самой высокой горы. Чан решил, что уже достиг всего, что необходимо стрелку, но чтобы удостовериться в этом, он смастерил лук из яньского рога и стрелу из цзинского бамбука. Когда они были готовы, Чан выстрелил из этого лука и попал в самое сердце блохи, даже не повредив при этом волоса. Он решил сразу идти к Фаст Вэю, чтобы доложить о полученных результатах.
Услышав о них, Фаст Вэй ударил себя кулаком в грудь и воскликнул:
– Чан, ты овладел искусством стрельбы из лука! Нет необходимости давать тебе уроки, ты всему научился сам!
Окрыленный своими успехами, Чан отправился домой. Но на полпути его осенило, что теперь у него только один соперник – Фаст Вэй. И он решил убить его, предложив состязание в стрельбе.
Фаст Вэй принял его вызов, и они, выбрав место на ближайшем пустыре, стали пускать друг в друга стрелы. Удивительно, но они сталкивались наконечниками, пролетев ровно половину, и падали на землю, не поднимая при этом пыли. Так продолжалось до тех пор, пока у Фаст Вэя не опустел колчан. У Чана же оставалась последняя стрела, которую он, не раздумывая, пустил в безоружного Мастера, но тот точно отразил ее шипом розы.
После случившегося оба стрелка неожиданно растрогались и заплакали. Отбросив свои луки, они встали друг перед другом на колени, попросили прощения и решили считать друг друга отцом и сыном. При этом каждый стрелок оцарапал себе руку наконечником, и они на крови поклялись не передавать больше никому своего мастерства.
Рикю, который уже много лет следовал по Пути истины, странствовал из города в город, неся свет своего учения людям. Когда у него заканчивались деньги на пропитание, он, приходя в очередной город, собирал на базарной площади толпу и давал представление. Обычно вырученных средств ему хватало на пару лет. Такая жизнь была ему в радость.
Вот и в этот раз, пересчитав оставшиеся монеты, Рикю решил, что пора заработать еще немного. По традиции он прикрепил к дорожному посоху нож вместо наконечника, превратив его в самодельное копье, и стал показывать различные трюки местным жителям. Его представления всегда нравились им. И в этот раз за несколько минут вокруг Рикю собралась большая толпа. То, что ему удавалось делать своим копьем, было настолько захватывающим, что публика просто не могла оторвать глаз. Двое местных удальцов решили, что повторить все приемы Рикю не составит для них особого труда, и вызвались посостязаться со странником в воинских умениях. Он позволил им сделать это, но каждая их попытка все равно заканчивалась победой Рикю. Умудряясь как-то удерживать древко копья лишь тремя пальцами, он награждал своих соперников обидными тумаками, а то и просто щекотал их, заставляя смеяться сквозь слезы.
Незаметно день стал клониться к вечеру, и странник решил, что пора заканчивать представление, объявил толпе, что он показывает последний трюк. Когда люди стали расходиться, один юноша по имени Когоро подошел к Рикю и сказал:
– Нет тебе равных в обращении с копьем, странник. Я уже несколько лет ищу для себя учителя, который смог бы передать мне свои знания, но ни один из тех, с кем я общался, даже в подметки тебе не годится. Так стань же моим Учителем!
Рикю внимательно оглядел юношу с головы до пят. Судя по его красивой одежде и умению преподнести себя, он был из очень богатой семьи.
Тот же, в свою очередь, будучи уверенным в том, что странник не посмеет ему отказать, ждал немедленного согласия. Но мастер копья почему-то медлил с ответом, и нетерпеливый Когоро уже не мог скрывать искр высокомерия, которые то и дело мелькали в его прищуренных глазах.
Решив поторопить Рикю с ответом, юноша пообещал страннику очень достойную плату за обучение, а также ночлег и питание в своем доме вместе со слугами. Но и это не принесло никаких результатов. Странник продолжал молчать, думая о чем-то своем. На самом деле он просто не хотел наживать себе таких влиятельных врагов, и ему не терпелось продолжить странствия по свету. Поэтому, помолчав еще с минуту, он решил немного схитрить и ответил Когоро:
– Я не великий мастер копья, как тебе показалось, а самый обычный человек. Все, что я показывал сегодня на этой площади, лишь проявление могущества волшебной силы этого копья, – он указал на посох, к которому несколько часов назад собственноручно прикрепил нож, и продолжил: – А я лишь прислуживаю ему.
После этих слов в глазах юноши загорелись алчные огоньки, которые выдавали его безумное желание во что бы то ни стало завладеть этим копьем. И самым пренебрежительным тоном, каким только можно обратиться к человеку, он сказал Рикю:
– Ну тогда вопрос решен! Мой отец сейчас же купит у тебя это копье, дав за него ту цену, которую ты назовешь. Отказ не принимается. Если же ты все-таки захочешь воспротивиться, то он просто прикажет своим воинам отобрать его у тебя силой.
Вместо испуга на лице странника появилась лишь смущенная улыбка, и он сказал:
– Дело в том, что не я владелец этого копья, обладающего волшебной силой, а оно является моим властелином. Нет абсолютно никакого смысла покупать или отбирать его. Единственное, что можно сделать, это пойти к нему в услужение и научиться исполнять все его прихоти. Но это займет не один день, а несколько лет. Если ты все же ослушаешься меня и прикажешь слугам своего отца завладеть им, то сила копья перейдет на какой-нибудь другой предмет, а в отместку за содеянное вы навлечете несчастья на всю свою семью не на один десяток лет.
– Теперь я понял, – воскликнул Когоро совсем другим тоном, – почему у этого копья такой неприглядный вид! Просто волшебная сила, которая кроется в нем, не хочет привлекать к себе лишнее внимание непосвященных. Но я готов пойти к нему в услужение и выполнять все его прихоти. Научи меня этому!
– Это не так просто, как тебе кажется. Если ты хочешь научиться служить ему и пользоваться его покровительством, – ответил Рикю, – то сначала твоему отцу придется заплатить за место чиновника при этом копье, а также за твое обучение и содержание на целый год вперед. Но и это еще не все. Сейчас это копье направляется в путешествие к святым горам, и тебе придется сопровождать его длительное время, терпя различные тяготы и лишения.
Но и это не испугало юношу.
Рикю договорился обо всем с его отцом, взяв с него денег на содержание Когоро, и утром следующего дня они двинулись в путь.
Поначалу юноше пришлось туго. Его изнеженные ноги не привыкли к таким длительным походам, да и спать там, где их застигала ночь, ему раньше не приходилось. Одежда, которую для него на заказ шили лучшие швеи отца, вся поистрепалась и покрылась пылью дорог, а смоляные волосы выгорели на солнце и на ощупь стали напоминать солому. Но шли дни, сменяли друг друга времена года, и Когоро, сам того не замечая, из избалованного и капризного юноши превратился в могучего воина.
В один из дней странники перешли очень высокий горный перевал и присели немного отдохнуть и перекусить под небольшим деревцем, в нескольких метрах от которого зияла пропасть невероятной глубины. После трапезы Рикю неожиданно встал и бросил волшебное копье в эту глубокую пропасть. Не раздумывая, Когоро стрелой бросился за ним, и лишь рука мудрого странника остановила его на самом краю обрыва, спасая от неминуемой гибели.
– Зачем ты сделал это, Рикю? – со слезами на глазах спросил юноша.
– Когоро, ты постиг высокое мастерство, но еще не осознал смысла жизни, – ответил он ему. – Запомни, что ни одна вещь не стоит того, чтобы рисковать из-за нее своей жизнью. А что касается волшебной силы копья, то пока ты учился управлять им, она вся незаметно перешла в тебя.
После этих слов на юношу снизошло озарение, и он почти прокричал:
– Великий Учитель, возьми меня к себе в ученики и назначь любую плату за обучение!
– Когоро, за истинное знание не берут оплату, так как ты и так отдаешь ему жизнь, – ответил Рикю.
– Почему же ты потребовал плату с моего отца? – удивился Когоро, прекрасно понимая, что деньги никогда не представляли для странника особой ценности.
Мало кто знает, что истинные ценности, неподвластные времени, всегда находятся с тобой, в тебе и вокруг тебя.
– Так повелось, что люди не ценят того, что им дается даром. Золото превратилось для них в меру всех достоинств. Но мало кто знает, что истинные ценности, неподвластные времени, всегда находятся с тобой, в тебе и вокруг тебя. Это ты сам, то, чем ты дышишь, на чем стоишь, чем утоляешь свой голод и жажду, что согревает твое тело. Все остальное не имеет абсолютно никакого значения и не может даже сравниться с ними.
Но ты, Когоро, рос и воспитывался в другом мире, поэтому ты никогда не пошел бы со мной, если бы в самый первый день нашей встречи я рассказал тебе об этом.
Ты попросту не понял
После этих слов Учитель улыбнулся, с гордостью посмотрел на своего прозревшего ученика и зашагал своей дорогой…
Притча о трех бойцах
Когда-то давно, когда Китай назывался Поднебесной, со всех концов страны на турнир съехались самые сильные и талантливые бойцы, чтобы померяться силой.
Судить поединки выбрали великого китайского мудреца.
Наконец после тысяч и тысяч боев мудрец выбрал трех самых достойных, самых сильных воинов.
Собрав их перед собой, он попросил каждого из них рассказать, в чем заключается секрет их тренировок.
Поднялся первый боец, внешность которого напоминала огромного свирепого тигра. Он сказал:
– Каждый день я ломаю камни, деревья и всё, что попадется на моем пути. Вокруг моего дома на целый день пути вся местность напоминает пустыню.
– Прекрасно! – сказал великий мудрец и обратился ко второму бойцу: – А что скажешь ты?
Поднялся второй боец – высокий, худой мужчина, внешним видом походивший скорее на монаха-аскета, чем на непобедимого воина. Он ответил:
– Целыми днями я практикую медитацию. Она заключается в том, что силой воли и разумом я беру свое тело под контроль и заставляю его быть легким, легче перышка, и таким же быстрым, как мысли человека.
– Прекрасно! – сказал великий мудрец и обратился к третьему бойцу: – Теперь твоя очередь раскрыть секреты тренировок.
– А я вообще не тренируюсь, – сказал третий боец. – Я стараюсь присутствовать во всем, что делаю.
Поднялся ничем не примечательный внешне, самый обычный человек. Сначала мудрец удивился, увидев его среди бойцов, претендующих на звание лучших, но затем, во время поединков, этот человек показал такое мастерство, что мудрец понял, как иногда обманчива бывает внешность. Если бы этот человек совсем недавно не выиграл тысячу поединков, никто бы не подумал, что это – великий воин.
– А я вообще не тренируюсь, – сказал третий боец. – Я стараюсь присутствовать во всем, что делаю.
Идущий путем дао
Однажды император Поднебесной решил отправиться на охоту. Следует сказать, что в те варварские времена дичь и зверя поднимали своеобразным способом – поджигали высокие травы и другую растительность перед собой. Свита императора так и поступила, и сам он стал ждать, когда огонь погонит дичь и зверя вперед.
Внезапно невдалеке от императора из расщелины небольшой скалы показался человек. Находясь в центре пламени, он то взлетал вверх вместе с дымом, то опускался вниз вместе с пеплом. Все решили, что это демон У, поднявшийся из ада на землю. Когда пожар закончился, человек как ни в чем не бывало, как будто и не было огня, в котором он горел, спокойно отправился дальше.
Сильно удивившись, император приказал догнать человека и привести к нему.
Стража кинулась выполнять приказ, и вскоре незнакомец стоял перед императором.
Внимательно оглядев его, он спросил:
– Кто ты, незнакомец? На демона ты не похож. Об этом явно говорят формы твоего тела, семь отверстий в голове и дыхание. Следуя какому пути ты живешь в камне и можешь проходить сквозь огонь?
Однако незнакомец, не сказав ни слова, спокойно удалился, и никто из свиты и охраны императора не сумел его удержать.
Тогда император обратился к своему мудрецу:
– Я вижу, что это обычный человек, но попробуй объяснить мне, как он все это проделал?
Мудрец, подумав, ответил:
– Ваше величество, мой Учитель рассказывал мне, когда я только начинал постигать учение дзен, что человек, идущий путем дао и пребывающий в гармонии со всем внешним миром, совершенно таков, как всё окружающее его. Ничто не может ранить его, заразить или причинить вред. Он одинаково легко проходит сквозь камень и металл, пронизывает огонь и воду.
Три вида храбрости
Однажды богатый купец приехал в некий город на ярмарку. Выгодно продав свой товар, он решил задержаться еще на один день, чтобы посмотреть на праздник, устроенный в честь большой ярмарки.
Выйдя утром на площадь, купец с радостью окунулся в атмосферу веселья, царившего на ней. Пройдя мимо театральных подмостков, на которых уличные актеры давали представление, он заметил человека, из-за пазухи которого выглядывала голова ядовитой змеи.
Купец подумал: «Интересно, наверно, этот человек фокусник. Но как, как он не боится держать на груди змею?» и, подойдя поближе, купец спросил:
– Наверно, вы очень, очень храбрый человек, если не боитесь держать ядовитую змею за пазухой?
– Видишь ли, – ответил фокусник, – однажды, когда я только обучался своему мастерству, мне в руки попался трактат, по-видимому, написанный еще в средневековой Японии. Прочитав его, я многое понял. Думаю, что написан он был для воинов-самураев.
– Так расскажите же скорей, что вы прочитали в трактате? – спросил купец, сгорая от любопытства.
– В нем рассказывалось о трех видах храбрости. Первый вид – когда храбрец не представляет масштаб опасности и поэтому не чувствует страха. Второй – когда храбрец представляет масштаб опасности, но силой воли пересиливает свой страх. А третий вид храбрости – это храбрость знания, когда благодаря знанию ты не боишься, а человек, не посвященный в тонкости дела, считает тебя храбрецом. Поэтому я и не боюсь.
Нужно ли словами передавать смысл
О великих наставниках Шаолиньского монастыря рассказывают много легенд. Эта легенда – о наставнике Чаошуе, великом Мастере боевых искусств, чье имя еще при жизни стало легендой.
Как-то раз к наставнику Чаошую приехал в гости его бывший ученик, который благодаря своим способностям занял высокую должность старшего наставника по боевым искусствам в одном из соседних монастырей.
Решив тонко намекнуть на свою преданность ушу, гость сказал:
– Учитель, я целый день, с восхода солнца и до его заката, преподаю монахам ушу, и, кажется, мне неплохо удается донести до них суть этого великого искусства.
– Неужели? О, да вы счастливый человек! – воскликнул наставник Чаошуй. – Вот уже полвека по мере моих скромных сил я занимаюсь ушу, но так и не сумел найти слова, способные выразить смысл этого. Впрочем, кажется, я когда-то знал это, да потом всё позабыл!
Слава Шаолиня
Слава боевого искусства Шаолиня давно перешагнула границы Китая. Вот одна из легенд, посвященных уникальному боевому искусству.
Однажды в монастырь Шаолинь пришел юноша, который с детства мечтал обучаться шаолиньскому боевому искусству.
Наставник юноши сразу же приступил к его обучению.
– Вот тебе две деревянные кадки, отправляйся к горному ручью за водой, – сказал Наставник, – когда доверху наполнишь водой этот огромный чан, будешь хлопать по ней руками.
Разочарованный тем, что вместо изучения цюаньфа его заставляют заниматься какой-то ерундой, ученик молча подчинился и поплелся за водой. Только через три часа ему удалось наполнить этот огромный чан водой. Мокрый, голодный и уставший от таскания воды юноша принялся хлопать по ней ладонями. Проходило время, но юноша только и делал, что хлопал ладонями по воде. Когда вода в чане заканчивалась, он снова доливал ее и продолжал свои тренировки. Так прошло два года. Однажды Наставник отпустил его домой – повидаться с семьей.
Дома родственники и друзья стали умолять показать свое искусство. Юноше было стыдно признаться в том, что на протяжении двух лет он только и делал, что хлопал ладонями по воде. Поэтому он отнекивался и говорил, что не научился никаким боевым искусствам.
Вечером на званый ужин пришли соседи и тоже стали упрашивать юношу продемонстрировать свое мастерство. Устав уже в который раз подряд повторять, что ничему не научился, он с досадой хлопнул ладонью по столу. Удар был такой силы, что крепкий дубовый стол разлетелся не пополам, а на несколько кусков.
Все убедились, что слава шаолиньского боевого искусства не приукрашена, а юноша понял, что два года не были потрачены впустую, что он обязательно вернется в Шаолинь и дальше постигать мастерство, даже если Наставник заставит его еще два года хлопать ладонями по воде.
Как достичь цели
Наставник дзен Ян Ху часто повторял своему ученику Чжао, что достичь поставленной цели можно только тогда, когда отбросишь всё второстепенное.
Чжао прекрасно запомнил наставления Яна Ху, но никак не мог понять, как отличить важное от не являющегося необходимым. Наставник же никогда не объяснял смысл урока, настаивая на том, что жизнь сама покажет, как это сделать.
Однажды, когда Чжао сопровождал своего Наставника в соседний монастырь, расположенный в горах, на них напала разъяренная рысь. Ян Ху со спокойным видом сошел с тропинки, а рысь погналась за Чжао. И хотя за поясом юноши висел меч, он даже не предпринял ни одной попытки атаковать, а в панике бросил и меч, и котомку и кинулся спасаться бегством, даже не замечая, что продирается сквозь колючие кустарники. Увидев перед собой высокое дерево, он молниеносно вскарабкался по его ветвям наверх. Чжао знал, что рыси умеют взбираться на деревья, но его дерево было таким огромным, что зверю вряд ли удалось бы влезть.
Следует научиться прежде всего правильно выбирать цель, а затем уже что-то отбрасывать для ее достижения.
Вскоре рысь убежала, но Чжао в страхе всё еще продолжал сидеть на ветке. Он бы так и сидел, если бы не заметил своего Наставника, спокойно направляющегося к нему.
Оглядев поцарапанного Чжао с остатками кимоно на теле, Ян Ху засмеялся и сказал:
– Ну вот, мой мальчик, ты и научился отбрасывать всё, что не является необходимым для достижения цели, и этим спас свою жизнь.
– Учитель, но как вам удалось не потерять ни меча, ни одежды, вы даже не попытались убежать, а рысь вас не тронула? Почему так случилось? – спросил озадаченный Чжао.
– Я просто отбросил свой страх, и рысь меня не заметила, так как это и было моей целью. Вот и тебе следует научиться прежде всего правильно выбирать цель, а затем уже что-то отбрасывать для ее достижения, – сказал Ян Ху и добавил: – Если это вообще окажется нужным.
«Бестолковый» ученик
У великого Мастера Мацумуры Сокона по прозвищу Буси, основателя стиля сюритэ, за всю его жизнь было множество учеников. Многие из них были талантливы или трудолюбивы, но один сильно выделялся на их фоне своей редкостной бестолковостью. Звали его Кенсаку. Как ни пытались Учитель и старшие ученики объяснить ему комбинации приемов, способы нападения и защиты, всё было без толку. Кенсаку только и делал, что с утра до вечера молотил по соломенной макиваре, а на остальное не обращал внимания и никого не слушал.
Когда Мацумура Сокон умер, его лучшие ученики отправились в разные города, чтобы и дальше развивать стиль сюритэ, основателем которого был их Учитель. В Сюри, что расположен на острове Окинава, осталось всего несколько человек.
Однажды король пригласил их в свой замок и объявил, что желает посмотреть поединок между представителем школы сюритэ и знаменитым бойцом Ёсимой Минору, не проигравшим ни одного поединка.
Ученики Мацумуры Сокона пригорюнились, так как слава Ёсимы как великого бойца простиралась далеко за пределы Японии, а правила боя были таковы, что не гарантировали проигравшему жизнь и могли оставить калекой. Расстроенные, они все же решили не посрамить честь школы Мацумуры и собирались тянуть жребий, как вдруг вперед вышел всеми давно забытый Кенсаку. Он сказал:
– Не надо тянуть жребий, я выйду на поединок с Ёсимой.
Когда наступил назначенный день, посреди главной площади города соорудили помост, вокруг собралась огромная толпа любопытных.
Ученики Мацумуры ожидали, что поединок закончится быстро и, возможно, Кенсаку не пострадает. Схватка действительно закончилась, едва успев начаться.
Когда жестоко избитого Ёсиму выносили с помоста, он только бормотал своим секундантам:
– Как же я мог победить, если я только пытался нанести удар кулаком, как противник бил по руке, будто пытаясь обрубить, а если я пытался нанести удар ногой, то происходило то же самое – он будто обламывал мою ногу!
А Кенсаку в ответ на вопросы своих товарищей, как ему удалось выиграть, отвечал, пожимая плечами:
– Когда Учитель обучал нас, я хорошо освоил только одно: наносят тебе удар рукой – перебей эту руку. Бьют тебя по ноге – перебей эту ногу. Вот я и бил, как по макиваре…
Если бы не этот человек, я бы не стал тем, кто я есть сейчас
В Нанкине на одной из старинных улочек этого города располагалась аптека, в которой торговали лекарствами народной медицины.
Владельцем аптеки был злой и жестокий человек. Сколько бы помощников он ни нанимал, ни один из юношей надолго не задерживался – да и кто бы выдержал каждодневную изнурительную и самую грязную работу, а также частые побои?
Однажды к аптекарю пришел наниматься на работу некий юноша. Он был хорошо наслышан о жестокости владельца аптеки, но юноша с детства мечтал стать врачом и был готов постигать науку даже через грязный труд и побои.
Через две недели такой жизни юноша понял, что его мечтам не суждено будет осуществиться, если он не придумает, как бороться с жестоким аптекарем.
Однажды, спеша ранним утром на работу, юноша обратил внимание на небольшую вывеску на стене одного из домов. На ней было написано: «Школа боевых искусств». «Вот и нашелся выход из сложившейся ситуации», – подумал юноша и, переборов смущение, отправился записываться в школу.
Изучая искусство самозащиты, юноша каждый вечер находил время для отработки приемов. А падая от усталости на циновку для сна, каждую ночь мечтал о том дне, когда сможет отомстить аптекарю за жестокие побои.
Прошло время, юноша возмужал, из простого ученика аптекаря он превратился в выдающегося мастера боевых искусств, а также стал известным врачом и владел больницей. Однажды мастер прогуливался со своими учениками. Навстречу им шел тот самый аптекарь – уже старик. Мастер вежливо поздоровался и сказал своим ученикам:
– Помните, я рассказывал вам о жестоком аптекаре, у которого постигал все премудрости медицины? Это с ним я сейчас поздоровался.
Ученики пришли в ярость и собрались уже кинуться вдогонку за стариком, чтобы отомстить за своего любимого учителя, но Мастер остановил их и сказал:
– Если бы не этот человек, я бы не стал тем, кто я есть сейчас.
Высшая сила – обладание разумом
Когда-то в Японии ходила легенда о бойце Сабуро, наделенном необычайной силой. Он без труда выкорчевывал с корнями вековые деревья, переносил через овраги лошадей вместе с телегами, одной рукой разбивал большое количество самых разных предметов. В дни ярмарок Сабуро устраивал представления на центральной площади, где с легкостью выполнял любое пожелание собравшихся зевак. Никто не отваживался вступить с ним в борьбу.
На что Мастер спокойно ответил:
– Человек – это не груда черепиц, которая не может оказать сопротивления, а существо, которое движется и обладает разумом!
Решив, что он самый сильный и непобедимый во всем мире, Сабуро вызвал на поединок Мастера Осаму, который в совершенстве владел техникой и тактикой ведения боя. Сначала тот отказывался, но Сабуро продолжал настаивать, и Мастеру пришлось согласиться.
Бой завершился поражением силача в считаные секунды. Зрители были потрясены увиденным.
– Как вы сделали это, Мастер Осаму, – спросил пришедший в себя Сабуро, – ведь мой вес в несколько раз превосходит ваш, я могу сдвинуть с места то, что оказывается не под силу даже десятку юношей, груда черепиц крошится от одного прикосновения моих пальцев?
На что Мастер спокойно ответил:
– Человек – это не груда черепиц, которая не может оказать сопротивления, а существо, которое движется и обладает разумом!
Невозможно изменить судьбу
Во время одного из сражений великий японский полководец по имени Нобунага решил атаковать противника, хотя его численность в десятки раз превосходила число солдат Нобунаги. Он был уверен, что одержит победу, но его воины пребывали в сильном сомнении.
По дороге полководец остановился у синтоистской святыни и сказал своим людям:
– После того, как я поклонюсь святыне, я брошу монетку. Если выпадет решка – мы проиграем, если орел – победим. Мы все в руках судьбы.
Нобунага вошел в храм и молча помолился. Выйдя, он подбросил монетку и показал своим людям выпавшего орла. Воодушевленные солдаты так рвались в бой, что легко одолели сопротивление противника и выиграли битву.
– Невозможно изменить судьбу, – сказал слуга полководца после сражения.
– Конечно, нет, – ответил Нобунага и показал слуге монетку, у которой с обеих сторон был орел.
Сила бойцовского духа
Цзи Синцзы занимался тем, что растил и готовил бойцовских петухов.
Однажды император попросил Синцзы подготовить хорошего петуха. Через некоторое время император поинтересовался:
– Готов ли петух к поединку?
– Нет, ваше величество, – ответил Синцзы, – еще не готов. Петух и ходит заносчиво, и то и дело впадает в ярость.
Прошло еще какое-то время, и снова император задал тот же вопрос.
– Пока нет, ваше величество, – ответил Синцзы. – На каждый звук и на каждую тень он бросается в атаку.
Минуло еще какое-то время, и император вновь спросил о петухе.
– Пока еще нет, – последовал ответ. – Петух смотрит гневно и все норовит силу показать.
Спустя какое-то время император снова задал вопрос о готовности петуха.
Посмотришь издали – словно статуя из камня. Жизненная сила в нем достигла завершенности.
Цзи Синцзы на этот раз ответил:
– Почти готов, ваше величество. Даже если рядом появляется и кричит другой петух, ваш не беспокоится. Посмотришь издали – словно статуя из камня. Жизненная сила в нем достигла завершенности. Другие петухи боятся выходить с ним на поединок. Только завидят, как тут же бегут прочь.
Секрет мастера
Рассказывают, что во времена правления третьего сёгуна Токугавы в город Эдо прибыл монах из Китая по имени Чэнь Юаньбинь. У себя на родине он прославился необычайной ученостью, слыл хорошим поэтом и владел различными стилями каллиграфии. Его внешний облик – скромный, тихий, отнюдь не богатырского телосложения мужчина с кожей цвета яшмы – сразу же располагал к себе.
Поселившись в храме Кокудзи, Чэнь Юаньбинь вел уединенный образ жизни, изредка встречаясь только с несколькими учениками, которым преподавал каллиграфию и поэзию.
Хотя его ученики были людьми знатного происхождения, занимавшими важные посты при дворе, сам Юаньбинь не стремился к светской жизни, объясняя это тем, что монаху не пристало обращать внимание на мирские заботы этого мира.
Но, помимо поклонников и друзей в высшем свете, помимо сёгуна, который выказывал монаху милости, были и недовольные, в основном среди воинственно настроенных самураев. Они часто бурно выражали свое негодование:
– Зачем монах учит молодых людей красиво писать и складно сочинять стихи? Почему будущие воины вместо изучения воинского искусства должны посвящать свое время каким-то наукам? Победа в сражении достается мечом, а не кистью для каллиграфии.
Но Чэнь Юаньбинь, не обращая никакого внимания на упреки самураев, продолжал делать свое дело.
Недовольных становилось так много, что ученики, опасаясь за жизнь Учителя, попросили сёгуна приставить к монаху трех телохранителей.
Однажды, когда, закончив свои занятия, Юаньбинь в сопровождении телохранителей возвращался через лес к себе домой, на них напала большая шайка разбойников. И как отчаянно ни защищали жизнь Юаньбиня телохранители, силы были слишком неравны. Кольцо вокруг монаха неумолимо сжималось.
И вдруг, к удивлению как защищающих, так и нападавших, тихий монах, гортанно крикнув, сам яростно бросился в атаку. Быстрее разъяренного тигра он ворвался в толпу разбойников и принялся наносить жесткие и быстрые удары руками, ногами и коленями. Завороженно смотрели телохранители на этот прекрасный, но смертельно опасный танец, состоявший из не виданных ими ранее приемов. За несколько мгновений поединка монах убил четырех разбойников. Остальные же, охваченные страхом, ринулись наутек и скрылись в темном вечернем лесу так же быстро, как и появились.
Самураи-телохранители, пораженные внезапной переменой старого монаха, подошли к нему и, в едином порыве преклонив колени, попросили:
– Мастер, умоляем, откройте нам секрет вашего боевого искусства!
Но Чэнь Юаньбинь, не проронив ни слова, лишь молча поклонился самураям и отправился домой. Подойдя к храму, монах с поклоном поблагодарил своих телохранителей и зашел в свою келью.
Всю ночь до самого утра простояли самураи перед кельей монаха, ожидая, когда он появится снова.
На рассвете, когда Юаньбинь вышел к ним, самураи, упав на колени, еще сильнее стали упрашивать его открыть им свой секрет.
Увидев, с каким благоговением эти воины смотрят на него, Юаньбинь сказал:
– Мое искусство подходит только подготовленным воинам. Чтобы его постичь, понадобятся время и тяжелый труд.
– Мы готовы ко всему, Учитель, – ответили самураи.
Тогда монах взял их к себе в ученики и многие годы обучал тому искусству, которое в совершенстве освоил у себя на родине. Каждому из троих учеников он передал различные виды боевого искусства: первый стал мастером цюаньфа (кулачного боя), второй – мастером цинна (китайского искусства заломов, захватов и удушений), а третий в совершенстве овладел искусством ударов по жизненно важным точкам на теле человека.
Закончив обучать самураев, Чэнь Юаньбинь отпустил их в мир, дав наказ передавать свои секреты, мастерство и боевое искусство только тем, кто всем сердцем желал встать на Путь воина.
Древние говорили, что так в Японии появилось китайское искусство кулачного боя.
Урок мудрого монаха
Однажды к знаменитому наставнику дзен Етану пришел некий мастер меча и спросил его:
– С самого детства я упражняюсь в воинском искусстве. За свою жизнь я повидал много знаменитых учителей и овладел искусством разных школ, но, несмотря на все мои старания, мне так и не удалось достичь просветления. Прошу вас, наставник, дать мне наставление.
Етан подошел к гостю поближе и тихим голосом сказал:
– То, что я сейчас скажу, крайне важно, поэтому прошу вас быть особенно внимательным, чтобы ничего из сказанного мною не ускользнуло от вас.
Мастер меча с готовностью наклонился к наставнику и… получил сильную затрещину, а затем еще более сильный удар ногой. Неожиданность ударов заставила фехтовальщика рухнуть на пол, после чего он тут же испытал сатори (полное духовное пробуждение).
По-видимому, урок Етана пошел на пользу мастеру меча, так как очень скоро он приобрел репутацию лучшего фехтовальщика своего времени. Когда его спрашивали, как он достиг такого совершенства, он всегда отвечал:
– Своими успехами я обязан только лишь необыкновенному искусству наставника Етана.
Слава о мудрости монаха быстро распространилась по всей Японии. Однажды три высокопоставленных самурая решили испытать мастерство Етана.
Прибыв в его уединенный храм, самураи долго расспрашивали наставника о смысле дзен. Затем один из них сказал Етану:
– Бесспорно, вы – величайший наставник дзен нашего времени, в этом мы не можем сравниться с вами. Но вот что касается истинной сосредоточенности, особенно важной для поединка, то здесь, осмелюсь утверждать, вам не превзойти нас.
– На вашем месте я не был бы так самоуверен, – ответил Етан. – Из своего многолетнего жизненного опыта я знаю, что прежде, чем что-то утверждать, сначала нужно испытать это в деле.
– Есть лишь один способ проверить это – поединок. Я вызываю вас сразиться со мной, – с готовностью предложил самурай.
– Разумеется, – ответил наставник, – пожалуй, это единственный способ проверить, соответствует ли действительности ваше высказывание.
Недолго думая, самурай вытащил из-за пояса боккэн и протянул Етану, но тот отказался его взять, пояснив:
– Я всего лишь старый монах и не могу носить оружие, даже если оно сделано из дерева. Пусть в этом деле мне послужит мой веер. Приступайте без колебаний. Если вам удастся всего лишь коснуться меня, то я признаю вас величайшим мастером.
Будучи полностью уверенным в своем превосходстве, самурай ринулся в атаку, стараясь все же действовать не слишком быстро.
Тот, кто достиг истинного видения, видит любую вещь такой, какая она есть.
Но каково же было удивление воина, когда острие его меча каждый раз пронзало пустоту. Раздраженный собственной несостоятельностью, самурай все ускорял и ускорял движения, однако Етан с легкостью уходил от молниеносных атак.
Видя, что самурай уже устал, наставник предложил остановиться и сказал, обращаясь к гостям:
– Почему бы вам не напасть на меня втроем? Для меня это послужит хорошей проверкой, для вас – возможностью победить.
Понимая, что другого способа сохранить лицо в этой неприятной ситуации не предвидится, самураи втроем набросились на Етана, но ни один из них так и не смог поразить старого монаха.
В конце концов они удалились, подавленные и пристыженные. Самураям пришлось долго путешествовать по стране, чтобы найти кого-нибудь, кто смог бы объяснить им сущность дзен…
После их ухода молодой ученик спросил наставника:
– Учитель, как вам удалось так долго противостоять искусству этих опытных воинов?
Етан улыбнулся и спокойно ответил:
– Когда развеяны все иллюзии и нет никаких стеснений, наш взор объемлет всё, в том числе и воинские искусства. Простые люди обращают внимание только на слова. Услышав нечто, они приходят к некоторому суждению и тогда оказываются привязанными к тени истины. Но тот, кто достиг истинного видения, видит любую вещь такой, какая она есть. Увидев меч, он сразу же знает, как ему противостоять. Он принимает все сущее – и ни с чем не соединяется.
Я научу вас не ходить по этим переулкам
Однажды к великому Мастеру боевых искусств пришли трое дерзких бойцов и стали, бахвалясь, насмехаться.
Первый сказал:
– У себя в провинции я самый сильный воин, даже если на меня нападут в темном переулке семеро разбойников, я перебью их всех! Ну и чему ты можешь научить меня?
Второй стал вторить первому:
– А я, если на меня нападут в темном переулке, смогу убить восьмерых! Чему ты можешь научить меня, Мастер?
Третий добавил:
– Что семеро или восемь – я смогу убить десятерых! Чему ты можешь научить меня?
Мастер спокойно посмотрел на трех бойцов и мягко ответил:
– Я научу вас не ходить по этим переулкам.
Чтобы выиграть поединок, важно сохранять равновесие в душе
В городе Сюри, что расположен на острове Окинава, жил мастер Фукуно, занимающийся вырезанием курительных трубок. Фукуно обладал огромной физической силой и был прекрасным мастером сюритэ, но в его жизни еще не было случая, который позволил бы ему прославиться как великому бойцу.
Однажды в его мастерскую зашел сам Мацумура Сокон – один из величайших мастеров боевых искусств, которому король Окинавы в знак признания его мастерства и храбрости добавил к имени приставку «Буси», что означает «Воин».
Впервые Фукуно имел возможность поближе познакомиться с основателем стиля сюритэ, который сам практиковал, – стиля, получившего свое название по названию его города – Сюри. Поэтому Фукуно с интересом разглядывал Мацумуру Сокона. Его поразило, что Великий Буси, как называли Мацумуру в народе, не выглядел таким грозным, то есть его воля и духовная сила не казались такими непоколебимыми и устрашающими.
Впечатление было таким сильным, что Фукуно, разочаровавшись, решил использовать эту встречу для приобретения славы мастера и вызвал Буси Мацумуру на поединок.
Фукуно чувствовал, что духовно стоит выше своего соперника.
Поединок был назначен на следующее утро, местом проведения выбрали уединенное горное ущелье, расположенное за городом.
Рано утром, еще до восхода солнца, Фукуно был уже на месте и, уверенный в собственной непобедимости, с нетерпением ждал Мацумуру Сокона. Великий Буси пришел, и поединок начался.
Фукуно решил атаковать первым, но, посмотрев в глаза противнику, заметил взгляд Мацумуры, который был тверд, как гранит.
Побледнев и мгновенно покрывшись липким потом страха, Фукуно ощутил, как слабость наполняет все его мышцы. Собрав остатки мужества, он снова собрался атаковать, но взгляд Мацумуры словно пригвоздил его к земле. За мгновение Фукуно подумал: «Теперь я знаю, что ощущает кролик под взглядом кобры, готовой к атаке».
Сегодня на рассвете вы сражались за свою славу, я – за жизнь. Ваши дух и решимость не могли сравниться с моими.
Не выдержав напряжения, он бессильно свалился на землю и подумал: «Это не должно было произойти! Я должен победить!» Фукуно поднялся, принял боевую стойку и страшно закричал. От этого крика с деревьев вспорхнули еще сонные птицы. Крик отразился от Мацумуры и, как гром, поразил Фукуно, ослабевшие ноги которого подкосились, и он снова опустился на землю. Чуть не плача от бессилия и пережитого позора, он сказал:
– Я не вынесу этого позора, вы должны убить меня! Но прежде объясните… Вчера, когда вы зашли в мою мастерскую, мне показалось, что слава о вашем мастерстве сильно преувеличена и что я смогу победить в поединке с вами. Не понимаю, что могло произойти за столь короткое время.
Мацумура спокойно и даже дружелюбно ответил:
– Вы хороший боец и обладаете большой силой воли и духом, чтобы победить даже самого сильного. И я объясню, почему вы проиграли. Вчера, когда я пришел к вам, я был выведен из равновесия, в моей душе не было гармонии, потому что король прогнал меня из замка за то, что в бою я сильно ударил его сына. Стыд и гнев боролись в моей душе, вы заметили это и расценили как слабость. Я же заметил и оценил ваши мускулы и дух бойца. Вы должны знать: мы, мастера, можем с одного взгляда оценить противника или союзника. Я понял, что поединок, в котором мне предстоит участвовать, может иметь только один исход: или смерть, или победа. Сегодня на рассвете вы сражались за свою славу, я – за жизнь. Ваши дух и решимость не могли сравниться с моими. Я никогда не был таким сильным, как сегодня. Уходите без сожаления и чувства позора.
Сила духа
Великий японский Мастер Осаму почувствовал приближение смерти. Он точно знал день и час, когда его душа покинет бренное тело. Доделав самые важные дела, Осаму созвал всех своих друзей, учеников и близких, чтобы подготовить их к этому событию и проститься. Сидя с соблюдением всех необходимых правил, Мастер попросил их:
– Не удивляйтесь и не печальтесь, когда я умру, так как от этого моей душе будет непросто обрести покой на небесах.
Увидев появление грусти на лицах дорогих ему людей, он попытался отвлечь их от невеселых мыслей, и они стали вспоминать о прожитых годах и о тех добрых делах, которые им удалось сделать вместе. Мастер Осаму старался задействовать всех в этом процессе, давая возможность каждому высказаться о запомнившемся ему моменте. Постепенно грусть исчезла с лиц людей, и ей на смену пришло умиротворение. Когда последний из собравшихся закончил свою речь, Мастер, стараясь обойти каждого своим взглядом, сказал:
– Я благодарю вас всех за помощь и преданность!
И после этого отошел в мир иной.
Люди не сразу заметили это, так как даже в смерти Мастер Осаму продолжал сидеть в совершенной позе сэйдза (на коленях). Несмотря на то что тело его умерло, дух продолжал жить!
Здесь приведена справочная информация о суфизме, даосизме, буддизме, дзен-буддизме и христианстве с примерами интерпретации притч. Когда вы ознакомитесь с этой информацией, ваше понимание историй, отражающих традиционные представления тех или иных религиозно-философских учений, будет более глубоким.
Даосизм – одно из древних религиозно-философских учений, возникшее в Чжойском Китае в VI–V вв. до н. э. Основоположником даосизма принято считать китайского мудреца Лао-цзы, старшего современника Конфуция. Однако о Лао-цзы в отличие от Конфуция в источниках нет достоверных сведений ни исторического, ни биографического характера. Поэтому многими современными исследователями фигура Лао-цзы считается легендарной. Согласно легендам, мать вынашивала его несколько десятков лет и родила седым, откуда и имя его – «Престарелый младенец». Хотя тот же знак «цзы» означает одновременно и понятие «философ», так что имя Лао-цзы часто переводится как «Старый философ».
По традиции время жизни Лао-цзы относят к VI веку до н. э., что подтверждает вероятность легендарного разговора между Лао-цзы и Конфуцием, описанного в притчах. Однако его имя не упоминается Конфуцием, более того, в даосских текстах отчетливо присутствует полемика с конфуцианством как развитой доктриной (а не с протоконфуцианскими чжоускими идеями), что допускает версию более поздней жизни Лао-цзы, если такой человек вообще существовал[8].
По словам Сыма Цяня (100 г. до н. э.), Лао-цзы (Ли Эр) родился в государстве Чу (в современной провинции Хэнань в северном Китае). Некоторое время служил архивариусом (летописцем) центральной власти государя Чжоу. Его желанием было жить скрытно и оставаться неизвестным. Согласно легенде, на склоне лет Лао-цзы решил покинуть Поднебесную и отправился на запад.
Слово «запад» разными источниками и авторами толкуется различно: одни считают, что Лао-цзы отправился в Персию к знаменитым персидским магам и халдейским мудрецам; другие уверены, что Лао-цзы решил приобщиться к мудрости индийских браминов, и даже связывают рождение Будды с его появлением в Индии; третьи полагают, что целью его последнего странствия явилась загадочная страна Шамбала, скрытая в Гималаях.
По одной легенде, во время своего путешествия на запад, когда Лао-цзы проходил через пограничную заставу, ее стражник узнал великого Лао-цзы и, окликнув его, попросил рассказать о Дао и Дэ.
– Рассказать о Дао – это не сказать ничего, – ответил Лао-цзы и оставил смотрителю пограничной заставы свое сочинение «Дао-дэ цзин» (Трактат о Пути (Дао) и Добродетели (Дэ), ставшее основой даосизма.
По другой легенде, прибытию Лао-цзы на пограничную заставу предшествовало появление чудесных пятицветных облаков, которые страж границы Инь Си воспринял как священный знак и оказал Лао-цзы торжественную встречу. В странствии Лао-цзы сопровождал слуга Сюй Цзя, который служил ему уже несколько сот лет благодаря магическому талисману, положенному ему под язык. На заставе Сюй Цзя, воспользовавшись присутствием начальства, стал требовать от Лао-цзы плату за службу за все эти столетия. Лао-цзы вынул из-под языка слуги талисман, и тот тотчас же рассыпался в прах, обретя то состояние, в котором он бы находился, если бы умер естественной смертью в положенный срок. Страж границы Инь Си изумился и попросил великого Лао-цзы воскресить слугу, что тот и сделал, положив талисман на его останки. Потрясенный Инь Си попросил Лао-цзы написать текст с изложением учения, позволяющего творить такие чудеса, что Лао-цзы и совершил, написав «Дао-дэ цзин». По легенде, Инь Си стал первым учеником Лао-цзы, получившим впоследствии известность под именем Гуань Инь-цзы – Мудрец Инь-с-Заставы[9]. Где, когда и как умер Лао-цзы, история умалчивает.
Трактат «Дао-дэ цзин» состоит из 5000 иероглифов, составляющих разные по объему высказывания, разделенные на 81 небольшую главу. Все главное в нем с самого начала сразу же высказывается и затем вновь остроумно развертывается. Перед читателем предстает грандиозное единство целого. Повторение в различных модификациях сходного выкристаллизовывает заложенные смыслы. Это произведение считается одним из наиболее значительных исторических философских трудов.
Кроме «Дао-дэ цзина», воззрения даосизма изложены в трактате «Чжуан-цзы», отражающем взгляды философа Чжуан Чжоу (IV–III вв. до н. э.). Это было время расцвета свободной мысли и острого соперничества различных философских школ. Чжуан-цзы слыл большим эрудитом, но предпочитал держаться подальше от самодовольных ученых-спорщиков. Много лет он занимал скромную должность смотрителя плантации лаковых деревьев, а потом вышел в отставку и доживал остаток дней в родной деревне. Как целостная философская система, даосизм восходит к трудам «Ле-цзы» (ок. III в до н. э.) и «Хуайнань-цзы» (II в. до н. э.).
В переводе с китайского «дао цзы» – «учение о Пути». Главную категорию даосизма, понятие «Дао», Лао-цзы унаследовал от традиции. «Дао» является древним основополагающим понятием китайской культуры, означающим: Разум, Логос, Бог, Смысл, правильный Путь. Лао-цзы придал этому слову новый смысл, называя Дао основой бытия, хотя эта основа сама по себе безымянна. Прибегая к слову, он выходил за пределы всего, что относилось к бытию, за границы Вселенной и также Дао как мирового порядка.
Согласно даосизму, Дао существует прежде мира и потому прежде всех различий. Оно пребывает до мира и его цели, господствует везде и во всем, всегда и безгранично. Становиться миром – значит разделяться и быть различаемым, разъединяться и составлять противоположности. Мир для нас полон благодаря разделению и наличию противоположностей. Дао означает пустоту, поскольку оно, не имеющее различий, противоположностей и беспредметное, не является миром. Дао, наполняясь, устанавливает в себе предметное и создает мир.
Даосизм рассматривает все сущее во Вселенной как единое целое, стремящееся к гармонизации противоречий. Все сущее произошло от Дао, чтобы затем, совершив кругооборот, снова в него вернуться. Дао не только первопричина, но и конечная цель, завершение бытия. Но само Дао вследствие этого никогда не наполняется. Каждое существо и каждая вещь являются частью этого бесконечного потока, который течет неостановимо и в котором уравновешиваются противоположные силы.
В Дао отмечается равновесие и взаимодействие противоположностей Инь и Ян (женского и мужского начал, Земли и Неба), символизирующих две полярности, которые существуют в каждой вещи, противореча и одновременно дополняя друг друга. Нет ничего «чисто Инь» или «чисто Ян»; один из этих принципов может преобладать, но не уничтожая другого.
Все во Вселенной порождено Дао, являющимся источником гармонии и равновесия. Поэтому все в мире – от растений и животных до людей – прекрасно в своем естественном состоянии и должно оставаться таким. Извечный путь Вселенной несравненно мудрее любого человека, поэтому мы всегда совершаем ошибку, пытаясь изменить окружающий мир.
Некий сунец (житель царства Сун) за три года вырезал для своего государства из нефрита лист дерева чу, такой совершенный – в зубчиках и со стебельком, в жилах и волосках, такой сложный и блестящий, что его нельзя было отличить от настоящих листьев дерева чу, даже смешав с ними. Этого человека за его мастерство стало кормить царство Сун.
Услышав об этом, Учитель Ле-цзы сказал:
– Если бы Небо и Земля, порождая вещи, создавали за три года один лист, то растений с листьями было бы очень мало. Поэтому мудрый человек полагается не на знания и мастерство, а на естественный процесс развития.
Дао проявляется лишь через силу «Дэ» (добродетель). Что является истинным, следует Дао. Высшая добродетель, жизнь в собственном смысле (Дэ), означает пребывание в единстве с Дао. Только вместе с Дао человек идет правильным путем. Так главные особенности Дао становятся главными особенностями настоящего человека, и основные среди этих особенностей – действие посредством бездействия, бытие посредством небытия и сила посредством мягкости.
Познать Дао (познать свой Путь), слиться с ним – в этом смысл, цель и счастье жизни даоса. При этом постижение Дао недоступно для органов чувств. Его можно познать, лишь встав на путь естественности, гармонии человека с миром, слияния с природой.
– А что ты можешь? – спросил человек.
– Все! – ответил джинн.
– Вот гуляет собака. Разогни собачий хвост!
Джинн легко разогнул хвост, но тот снова загнулся крючком. Он снова разогнул его, и тот снова загнулся. И джинн понял, что он может не все.
Собачий хвост имеет скромный путь и знает, каким ему следует быть. Поэтому он оказался сильнее джинна. Хотя джинн сильнее человека, а человек сильнее собаки.
Как отмечает В. К. Тарасов, «мы знаем, что легче просить за другого, чем за себя. Легче заснуть спокойно, если кто-то обещал разбудить вовремя. Легче настаивать на выполнении приказа, если он отдан другим, более авторитетным. Легче отказать, ссылаясь на другого человека или обстоятельства. Много легче, если за нашей спиной кто-то другой, более сильный и авторитетный.
Лучше, если этот кто-то – наш Путь. Мы исполняем его волю и действуем от его имени. Мы сильны, потому что он сильнее нас. Мы умны, потому что он умнее нас. Мы добры, потому что он щедрее нас. Мы спокойны и решительны, потому что он всегда знает, что нам следует делать. Наши слова полны правды и убедительности, потому что он дает нам эти слова.
Он – наш путь. Для каждого свой, но для всех единственный»[10].
Согласно даосизму, эгоистические устремления и отступления от Дао порождают заблуждения в умах людей: люди начинают членить мир на отдельные вещи, понимаемые как самосущные единичности. Этому во многом способствует язык, так как возникает иллюзия, что каждому слову-ярлыку соответствует самостоятельная сущность. Однако Дао само по себе не имеет никаких границ и разделений: в нем все взаимосвязано, уравнено и объединено в неразделенное целое. А видимые различия не имеют сущностного характера и не принадлежат объектам самим по себе. Невозможно схематизировать иллюзорный мир, в котором все непрерывно взаимопроникает. Умонастроения не имеют ценности, а реальность свидетельствует о запутанной, неявной взаимосвязи каждой вещи со своей противоположностью.
Преднамеренность и самоутверждение представляют собой отступления от Дао. Преднамеренность приводит к тому, что противоположности уже не понимаются в своей всеобъемлющей целостности в соответствии с Дао, и к ним применяется альтернативный подход с выбором какой-то одной из сторон – в качестве правильной и отвержения другой. Преднамеренность обязывает отличать то, что делается с какой-то целью. Поэтому она разделяет переплетенные между собой противоположности и изолирует их. Ведомый преднамеренностью человек уже не видит одно в другом и делает либо одно, либо другое. Таким образом утрачивается связь с Дао, нарушается его основной закон, но оставшаяся (проигнорированная) противоположность в конечном итоге проявится и разрушит все действие.
Еще одно важное понятие даосизма – «недеяние», выступающее как особый вид деятельности, идущей вразрез с социальным миропорядком, но приводящей к гармонизации с Дао. Понятие «недеяние» из-за своей противоположности «деянию» может привести к ложному представлению о том, что оно связывается с отсутствием любой деятельности. Но это представление будет относиться не к сути, а к словесному выражению. В даосизме отвергается возможность существования чего-то одного, исключающего противоположность, иначе оно вновь было бы втянуто в сферу целенаправленной активности, за рамки которой выходит. Что соединяет в себе противоположности, не может получить адекватного выражения в противоположности слов. Согласно Лао-цзы, «Дао пребывает в вечном бездействии, но при этом непременно действует». То же самое можно сказать и о людях, постигших Дао. Следуя принципу «недеяния», мудрый правитель упорядочивает Поднебесную, управляет государством, предотвращает смуту.
На протяжении тысячелетий особо привлекают исследователей в даосизме легенды о достижении даосами бессмертия. В трактате «Чжуан-цзы» упоминалось о фантастическом долголетии (800–1200 лет) и даже о приближении к бессмертию, которых могут достичь праведные отшельники, приблизившиеся к Дао. В соответствии с идеей о бессмертии основными занятиями служителей даосского культа стали медицина, алхимия и магия. Даосские трактаты содержат подробные описания способов изготовления эликсира бессмертия. Считается, что достижению бессмертия также способствуют талисманы, амулеты, магические тексты.
Согласно даосизму, дух человека гибнет со смертью тела и растворяется в мировой пневме (ци). Поэтому бессмертие человека как единого психосоматического целого предполагает создание бессмертного тела. Оно достигается через уподобление Дао-космосу и перенесение его атрибутов, в том числе вечности, на собственное тело.
Достижение бессмертия (в минимальном варианте – долголетия) предусматривало «питание духа» – особые медитативные техники и упражнения, внешне напоминающие йогу. Вторым условием долголетия являлось «питание тела» – соблюдение особой диеты (на грани голодания) с употреблением специальных снадобий. Изготовление специальных снадобий и «пилюль бессмертия» в средневековом Китае вызвало бурное развитие алхимии. Получавшие средства от императоров даосы-алхимики упорно работали над трансмутацией металлов, над обработкой минералов и продуктов органического мира, выдумывая все новые способы приготовления волшебных препаратов. Следует отметить, что китайскими алхимиками в ходе бесчисленных опытов по методу проб и ошибок совершались многие полезные побочные открытия, в частности был открыт порох.
Также средством достижения долголетия в даосизме являлась дыхательная гимнастика, привлекающая в организм животворящий эфир (эмбриональное дыхание, включающее в себя все более продолжительную задержку дыхания как на вдохе, так и на выдохе).
Большое значение даосская теория достижения бессмертия придавала моральным факторам. Причем морали именно в китайском смысле – в плане добродетельных поступков, демонстрации высоких моральных качеств. Чтобы стать бессмертным, кандидат должен был совершить не менее 1200 добродетельных акций, при этом даже один безнравственный поступок сводил все на нет.
На подготовку к бессмертию должно было уходить немало времени и сил, а фактически – вся жизнь, причем все это было лишь прелюдией к завершающему акту – слиянию дематериализованного организма с великим Дао. Эта трансформация человека в бессмертного считалась очень непростой, доступной лишь для немногих. Сам акт перевоплощения почитался настолько священным и таинственным, что никто его не мог зафиксировать. Просто был человек – и нет его. Он не умер, но исчез, покинул свою телесную оболочку, дематериализовался, вознесся на небо, стал бессмертным[11].
Лао-цзы и даосизм оказали большое влияние на китайскую культуру и дух китайского народа. Образ Лао-цзы при всех страданиях не знает ни угрозы буддийского перерождения (а потому и жажды выйти из колеса страданий), ни христианского креста, боязни греховности и зависимости от милости избавления. Возможно, именно поэтому китайцы прославились внутренней силой и развитием учений, которые в западной цивилизации называются просто – восточными единоборствами. Китайцам не удалось изобразить трагедию и в поэзии, как будто трагическое им было недоступно, как бы сильно они ни воспринимали беду и ни переживали несчастье.
Мы не ставим своей задачей объяснить сущность даосизма, да и предназначение этой книги другое. Но для того, чтобы лучше понимать дух даосских притч, мы приведем описание (в измененном виде) ряда принципов, изложенных в писании «Дао-дэ цзин». За непостижимую и завораживающую глубину этого произведения его по праву относят к одному из совершенных философских трудов.
Когда все в Поднебесной узнают, что прекрасное является прекрасным, появляется и безобразное. Когда все узнают, что доброе является добром, возникает и зло. Поэтому бытие и небытие порождают дpyг друга, длинное и короткое взаимно соотносятся, высокое и низкое взаимно определяются, звуки, сливаясь, приходят в гармонию, предыдущее и последующее следуют дpyг за другом. Поэтому совершенно мудрый, совершая дела, предпочитает недеяние; осуществляя учение, не прибегает к словам; вызывая изменения вещей, не осуществляет их сам; создавая, не обладает; приводя в движение, не прилагает к этому усилий; успешно завершая, не гордится.
То, что спокойно, легко сохранить. То, что еще не показало признаков, легко направить. То, что слабо, легко разделить. То, что мелко, легко рассеять. Действие надо начать с того, чего еще нет. Наведение порядка надо начать тогда, когда еще нет смуты. Ибо большое дерево вырастает из маленького, высокая башня начинает строиться из горстки земли, путешествие в тысячу ли начинается с одного шага.
Полезность чего-либо зависит от разумного сочетания пустоты. Из глины делают сосуды, но употребление сосудов зависит от пустоты в них. При постройке дома пробивают двери и окна, но возможность пользования домом зависит от пустоты в нем. Кто, имея знания, делает вид, что не знает, тот выше. Совершенно мудрый незаметен. Смотрю на него и не вижу, а поэтому называю его невидимым. Слушаю его и не слышу, поэтому называю его неслышимым. Пытаюсь схватить его и не достигаю, поэтому называю его недосягаемым.
Небесное Дао не борется, но умеет побеждать. Оно не говорит, но умеет отвечать. Оно спокойно и умеет управлять. Тот, кто много говорит, часто терпит неудачу, поэтому лучше соблюдать меру. Умный полководец не бывает воинствен. Умелый воин не бывает гневен. Умеющий побеждать врага не нападает. Умеющий управлять людьми не ставит себя в низкое положение. Сила в избегании борьбы, а не в ее начинании.
Кто поднялся на цыпочки, не может долго стоять. Кто делает большие шаги, не может долго идти. Кто сам себя выставляет на свет, тот не блестит. Кто нападает, не достигает успеха. Кто сам себя возвышает, не может стать старшим среди других. Если исходить из Дао, все это называется лишним желанием и бесполезным поведением. Поэтому человек, обладающий Дао, не делает этого.
Чтобы нечто сжать, необходимо прежде его расширить. Чтобы нечто укрепить, нужно прежде его ослабить. Чтобы нечто уничтожить, необходимо прежде дать ему достаточно расцвести. Поэтому преодоление трудного начинается с легкого, осуществление великого начинается с малого, ибо в мире трудное образуется из легкого, а великое из малого. Поэтому совершенномудрый начинает не с великого, тем самым он совершает великое.
Умеющий шагать не оставляет следов. Умеющий говорить не допускает ошибок. Умеющий считать не пользуется инструментом для счета. Кто умеет закрывать двери, не употребляет затвор, но забывает их так крепко, что открыть невозможно. Кто умеет завязывать узлы, не употребляет веревку, но завязывает так прочно, что развязать невозможно. Поэтому совершенномудрый умеет спасать людей, не находясь рядом, но и не покидая их. Это называется глубокой мудростью.
Не надо стремиться узнать об источнике все, потому что все взаимосвязано и едино. Достаточно узнать вкус капли океана, для того чтобы знать вкус океана. Не выходя со двора, можно познать мир. Не выглядывая из окна, можно видеть естественное Дао. Чем дальше идешь, тем меньше познаешь. Поэтому совершенномудрый не ходит, но познает все. Не видя вещей, он проникает в их сущность. Не действуя, он добивается успеха. Совершенномудрый живет в мире спокойно и в своем сердце собирает мнения народа. Он смотрит на народ, как на своих детей.
Тот, кто знает, не говорит. Тот, кто говорит, не знает. Тот, кто оставляет свои желания, отказывается от страстей, притупляет свою проницательность, освобождает себя от хаотичности, умеряет свой блеск, уподобляет себя пылинке, тот представляет собой глубочайшее. Его нельзя приблизить для того, чтобы с ним сродниться; его нельзя приблизить для того, чтобы им пренебрегать; его нельзя приблизить для того, чтобы им воспользоваться; его нельзя приблизить для того, чтобы его возвысить; его нельзя приблизить для того, чтобы его унизить. Поэтому он уважаем, хотя и это его не беспокоит.
Как-то раз князь приплыл в лодке к Обезьяньей горе. Как только обезьяны его увидели, они в панике разбежались и спрятались в кронах деревьев. Осталась только одна обезьяна, которая совершенно не обращала внимания на него и, раскачиваясь, перепрыгивала с ветки на ветку, словно выставляя себя напоказ. Князь пустил в нее стрелу, но обезьяна схватила ее на лету. В ответ на это князь отдал приказ своим приближенным всем вместе выстрелить в нее. Тут же в обезьяну полетела туча стрел, и она свалилась мертвой.
Князь обернулся к своему товарищу и сказал:
– Ты видишь, что случилось? Это животное рекламировало свой ум. Оно верило в свое мастерство и думало, что его никто не коснется. Помни об этом! Не стремись показывать все свои лучшие качества и никогда не полагайся на собственные оригинальность и талант, когда имеешь дело с людьми! [61, см. Примечания стр. 771]
Говорят, что на товарища князя эта сцена произвела столь глубокое впечатление, что, вернувшись домой, он изменил свой образ жизни, изменился сам, и никто в Поднебесной не умел его использовать.
Принцип «владеющий не показывает, а показывающий не владеет» является одним из фундаментальных в учении Дао и обыгрывается во многих даосских притчах.
В представлениях обезьяны ее «выдающиеся» способности позволяли ей претендовать на выдающееся поведение. Однако не способности погубили обезьяну, а ее выдающееся поведение. Обезьяна захотела, чтобы другие, глядя на ее поведение, обратили внимание на ее способности. И они обратили. Князь использовал выдающиеся способности обезьяны с тем, чтобы преподать жизненный урок своему товарищу. Картина мира обезьяны была явно неполна, поскольку не предусматривала такой вариант использования ее способностей другими. Обезьяна не знала, что, когда люди видят чьи-либо способности, они стремятся обратить их себе на пользу и раздражаются при невозможности последнего.
Хорошо и морально, когда человек информирует других о своих способностях именно с целью, чтобы эти способности могли ими использоваться. Аморально и вызывает раздражение, когда рекламируемые выдающиеся способности одного человека не приносят никакой пользы другим людям. И чем больше степень выставления их напоказ, тем больше и степень аморальности. В наиболее выраженном виде это проявляется в возможности уголовного наказания за неоказание помощи терпящим бедствие людям. Поэтому, прежде чем выставлять себя напоказ, надо ответить себе на вопрос: в какой мере я хочу быть использован другими людьми? И как именно?[12]
Попробуйте сами извлечь глубину смыслов, заложенных в даосских притчах несколько тысячелетий назад, и они будут бесценным даром для вашего опыта.
Буддизм – учение, возникшее в древней Индии В VI–V веках до н. э. и превратившееся в ходе дальнейшего развития в одну из трех мировых религий, наряду с христианством и исламом. В зависимости от точки зрения буддизм рассматривается как религия, как философия, идеология, как культурный комплекс и образ жизни.
Для последователей буддизм – это путь жизни, ориентир, следуя которому человек может добиться определенных результатов. Сам Будда, основываясь на учениях индуизма, называл свое учение Серединным Путем[13].
Большинство ученых, занимающихся историей этой религии, считают, что основатель буддизма – реальная историческая личность. Это предположение основано на сохранившихся до наших дней письменных источниках. Им признается индийский принц Сиддхартха Гаутама (560–480 гг. до н. э.), родившийся в северной Индии и получивший впоследствии имя Будды [14]. Отец Гуатамы – царь Шуддходаны из рода Сакиев, владевших небольшим государством у Петальских гор, мать – царица Майя.
По легенде, царице приснился вещий сон, будто белый слон входит в ее лоно. Толкователи снов предсказали рождение великого сына, имеющего тридцать два необыкновенных телесных признака (в их число входят золотистая кожа, ровные зубы, округленные руки и ноги, широкие пятки, длинные пальцы рук, длинные мочки ушей и др.), обладатель которых может стать либо Великим Правителем, либо Великим Учителем.
Ниже приведено краткое описание жизненного Будды в изложении Л. Рампы (текст изменен). Оно не претендует на исключительную точность и в этой книге приводится лишь для улучшения понимания буддистских притч.
…Отец желал, чтобы Гаутама был воспитан как принц-воин, а затем унаследовал королевство. Однако старый пророк, которого однажды пригласили во дворец, предсказал, что мальчик станет прославленным проповедником. Отцу такая судьба казалась хуже, чем смерть. После предсказания он отдал строжайшие распоряжения о том, чтобы его сын был постоянно огражден от зла и горя, которые царили в мире за пределами стен его замка. Мальчик находился под неусыпным присмотром нескольких человек, следивших, чтобы он не мог встретиться с тем, кто беден или страдает, ему было запрещено ходить на прогулку одному. Роскошь и только роскошь – таков был его удел. Все неприятное исключалось из его жизни.
Аристократ по рождению и воспитанию, Гаутама проявлял искреннее участие к подданным. Он был очень проницательным и чутким юношей, благодаря чему скоро стал осознавать, что его неявно направляют, позволяя встречаться только с определенными слугами и людьми.
Однажды втайне от родителей и попечителей он вместе с верным слугой выбрался за пределы дворца. Первый раз в жизни он увидел, как живут люди других каст. Четыре события ввергли его в глубокие размышления. Сначала он увидел дряхлого старика, дрожащего от немощи и болезней. Опираясь на две палки, он едва мог передвигать свое тело. Беззубый, ослепший от катаракты, старик отсутствующим взглядом уставился на принца. Первый раз в жизни Гаутама осознал, что старость приходит к каждому, что годы рано или поздно возьмут свое и он тоже станет дряхлым и немощным.
Пораженный юный принц продолжил свой путь, но вскоре лошади замедлили ход, и смятенный взгляд Гаутамы случайно упал на фигуру человека, сидевшего у дороги, который стонал и раскачивался из стороны в сторону. Этот человек был весь покрыт гноящимися ранами. Измученный болезнью, он со стонами отрывал желтые струпья от своего тела.
Юный Гаутама был потрясен до глубины души. С болью в сердце он продолжал путь, задавая себе множество вопросов. Должен ли человек страдать? Приходит ли страдание ко всем? Неизбежно ли оно? По безразличному отношению слуги к происходящему Гуатама понял, что такие сцены были для него привычны, и стал осознавать, что именно скрывал от него отец.
Ошеломленный, Гаутама был не в состоянии отдавать приказания, но вдруг лошади остановились возле лежащего на обочине обнаженного трупа, раздувшегося под лучами немилосердно палящего солнца. Удар хлыста – и туча мух, облепивших разлагающееся тело, поднялась в воздух. Обесцвеченное и смердящее тело полностью предстало перед взором юноши. Первый раз в жизни Гаутама увидел смерть и узнал, что в конце ждет всех. Не говоря ни слова, юноша подал слуге знак возвращаться. Он сидел, думая о скоротечности жизни, о красоте человеческого тела, которая все же должна увянуть.
По дороге обратно во дворец принц сидел, погруженный в мрачные, угрюмые мысли. По воле случая (или судьбы), он выглянул и увидел хорошо одетого безмятежного монаха, шагавшего по дороге. Этот спокойный и уравновешенный монах излучал ауру внутреннего согласия, благополучия и любви к людям. Гаутама, пораженный до глубины души всем увиденным ранее, испытал еще одно потрясение: неужели спокойствия, удовлетворенности, уравновешенности и остальных добродетелей можно достичь, отказавшись от повседневной жизни и посвятив себя религии? Он решил отказаться от жизни во дворце и роскоши, в которой купался до сих пор, и стать монахом.
Отец был непреклонным. Слугу изгнали из королевства. Гаутама сидел в комнате в одиночестве и размышлял, постоянно возвращаясь мыслями к увиденному ранее. Он размышлял о том, что если так много открылось ему во время его единственного короткого путешествия, то сколько несчастий случается на самом деле в этом мире.
Отец всячески старался сделать так, чтобы грусть и беспокойство покинули юного принца. Лучшим музыкантам было приказано постоянно играть, чтобы юноша не мог в тишине предаваться своим мыслям. Фокусники, акробаты и придворные актеры старались как могли. По всему королевству ездили гонцы и собирали во дворец самых прекрасных девушек, которые владели изощренным искусством любви.
Музыканты продолжали играть до тех пор, пока не выбились из сил. Девушки исполняли свои эротические танцы, пока не падали от усталости. Только тут Гаутама обратил на них внимание. Он с ужасом взирал на неуклюжие позы лежащих музыкантов. Потрясенный, он смотрел на побледневших от усталости обнаженных девушек. Когда с их лиц исчез здоровый румянец, косметика показалась до уродливости яркой.
Еще раз он осознал, как скоротечна и преходяща красота, как быстро она исчезает, как грустна и мимолетна жизнь. Он решил бежать от всего, что знал, в поисках успокоения, где бы оно ни находилось.
Несколько дней Гаутама обдумывал план будущего побега. Однажды в сумерках, переодевшись в изорванную одежду нищего, он выбрался за город вместе с толпой нищих, которых выгоняли на ночь.
Он уходил все дальше от королевства, которым правил его отец, надеясь встретить просвещенных монахов и всезнающих отшельников. Найдя их, он обучался у лучших учителей всему, что они могли ему дать. Заканчивая обучение у очередного учителя, он в поисках нового знания отправлялся дальше. Он желал обрести самый драгоценный дар на земле – душевное спокойствие и умиротворение.
Гаутама был очень способным учеником. Он не был обделен талантами, однако больше всего отличался от других тем, что обладал ясным сознанием. Он был способен воспринимать информацию и упорядочивать ее, отбрасывая все бесполезное и оставляя лишь суть, на основе которой можно было сделать полезный вывод.
Гаутама был одержимым человеком с пылающей душой, которая не давала ему покоя, постоянно побуждая его к поиску знаний, поиску Истины. Однажды один отшельник убедил его, что только аскетическая жизнь может принести успокоение. Гаутама радостно ухватился за эту идею. Долгое время он жил, забыв о материальном мире, о мирских удовольствиях, жил только поиском смысла самой жизни. С каждым днем он заставлял себя есть все меньше и меньше, но и это не приводило его к желаемому.
В конце концов, он сел под деревом и поклялся, что не встанет, пока не постигнет успокоение и Истину. Он проводил все свое время в глубочайшей медитации, оставаясь неподвижным в тени смоковницы. Жесткая диета подорвала его здоровье, он был изможден голодом и недостатком элементарной заботы о себе. Долгое время он находился на грани смерти, но просветление не приходило к нему. Он все еще не знал секрета успокоения. Он все еще не нашел смысла жизни.
Некоторые друзья с интересом собрались вокруг него во время голодания. Однако все они вскоре покинули его, отправившись на поиски новых сенсаций. Гаутама же снова остался один, освободившись от этих ненадежных друзей, от всех своих последователей. Он по-прежнему продолжал размышлять о смысле жизни. Многие годы до этого он практиковал йогу, но сейчас эта йога была бесполезной для него. Она была лишь средством для управления непослушным телом и не способствовала духовному развитию. Гаутама понял и бесполезность продолжения аскетической жизни. Аскетическая жизнь могла привести лишь к смерти, оставив неразрешенными вопросы, которые не давали ему покоя.
В жизни Гаутамы наступил поворотный момент. Его дух был озарен тем, что открылось ему при выходе на астральный план во время медитации. Он достиг просветления и помнил все, что увидел в астральном мире. Теперь он был освобожден от несчастий, сопровождающих земную жизнь, освобожден от возвращения на Землю в нескончаемом круговороте рождения, становления и смерти. Он обрел знание о причинах человеческих страданий, об их природе. Он понял, как прекратить эти страдания.
С этого момента Гаутама стал пробудившимся Гаутамой, или Буддой Гаутамой. Он задумался снова. Ему хотелось понять, что делать дальше. Раньше он страдал и учился сам. Должен ли он теперь учить других или нужно позволить им самим найти ответ с помощью тех средств, которые он использовал? Он сомневался, поверит ли кто-нибудь в реальность того переживания, которое так сильно потрясло его. Он решил, что единственный приемлемый для просветленного образ жизни – это помогать другим, рассказывая им о просветлении, которое низошло на него.
Поднявшись на ноги и взяв с собой немного пищи и воды, он отправился в путь к Бенаресу, надеясь там найти пятерых оставивших его последователей. Найдя их, он поведал обо всем, что ему довелось испытать. Его рассказ вошел в историю как Проповедь о вращении колеса закона[15].
Гаутама открыл новый путь приближения к реальности, который назвал Срединным Путем. Жизненный путь Гаутамы носил определенно двоякий характер. Он был наследным принцем и жил среди большой роскоши и комфорта, окруженный танцовщицами. Он мог позволить себе питаться изысканными блюдами и развлекаться, как подобает молодому принцу. Впоследствии он испытал крайнюю нищету, страдания и чуть было не погиб от лишений и голода. Гаутама ясно осознал, что ни богатство, ни нищета не позволяют решить внутренние проблемы человека. Поэтому ответ находится где-то между ними…
Как утверждает традиция, Гаутама умер в возрасте 80 лет, в местечке Кушинагара, заранее предсказав свою смерть. Согласно легенде, перед смертью он трижды спросил: «Есть ли у кого что спросить?» Последнее слово Будды людям было «простите».
Будда не оставил после себя никаких письменных источников своего учения, оно передавалось им устно в виде проповедей, бесед, диалогов, охватывающих огромный круг тем, и дошло до нашего времени через описание учеников и последователей.
Из индуизма буддизм воспринял идею цикличности в перерождениях, кармы и нирваны. Буддисты верят в Колесо Перевоплощений. Они считают, что человек рождается на Земле, живет на Земле и, умерев, возвращается на Землю в другом теле.
Согласно буддизму, во всех своих страданиях виноват сам человек. И ему суждено перерождаться, чтобы повторно выучивать уроки, пропущенные в прошлых жизнях. Поэтому следует смиренно сносить все мучения и стараться избегать их в будущем. Следствием правильного отношения к вещам в буддизме является состояние безгрешности, которое выступает как общая мягкость, непричинение вреда окружающему, терпимость, сопряженная с отсутствием представления о жесткой обязательности нравственных предписаний и норм.
Буддизм утверждает, что основу всех вещей и явлений, как материальных, так и духовных, составляют элементы (дхармы). По своей природе дхармы пассивны и возбуждаются определенным видом энергии, источник которой – осознанные волевые действия, мысли и слова человека. Возбужденные дхармы становятся носителями психических, физических, химических, биологических и других качеств и находятся в постоянном движении и изменении. Успокоенная дхарма теряет свои качественные отличия и исчезает, как угасающее пламя свечи. Буддизм учит, что объективная реальность – это лишь бесконечный поток вечно изменяющихся дхарм, а посему мир земной представляет собой случайную игру возбужденных дхарм, и, следовательно, он иллюзорен, неустойчив, изменчив. Природа также находится в постоянном процессе изменений, как и сам человек.
Возбужденные дхармы образуют пять форм существования – скандх, благодаря которым проявляется привязанность к земному: тело, чувства, восприятия и ощущения, импульсы, акты сознания. В общей сложности эти пять форм и создают то, что называется человеком.
Характеристика скандх зависит от деяний человека. Пять скандх, в свою очередь, порождают пять следствий: деятельность, невежество, страсть, желания и карму, которые после гибели старого физического тела являются причиной пяти будущих следствий: нового тела, чувств, восприятий и ощущений, импульсов, сознания.
Хорошая либо плохая деятельность человека в прошлом определяет вид его рождения (его тело), его социальный статус, психологию и сознание. Эта деятельность образует психические и физические совокупности в его новой жизни в соответствии со всей природой. Иначе говоря, положительные или отрицательные деяния человека, его мысли в данной и предшествовавшей жизнях определяют лучшее или худшее новое перерождение. Находясь в зависимости от психических и физических совокупностей, человек приобретает шесть чувств познания (зрение, слух, обоняние, осязание, вкус, сознание), благодаря которым он вступает в контакт с объектами чувства. Это порождает у него новые чувства и ощущения, они вызывают желание, а желание, в свою очередь, приводит к привязанности и жажде. Так жажда к жизни ведет к новому рождению. Поэтому живое существо обречено на круговращение. Привязанность проходит через весь жизненный процесс и не прекращается со смертью существа, ожидающего нового возрождения. Человек опять начинает новую жизнь: вновь рождается, стареет, умирает, испытав все виды горя, страдания, тревоги, отчаяния. Он постоянно движется в кругу рождения и смерти, и это продолжается до тех пор, пока человек находится в оковах невежества. Этот бесконечный процесс перевоплощения называется колесом жизни, или сансарой.
Карма – скорее философская, чем физическая категория. Образно говоря, если жизненный процесс сравнить с рекой, то ее русло и есть карма. Жизнь реки поддерживается тысячами ручейков (желаний), которые несут как чистые воды (добрые дела), так и нечистоты (плохие поступки). Отбрасывая нечистоты или, наоборот, вбирая их, река может изменить и свою будущую карму (но не настоящую) и в следующем существовании перевоплотиться в прозрачный горный ручей или зловонную реку, русла которых опять же будут предопределены новой кармой (это аллегория, ибо карма создается только сознательными действиями)[16].
Важным в буддизме является достижение освобождения от желаний и потребностей, поскольку именно в них Гаутама видел все причины происхождения несчастий в мире. «Окружающий мир – это иллюзия, сновидение, – утверждал он. – Наше «я», которым мы так дорожим, – тоже иллюзия». Цель бытия состоит в прекращении эмпирического (чувственного) бытия и достижении высшего покоя – сверхбытия.
Доктрина «освобождения» изложена в первой проповеди Будды о четырех благородных истинах.
Первая истина – «существует страдание». Его непременно и обязательно испытывает любое живое существо, поэтому всякая жизнь – страдание. Рождение есть страдание, расстройство здоровья – страдание, болезнь – страдание, смерть – страдание. Соприкосновение с неприятным – страдание. Разлука с приятным – страдание. Необладание желанным также ведет к страданию.
Вторая истина – «имеются причины страдания». Причиной страдания являются страстные желания (жажда), которые сопровождаются при их удовлетворении радостью и восторгом, ликованием от удовольствий. Человек, пользуясь материальными вещами и духовными ценностями, рассматривает их как реальные, постоянные, поэтому он желает обладать и наслаждаться ими. Подобные желания ведут к продолжению жизненного процесса, создавая непрерывную цепь борьбы за существование, приводят к новому рождению. Так как волевые действия мотивируются желанием, то именно желания в первую очередь определяют качество кармы и тем самым постоянно возобновляют и поддерживают процесс перевоплощений.
Третья истина – «можно прекратить страдание». Прекращение страданий – это прекращение желаний через отказ от них, постепенное освобождение от их власти. Искоренение желаний соответствует состоянию нирваны, когда человек выключается из процесса возрождения. Нирвана – конечная цель существования.
Четвертая истина – «существует путь к прекращению страдания». Путь к прекращению страданий – это Восьмеричный Путь ПРАВИЛЬНОСТИ, а именно правильный взгляд, правильная мысль, правильная речь, правильное действие, правильный образ жизни, правильные старания, правильный склад ума, правильная сосредоточенность. Продвижение по этому пути ведет к исчезновению желаний и освобождению от страданий. Вполне корректным было бы употребление в данной ситуации слова «праведный». Человек, следующий этим путем, становится тем самым на «Путь Будды».
Согласно буддизму, обычное мирское счастье не приносит успокоения, потому что удовлетворение при этом очень мимолетно. Это тот тип счастья, которого человек достигает, постоянно изменяя свои желания, постоянно бросаясь от одного к другому в поисках свежих впечатлений, новых знакомств. Удовлетворение при этом быстро проходит. Человек не может быть счастливым только потому, что ему от родителей досталось большое наследство. Происхождение и состояние родительского кошелька не может помочь избежать страдания. Принц может быть несчастным, тогда как нищий – счастливым. Истинное счастье не зависит от происхождения, но приносит глубокое удовлетворение, полностью освобождает душу от беспокойства.
Причины страдания человека и другие Истины частично отражены в притче «Сначала будь».
Однажды к Будде пришел некий человек.
– Дайте мне наставление. Я хотел бы служить человечеству, – сказал он.
Будда начал вглядываться в него. Человек стал чувствовать себя очень неуютно, а Будда все смотрел и смотрел. Человек даже вспотел.
– Почему вы так всматриваетесь в меня? – спросил он Будду. – Если вы можете дать мне какой-то намек, то, пожалуйста, дайте.
– Я смотрел, есть ли ты или нет, – ответил Будда. – Но, похоже, что тебя еще нет. А если так, то тогда кто же будет служить человечеству?! Ты еще не существуешь вовсе. Ты – пузырь. Ты существуешь только мгновение, царь на миг, коронованный на миг. В следующий миг тебя не будет, и царем станет другой. Кто же будет служить человечеству? Хорошо было бы, если бы ты попытался найти, где ты и кто ты. Сначала будь! Но ты не можешь быть, пока тебя обманывают твои «я», желания, настроения, мысли, чувства.
Согласно буддизму, единственный путь найти освобождение от пагубных страстей и достичь счастья состоит в следовании по Восьмеричному Пути, включающему следующие элементы:
1. Правильное понимание. Гаутама учил, что человек должен иметь правильное представление о причине страданий. Тот, кто чувствует печаль и тоску, должен знать, почему они возникают. Он должен изучить самого себя и отыскать в себе то, что вызывает страдания. Только когда человек откроет для себя эту причину, он может что-либо предпринять для постижения Четырех Благородных Истин и ответить на вопрос: «Как мне стать счастливым?»
2. Правильное побуждение. Каждый к чему-то стремится – это может быть ментальная, физическая или духовная цель. Она может заключаться в помощи другим или в заинтересованности только самим собой. Однако, к несчастью, люди так основательно введены в заблуждение, что не понимают, к чему им следует стремиться.
Таким образом, согласно буддизму мы обязаны отбросить все ложные ценности, все ложные слова и ясно увидеть то, чем мы являемся и чем мы должны стать. Мы должны отказаться от своих иллюзий, в которых, очевидно, кроется причина наших несчастий. Большинство людей слишком часто используют слова «я», «мне» и «мое». Большинство людей слишком сконцентрированы на себе и совсем не задумываются о правах других. Эта идея представлена в притче «Брось это».
Как-то князь ехал на встречу к Будде и по дороге купил белые лилии у одного крестьянина. С цветами в руках счастливый князь предстал перед Буддой.
Будда посмотрел на него и на цветы и сказал:
– Брось это!
Князь подумал, что нехорошо подавать Будде цветы левой рукой, и, переложив их в правую, протянул Будде, чувствуя себя виноватым. Тот засмеялся и сказал:
– Брось это!
«Но почему я должен был выбросить цветы?» – озадаченно подумал он, но все же выполнил указание. Но когда обе руки стали пусты, Будда засмеялся и вновь сказал:
– Брось это!
Теперь уже нечего было бросать, поэтому человек посмотрел по сторонам.
Ананда сказал:
– Будда вовсе не имел в виду, чтобы ты бросил цветы. Должен быть брошен тот, кто принес цветы. Ничего не произойдет от бросания цветов. Почему бы тебе не бросить того, кто принес цветы?
Человек понял и припал к ногам Будды. Он больше не вернулся в свой дворец.
Его главный министр пришел и сказал ему:
– Что ты делаешь? Даже если ты хочешь отречься, зачем так спешить? Подумай немного. Твоя жена, твои дети, и все царство, и твои дела…
Князь ответил:
– Если человек действительно что-то понимает, то это происходит сразу. Если человек хочет обманывать себя, он говорит: «Завтра я решу, я сделаю это, но не сейчас».
3. Правильная речь. Это означает, что человек должен управлять своей речью, он не должен лгать, повторять услышанные слухи. Правильная речь всегда позволяет другим людям извлечь пользу из слов этого человека. Такая речь позволяет воздержаться от разговора, если он неприятен собеседнику, либо, наоборот, поддержать беседу, когда она может ему помочь. Словом можно ранить глубже, чем мечом; оно может быть ядовитее самого страшного яда. Речь может уничтожать целые народы. Таким образом, человек должен уметь правильно говорить, а это достигается через правильное мышление и поведение.
4. Правильное мышление и поведение. Согласно буддизму, человек есть результат его собственных мыслей. Каждый представляет собой то, чем являлись его мысли в прошлом. Таким образом, если мы думаем правильно и ведем себя верно сейчас, мы будем «правы» и в некотором ближайшем будущем.
5. Правильный образ жизни. Согласно учению Будды, существуют занятия, недостойные настоящего буддиста. Например, настоящий буддист не может быть мясником или продавцом ядов, он не имеет права торговать рабами, а также быть рабовладельцем. Во времена Гаутамы буддист должен был странствовать или жить в монастыре.
6. Правильное устремление. Этот этап Благородного Восьмеричного Пути имеет особое значение. Правильное устремление подразумевает, что каждый должен найти свой способ движения по Пути. Человек, который стремится к духовному развитию, должен быть внимательным. Ему не следует спешить к достижению желаемых результатов, не пройдя все промежуточные стадии. Однако, с другой стороны, ищущий не должен слепо идти за большинством, проявляя при этом ложную скромность и покорность. Каждый развивается со своей собственной скоростью.
7. Правильное мышление. Правильно мыслящий человек управляет всеми своими поступками. Мысль – источник действия. Если вы обдумываете какое-то событие, это первый шаг к его осуществлению. Думая – действие уже началось. По этому о плохом нельзя даже и думать. Не случайно говорят: «Бойтесь ваших мыслей, ибо они осуществятся».
Некоторые мысли вносят заметный диссонанс в гармонию внутреннего мира. Физические желания отвлекают человека и могут повредить ему. Кто-то, например, стремится много и обильно есть. При этом вред приносит не само это желание, а переедание. Но желание – это начало пути к этому. Несчастье и страдание начинаются с того, что человек постоянно думает о будущей еде, что приводит к развитию чрезмерной страсти к обильному питанию.
Чувства недолговечны, они приходят и уходят, как постоянно меняющийся ветер. Эмоции неустойчивы, и поэтому на них нельзя полагаться. Человек должен научиться всегда полагаться на правильное мышление, независимо от сиюминутных желаний.
8. Правильное созерцание. Гаутама говорил, что йога не может быть средством для достижения духовных знаний. Йога – это лишь набор упражнений, направленных на то, чтобы подчинить разуму физическое тело человека. Эти упражнения были созданы для того, чтобы научиться управлять телом с помощью разума. Они не помогают человеку достичь духовного развития. Правильное созерцание позволяет контролировать неуместные мысли и осознавать свои реальные потребности. С помощью правильного созерцания – то есть медитации – человек без помощи размышлений, а только благодаря интуиции может прийти к правильному выводу о том, что для него полезно, а что нет[17].
Освобождение в буддизме – это создание в противовес существующему непостоянству чего-то постоянного и, следовательно, сущностного. Им оказывается определенное психическое состояние, имеющее несколько названий, наиболее популярное среди них – нирвана (букв. – остывание, затухание, угасание).
С интеллектуальной стороны освобождение есть проникновение в суть вещей и обнаружение их бессущественности; с нравственно-эмоциональной – безгрешность; с волевой – абсолютная независимость от внешнего.
Цель Благородного Восьмеричного Пути состоит в том, чтобы дать человеку возможность достичь нирваны. Нирвана означает прекращение стремлений. Однако это освобождение не подразумевает прекращение всех переживаний и не сводится к прекращению жизни. Оно не означает утрату индивидуального сознания при прекращения земной жизни, совсем наоборот. За нирваной следует другое состояние – паринирвана…
Буддистские притчи описывают эпизоды жизни Будды и некоторые элементы его учения. Они несут в себе любовь и принятие, спокойствие и умиротворенность.
Дзен – японское название школы буддизма махаяны. В процессе своего развития буддизм вылился в форму, которая сильно отличается от первоначальной. Выделяется историческое разделение буддизма на две школы: хинаяна («малый путь спасения») и махаяна («великий путь спасения»). Фактически махаяна во всем своем разнообразии форм представляет собой не что иное, как видоизмененную форму буддизма, и восходит в оригинале к своему индийскому основателю, Будде Шакьямуни.
Практика дзен появилась в Японии еще в VII веке, но распространение дзен как самостоятельного направления японского буддизма начинается в конце XII века. Первым проповедником дзен был Эйсай – буддийский монах, который после пребывания в Китае основал в Японии школу Риндзай. В первой половине XIII века Доген, также обучавшийся до этого в Китае, основал в Японии школу Сото. Школа Риндзай в большей степени была ориентирована на самураев, а Сото – на простых крестьян. Риндзай и Сото были наиболее влиятельными школами дзен-буддизма и сохранились до настоящих дней.
Наибольшего расцвета дзен достиг в период Муромати (XIV–XVI вв.), когда дзенские монастыри превратились в центры религиозной, политической и культурной жизни. При сохранении основных положений чань в японском дзенбуддизме смещаются акценты, усиливаются секуляризаторские тенденции. Дзен превращается в своеобразную философию жизни, оказавшую существенное влияние на стиль мышления, образ жизни и деятельность японцев.
Видоизменившись в Китае (с обретением даосских традиций), буддизм получил в Японии свое дальнейшее развитие. Усовершенствование буддизма китайскими и японскими жрецами, его приспособление к изменяющимся условиям жизни и религиозным потребностям народа сделали различие между изначальным буддизмом и дзен-буддизмом очень большим. По этой причине существуют утверждения, что дзенбуддизм в действительности вовсе не является буддизмом в общепринятом смысле. Однако, как отмечает Д. Т. Судзуки, содержащее в себе развитие не остается в одном и том же состоянии. Желудь значительно отличается от молодого дуба, нежные листья которого только что распустились из почек, и еще больше – от взрослого дуба, величавого гиганта, поднимающегося к небу. Так и первоначальный буддизм можно сравнить с семенем: из него вырос дзен-буддизм, который также не лишен примет дальнейшего роста.
Дзен самым серьезным образом настаивает на необходимости внутреннего духовного опыта. Он не придает большого значения священным сутрам или их толкованиям мудрецами и учеными. Личный опыт прямо противопоставляется авторитетам и внешнему откровению, а самым практическим методом достижения духовного просветления последователи дзена считают практику дхьяна, называемую в Японии «дзадзен» («дза» означает «сидеть», а «дзадзен» можно, в общем, перевести как «сидеть в медитации»).
С одной стороны, дзен в высшей степени абстрактен, с другой – его духовно-психологическая дисциплина приносит огромную пользу человеку и определяет его мораль. Когда дзен выражается в нашей повседневной практической жизни, мы иногда забываем о его отвлеченности, и тогда-то как нельзя ярче и проявляется его действительная ценность, так как дзен находит невыразимо глубокую мысль даже в таких простых вещах, как поднятый вверх палец или простое приветствие, обращенное друг к другу случайно встретившихся на улице. В дзене самое реальное – это самое абстрактное, и наоборот. Вся система практики, принятая дзеном, является продуктом этого основного духовного переживания.
Дзен мистичен, так как является порождением и основой восточной культуры. Восточный ум синтетичен, он не придает слишком большого значения несуществующим подробностям, а стремится скорее к интуитивному постижению целого. Поэтому его сложно постичь западным мышлением. Если человек действительно хочет постичь сокровенную природу дзена, ему необходимо оставить обычные умственные привычки, которые определяют повседневную жизнь, и научиться смотреть на жизнь по-новому, обрести иное мировоззрение. Такой новый взгляд на отношение к жизни, к миру японцы, изучающие дзен, популярно называют «сатори». Фактически это синоним просветления, которое Будда называл словом «ан-уттара-самяк-сам-боджи». И в китайском языке есть несколько фраз, характеризующих это духовное переживание, каждая из которых имеет свой оттенок значения. Они приблизительно показывают, что представляет собой это явление. В любом случае не может быть дзена без сатори. Дзен, лишенный сатори, походит на солнце без света и тепла. Когда дзен объясняется логически или психологически или когда о нем говорят как о буддийской философии, суть которой может быть выражена при помощи специальной умозрительной буддистской терминологии, дзен исчезает, не оставляя ничего из того, чем он является. Дзен может лишиться всей своей литературы, всех монастырей и всего своего убранства, но до тех пор, пока в нем есть сатори, он будет вечно жив.
Сатори можно определить как интуитивное проникновение в природу вещей в противоположность аналитическому или логическому пониманию этой природы. Практически это означает открытие нового мира, ранее неизвестного смущенному уму, привыкшему к двойственности. Иными словами, сатори проявляет нам весь окружающий мир в совершенно неожиданном ракурсе. Это таинство и чудо, но, по словам учителей дзена, оно происходит каждый день. Таким образом, познать сатори можно, только однажды испытав его. Более или менее отдаленно и приблизительно его можно сравнить с инсайтом при решении мыслительной задачи. Однако сатори относится не столько к уму, сколько к восприятию, мироощущению. Сатори в дзене связано с жизнью и отношением к ней в целом. Решение мыслительной проблемы, например математической задачи, не накладывает отпечатка на всю нашу жизнь и не затрагивает наши жизненные основы. Но достижение сатори – это перестройка самой жизни, изменение моральных и духовных основ человека, обогащение и внесение в нее особого порядка.
Д. Т. Судзуки выделяет следующие особенности практики дзена и сатори.
1. Сатори не сводится к тому, чтобы вызвать определенное, заранее известное состояние усиленным размышлением о нем. Оно позволяет разуму судить о вещах по-новому не умозрительным или аналитическим образом. Практика дзена состоит в том, чтобы разрушить эти искусственные построения и возвести новое сооружение на совершенно новом фундаменте. Старое здание – это «неведение» (авидья), а новое – «просветление» (самбодхи).
2. Сатори – это внезапное откровение новой истины, своего рода умственное крушение, которое неожиданно опрокидывает старые умственные нагромождения. Вода моментально замерзает, когда ее температура понижается до определенной точки: жидкость превращается в твердое вещество и перестает быть жидкостью. Так же и сатори приходит неожиданно, когда человек уже чувствует, что исчерпывает все свои внутренние силы. На языке религии это новое рождение, а в аспекте морали – переоценка своего отношения к миру. Человек предстает в совершенно новом свете, в котором исчезает двойственность, называемая в буддизме иллюзией (майей).
3. Сатори – это сущность дзена. Не достигнув сатори, никто не может постичь тайны дзена. Поэтому все пути (упая) в дзене, практические и теоретические, направлены к достижению сатори. Учителя дзена не могут терпеливо ждать, когда сатори придет само собой, они самым серьезным образом выискивают пути к тому, чтобы помочь людям постичь истину дзена. Их внешне загадочные формы демонстрации своего познания истины в основном рассчитаны на то, чтобы создать у своих учеников такое умственное состояние, которое могло бы привести к достижению просветления.
Когда в Китае появился буддизм, китайцы не знали, как постичь сущность этой доктрины. Все демонстрации умственного характера и внушительные проповеди, к которым обычно прибегало большинство вождей религии и философии, не производили желаемого эффекта. Ученики все дальше и дальше уходили от истины. Китайские умы пришли в замешательство. Бодхидхарма, Эно, Басё и другие Учителя подметили это, и естественным результатом явилось провозглашение дзена, сатори стали ставить выше чтения сутр и научных рассуждений.
4. То, что дзен считает сатори фактором первостепенной важности, подчеркивает его существенное отличие от системы дхьяны в том виде, в каком ее практикуют в Индии или в других странах буддийские школы, отличающиеся от дзенбуддизма. Как уже было отмечено ранее, под дхьяной принято понимать своего рода медитацию, концентрацию мысли (особенно в махаяна-буддизме) на идее пустоты («шуньята»). Человек достигает совершенства в дхьяне, когда его ум становится настолько тренированным, что создает состояние абсолютной пустоты, когда приостанавливается всякая мыслительная деятельность. В таком состоянии сознание походит на «безоблачное небо или чистую голубую бездну». Это можно назвать экстазом или трансом, но это не дзен. Но медитация – это всего лишь упражнения, успокаивающие ум. Она, несомненно, имеет свои собственные положительные стороны, но отлична от дзен. По возвращении из состояния медитации в буддизме человек остается прежним, по крайней мере, изменения несравнимы с переворотом при достижении сатори в дзене. Сатори пробуждает новое восприятие, в свете которого старые вещи воспринимаются иначе.
5. Сатори не может быть выражено словами или описано каким-либо другим способом. Все, что можно сделать для того, чтобы передать этот опыт другим, это указать путь, да и то только приблизительно. Тот, кто испытал его, достаточно легко понимает такие указания, но если человек пытается достичь сатори по описанию, он потерпит неудачу. Это сравнимо с постройкой лестницы на крышу дома без владения знанием о том, где находится сам дом.
6. Сатори не является болезненным состоянием разума, психопатологией. Не следует воспринимать слова «умственный переворот» как нечто такое, чего обыкновенные люди должны сторониться. Это ошибочное представление о дзене, которое, к сожалению, очень часто наблюдается у критиков, страдающих предрассудками. Сатори – это нормальное состояние совершенного разума.
7. По общему мнению, мы живем в одном и том же мире, но кто может ручаться, что вещь, которую мы просто называем камнем, представляет собой одно и то же для всех нас? В зависимости от того, как мы смотрим на него, для некоторых камень перестает быть камнем, в то время как для других он будет всегда оставаться образцом простой геологической породы. И такое расхождение во взглядах в дальнейшем приводит к бесконечной серии расхождений в нашей моральной и духовной жизни. Казалось бы, небольшой сдвиг в образе мышления. Однако какая пропасть образуется в конечном итоге между одним и другим. Так же обстоит дело и с дзеном: сатори – естественного рода сдвиг или скорее поворот, но не в отрицательном смысле, а в более глубоком и полном смысле, в результате которого открывается мир совершенно новых ценностей.
Также Д.Т. Судзуки выделяет важные отличительные особенности сатори.
1. Иррациональность. Сатори не является выводом, к которому приходят в процессе мышления или рассуждения.
2. Интуитивное прозрение. Сатори имеет еще и другое название – «книсе» (чень-син), что означает – «постичь сущность человеческой природы». Это подчеркивает то, что в сатори имеется «видение», или «постижение». Сатори – не мышление, но знание. Знание, связанное с чем-то всеобщим и в то же самое время с личным аспектом существования. Сатори – это познание индивидуального объекта, а также познание реальности, которая, если можно так выразиться, скрывается за ним.
3. Неоспоримость. Знание, открывающееся в сатори, является высшим знанием, которое настолько неоспоримо, что никакие логические доводы не могут опровергнуть его. Оно носит непосредственный и личный характер, и полнота его неоспорима.
4. Утверждение. То, что неоспоримо и совершенно, никогда не может быть негативным. Хотя состояние сатори иногда бывает выражено негативными терминами, в основном это утверждающее отношение ко всем существующим вещам: оно принимает их такими, какие они есть, независимо от их моральной ценности. Буддисты называют его «кшанти» (терпимостью) или более точно – непротивлением, что означает принятие вещей в их высшем или трансцендентальном аспекте, где всякий дуализм отсутствует.
5. Чувство потустороннего. Терминология может быть в разных религиях разной, однако в сатори всегда есть то, что можно назвать чувством потустороннего, или «Высшего подсознания», уходящего корнями куда-то далее. Назвать это Абсолютом, Богом или высшей личностью – означает пойти дальше самого переживания и погрузиться в теологию или метафизику. Даже сказать «потустороннее» – это уже больше, чем следует.
6. Безличный характер. Вероятно, самым замечательным аспектом этого переживания в дзене является то, что в нем совершенно отсутствует личный оттенок в противоположность мистическим переживаниям христиан.
7. Чувство экзальтации. То, что это чувство неизбежно сопровождает сатори, вызвано тем обстоятельством, что оно представляет собой устранение ограничений индивидуального существования. Такое устранение весьма положительно, имеет огромную важность, потому что означает безграничное расширение индивидуальности.
8. Мгновенность. Сатори наступает внезапно и длится недолго. Фактически, если оно не внезапно и не кратковременно, то это и не сатори. Такое внезапное переживание сатори в один миг открывает перед человеком совершенно другие перспективы, и все существование оценивается с другой точки зрения[18].
У англичан есть поговорка: «Быстрый, как мысль». Мысль (нэн) представляет собой мгновение, то есть время, сведенное к абсолютной точке, не имеющей никакой протяженности. Ученые-буддисты часто определяют одну мысль («итинэн») как точку времени, не имеющую ни прошедшего, ни будущего, другими словами, итинэн начинается там, где вечность выливается во время, и когда происходит это мимолетное событие, его называют сатори.
Сатори – это не прекращение работы сознания, как некоторые иногда по ошибке полагают. Эта ошибка объясняется тем, что самадхи, которая считается предварительной стадией сатори, путают с прекращением умственной деятельности, то есть психологическим состоянием абстрактной пустоты, или иначе смертью. Вечность также имеет аспект смерти до тех пор, пока она остается в себе, то есть пока она остается абстракцией, подобно другим обобщенным понятиям. Для того чтобы обрести жизнь, вечность должна «снизойти до времени». Вечность пассивна без времени точно так же, как время само по себе не существует. Понятие времени действительно только в рамках нашего относительного существования. Каждый момент жизни отмечает ступень вечности. Поэтому, чтобы постичь вечность, сознание должно пробудиться в тот самый момент, когда оно ставит ногу на ступень времени. Этот момент представляет собой то, что называют «абсолютным настоящим» или «вечным теперь». Это абсолютная точка времени, где нет ни прошлого позади, ни будущего впереди. Сатори находится в этой точке[19].
Для обычного человека реальность – это «сегодня», и она может быть постигнута в непосредственном переживании – знании. В буддизме принято различать две формы знания: первая – праджня, а вторая – виджняна. Праджня есть всезнание (сарваджня), или трансцендентальное знание, то есть недифференцированное знание. Виджняна – это наше относительное знание, в котором различаются субъект и объект. В него включается как знание конкретных вещей, так и знание абстрактное и универсальное. Праджня лежит в основе всякой виджняны, но виджняна не осознает праджни и всегда довольствуется только собой, считая, что этого достаточно, что нет никакой нужды! в праджне. Но духовное удовлетворение мы черпаем не из виджняны – относительного знания. Сколько бы мы ни накопили виджняны, мы в ней никогда не найдем мирного убежища, так как мы чувствуем в глубине души, что нам все равно чего-то не хватает, чего наука и философия не могут дать.
Япония – во многих отношениях страна уникальная и удивительная. Врожденная вежливость, более искренняя и менее церемонная, нежели в Китае, – и рядом с ней острый меч самурая, смелость, отвага и готовность к самопожертвованию которого могут быть поставлены рядом лишь со слепым фанатизмом воинов ислама. Редкое трудолюбие в сочетании с обостренным чувством чести и глубокой, до смерти, преданности повелителю (императору, Учителю). Умение отрешиться от суеты повседневности и найти душевный покой в созерцании спокойной и величественной природы, в миниатюре представленной в маленьком, глухо огороженном дворике с камнями, мхом, ручейком и карликовыми соснами, является национальной особенностью японской культуры, существенное влияние на формирование которой оказали буддийские нормы.
Дзен-буддизм с его принципами и нормами во многом ассимилировался в воинском искусстве и определил кодекс самурайской чести, «путь воина» (бусидо). Один из патриархов дзен даже утверждал, что самурай может достичь просветления быстрее монаха, а воинское искусство самураев – более прямой и быстрый путь к совершенству, чем традиционная практика медитации.
Мужество и верность, обостренное чувство достоинства и чести, культ самоубийства во имя чести и долга (не только мальчики в школах, но и девочки из самурайских семей специально обучались этому искусству: мальчики – делать харакири, девочки – закалываться кинжалом), философия фатализма в сочетании с фанатичной преданностью патрону, а также уверенность в том, что славное имя доблестно павшего будет светиться и почитаться поколениями в веках, – все это, вместе взятое, вошедшее в понятие «бусидо» и оказавшее огромное влияние на японский национальный характер, во многом было воспитано именно японским дзен-буддизмом.
Фанатизм и готовность к самопожертвованию, воспитывавшиеся в самураях дзен-буддизмом, отличались от фанатизма воинов ислама, которые шли на смерть в большей степени во имя веры, ожидая вознаграждения на том свете. Не о загробном блаженстве и посмертной жизни, а о достойной смерти и высоком месте в памяти живых мечтали шедшие на смерть самураи. Это отношение к смерти как к естественному концу, как к закономерной судьбе каждого, к нормальной смене одного состояния другим в немалой степени было стимулировано буддизмом, в том числе дзен-буддизмом.
Эстетика дзен в Японии заметна во всем. Она и в принципах самурайских состязаний по фехтованию, и в технике дзюдо, и в изысканной чайной церемонии (тяною). Эта церемония представляет собой как бы высший символ эстетического воспитания, особенно для девушек из зажиточных домов. Умение в уединенном садике в специально для этого сооруженной миниатюрной беседке принять гостей, удобно усадить их (по-японски – на циновке с поджатыми под себя разутыми ногами), по всем правилам искусства приготовить ароматный зеленый или цветочный чай, взбить его специальным веничком, разлить по крохотным чашечкам, с изящным поклоном подать – все это является итогом чуть ли не университетского по своей емкости и длительности обучения (с раннего детства) курса японской дзенской вежливости.
Вообще вежливость – одна из характерных черт японцев. Едва ли ее можно отнести только на счет дзенской самокультивации, хотя сдержанность и достоинство, изящество вежливости японцев наталкивают на мысль о том, что и здесь дзенская эстетика оказала свое воздействие. Удивительно, но даже в рамках бусидо беспощадный меч всегда уживался рядом с красотой, изысканностью и любовью. Любовь – хотя и не рыцарская, наподобие средневековой европейской, но в чем-то все-таки близкая ей, играла в жизни японского народа немалую роль. Это не конфуцианско-китайская любовь к старшему, к мудрецу, к родителям. Это и не близкая к чувственному наслаждению и сексуальной технике любовь-кама индийцев. Это любовь возвышенная, готовая к самопожертвованию, порой сводящая к себе чуть ли не весь смысл жизни. Японская история изобилует примерами двойного самоубийства любящих, не имевших возможности соединиться. И хотя эти трагедии не породили в японской литературе произведений, равных по силе и социальной значимости шекспировской повести о Ромео и Джульетте, авторитетные специалисты, в том числе и японцы (как, например, X. Накамура), полагают, что любовь в японской жизни и в японской поэзии обладает редкой для Востока силой и значимостью, равноправием чувства и позиций обеих сторон и что в этом, возможно, одна из причин, облегчивших японцам восприятие многих сторон западной культуры[20].
В XX веке религиозно-философское учение дзен получило известность в странах Запада, в частности благодаря популяризаторской деятельности Д.Т. Судзуки (1870–1966), принадлежащего к школе Риндзай.
В настоящее время популярность учения дзен за пределами Японии растет, при этом и само учение трансформируется и адаптируется последователями к западным реалиям.
В современной литературе встречаются различные трактовки дзена. Согласно наиболее популярному пониманию, дзен означает все делать совершенно: совершенно заблуждаться, совершенно проигрывать, совершенно сомневаться, совершенно страдать из-за боли в животе и т. п. Что значит «СОВЕРШЕННО» и чем это отличается от «совершенно»?
Р. Х. Блис отмечает, что «СОВЕРШЕННО» состоит в воле, а «совершенно» – в действии. «Совершенно» значит, что действие гармонично на всех его этапах и полностью достигает ожидаемого эффекта. «СОВЕРШЕННО» значит, что ни один момент активности не содержит эгоизма или, точнее, что наше эго сотрудничает с силой притяжения и отталкивания эгоизма природы внутри и вовне нас.
Однажды Чинсо угощал монаха, лично подавая ему рис. Монах протянул руку, чтобы взять еду, а Чинсо отдернул свою. Монах не отреагировал. «Я так и думал», – сказал Чинсо.
Если нам что-то дают, мы говорим «спасибо». Если нам в чем-то отказывают, мы говорим «спасибо». Если нас зовут – мы отвечаем; если нас не зовут – мы отвечаем. Если мы поднимаем камень – он тяжелый, если мы его не поднимаем – он тоже тяжелый.
Согласно учению дзен, все во Вселенной взаимосвязано и является частью целого бытия. Наша боль – это не только наша собственная боль, это и боль Вселенной. «Радость» Вселенной – это наша радость. В этих словах скрыта Истина, свидетелем которой был каждый из нас, если был внимателен к себе и к собственному опыту. Особое чувствование заложено в каждом человеке, и он может научиться прислушиваться к нему и развивать его. В трудные минуты мать может чувствовать своего ребенка, находящегося и на другом континенте. Согласно дзену, в особых условиях даже взмах крыльев бабочки может вызвать ураган. Все взаимосвязано. Но один факт может быть более сильным, чем другой.
Можно долго говорить о воде, но уста от этого не увлажнятся. Можно полностью объяснить природу огня, но тело при этом не согреется. Можно детально описать пищу, но это не утолит голода. Не прикасаясь к подлинной воде и подлинному огню, человек не познает этих вещей. Поэтому и объяснение, основанное на знании из книг или словах, услышанных от других людей, не углубит этого понимания.
Один человек посещал храм и спросил у настоятеля храма:
– Что такое дзен?
Настоятель приложил палец к губам и прошептал:
– Мы не разговариваем в комнате для медитации.
Когда он проследовал за настоятелем в библиотеку, то попытался снова задать настоятелю тот же вопрос. Но настоятель приложил палец к губам и сказал:
– Здесь мы читаем книги в тишине.
Когда они пришли на кухню, настоятель даже не дал возможности посетителю задать свой вопрос и сказал:
– Мы готовим здесь молча и едим без разговоров.
Когда настоятель открывал посетителю дверь на выход и пожимал ему руку, тот, задыхаясь, спросил:
– Так что же такое дзен?!
Дзенские притчи несут в себе заряд уверенности и независимости, силы и утонченного японского юмора.
Христианство – одна из трех мировых религий наряду с буддизмом и исламом. Она возникла в I веке н. э. Это был период духовного кризиса, охватившего все Средиземноморье. Время требовало религии объединяющей, мировой, способной повести человечество. Этой религией стало христианство, в котором не было разделений – ни национальных, ни государственных, ни родовых, поэтому оно стало религией межнациональной.
Христианство, как и ислам, наследует созревшую в иудаизме идею единого бога, обладателя абсолютных благости, знания и могущества, имеющего свою причину в себе самом и являющегося создателем Мира. При этом в христианстве Бог является триединым, соединяющим в себе три лица: Бога Отца (творческого начала), Бога Сына (воплощения деятельной любви) и Святого Духа (их вездесущности, разлитости во всем мире).
Христианство связано с именем Иисуса Христа («Христос» от греч. – «помазанник», «мессия»), рождение которого, как гласит предание, было предсказано пророками и от рождения которого позже начала исчисляться наша эра. По преданию, мать Иисуса Дева Мария получила ангельское видение, что она чудесным образом зачнет во чреве от Святого Духа и родит сына, который будет наречен Сыном Всевышнего. Рождение Иисуса было ознаменовано, как и предсказывалось, рождением на небе новой звезды[21].
Ниже приведено краткое описание жизненного Пути Иисуса в изложении В.у. Аткинсона (текст изменен). Оно не претендует на исключительную точность и в этой книге приводится лишь для улучшения понимания христианских притч. Для получения более достоверных данных (если таковые вообще имеются в настоящее время) обращайтесь к библейским первоисточникам.
…Иисус уже с ранних лет показал особое дарование в постижении не только текста, но и духа различных иудейских писаний и во многом превзошел своих товарищей по учению. Рассказывают, что Он рано стал проявлять нетерпение при угрюмом изложении иудейских учителей, стремясь подлинно разобраться в тексте, чтобы постичь дух, его оживляющий. Этим Он часто навлекал на себя выговоры со стороны учителей, которые в своем усердии передать точные слова учения пренебрегали его духом.
В молодости Иисус долго путешествовал по Индии, Персии и Египту, а вернувшись на родину, провел по крайней мере год среди различных лож и обителей братства ессеев. За время отдыха и учения в их обителях внимание Иисуса было привлечено к труду Иоанна Крестителя, в котором Он увидел ключ, отворяющий Ему путь для Его предстоящего великого труда.
Иисус сообщил отцам-ессеям о намерении впоследствии отправиться к месту служения Иоанна, и отцы оповестили об этом Иоанна. Говорят, что тот не знал, кто придет; ему сообщили только, что со временем к нему присоединится великий Учитель из дальних стран, и Иоанну было велено подготовить народ к Его пришествию. Иоанн исполнил волю отцов ессейских братств. Он проповедовал покаяние, правдивость, обряд крещения и главным образом приход Учителя. Он говорил народу: «Покайтесь, ибо приблизилось Царство Небесное». «Кайтесь, ибо вскоре придет Учитель!» – повторял он, возвышая голос. А когда народ окружал его и спрашивал, не есть ли он, Иоанн, сам Учитель, он отвечал: «Нет, я не тот, кого вы ищете. Идущий за мною сильнее меня; я недостоин развязать ремень обуви Его. Я крещу вас водою, а Он будет крестить вас огнем и Духом Святым!» Иоанн был истым мистиком, он весь ушел в труд, к которому был призван, и гордился быть предшественником Учителя, о приходе которого его оповестило братство.
Однажды перед Иоанном предстал молодой человек с благородной, спокойной осанкой и, взглянув на него выразительным взором, попросил окрестить Его.
По преданию, во время крещения Иисуса произошло странное событие, будто голубь спустился с неба и сел Ему на голову и послышался тихий голос: «Сей есть Сын Мой возлюбленный, в Котором Мое благоволение». И тогда чужестранец, очевидно смущенный странным явлением свыше, отошел от толпы и направился в пустыню.
Иисус почувствовал, что наступил важный период Его жизненного труда. Он покинул восторженные толпы приверженцев Иоанна и отправился искать уединения в заброшенных местностях пустыни, чувствуя, что там Он предстанет лицом к лицу перед собственной душой и получит, наконец, ответ на вопрос «кто Я?».
В самых отдаленных расщелинах в центре пустыни Иисус много дней боролся духовно Сам с Собой (Бог Отец и Бог Сын), без всякой пищи и без крова. И борьба эта была достойна столь великой души. Сначала Ему пришлось одолеть телесные потребности. По преданию, когда физическая борьба Иисуса достигла наивысшей точки, Его инстинктивный разум, руководящий физическими действиями, требовал хлеба. Он искушал Его сознанием того, что Он, в силу Своей Божественной природы, может превратить даже камни в хлеб. Разум требовал сотворения этого чуда для удовлетворения собственных потребностей. Но Иисус не поддавался искушению, хотя уже знал, что может сделать это. Чудотворный дар, при помощи которого Он впоследствии превратил воду в вино и накормил массы народа в пустыне хлебом и рыбой, мог тогда принести Ему пользу для личного насыщения.
Здесь следует отдельно отметить, что использование Божественных способностей для удовлетворения собственных потребностей осуждалось, и Иисус не прибег к подобному даже перед распятием.
Иисус выдержал пост и получил ответ из души Своей в образе видений будущего. Он избрал Свой путь и знал все, что Ему предстоит…
Иисус покинул пустыню и возвратился к Иоанну и его последователям. Во временном отдыхе и подкреплениях едой и питьем Он набирал энергию и силы для Своего великого труда. Приверженцы Иоанна собрались вокруг Иисуса, считая Его Спасителем, пришедшим, чтобы вести их к победе. Но Он разочаровал их своим спокойствием, своей простотой и отрицанием всяких царских прав. «Что вам от Меня надо?» – спрашивал Он, и многие отходили в смущении и примыкали к толпе. Но несколько смиренных душ осталось при Нем, к ним примкнули еще некоторые, и так образовалась маленькая группа верных учеников, первых последователей Христа.
Впоследствии Иисус путешествовал по всей стране, основывая всюду небольшие кружки учеников и центры деятельности. В городах, деревнях и хижинах Он оставлял небольшие группы учеников, поддерживавших пламя Истины и воспламенявших тех, кого привлекал свет. Он всегда трудился среди самых бедных и униженных, считая, что Ему следовало начать свой труд с самых низких общественных ступеней. Но вскоре на Его собрания стали приходить люди более избранного класса. Они приходили просто из любопытства, для увеселения, но часто поддавались впечатлению и оставались для молитвы. Дрожжи хорошо смешались в тесте еврейского общества, и их действие начинало сказываться.
Однажды во время пасхальных праздников Иисус увидел, как безжалостно убивали ягнят, как жертвенная кровь текла по алтарям, по каменным полам во дворах. Он видел бессмысленное лицемерие церковных обрядов, казавшихся Ему еще более презренными. Он знал, что и сам будет убит, как эти жертвуемые ягнята, и в Его уме возникло сравнение – представление Себя в образе ягненка, жертвуемого на Алтарь Человечества.
Узнав о смерти Иоанна, Иисус вновь удалился в пустыню. Его горе сочеталось с убеждением, что Ему предстоит соединить труд Иоанна с собственным служением. Иисус уединился в пустыню, чтобы обдумать дальнейшие действия и подробности предстоящего Ему труда.
По возвращении из пустыни Иисус выступил перед народом, представ как пылкий проповедник и страстный народный оратор. С тех пор Он не ограничивался небольшим кружком слушателей, а выступал перед толпами народа. Иисус странствовал, проповедовал, показывал чудеса, исцеляя людей и помогая, но эта миссия имела конец, о котором он знал.
В ночь по пришествии в Иерусалим Иисус беседовал со своими двенадцатью учениками. Он сказал им, что кончина Его близка, что Ему придется умереть, а им еще предстоит продолжить Путь, стать странниками на Земле, подвергаясь преследованиям ради Него и во имя Его.
На следующий день в Вифании Иисус уединился от учеников и день провел в умственном созерцании, очевидно, набирая силы для приближавшегося испытания. Так же Он провел и часть следующего дня, а при наступлении вечера собрал всех двенадцать учеников на пасхальный ужин, составлявший один из пасхальных обрядов. Иисус удивил всех Своим требованием омыть ноги. Этот неожиданный для учеников обряд исполнялся Иерофантами по отношению к собратьям перед отправкой их с особенно важным поручением. Затем Он велел ученикам омыть ноги друг другу в знак признания великой миссии каждого.
В этот день Иисус, предчувствуя события следующего дня, озабоченно воскликнул: «Один из вас, Моих избранников, предаст Меня!» Огорченные ученики спрашивали Его по очереди: «Не я ли, Господи?» Иисус каждый раз качал головой. Но Иуда Искариот не спросил, а в смущении протянул руку и взял кусок хлеба с тарелки Учителя. Тогда Иисус взял кусочек хлеба и, помочив его в Своей тарелке, передал Иуде, проговорив спокойно: «Иуда, делай свое дело, не теряя времени». Иуда смутился и украдкой удалился от стола. Тогда начался достопримечательный разговор последнего ужина, о котором сказано в Евангелии. Вскоре после этого все ушли из комнаты. Под сенью деревьев, в саду Гефсимании, уединившись от учеников Своих, Иисус предался молитве и размышлению. Он громко взывал к Отцу, моля дать Ему силы для конечного испытания. Борясь с сомнением и страхом, победив плотские стремления и побуждения, Он воскликнул: «Отец, да будет воля Твоя», – и этими словами Он навсегда отказался от Своего права остановить ход наступающих событий. Слагая с Себя свою могущественную силу обороны, Он, подобно пасхальному ягненку, «лег на жертвенный алтарь».
Позже, выйдя из сада, в котором Иисус сотворил величайшее чудо, чудо Самоотречения, Он приблизился к ученикам со словами: «Вот приблизился час – предатель пришел сделать свое дело».
Послышались бряцание оружия и тяжелые шаги, и появилась военная стража и духовенство, а перед ними шел Иуда Искариот. Он продвигался, будто в столбняке, и, подойдя к Иисусу, поцеловал Его со словами: «Радуйся, Равви!» Иисус воскликнул: «Иуда! Целованием ли предаешь Сына Человеческого?» Казалось, что в эту минуту горе Учителя достигло крайних пределов. Стража окружила Его.
Иисус не сопротивлялся. Когда они подходили, Он спросил: «Кого вы ищете?» Начальник ответил: «Мы ищем того, которого люди называют Иисусом Назарянином». Учитель сказал: «Я тот, которого вы ищете».
Ученики попытались воспротивиться аресту Учителя, но Иисус приказал ученикам не сопротивляться. Он сказал, что, если бы Он пожелал, все небесные легионы спустились бы в Его защиту. После этого Он попросил начальника увести Его.
Петр пожелал следовать за ним, но Иисус сказал ему: «Нет необходимости следовать за мной, потому что ты откажешься от меня. До того как прокричит петух и встанет солнце, ты откажешься от меня трижды». Так и случилось. Все ученики сбежали, но Петр последовал за ним. Однако, когда арестовавшие Иисуса люди заподозрили, что среди них был чужак, они спросили его: «Кто ты? Не ученик ли ты Иисуса?»
Он ответил: «Нет, я не знаю этого человека». А Иисус оглянулся и сказал: «Утро еще не наступило». Подобное случилось и во второй, и в третий раз. Иисус улыбнулся и, глядя на толпу, сказал: «Петух еще не пропел».
Трудно идти за Учителем, когда он идет к смерти. И так же всякая смиренная душа остается одинока в минуту высочайшей борьбы – одна со своим Создателем.
Иисуса повели в город; направились ко дворцу иудейского первосвященника, где в ожидании тайно собрался Синедрион. Иисус предстал перед судом связанный, подобно простому преступнику. Он, который одним усилием воли мог бы уничтожить весь дворец и всех его обитателей!
Иисус был обвинен духовенством в попытке возбудить восстание и провозгласить себя Царем Иудейским, и его приговорили к смерти. Ему привязали крест на спину и заставили нести его. Сделав несколько шагов, Иисус упал, так как не был в состоянии нести тяжелый крест, но Он поднялся и с большим трудом донес свой крест до места распятия. Там Иисус отказался от напитка, который полагался распинаемым, чтобы облегчить их страдания. Он был пригвожден к кресту и умирал длительной и мучительной смертью. Когда поднимали крест, Иисус громко воскликнул: «Отец, прости им: ибо не знают они, что делают!» Оскорбляемый воинами и народом, Он висел и переносил ужаснейшие муки распятия. Один из преступников злословил и говорил: «Если Ты Христос, спаси Себя и нас». А народ спрашивал, почему Он, спасавший других, не мог спасти Себя. Но Иисус, который мог призвать силы для сотворения требуемого чуда, не отвечал и молча ожидал конца.
Толпа ждала чуда, но чуда не случилось, и в конце концов все разошлись по домам разочарованные. Ученики тоже ждали, затерявшись в толпе, потому что они тоже сомневались. Они уважали Учителя и имели веру в него, но не в такой степени, чтобы последовать за ним на смерть. Ученики прятались в толпе. Они не раскрывали себя, потому что боялись. Если бы они раскрыли себя, то также были бы убиты или как минимум побиты. Они боялись и тоже ждали чуда. Возможно, они думали, что если Учитель будет иметь успех, если Бог или ангелы спустятся с небес и спасут Иисуса и Он обнаружит ту славу, о которой Он всегда говорил, то они смогут раскрыть себя. Тогда они закричат: «Мы его ученики!» Они ждали, прячась в толпе. Но чуда не случилось. Это было их последним уроком…[22]
По евангельскому изложению, у могилы Иисуса была поставлена стража, чтобы тело не могло быть украдено с целью объявления, что Иисус воскрес, так как ходили слухи о предстоящем воскресении Иисуса.
Во время поднявшейся после смерти Иисуса бури солнце померкло, в воздухе чувствовалось смятение. Но после ветер стих, и наступила странная тишина. Раздался подземный гул, и произошло землетрясение. Затряслись самые основы Иерусалима, разлетелись могильные камни, обнаружив тела мертвых… Великая тьма спустилась на Иерусалим.
По преданию, первой, увидавшей воскресшего Христа, была Мария Магдалина. Она плакала у пустой могилы и вдруг увидала приближавшийся к ней образ, довольно неясный и ей чуждый, так что сначала она не узнала Его. Затем голос назвал ее по имени, и, взглянув кверху, она заметила, что образ стал более ясным и знакомым, и признала в нем черты своего Иисуса.
В течение сорока последующих дней Иисус являлся немногим избранным. Он сказал им: «Вы были свидетелями величайшего события, которое когда-либо случалось, – воскресения. Теперь идите и распространяйте эту благую весть тем, кому недостаточно повезло, чтобы быть здесь».
«…Иисус достойно прошел свой Путь до конца. Даже своей смертью он старался внести в жизнь людей запредельное. Он пытался сделать невозможное, и он потерпел «неудачу». Его неудача прекрасна. Он потерпел неудачу на пути истины, а лучше потерпеть неудачу на пути истины, чем иметь успех на пути лжи. Неудача и успех ничего не значат. Усилие и намерение значат все»[23].
Ученики разошлись по всей Земле. Они были авторитетным источником, потому что видели то, чего до них не видел никто. В их глазах можно было увидеть отражение возвращения Иисуса после смерти. В каждом их жесте чувствовались сила и присутствие Бога. Они создали великое движение, которое, начавшись в Иерусалиме, распространилось по всей Земле.
Наша эра недаром ведет свой отсчет от рождения Христа. Все последующие 2000 лет – это новая история человечества, которую с полным правом можно назвать христианской, и не только потому, что количество христиан (верующих или просто причисляющих себя к таковым) на Земле самое большое, но и потому, что мир изменился, христианство принесло человеку новые представления о себе самом и об окружающем мире, об истоках и целях своего бытия[24].
Легендарные предания о Божественном Спасителе были собраны и детально изложены в четырех Евангелиях (от Марка, Матфея, Луки и Иоанна), составляющих основу христианского Нового Завета. В различные времена возникал вопрос о подлинности (об авторах и времени написания) Евангелий. Действительно, Евангелия очень похожи друг на друга и материалом (часто дословное совпадение), и стилем – очень простым. В настоящее время многие исследователи сходятся во мнении, что отдельные части Евангелия действительно принадлежат Матфею, Марку, Луке и апостолу Иоанну, имена которых стоят в заголовках. По наиболее распространенному убеждению, автор самого древнего из Евангелий был Марк, затем Матфей, Лука и самым поздним – Иоанн.
Близкое сходство Евангелий между собой, иногда вплоть до буквального совпадения, дает ключ к вопросу об их происхождении. У древних писателей мы имеем прямые указания на существование сборника изречений Христа, равно как и на множество других Евангелий, кроме принятых Церковью и частью дошедших до нас, а частью утраченных. Таким образом, критика нашего времени признает за Евангелиями значение реальных исторических источников[25].
Важная особенность христианства заключается в том, что Иисус Христос не есть полубог, то есть промежуточное существо ниже Бога и выше человека, а совмещает в себе всю полноту как Божественной, так и человеческой природы. Этим христианство принципиально отличается от других мировых религий, в которых основатель являлся не кем иным, как проповедником учения, Учителем, представителем и провозвестником Бога, возвещающим путь спасения. Основатель в других религиях всегда находится на втором плане по отношению к возвещаемому им учению. При этом основанная им религия не пострадала бы, если бы ее возвестил другой Учитель или пророк. Например, буддизм спокойно мог бы существовать, если бы было доказано, что Будды никогда не было, а был другой его основатель. Ислам спокойно мог бы существовать, если бы вместо Мухаммеда оказался кто-то другой.
Для христианства Иисус Христос имеет исключительное значение. Крестная жертва богочеловека Иисуса Христа за других людей – главное отличие христианства от других религий. Можно понять, почему весь огонь отрицательной критики в разные времена был направлен на упразднение Христа как реально существовавшей личности[26].
Священное Писание христианства – Библия, которая включает Ветхий и Новый Заветы. В основе комплекса заповедей Ветхого Завета лежат заповеди, данные Богом Моисею на горе Синай. Эти десять синайских заповедей стали основой христианских ценностей: не убий; не укради; не прелюбодействуй; почитай отца своего и мать свою; не произноси ложного свидетельства на ближнего твоего; не желай дома ближнего твоего; не желай жены ближнего твоего, ни поля его, ни раба его, ни вола его, ни осла его, ничего, что у ближнего твоего и др.
Иисус Христос придал заповедям существенно иной, более глубокий смысл. Новый Завет содержит девять заповедей блаженства, данных Иисусом в Нагорной проповеди. Они существенно отличаются от предостерегающих, сдерживающих синайских заповедей. Заповеди блаженства являются не сдерживающими, а скорее поддерживающими, направляющими.
«Блаженны нищие духом, ибо их есть Царство Небесное». Не те нищие духом, которые отреклись от мира и терпят только внешнюю нищету, но те, которые оставили всякое зло и непрестанно алчут и жаждут памятования о Боге.
Этими словами Иисус указывал на Сокровенное Учение, что тот, кто откажется от тщетной славы и мелкого честолюбия сего мира, окажется на пути Самосознания, сознания Внутреннего, сознания Духа. В этом смысл распятия: распинается «я». Когда распинается человек Иисус, рождается бог Христос. В этом смысл воскресения. Иисус говорил: «Последний из вас станет первым в Царствии Небесном».
«Блаженны плачущие, ибо они утешатся». Этими словами Иисус указывал на тщетность всего материального, которого многие так усиленно добиваются. В конце концов, утешение получат «в покое, превышающем всякое постижение», лишь те, кто сознает Царство Небесное в себе самом.
«Блаженны кроткие, ибо они наследуют землю». Кротость есть величайшая из добродетелей и потому причислена к блаженствам. Этими словами Иисус объяснял, что те, которые достигли послушания Внутреннего Духа, станут Властелинами земного.
«Блаженны алчущие и жаждущие правды, ибо они насытятся». Слово «правда» означает всякий вид добродетели, так что равно достоин ублажения алчущий и благоразумия, и мужества, и целомудрия или чего-либо другого, что только заключается в том же понятии добродетели. Ибо невозможно одному какому-либо виду добродетели, в отдельности от прочих, самому по себе быть совершенной добродетелью. Те, кто искал Царство Божие (внутри себя), найдут его, и их духовные голод и жажда будут удовлетворены.
«Блаженны милостивые, ибо они помилованы будут». Милостивый весьма блажен, потому что плод милости делается собственным достоянием милующего… Ибо одинаково доброе дело есть то и другое, и себя самого миловать, и сострадать беде ближнего. Также эти слова учат терпению, милосердию и терпимости.
«Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят». Надо со всей осторожностью охранять свое сердце и чувства, потому что в этой жизни мы ведем великую брань, и враг наш неистов. С мужеством исправляй то, что требует исправления. Непорочность собственного сердца и признание Внутреннего Бога ведет к познаванию Бога во всем. «Кто познал Бога в себе, познает Его во всем», – сказал древний персидский писатель.
«Блаженны миротворцы, ибо они будут наречены сынами Божьими». Ничто так не свойственно христианину, как быть миротворцем; за это и Господь обещал нам Свою величайшую награду. Если ты предотвратил бедствие войны, одним даром для тебя служит награда, другим – сам подвиг, потому что, если бы за это и не ожидалось воздаяния, мир сам по себе, для имеющих ум, дороже всякой о нем заботы.
«Блаженны изгнанные за правду, ибо их есть Царство Небесное». Блаженно быть гонимым ради Господа потому, что изгнание злом делается причиной пребывания в добре. Отчуждение от лукавого служит поводом к сближению с добром.
«Блаженны вы, когда будут поносить вас и гнать и всячески неправедно злословить за Меня. Радуйтесь и веселитесь; ибо велика ваша награда на Небесах: так гнали и пророков, бывших прежде вас». Этими словами Иисус старался утешить и обнадежить тех, которым предстояло быть призванными к распространению наставлений в последующие столетия.
Христианство отличается особым общинным, социальным характером. Заповеди содержат в себе не только пути к внутреннему совершенству, но и социальные нормы, призванные сделать мир более совершенным. Они проповедуют заботу не только о своей душе, но и о душах близких людей.
Важная идея христианства заключается в том, что Бог есть любовь. В других религиях представление о Боге в большей степени проявляется как о праведном, милостивом, справедливом и заботливом судье. Христианство утверждает нечто особенное: что Бог есть любовь. Эта мысль присуща всему Преданию христианской церкви.
Другая важная идея христианства – идея греха и спасения человека. Принятие себя как подобия Божественного, сохранение этого Божественного в себе, сохранение души и достижение Царства Божьего (возвращения домой) – вот главная цель христианина. Для этого человеку необходимо осознать грешность жизни, принять свой путь и следовать по нему с соблюдением Божественных законов.
Чтобы встать на путь христианина, необходимо принять крещение. Но дальнейшее следование по этому пути есть процесс, длящийся всю жизнь. Путь христианина выходит за рамки его жизни.
Важным понятием в христианстве является «прощение». «Если вы попросите прощения из своего самого глубокого ядра, то вы будете прощены». Христианство уникально в этом смысле. Никакая другая религия – особенно индийские религии – не говорит о покаянии и прощении.
«… Иисус говорил: «Приходи, следуй за мною». Этим он говорил: отбросьте ложь своей жизни, отбросьте ваши иллюзии относительно власти, престижа, денег, отбросьте алчность и ревность. Отбросьте эти иллюзии вашей жизни; приходите, следуйте за мной. Следуйте за Истиной. Истина освобождает. Но в самом начале она бывает болезненной. И вместо того, чтобы изменить самих себя, люди убили Иисуса. Так устроен мир. Иисус должен был разрушить их иллюзии.
Иисус дал доказательство того, что смерть – это не конец всему. Зачем нужно было это доказательство? Потому что если душа бессмертна, то вся человеческая жизнь преобразуется. Если бы этой жизнью все и ограничивалось (все начиналось с рождения и заканчивалось смертью), тогда не имело бы значения, что человек делает, ведь каждый когда-то умрет, будь он грешник или святой. Прах в прах – ничего не остается, поэтому какая разница между добродетелью и грехом? Но если душа остается, если ничто не умирает, тогда имеется огромная разница между добродетелью и грехом. Потому что, что бы ты ни сделал, тебе с этим жить. Ну а если «жить» с этим вечно? Тут уж действительно придется лучше выбирать, как поступать.
Притчи и истории в христианстве часто употребляются для изложения поучительных истин. Они содержатся в Евангелии от Матфея, Марка и Луки. Согласно Евангелиям, Христос часто использовал различные истории, придавая им духовный смысл и переводя вечные истины на язык человеческих понятий и интересов. Кто из нас не обращался с просьбой к матери или бабушке рассказать что-нибудь интересное? Эту жажду слышать интересное Христос использовал для служения высшим духовным целям. Известно, что яркий пример запоминается легче, чем проповедь. Даже когда контуры мысли проповеди уже изгладятся из памяти слушателей, то иллюстрации, использованные в проповеди, останутся. Иллюстрация проникает туда, куда хорошо аргументированное учение не находит дороги[27].
«…Вышел сеятель сеять; и когда он сеял, иное упало при дороге, и налетели птицы и поклевали то;
иное упало на места каменистые, где не много было земли, и скоро взошло, потому что земля была неглубока; когда же взошло солнце, увяло и, как не имело корня, засохло;
иное упало в терние, и выросло терние и заглушило его;
иное упало на добрую землю и принесло плод: одно во сто крат, а другое в шестьдесят, иное же в тридцать. Кто имеет уши слышать, да услышит!»[28]
История христианства включает более двух тысяч лет, на протяжении которых появлялось множество различных притч. Так, жертвенность Христа ради людей, его безмерная любовь и забота о человеке отражены в притче «Следы на песке».
Как-то раз одному человеку приснился сон. Ему снилось, будто он идет песчаным берегом, а рядом с ним – Господь. На небе мелькали картины из его жизни, и после каждой из них он замечал на песке две цепочки следов: одну – от его ног, другую – от ног Господа.
Когда перед ним промелькнула последняя картина из его жизни, он оглянулся на следы на песке. И увидел, что часто вдоль его жизненного пути тянулась лишь одна цепочка следов. Заметил он также, что это были самые тяжелые и несчастные времена в его жизни.
Он сильно опечалился и спросил Господа:
– Господь мой, ты говорил, не оставишь людей, следующих путем Твоим. Но я заметил, что в самые трудные времена моей жизни лишь одна цепочка следов тянулась по песку. Почему же Ты покидал меня, когда я больше всего нуждался в Тебе?
– Мое милое, милое дитя, – ответил Господь. – Я люблю тебя и никогда тебя не покидал. Действительно, когда были в твоей жизни горе и испытания, лишь одна цепочка следов тянулась по дороге. Потому что в те времена Я нес тебя на руках.
Иисус исполнил свое предназначение на земле. Он с трудом нес свой крест, но прошел свой Путь до конца. В основу многих христианских притч заложен символизм креста, который каждый человек несет по жизни.
Одному человеку казалось, что он живет очень тяжело. И он пошел к Богу, рассказал о своих несчастьях и попросил у него:
– Можно я выберу себе иной крест?
Посмотрел Бог на человека с улыбкой, завел его в хранилище, где были кресты, и говорит:
– Выбирай.
Человек зашел в хранилище, посмотрел и удивился: каких только здесь нет крестов – и маленькие, и большие, и средние, и тяжелые, и легкие. Долго ходил человек по хранилищу, выискивая самый малый и легкий крест, и, наконец, нашел маленький-маленький, легонький-легонький крестик, подошел к Богу и говорит: «Боже, можно мне взять этот?»
– Можно, – ответил Бог. – Это твой собственный и есть.
Христианские притчи отражают культурно-христианскую традицию. Они несут в себе доброту и любовь к Богу и людям, смирение и принятие себя в сочетании с ответственностью за собственную жизнь.
Суфизм (тасаввуф –
В арабском языке слово «суфи» буквально означает «носящий шерстяные одежды» (от «суф» – «шерсть», «грубая шерстяная ткань»). Атрибутом суфия было рубище (хырка) – грубая и прочная одежда (мантия), состоящая, как правило, из лоскутков. Мантия обладала для дервиша[29] большим символическим значением. Вручение своей мантии другому человеку символизировало передачу ему своей неосязаемой благодати или энергии (бараки). Преемственность учителей также осуществлялась наследованием мантии. Если шейх видел в своем ученике проявление святости, считал, что тот достиг совершенства, обрел знание, и желал сделать его своим преемником, то он надевал на него Плащ Святости.
«Суфизм – это «наука» об успокоении того, что должно быть успокоено, и о пробуждении того, что может быть пробуждено; о том, как научиться не думать, будто вы способны успокоить или пробудить, когда это вам не по силам»[30]. Приверженцы суфизма считали (и считают) своей целью духовное и нравственное очищение, интуитивное, непосредственное познание Истины и Бога с помощью Любви и Преданности.
Согласно суфизму, человек скован своими страстями, желаниями и потребностями, вследствие чего его чувства оказываются ущербными, а мысли и восприятие – измененными. В результате вера человека и его понимание Истины очень далеки от реальности. Поэтому для адекватного восприятия реальности и познания Истины прежде всего следует избавиться от болезненных мыслительных процессов и трансформировать страсти в нравственное начало. Учение, разработанное суфийскими мастерами, направлено на уменьшение влияния на человека ограничивающих факторов, делающих большинство людей пленниками своего воспитания, окружения и собственных переживаний.
Суфийский мистицизм – это особый способ приближения к Истине на основе раскрытия дремлющего потенциала интуиции и эмоциональных способностей в процессе особой тренировки и изменения (прохождения Пути) под руководством наставника. Конечная цель подобной тренировки – сбрасывание завесы, скрывающей истинное существование за личным «я» человека. Это духовный Путь – Тарикат, посредством которого суфий приходит к гармонии с Божественной природой.
В противовес официальной религии, во многом проповедовавшей страх перед карающим Богом, мистики-суфисты в большей степени учили своих последователей любви к Богу, к Его Абсолютной, непреходящей Красоте, к постижению Высшей Истины, не требуя ничего взамен. По этому поводу аль-Шибли[31] говорил: «Тот, кто умирает с любовью к материальному миру, умирает лицемером. Тот, кто умирает с любовью к загробному миру, умирает аскетом. Но тот, кто умирает с любовью к Истине, умирает суфием».
Стремясь уйти от мирских дел, отказываясь от имущества и земных привязанностей, усмиряя свои чувства и страсти, суфии как бы противопоставляли себя обычным правоверным и считали необязательными для себя те нормы жизни, обряды и условности, которые были обязательны для последних. Так, вместо пятикратной молитвы суфии обычно исполняли обряд радения (зикр), формы которого изменялись от экстатического транса до глубокого внутреннего сосредоточения, близкого к индо-буддийской медитации. Погруженный в себя, отвлеченный от всего внешнего, мистик учился познавать свои физические и психические способности, регулировать их, достигая состояния покоя или особого типа экзальтации.
Методология суфизма включала в себя использование различных методов достижения таджрид (внешнего отделения) и тафрид (внутреннего уединения). Развитие особых способностей достигалось с помощью отказа от желаний, связанных с этим миром, и отказа от награды и в этом мире, и в мире ином.
Приемы суфизма разнообразны и включают в себя: должное поведение; отказ от земных страстей и эгоистических желаний; специальные физические упражнения и дыхательную гимнастику; предельную целеустремленность и сосредоточенность.
Притчи и легенды активно использовались суфиями для того, чтобы закрепить в уме не верование, а скорее определенный образец, оттиск, помогающий сознанию действовать иным, «новым» образом. Также использовались слуховые, зрительные и иные стимуляторы.
Аль-Мухасиби историками отводится разработка своеобразных техник самонаблюдения и контроля над психическим состоянием. Другого основателя, аль-Бисри, называют создателем науки «о сердцах и помыслах и о человеческих намерениях». Его учению присущ глубокий анализ мельчайших движений души человека, скрытых мотивов его поступков, внимание к личному переживанию и внутреннему осознаванию религиозных истин. В их высказываниях появляются мотивы бескорыстной любви к Богу и стремления сблизиться с Ним. Это становится характерной особенностью суфийской идеологии, придавшей ей отчетливый мистический оттенок.
Большинство суфиев в тот или иной период своей жизни являлись последователями одного из Путей, называемых западными учеными орденами. В определенных местах и под руководством отдельных мастеров возникали школы, деятельность которых должна была способствовать реализации стремления человека к завершенности. Такие школы (например, школа Руми или Дата Гандж Бахша) привлекали очень большое число мусульман.
Ученик, принимавшийся в орден для прохождения определенной подготовки под руководством мастера, первоначально готовился к восприятию новых переживаний, к которым его «неразвитый ум был не способен». Этот процесс, следующий за уничтожением обусловленности и шаблонности мышления, получил название «активизации тонкости восприятия»[32].
Путь мистического самосовершенствования в историческом (мусульманском) суфизме делился на три основных этапа. Первый этап – Шариат – есть начало Пути познания, освоение свода мусульманских религиозных законов. Он не относился к суфизму в узком смысле слова, но вместе с тем был необходим и для суфия для вступления на дальнейший путь.
Второй этап – Тарикат – путь духовного совершенствования, посредством которого суфий приходит к гармонии с Божественной Природой. На этом этапе осваивались различные морально-психологические методы, при помощи которых человек, ищущий самосовершенствования, может быть направлен к цели кратчайшим путем. Это своего рода путеводитель духа, ищущего Бога.
Термин «тарикат» может заменяться почти равнозначным «сулук» («странствие»), а путник на этом пути – «салик» («странник»).
Поскольку вводится образ странствия, то вводится и образ стоянок на Пути. Стоянки эти обозначаются термином «макам». Каждый из макамов представляет собой определенное психическое состояние (психологическую установку), свойственное данному этапу. Количество и характеристика стоянок Пути могут значительно различаться в зависимости от суфийской школы. Основные макамы следующие.
«Тауба» или «тавба» (покаяние) – первая стоянка, представляющая собой решимость порвать с обычным, формальным отношением к шариату и отдаться самосовершенствованию, вернее, поиску Истины. Это акт духовного обращения, имеющий для путника особое значение. Если в шариате (ортодоксальном исламе) «тавба» означает осознание греха, раскаяние и стремление к его неповторению, то в суфийском понимании это понятие углубляется. Изменяется ориентировка человека, наступает полное обращение его помыслов к Богу. Поэтому размышление о своих грехах или о раскаянии было бы для суфия на этом этапе ошибкой, ибо признание реальности своего греха есть признание реальности своей личности, а другой подлинной реальности, кроме Бога, нет.
«Вара» (осмотрительность, благочестие) – путник должен стараться не причинить никому зла. Аль-Шибли говорил, что «вара» разделяется на три вида: 1) предостерегать язык от бессмысленных высказываний и не вмешиваться в чужие разговоры, 2) избегать всяких сомнений и держаться в стороне от подозрительных и запретных намерений, 3) воздерживаться от неблагородных и аморальных поступков. Вара считается последней ступенью для верующих и первой ступенью для суфия.
«Зуфд» (воздержанность, аскетизм) – необходимо воздерживаться от греха, от излишка, от всего, что удаляет от Бога, от всего преходящего. Со временем этот этап расширился до воздержания от всякого желания и всяческого душевного движения.
«Факр» (бедность, нищета) – первоначально это отказ от земных благ, обет нищеты, вытекающий из последовательно проведенного воздержания. Но в дальнейшем «факр» понимается уже не только как материальная бедность, но и как осознание своей нищеты перед Богом.
«Сабр» (терпение) – основная добродетель суфия.
«Таваккул» (упование на Бога) – отречение от собственной воли и покорное приятие всего посланного Богом.
«Рида» (покорность, удовлетворенность) – состояние, определяемое теоретиками как «спокойствие сердца в отношении всего происходящего». К «риде» человек приходит, посвящая себя той высшей задаче, которую он себе поставил, настолько, что окружающая действительность утрачивает всякую реальность для него, и он воспринимает ее как нечто абсолютно неинтересное.
Кроме макамов – устойчивых состояний, достигаемых посредством неустанных стараний путника, существуют кратковременные настроения, своего рода эмоциональные порывы, налетающие на путника во время прохождения им Пути (сравнимые с порывами ветра, насылаемыми на путника Богом). Эти состояния суфии обозначили термином «хал». Хал – это божественная милость, которая посылается свыше и исчезает так же мгновенно, как возникла. Примеры хала в суфизме:
«Курб» (близость) – такое состояние, при котором человек ощущает себя как бы стоящим в непосредственной близости к Богу, ощущает устремленный на него взор Божества;
«Махабба» (любовь) – волна горячей любви к Богу, подателю всех благ;
«Хауф» (страх) – припадок ужаса, сознание греховности и неспособности даже в малейшей мере выполнять свои обязанности перед Богом;
«Раджа» (надежда) – проблеск утешения при мысли о милосердии и всепрощении Бога;
«Шаук» (страсть);
«Унс» (дружба);
«Итма́нина» (душевное спокойствие) – состояние блаженной уверенности в милости Бога;
«Мушахада» (созерцание) – состояние, в котором человек не только ощущает близость Бога, но как бы и видит его;
«Йакин» (уверенность) – высшая степень сознания реальности духовного мира, ничем непоколебимая;
«Бака» (вечность). Ощущение вечности и бессмертия является высшим из состояний, достижимых для путника. Оно возникает при полном «уничтожении» ощущения своего временного, преходящего «я» и погружении в море абсолюта.
Прохождение Тариката требовало специальных знаний; без них человек, пытавшийся достичь высших духовных озарений, мог жестоко поплатиться, утратив здоровье и разум. Поэтому уже в ранние эпохи устанавливался обычай, в соответствии с которым желающий идти путем духовных исканий должен был найти себе духовного наставника (муршида), носившего титул шейха или пира (старец), человека, уже прошедшего Тарикат. Человек, вступающий под водительство шейха, назывался «мюрид» (желающий). Сначала мюрид проходил ряд испытаний, затем проделывал множество аскетических упражнений, постился, бодрствовал по ночам, читал Коран, проводил по сорок дней в медитациях и молитве, находясь в полном одиночестве. Наставник помогал мюриду перестроить мышление и волю.
В стадии Тарикат путник пути познания Истины должен был стараться очистить свою душу и сердце от всех дурных качеств. В его мыслях не должно было быть ничего, кроме познания Истины. Путнику необходимо было соблюдать определенные требования, его поступки должны были быть правильными и соответствовать правилам ступеней Тариката.
Эти поступки и действия сводятся к десяти видам:
1. Путник должен быть убежденным.
2. У путника должен быть осведомленный, знающий наставник, ибо без руководителя, наставника путник не может достичь цели.
3. Быть преданным, покорным учеником и привязанным к своему наставнику. Его воля должна всесторонне подчиняться воле наставника.
4. Быть исполнительным. Все действия и поступки он должен совершать по указанию наставника.
5. Стремиться к отрешению.
6. Быть праведным и благочестивым, честным, честно зарабатывая свой хлеб насущный.
7. Соблюдать умеренность в разговоре и беседе с людьми.
8. Соблюдать умеренность во сне.
9. Соблюдать умеренность в пище.
10. Предпочитать аскетический образ жизни.
Если при наличии знающего наставника путник выполняет все эти условия, он достигает цели, и Истина открывается ему. Если же он не выполняет хотя бы одно условие, то не может завершить свой мистический путь. Когда шейх видел, что ничему новому он мюрида научить не может, он давал ему разрешение (иджаз), что давало мюриду право собирать учеников и продолжать дело своего Учителя.
Кроме прочего, шейхи занимались мистической психологией и развивали умения вызывать трансовые и гипнотические состояния.
Путник, успешно прошедший Тарикат, достигал порога Истины (Хакиката). Считается, что достигший Хакиката человек познает истинную природу бытия и Бога. Поэтому суфии часто называют себя ахл-ак-хакика (люди подлинного бытия). В связи с этим Джавад Нурбахш, Мастер ордена Ниматуллахи, сказал: «Шариат – это речь, Тарикат – это действие, а Хакикат – это состояние»[33].
Выделялись следующие принципы жизни, которых следовало придерживаться суфиям, достигшим ступеней Истины.
Примирение со всеми – главный признак того, что путник познал Бога. Путник ни с кем не враждует, ни с кем не вступает в спор, не отрицает утверждений никаких религий, по отношению ко всем проявляет веротерпимость.
Быть сдержанным и скромным по отношению ко всем людям, иметь одинаковые отношения с разными людьми.
Быть сочувствующим, чтобы все сделанное им пригодилось людям. Он должен направлять людей на благородные дела, поступки, воспитывать в них чувство уважения друг к другу своими назиданиями и наставлениями.
Быть покорным и вести свободный, ни от кого не зависимый образ жизни.
Уповать на Бога и быть терпеливым.
Не быть алчным и стяжателем, ибо основой всяких дурных порочных поступков является алчность. Довольствоваться малым.
Стараться принести людям только пользу и не обижать их ни в коем случае.
Во всех отношениях и ситуациях вести себя спокойно и хладнокровно.
В процессе прохождения Тариката суфии большое значение придавали достижению экстатического трансового состояния, считавшегося особой Божественной милостью, поэтому неудивительно, что в их кругах уже в раннюю эпоху усиленно искали средства, которые могли бы способствовать вызыванию экстаза. Одним из этих средств была музыка, инструментальная и особенно вокальная, сочетающаяся с художественным словом. Слушание музыки было введено в практику у целого ряда шейхов и получило название «сама» (от араб. «слышать»).
Сама для суфиев – это звук, который изменяет внутреннее состояние слушающего. Сама – это полет человеческой души в сторону ее первоначальной основы, который удается путнику только через действительный, внутренний экстаз. Позднее к сама присоединился и танец. Сама применялась не только на дервишских собраниях, но также и на маджлисах (открытых собраниях).
Также, выступая на маджлисах перед самыми широкими народными массами, шейхи активно использовали притчи, сказки и народные анекдоты. Эти беседы увлекали слушателей, вместе с тем шейхи подводили под притчу нужную им теоретическую базу, толковали ее применительно к основной теме своей проповеди и добивались того, что именно нужное им толкование становилось основным для самого широкого круга. Таким образом начала зарождаться суфийская литература, которая в конечном итоге восходит к маджлису. Считается, что мистический эффект изученных в правильной последовательности историй Ходжи Насреддина, авторами которых являются суфии, столь велик, что его достаточно для подготовки изучающего к достижению озарения.
Суфизм имеет восточный оттенок, так как он очень долгое время существовал в рамках ислама. Однако, как утверждает Идрис Шах[34], в настоящее время суфизм уже нельзя назвать чисто восточной системой. Он оказал глубокое влияние не только на восточную, но и на западную цивилизацию. Суфийская деятельность осуществляется в различных обществах и в любое время, и это одна из его тайн. Суфии не нуждаются в мечетях, арабском языке, литаниях или философских книгах. Настоящего суфия можно встретить и на Западе, и на Востоке, он может быть генералом или крестьянином, торговцем или адвокатом, школьным учителем или домашней хозяйкой.
С точки зрения современных сторонников суфизма, сам вопрос «Где и когда зародился суфийский образ мышления?» уже не имеет реального смысла. Место суфизма внутри человечества. Точно так же, как место коврика в вашей гостиной – на полу вашего дома, а не в Турции или Монголии, где он, возможно, был соткан.
Суфизм – это способ мышления, а соответственно и жизни. Современные последователи суфизма считают его внутренним учением, скрытым в любой религии, а поскольку его основа уже заложена в уме каждого человека, то суфийское развитие может продолжиться в любых условиях. И хотя число суфиев во всем мире исчисляется миллионами, глубинная суть суфизма остается таинственной и загадочной. Английский академический принцип гласит, что рыба – не самый лучший учитель по ихтиологии. Наверное, поэтому наиболее авторитетные современные книги и статьи о суфизме были написаны европейскими и американскими университетскими профессорами, которые никогда не погружались в глубины суфийской мысли и не поднимались до вершин суфийского экстаза и которые даже не разбираются в персо-арабской поэтической игре слов[35].
Нельзя рассчитывать на достижение понимания чего-либо нового, опираясь на имеющиеся знания и придерживаясь только определенного способа понимания. Человеческий ум склонен к обобщениям, основанным на далеко не полных данных. Одна суфийская притча освещает один из аспектов этого вопроса и показывает трудности, с которыми может столкнуться исследователь, пытающийся изучать суфизм с помощью ограниченных методов познания.
Слон, принадлежавший группе бродячих артистов, оказался неподалеку от города, где никогда раньше слона не видели. Услышав о таком чуде, четверо любопытных горожан решили добиться разрешения посмотреть на слона раньше других. Но поскольку в стойле, где содержали слона, не было света, изучение диковинного животного должно было происходить в темноте.
Дотронувшись до хобота, один из них решил, что это создание напоминает шланг. Второй ощупал ухо и пришел к выводу, что слон похож на опахало. Третьему попалась под руку нога, которую он мог сравнить только с живой колонной. Четвертый, положив ему руку на спину, был уверен, что слон напоминает собой трон.
Никто из них не мог составить полной картины, исходя из того, что он сумел познать. Каждый ссылался на свой опыт, употребляя при этом названия уже знакомых ему вещей. И каждый был уверен, что прав именно он, но никто из остальных горожан не мог понять, что же случилось и что в действительности произошло с исследователями.
Попытка постичь суть суфизма по энциклопедии и отдельным статьям схожа с ощупыванием слона в темноте. Истинная, глубинная сущность суфизма не подлежит трансляции и открытому распространению. Сокровенные знания и опыт суфийской практики традиционно передавались только при «личной встрече» с Учителем. При этом сам ученик не мог быть посвящен в то, что ему предстоит постичь, пока сам не постигал этого. Поэтому даже суфий может знать о сущности суфизма лишь то, что соответствует пройденному им Пути. Но и он мало что сможет поведать непосвященным, так как многое в этом учении не поддается описанию. Представьте, например, что слепой от рождения человек спрашивает о том, что представляет собой зеленый цвет. Мы знаем, что означает зеленый цвет. Но как это объяснить слепому? Об этом Моулави Руми сказал: «Следы ног ведут по берегу к океану. Далее они исчезают в океане, и не остается и следа». Мы не знаем, что там, а те, кто узнал, не смогут нам объяснить. И хотя суфийские притчи являются многократно преломленным отражением этого учения, они помогают «прикоснуться» к таинствам суфийского мышления[36].
Полезность суфийских историй возрастает по мере развития способности к восприятию и умения извлекать положительный опыт из происходящего. Есть понятие «суфийский удар» – сознательное воздействие, действующее особым образом и подготавливающее ум к суфийской практике. Это название происходит от следующей притчи.
Обезьяна, сидевшая на вершине дерева, бросила кокосовым орехом в голодного суфия и попала ему в ногу. Суфий поднял его, выпил молоко, съел мякоть, а из скорлупы сделал себе чашку.
Из суфийских историй можно извлечь ровно столько смысла, сколько вкладываешь в них сам. И если история кажется человеку всего лишь шуткой, значит, ему необходимо продолжать работу над собой.
Часто суфийские истории сравниваются с персиковым деревом. В них есть красота, питательные вещества и скрытые глубины – зернышки плода. Человек может прийти в эмоциональное возбуждение от поверхностного смысла, посмеяться над шуткой или залюбоваться красотой. Все это происходит так, будто персик только одолжили вам. Вы можете по-настоящему разглядеть форму и цвет, а возможно, и насладиться запахом и вернуть персик обратно.